Альфабит Синдикат

      Мне хотелось задать кучерявому незнакомцу массу вопросов, но вместо этого я смотрел под ноги, чтобы не оступиться в сгущающихся сумерках, и думал об ответах — о правильных ответах на его вопросы. Они точно будут — понял я.       — Ты анархист? — вдруг весело спросил он, развернувшись на одной пятке и осмотрев меня с ног до головы.       — Смотря что ты имеешь в виду под словом «анархист», — выкрутился я, поравнявшись с ним.       Он казался эмоционально возбуждённым, быстро шагал, шурша листвой, и то и дело заглядывал мне в лицо.       — Да ладно… — рассмеялся он. — Можешь меня не бояться, я всегда мечтал встретить анархиста. Ты покинул коммуну? А она далеко вообще? Великий дракон, яйки его метасплавные! Ты анархист!       Я усмехнулся, поняв, что слышу какой-то хитрый местный сленг или ругательство.       — Как тебя вообще сюда занесло? — не унимался он. — Здесь ведь кругом шныряют ищейки Корпорации, тебя здесь вычислит каждый дрон, робот или кобот. — Парень оживлённо жестикулировал, а лицо его транслировало крайнее удивление.       Надо было что-то отвечать, и я замялся.       — Видишь ли, проблема в том, что после травмы я многое не помню. То есть мне сказали, что я терял сознание, крепко приложился, видимо, до сих пор память не восстановилась.       Он недоверчиво посмотрел на меня, вздохнул, закивал.       — Это потому, что ты немодифицированный — слабый, хрупкий организм. Я, когда тебя просканировал, обалдел. Думал, таких не бывает. Ты как из прошлого века. Как сектант какой, отринувший технологии.       — Ну, да… — воодушевился я, сочтя, что отмазка проканала. — Я рос в обществе, которое отрицало технологии. Знаешь… скрепы, все дела… — решил пошутить я, но поздно смекнул, что шутку про скрепы и общество он вряд ли поймёт в верном ключе. Главное, не сморозить что-то в духе: «Как тебе такое, Илон Маск?» — А ты тоже немодифицированый? — решился спросить я.       Он рассмеялся и с жаром начал по-мальчишески рассказывать:       — Нет, конечно. С виду так может показаться. Я без перегибов — никаких хитровыебанных бадмодов, модных или трендовых луков, у меня вся ценность — здесь… — и он наставил средний и указательный палец себе в висок. — Прокаченная нейросетка. Жаль, что ты ничего не помнишь. Я же немного историк. Техноархивариус. Всё пишу себе на подкорку. У меня там зеттабайты инфы.       — И ты всё это помнишь? — удивился и ужаснулся одновременно я.       — Нет. Но если есть необходимость, я могу быстро выцепить из нейросети почти любую инфу, особенно касательно истории, науки и технологии. В том смысле, что я не записываю видеоинфу в реальном времени. Это дорогой апгрейд, и, признаться, я не готов распрощаться с верхней половиной лица. Моя старшая сестра вечно шутит, что брови у меня как гусеницы, но… у меня ведь такие большие и добрые глаза, не правда ли? — рассмеялся он, сверля меня ими, будто специально провоцируя.       Я неловко кашлянул в кулак. Парень оказался более чем словоохотлив. Складывалось ощущение, что он долго скучал в своей глуши.       — Когда придём, лучше не кашляй при сестре. У неё бзик насчёт вирусов. Я, конечно, просканил тебя, но она просканит тебя ещё раз более мощной стационарной системой.       — Куда придём? — немного напрягся я.       — О, Великий дракон, я же не брошу сектанта-анархиста в лесу! Тебя здесь мигом перемелют, разделив на биокомпоненты.       — Те хищные тварюги?       — Не тварюги, а сверххай-тек террароботы.       — У них есть функция?       — Крепко тебя приложило, я погляжу. Ты, между прочим, в заповеднике тест-центре. И все терработы заняты здесь процессом терраформирования, обеспечивая круговорот жизни, обеспечивая искусственную цепь питания. Это же урок окружающего мира первой ступени младшего образования. Ты меня пугаешь вообще, я не думал, что анархисты — неандертальцы.       — Прости-прости… я в курсе про цепь питания, просто я сегодня немного туплю.       