Я чувствую твою боль

«Вонзи иглу мне в глаз, моя душа утратила покой, я вовсе не злой, но иногда я чувствую себя мёртвым». Lil Peep — When I Lie

      Это была пустота, о которой невозможно было рассказать кому-либо. Нет. Не так. Довериться. Это слово прожигает грудную клетку, но ничего не чувствуешь. Это самое дерьмовое.       Возможно, приятно что-то чувствовать, но я не хотел.       Мне было шестнадцать, когда это произошло.       В школе все смотрели на меня, как на утопающего, но я не подавал виду, я не просил о помощи. Мои друзья перестали общаться со мной, вероятнее всего, из-за того, что я оттолкнул их. Но я чувствовал в этом смысл. Чтобы не потерять тех, кого любишь, нужно отпустить, испугать, оттолкнуть от своей души. Школьный психолог и директор не раз предлагали мне помощь, но я отказывался, потому что не нуждался в ней. Но на меня до сих пор смотрели, как на жертву.       Это случилось в День благодарения.       Я с семьёй направлялся в гости, скорость машины не превышала указанных знаков. Но по какой-то причине они остались мертвы. У другой машины, которая унесла с собой жизни многих людей на той трассе, отказали тормоза. Я видел всё, но пытался забыть. Это не было страшным сном или кошмаром, это было, словно ад. Словно то, чего люди никогда не знали. Я чувствовал, как грудную клетку что-то пронзило. И я чувствовал кровь, только она была не моей. В тот момент я потерял умение дышать, осознавать что-либо, чувствовать боль. Это настолько поразило мой мозг, что он отчётливо пытался это забыть. И до сих пор пытается.       Вот только сложно забыть то, что было со мной целых шестнадцать лет. Терять близких - невероятно сложно. Тот «несчастный случай», про который говорили по всем новостям и писали в каждой газете, отобрал у меня младшую сестру, мать и отца.       Последнее, когда я видел их, это были их неживые лица. И меня не было на похоронах, потому что я был в коме. Что-то подсказывает мне, что я не хотел возвращаться. Не хотел существовать. Один вопрос. Как?       Как мне теперь просыпаться, зная, что я один? Как мне завтракать, если в доме стоит тишина? Как мне смотреть на вещи, которые раньше были в норме для меня? Как мне общаться с людьми, которые ждут, чтобы утешить меня? Как мне снова быть тем подростком, которым я был три месяца назад?       Как?       Сестра мамы - тётя Алексия, взяла надо мной опекунство. Она живёт с мужем - Эрнестом и маленьким ребёнком - Сантой. Они назвали её так, потому что она родилась в канун Нового года. Они посчитали это как дар.       Алексия и Эрнест добры ко мне, они не запирают меня в чулане, как Гарри Поттера. Хотя, я бы не отказался от изоляции. Но раз такого не произошло, то я выбрал самоизоляцию от мира, который окружал меня.       Мне больше не нравилось играть в карты по воскресеньям, мне не нравились походы, горячие блинчики, кантри, снежинки на ресницах, я удалил все социальные сети, а ещё мне не нравился сам я.       В этом была проблема тех, кто теряет самое близкое. Они считают, что не заслуживают жизни. Я тоже так считаю.       Времена, когда я был счастлив - стёрлись. И теперь я, словно, огромная туча, как из мультфильма «Головоломка», которую звали Печаль.       Стоило ли говорить о том, что я несчастен кому-либо? Не думаю.       Школьный день всегда однообразен. Мне нравится изучать историю, это действительно интересно. Люди погибали, сражались, защищали других от нападения. И они оставались людьми. Сейчас всё по-другому. Человечность погибает в людях. Они готовы на многое, чтобы их фотография набрала большое количество лайков, чтобы добыть наркотики, заслужить внимание кого-либо. Они готовы на всё плохое, чтобы остаться хорошим для себя.       