Письма

Она снова и снова садилась за это письмо и опять, как и прежде, листок летел в корзину. Чувства, самые нежные и светлые чувства переполняли ее, так хотелось, чтобы он узнал об этом, чтобы понял её, чтобы поверил ей! В душе была весна, буйная, цветущая и дурманящая разум и сердце. И только это письмо… Почему-то такие нежные и наполненные теплом слова на бумаге становятся смешными, а страстные – пошлыми. Как кажется, просто написать: «я люблю тебя, я жду и очень тоскую!», и как, оказывается, сложно это сделать. Не один час потратила она. Вот оно – письмо, которое полетит в далекий город, затерянный в лесах, чтобы он, её единственный он, почувствовал, как дорог ей, как любим и, как плохо ей одной. «Здравствуй, мой милый Егор! Ну, как ты можешь! Как у тебя рука поднимается писать, что я не люблю тебя, не думаю о тебе! Я каждую минуту рядом и не на миг не оставляю тебя одного. Если бы ты только знал, как я по тебе тоскую! Ты знаешь, каждый вечер, я, с замиранием сердца жду: не послышатся ли на лестнице твои шаги, не щелкнет ли ключ в замочной скважине. И каждый вечер я остаюсь ни с чем. Впрочем, это не так – я остаюсь с мыслями о тебе. Я сажусь в наше кресло, закрываю глаза и представляю, что будет, когда ты приедешь. Я представляю, как, услышав щелчок ключа, выбегу в прихожую и крепко-крепко обниму тебя, а ты закружишь меня, как тогда, в тот самый счастливый для тебя день. Вот с такими радостными мечтами я и засыпаю, обычно, - прямо в кресле, потому что ложиться в нашу постель без тебя мне не хватает сил. Как только я к ней подхожу, тоска по тебе накатывает с такой силой, что кажется, сердце сейчас разорвется... Ну, хватит о грустном! Солнечный мой, очень прошу тебя – напиши, когда ты вернешься. Эта неопределенность меня просто убивает, ты же знаешь, неопределенность – единственное, чего я боюсь и что ненавижу. Ждать, точно зная, когда ожиданию придет конец и ждать, так как жду я – это две большие разницы! Ты и представить себе не можешь, как больно просыпаться и засыпать, не зная, сколько еще будет таких одиноких ночей, сколько еще раз, засыпая, я не смогу прижаться к твоему плечу, согреться в твоих объятиях, сколько раз, просыпаясь утром, не увижу рядом тебя, не поймаю взгляда твоих светящихся глаз на моих губах! Худшей пытки и не придумать! Будь любящим мужем и напиши, когда, хотя бы примерно, тебя ждать, а то я сойду с ума - и тебе просто не к кому будет возвращаться. P.S. С делами все в порядке, да ты и сам это знаешь. P.P.S. Ну, что?! Ты действительно подумал, что я не напишу этого? Я люблю тебя, и мне не надо было писать этой банальной и заношенной, вывернутой сто раз на сто ладов фразы, чтобы ты в это поверил. Ты всегда это чувствуешь, с того самого вечера в парке «Аугартен», с той самой ночи. Ты чувствуешь мою любовь так же, как я твою, даже если между нами тысячи километров, это чувство не слабее, чем, если бы мы были в объятиях друг друга. Я благодарна тебе, Егор, за то, что научил меня любить, любить так самозабвенно и бесконечно, за то, что подарил мне это чувство непрекращающегося полета, а самое главное - за то, что подарил мне то 28 февраля и все, что за ним последовало! До встречи, мой, и только мой. Целую, твоя жена.» Дописав это письмо, она отвезла его на почту и отправилась домой – ждать его. Ждать, сидя в их кресле или стоять, уткнувшись лицом в оконное стекло и всматриваясь в горизонт, – ведь он где-то там. Он – её единственный, тот, кто смог сделать её счастливой навсегда.