Я чувствую твою боль

«В этой толпе я один, и каждая прожитая секунда напоминает мне о том, что я не дома» Troye Sivan — Happy Little Pill

      По дороге «домой» я наблюдаю за людьми. Раньше я любил слушать музыку или разговаривать по телефону с Адамом. Сейчас же я, как и большинство людей, был сбит и просто возвращался «домой».       Обычно в четверг они уезжают на пикник, поэтому дома никого нет. Эрнест звал меня несколько раз, но я отказывался, поэтому они бросили попытки. Я тоже.       Выхожу на веранду и располагаюсь на диване. После смерти семьи я стал много пить воды. Может быть, это потому что я задыхался и задыхаюсь практически каждую ночь? Обычно я выпиваю два с половиной литра воды, но это все равно не помогает. Во сне я вижу, как умирает Мелони. Она не кричит, а просто смотрит на меня.       В этой части дома удобно наблюдать за закатом. Только сейчас я стал замечать, что каждый раз он разный, такой же, как воспоминания, то красочный, то тусклый. Скачиваю в сотый раз инстаграм на телефон, но только для того, чтобы посмотреть фотографии, сделанные Мелони.       Последняя фотография, которую сделала Мелони была за несколько часов до смерти. Мы вдвоем сидим на задних сиденьях машины, я обнимаю Мелони, а мама фотографирует нас. Она подписала «Одна душа на двоих». Закусываю губу, чувствуя, как огромный ком подступает к моей жизни. Открываю комментарии, первый от Адама «Хватит фотографий! Приезжайте скорее 😄», далее от её друзей. Спустя сутки под этой фотографией было написано около ста комментарий по типу «Сожалею о потере». Листаю вниз и любуюсь мамой с папой, которые сидят в обнимку возле камина. Они такие счастливые. Листаю дальше, но фотографий уже не вижу, их застелила пелена слез. Делаю несколько глубоких вдохов, но это не помогает, и я разрываюсь на части.       Захожу в дом, направляясь в свою комнату. Падаю в кровать, утыкаясь лицом в ладони. Я рыдаю до момента, когда челюсть начинает дрожать, ком причиняет острую боль, а тело содрогается. После этого я всегда направляюсь в душ. Пытаюсь смыть то, что произошло пятнадцать минут назад.       Такое часто происходит, я даже не успеваю дойти до третьей фотографии. Слишком чёткие воспоминания, чтобы не чувствовать их. Они причиняют боль, потому что больше никого нет рядом со мной.       Когда я пришёл в себя, первый мой вопрос был «Почему я жив?».       Алексия с Эрнестом и Сантой вернулись поздно вечером. Я смотрел какое-то глупое шоу по телевизору. Алексия улыбнулась мне и поинтересовалась, как дела в школе. — Нормально.       Я пытался не грубить, потому что они приняли меня в свою семью. Но после осознания, что ты один и беззащитен, сложно не грубить. Эрнест поднял Санту и направился в её комнату. Алексия села рядом со мной, я посмотрел на неё. Понятно же, что она села не шоу смотреть. — Если ты хочешь, мы можем перевести тебя на домашнее обучение. Ты только скажи, в этом нет ничего страшного.       Я нахмурился и помотал головой. Сильные люди должны справляться с любой ситуацией, и я хотел быть таким. — Ничего страшного, никто даже не знает.       Я ответил так, как будто я напился на вечеринке и об этом все узнали. Думаю, в тот момент я тоже бы переживал, но это все не сравниться с тем, что происходит сейчас. Каждый пытается что-то сделать, неужели у меня на лице написано «П О М О Г И Т Е»? — Хорошо. Ты будешь ужинать?       Я кивнул и почувствовал, как мой живот скрутило от боли. Первые несколько дней я отказывался есть, мне ничего не хотелось, но Алексия вкусно готовит, да и сильным людям нужна сила. Еда - жизнь.       Жить не для того, чтобы есть, а есть для того, чтобы жить.       