Для меня, жить в двадцать первом веке, это отстой. Люди выставляют свою жизнь не такой, какая она есть на самом деле. — Джастин?       Я забываю о своих мыслях и возвращаюсь на урок математики. Миссис Маклое смотрит на меня, как и весь класс. Всё нормально, они думают, что у меня депрессия. Это не так. — Если тебе плохо, ты можешь выйти.       Я нахмурился и посмотрел на бывшего лучшего друга. Адам. Его лицо напоминало ужас. Он смотрел на меня, как будто хотел помочь. Единственный, кто ждал меня с того света был Адам. Он каждый день приходил в больницу, спрашивал про моё состояние и приносил апельсины. Хоть я был в коме, он надеялся, что когда я проснусь, то сразу захочу есть.       Но когда я пришёл в себя, я хотел кричать.       И я кричал. — Почему вы думаете, что мне плохо?       Миссис Маклое замялась, а затем указал рукой на свой нос. Я нахмурился и провел пальцем по своему.       Кровь.       Это была всего лишь кровь. Но дыхание подводило, я чувствовал, как виски готовы потрескаться от болезненных воспоминаний. Но я был сильным. — Адам, помоги Джастину дойти до медпункта.       Я не стал ничего говорить. Адам сразу же подскочил и подошёл ко мне, помогая встать. Поднимаясь, я почувствовал слабость во всём теле. Такое случалось иногда. Это называется давление. Ничего страшного и убийственного.       Адам помог дойти до медпункта. Я сел на скамью, откидывая голову и прижимаясь к холодной стене. — Черт, где она? Пойду найду её, посиди здесь.       Я остановил его. Может быть, нужно поговорить? — Посиди со мной.       Адам остановился и осторожно сел рядом. Он посмотрел на меня, но я смотрел вперёд. Разве было что-то атмосферного в школьных шкафчиках? В них не хранились тайны, в них пылились учебники, которые никто не хотел изучать. — Ты провел мою семью в рай?       Адам нахмурился и помотал головой. — Разве ты не знал, что Адама изгнали?       Я пожал плечами и натянул подобие улыбки. Это было время осознания. Осознание того, что теперь ты один. — И вообще, ты же знаешь, ударение в моем имени ставится на первую «а».       Я кивнул и посмотрел на него. Я совершенно не знал, что сказать ему, а может, стоило помолчать? Иногда стоит промолчать, чем сказать какую-нибудь ерунду.       Адам - бывший лучший друг, но не только мой. Моя семья любила его, как сына. Мы часто собирались на пикники и устраивали ночёвку в палатках. Это было весело. — Джордон спрашивал, не хочешь ли вернуться в группу.       Год назад мы создали нашу музыкальную группу, которая называлась «надежда». В основном мы пели на школьных концертах, но после смерти семьи, я ни разу не брал гитару. Мне кажется, я вовсе забыл, как играть. — Я не готов.       Адам кивнул.       Я никогда не буду готов вернуться к той жизни, что была когда-то у меня. Мама всегда говорила, что нужно ценить моменты, дорожить ими и помнить. Но я не хочу больше никаких моментов, я не хочу чтобы у меня были воспоминания. Всё, чего я когда-то хотел - вернуть всё.       После осмотра, я хотел отправиться домой, место, куда меня приняли и относились, как к своему, но я остановился возле одного кабинета.       Раз в неделю у нас была музыка. Это был обязательный урок, но я постоянно пропускал его. Мистер Томпсон понимал меня и никогда не давил. Люди вообще боятся разговаривать с такими людьми, как я. Разбитыми, отрешенными, потерянными.       В этот раз я решил пойти. Пару секунд я стоял возле двери и думал о том, нужно ли мне входить и могу ли я прикасаться к гитаре.       Но я почему-то решил, что смогу.       Я открыл дверь и в классе повисла тишина. Быть в центре внимания - оказалось сложнее, чем я думал. Каждый считал важным и нужным посмотреть на меня с грустной улыбкой или подойти и сжать моё плечо. Как будто от этого что-то изменится. — Джастин, ты на урок?       