безбожный час

— да, дыши вот так, — тихий шепот проносится рядом с ухом, и Чонгук чувствует дрожь в коленях из-за чужой похвалы, — умница. все слишком сумбурно: пестрый потолок над головой с картинками чего-то высшего и чистого в виде воздушных облаков и разговаривающих ангелов слепит своей белизной и сверкающим золотом; в окне слева бушует ветер вперемешку с дождем, и его капли бьются о стекло, настойчиво пытаясь проломиться внутрь комнаты; ткань в руках натягивается до предела, грозясь треснуть, и Чонгук облегченно выдыхает, когда Ким перекладывает его ладони за свою шею, давая возможность объятий; его дыхание перемешивается с чужим; голос срывается на стон. Тэхен говорит «ты же доверяешь мне, ангел?», и Чонгук несколько раз кивает, поворачивая голову в сторону и поднимая подбородок вверх. — не бойся, — Ким касается чужой покрасневшей щеки, мягко убирая мешающуюся прядь вьющихся волос за ухо, и пытается успокоить испуганно бьющееся гуковское сердце мягким поцелуем в основание нижней челюсти, — я… я постараюсь не делать слишком больно, хорошо, детка? — следует повторный кивок. Чонгук чувствует, как чужое дыхание обжигает кожу ключиц и шеи, слышит, как отчаянно рвется сквозь ребра его сердце, а потом сталкивается глазами с глазами одного из ангелов на потолке его комнаты и перестает дышать. — он смотрит так осуждающе, — немыми губами говорит Чонгук в пустоту, не прерывая взгляда от нависшего над ним крылатого. такое чувство, словно чужие глаза, живые глаза, осматривают его, расложившегося под, как сказали бы благочестивые люди, дьявольским отродьем, с головы до ног, видят его предательски опухшие губы и красные пятна на его бедрах, видят наготу и, столкнувшись с тэхеновской спиной с уродливыми шрамами на лопатках, в разочарованности хмурят брови, говоря о том, как же, боже, ты скатился, Чонгук, как же ты грешен. некомфортно. Чон сильнее тянет медлящего в аккуратности Тэхена на себя, стыдливо утыкаясь лицом в его плечо. — ты… ты можешь, — подталкивая ладонью чужую голову за затылок к своей шее. Тэхен выглядит домашним тигренком, который раньше был диким зверьком, но в чужих руках стал покладистым и нежным. да только Чонгук знает, чувствует, что Ким сейчас еле сдерживается от того, чтобы не вгрызться в почти принесенное ему на блюде мясо, чтобы не п е р е б о р щ и т ь, сделав мальчишке больно или вовсе убив его в каком-то зверином приступе, — все хорошо, — шепчет Чонгук, чувствуя прикосновение губ к коже. слишком чувствительно. Тэхен делает глубокий вдох, а после — приоткрывает рот, обнажая острые клыки. мальчишка вновь неосознанно поднимает глаза к одному из ангелов над ним, встречаясь с искривленной в раздражении улыбкой, и кусает губы, пытаясь приглушить крик, стоит Тэхену наконец вонзить зубы в поддатливую кожу. • в щелочках постепенно закрывающихся глаз Чонгук видит, как ангел отворачивается от него, словно не в силах дальше смотреть на чужой грех. — ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Тэхен с изгонутыми бровями, смотря на чужое слегка побледневшее лицо. у него в уголках губ кровь невысохшая, и Чонгук кивает, притягивая его к себе в просьбе о поцелуе. определенно, теперь ему плевать, какой грех он совершил.