Мне не хотелось его разочаровывать. Я лишь собирался получше просветиться относительно места моей новой дислокации.       — Ты здесь работаешь? — аккуратно спросил я.       — Не совсем. Здесь работает муж моей сестры. Они всей семьёй живут здесь безвылазно. Ты им понравишься. Они тоже немного неандертальцы. Моя… — я плохо расслышал два мелодичных слога, которыми он назвал, по-видимому, свою сестру, — она тоже против бадмодов, боится последних технологических трендов. Вы определённо найдёте с ней общий язык. А я, считай, практикуюсь.       Я никак не ожидал такого. Меня беспокоила перспектива встречи с ещё двумя местными жителями и их предполагаемые вопросы. А они будут, я был убеждён. Плюс меня волновала ситуация с Сондрой и её биокомпоненты. Я искренне надеялся, что они оставались всё ещё при ней, о чём и не преминул напомнить болтливому незнакомцу.       — Слушай, а как же моя подруга и эти терработы? Я бы хотел найти её прежде, чем её включат в цепь питания.       — Я помню. Подожди. Мы почти пришли.       Парень подошёл к неприметному дереву. Я огляделся. Одинокая рослая сосна почти светилась в сгущающихся сумерках. После его прикосновения к стволу податливо съехала вбок длинная пластина, открыв хитросплетения прозрачных проводов, по которым, словно по артериям, бежали голубые огоньки. «Как рождественские светодиоды в парке», — подумал я.       — Подожди в стороне, пожалуйста, — неожиданно серьёзно попросил мой проводник.       Я послушно отвернулся и отошёл к поваленному дереву. Убедившись, что оно сухое, я сел и лишь тогда ощутил, как ноют икроножные мышцы. Я поглядывал за моим новым знакомым: как он вытянул из недр ствола длинный тонкий кабель, выудил из кармана нагрудной сумки какой-то переходник, подсоединил к кабелю, потом поднял шевелюру в районе третьего шейного позвонка и как будто воткнул в себя кабель. Он аккуратно сел прямо на подстилку из жухлой травы и листвы. Лицо его непривычно сосредоточилось и посерьёзнело. Я лишь заметил, как непроизвольно колеблются его глаза под закрытыми веками. Ничего не происходило. Прошло, наверное, около получаса, когда он наконец открыл глаза и отсоединился.       — Её здесь нет. Она вышла за пределы заповедника.       — Она жива? — с надеждой спросил я.       — Жива. И терработы ей уже не навредят.       Увидев, с каким облегчением я вздохнул, он продолжил не сразу.       — Только далеко она не уйдёт. Там везде блокпосты. Если у девчонки нет чипа, а его нет, как и у тебя, — я прав?       Я закивал.       — Значит, она, скорее всего, попадёт в распределительный отсек.       — Типа тюрьмы? Или там тоже раскладывают на биокомпоненты?       — Нет, — рассмеялся он, — у нас не колония Альфа, где принято аннигилировать всех несанкционированных или странных. Она будет ждать распределения. Засунут в какой-нибудь отдел корпорации для низкоквалифицированных сотрудников. Это решает корпоративный совет.       — Мне, наверное, надо туда же. Так проще будет, — я поднялся и понуро изучал свои пыльные кеды, оценивая перспективу попасть в «трудовой лагерь».       — Муденкойдай?! — по-китайски спросил он, округлив глаза.       По выражению его лица я, кажется, понял перевод.       — Типа мудак совсем… ну, типа того…       — Добровольно в рабство? Ты бредишь. Найдём другой способ. А сейчас, извини, но я проголодался.       Он повернулся спиной и пошёл по лишь ему видимой тропе меж деревьев. Уже стемнело. Я прислушался к звукам леса и посмотрел на небо. Кроны деревьев уходили далеко вверх. Может, я бы хотел остаться здесь и испытать судьбу. Может, закончить этот немыслимый квест самым простым из доступных способов.       — Ты идёшь? — позвал он, остановившись. — Рекомендую поторопиться.       Он позвал меня — значит, так тому и быть. Я не стал ждать ещё одного приглашения и нагнал его. Видно было, что он доволен и улыбается. А мне отчего-то захотелось курнуть, но об этом желании я рассудительно промолчал.