Я кивнул и прошёл к своей парте.       Мистер Томпсон хлопнул в ладоши. — Продолжим урок.       Я оглядел каждого в этом классе, иногда полезно подумать над тем, почему человек такой. Передо мной сидела Лекси, она выбирала очередной фильтр для своей ленты в инстаграме. Ей может и нравилось фотографировать, но если бы там было бы меньше ретуши, я бы понял. Справа от меня сидел Джо, его всегда заботили оценки, он постоянно что-то читал и записывал в свой блокнот, видимо, важные вещи. Дома его никогда не ждали, поэтому всё свободное время он проводил в библиотеке. Хэлен обладала «крутой» способностью - выбесить каждого, она всегда говорила и не важно, слушал её кто-то или нет. И у меня нет оправдания на этот счёт. Джози - синоним тишина, она никогда не спорила, не конфликтовала с кем-либо, но любила покурить в одном из районов нашего города.       Адам ловит мой взгляд. Он обеспокоенно смотрит на меня. Я выгибаю бровь и возвращаюсь к уроку. Мистер Томпсон любил себя. Он постоянно рассказывал о своих достижениях с такой интонацией, как будто это единственное, что ему дорого. Он был раздражительным.       Слышу тихие всхлипы и слегка оборачиваюсь. Келлен закрыла лицо руками и легла на парту, чтобы её не видели.       Когда девчонки расстаются с парнями, они пишут цитаты о том, что их сердце разбито. Во время аварии в мою грудную клетку что-то вошло, и я чуть не умер. Моё сердце было в миллиметрах от смерти.       После смерти младшей сестры я звонил на её телефон около сотни раз. Я думал, что она ответит и как обычно скажет «Я не куплю тебе колу». Это было традицией. После посещения хора, я постоянно звонил ей и просил купить колу, а она постоянно смеялась и твердила, что не купит. Ей было тринадцать.       Мы были братом и сестрой, которые любили ночью найти чипсы и есть в моей комнате при просмотре очередного раза фильма «Сумерки». Она так любила его. Последний раз, когда я был в доме, я зашёл в её комнату. На стенах все ещё висели постеры с актёрами фильма. На каждый Хэллоуин она одевалась, словно вампир. Она смеялась и говорила, что не пьёт кровь людей.       В день смерти, я смотрел на неё и из её рта текла кровь. Она смотрела на меня и улыбалась. Шептала, что всё будет хорошо, а через несколько минут умерла, оставив меня одного.       Мелони.       Я не смогу никогда забыть о том, что случилось. Продолжать жить? Это не вариант для меня.       Звонок с урока был, как напоминание, что я всё ещё живу. Когда все ушли, я оставался сидеть. Я думал о том, что произошло. Вспоминал отца и его серьёзное отношение к жизни. Он был ответственным, продуктивным и всегда говорил о гармонии души.       Я протёр лицо и накрыл его ладонями на несколько секунд. Пока в класс кто-то не вошёл. Убрав руки с лица, я посмотрел на порог кабинета. Это была девчонка.       Она засуетилась, но я просто смотрел. Её рыжие длинные волосы были собраны в хвост, а чёрное платье хорошо смотрелось. Если бы я увидел её в коридоре школы, то даже не заметил. Я вообще не смотрю не девчонок, они не интересуют меня, точно также, как и парни.       Можно ли сказать, что я асексуален? — Я не буду мешать тебе, если поиграю?       У неё был нежный голос, как у моей сестры, поэтому я решил ответить ей. — Нет.       Она кивнула и подошла к шкафчику в конце класса. Ученики школы, которые были заинтересованы в музыке имели собственные шкафчики, где могли хранить свои инструменты. Она подошла к одному, на нём было написано «Венера».       Я бы улыбнулся, но внутри дыра, которая забирает все положительные эмоции.       Она достала гитару и поднялась на пьедестал, где мы обычно играли. Я же повернулся к ней. Мне вдруг стало интересно, как она играет. Прежде я и правда не замечал её.       Венера посмотрела на меня и изогнула бровь. — Не против, если я посмотрю?       Она лишь помотала головой и села. Гитара в её руках смотрелась настолько по-новому для меня. Венера держала её с такой заботой и любовью, как я руку сестры, когда она умирала. Мелони сказала, что у нас одна душа на двоих, так что же происходит, когда часть тебя погибает?       Я вздрогнул.       Венера играла хорошо знакомую мелодию. Каждую субботу моя семья собиралась у камина, и я играл её. Мама любила пить вино и слушать, как я играю, отец внимательно слушал и держал руку матери. Мелони же снимала меня на свой телефон и фотографировала, ей нравилось вести инстаграм. Она говорила, что когда постареет, то всегда сможет посмотреть их.       Только вот.       Этого не произойдёт.       Венера играла минуту, а потом сбилась. Её брови нахмурились, видимо она пыталась вспомнить. —  фа-мажор, соль-мажор, ми-минор.       Она поднялась взгляд на меня и улыбнулась. — Ты знаешь эту мелодию?       Я бы мог ей рассказать, как много она значит для меня, но никто и никогда не узнает этого. Я пообещал, что не заставлю чувствовать кого-то то, что чувствую я.       Венера указала на гитару и протянула мне. Я помотал головой. — Я не играю больше.       Тогда она поднялась и подошла ко мне. Её тёмно-карие глаза смотрели на меня в ожидании, но я не мог. Я давно уже не играл. — Пожалуйста.       Отец говорил, что вежливые люди заслуживают внимания. Но он не знал, что вежливость - не всегда бывает с добрыми намерениями. Но я решил, что этот момент стоит этого. Может быть, игра на гитаре ничего и не изменит, но я окунусь в те воспоминания, которые я пытаюсь так тщетно забыть. — Хорошо.       Я беру у неё гитару и кладу себе на колени. Боже, как же давно я не держал тебя в своих руках. Закрываю глаза, растворяясь в этих минутах и начинаю играть. Как бы не хотелось забыть, пальцы и руки всегда будут помнить то, что было для меня всем. Музыка льётся через мою кровь по венам, попадая в сердце, мозг и в половину души, наполняя пустую часть. Гитара всегда была для меня чем-то важным, тем, с кем я мог остаться в одиночестве и не бояться темноты.       Открываю глаза, продолжая играть, и наблюдаю за блестящим, но умиротворенным взглядом Венеры. Она смотрит на меня, затем на мои пальцы и улыбается. Я так давно не видел искренних улыбок. Я так давно не видел чистоты во взгляде.       Заканчиваю играть, когда сердце начинается биться сильнее, а пульс чувствуется в висках. Это состояние не нравится мне также, как и сам я. Отдаю гитару Венере и ловлю её взгляд. Она выглядит встревоженной. Вряд ли она знает, кто я такой. Хотя вся школа только и говорит о том, как маленький мальчик потерял семью и сам чуть не умер. — Спасибо.       Она улыбается. — За что?       Я хмурюсь и собираю тетради в рюкзак. — Люблю смотреть на людей, которые любят музыку, так же, как и я.       Я хмыкаю и поднимаюсь, она поднимается за мной. — Почему ты не ходишь на музыку?       Несколько секунд Венера молчит, а потом стеснительно улыбается и прячет улыбку. Но она красивая как и она. — Потому что мистер Томпсон выглядит, как зазнайка.       Если бы я мог, я бы сейчас рассмеялся и сказал, что чувствую то же самое. Но я лишь киваю и слабо улыбаюсь, точнее приподнимаю уголок губ. Эта моя улыбка двадцать четыре на семь. — Пока, Венера.       Она улыбается, и я направляюсь к выходу. Когда я собираюсь открыть дверь, она отвечает. — Пока, Джастин.       Я открываю дверь и выхожу, но внутри миллион эмоций, которые разрывают и опустошают часть души, которая до этого была наполнена музыкой.