Это правило мне рассказал отец, первое время я не ел для того, чтобы умереть от голода, но затем Алексия принесла мне домашний суп, и я налетел на него.       Они вегетарианцы, это означало, что теперь я тоже. Но они никогда не навязывали мне это мнение. Я сам выбрал. Первые дни Алексия пыталась приготовить мне что-то из мяса, но она выглядела такой несчастной, что я отказался от этой идеи. Тем более, что может быть вкуснее еды, которую она приготовила?       Во время ужина Алексия и Эрнест болтали о планах на следующий день. Я же просто слушал их и понимал, что у людей существуют планы не на жизнь, а просто на один день. Это казалось здоровской идеей.       Поэтому я составил план на завтра:       1. Никому не грубить.       Думаю, этого достаточно для начала, может быть, потом я добавлю «быть вежливым». Но это не точно.       Ночь казалась чем-то таинственным. Я любил сидеть на веранде, пить холодный крепкий кофе и смотреть на звёздное небо. Вокруг была лишь тишина. Мы стали с ней лучшими друзьями. Возможно, таких друзей многим людям и не хватает.       Как много скрывается в тишине. Сначала приходит осознание, что тишина - лучшее, что было за последние несколько месяцев. Затем приходит чувство, что это замечательно, на душе становится спокойно. А затем эмоции. Это моё любимое, потому что их нет. Вот, почему я люблю тишину.       Достаю телефон и пытаюсь сфотографировать звёздное небо, не знаю зачем я это делаю. Но может, когда-то я посмотрю на эту фотографию и пойму, что стал другим человеком. А звезды будут такие же.       Мелони всегда говорила, что где бы мы не находились, мы всегда будем под одним небом.       В четыре часа утра начинает светлеть, я замечаю соседа, который выходит на пробежку. Может, это помогает отвлечься от мыслей? Но ведь думать - так хорошо. Я пожимаю плечами, а позже осознаю, что разговариваю сам с собой. В голове.       В школе ничего нового, около трёх учеников подошли ко мне и спросили, как я чувствую себя. Я ответил, что всё хорошо. В мои планы не входило грубить. Иду по коридору и возле входа в кабинет замечаю Венеру, она пытается открыть свой шкафчик, но видимо у неё плохо получается. Мотаю головой и подхожу к ней. — Проблема?       Венера вздрагивает и оборачивается. На её лице сразу же расцветает улыбка, если бы я мог, то тоже улыбнулся ей, а ещё спросил как дела. — Привет, Джастин, — она отходит от шкафчика, дав возможность открыть его мне. — Этот дурацкий шкафчик постоянно заставляет меня опаздывать на урок.       Я ухмыляюсь и открываю шкафчик за три секунды. Чувствую себя героем, потому что спас чью-то душу от поедания собственных же мыслей.       Венера хлопает в ладоши и улыбается. — Спасибо!       Странно, что такие вещи делают людей счастливыми. Казалось, что я уже никогда не улыбнусь. А когда я слышал собственный смех?       Пройдя в кабинет, я занял своё место и достал тетрадь. Может быть, стоит что-то записать? Открываю тетрадь и понимаю, что здесь ничего нет. Как и в душе.       Сейчас середина учебного года - февраль, в Канаде обычно холодно в это время. Здесь вообще зима суровая, но в этом году мне нравится, словно мы вместе с ней. Даже сидеть на веранде доставляет мне больше эмоций, чем день в школе.       Я хмурюсь и почему-то вспоминаю Венеру. Сегодня у неё были распущены волосы, и они такие красивые, словно цветы в саду. Жалко, что мой сад мёртв и мне нечего показать ей. Замечаю, как она заглядывает в класс, взглядом находит меня и сразу же улыбается. Я хмурюсь, а все взгляды обращаются к нам, даже Адам смотрит так, словно я переспал с миссис Доррис. — Я хотела тебе отдать это, ты забыл вчера.       Венера кладёт женский браслет на стол, но только я понимаю, что это значит. Это браслет моей младшей сестры, я ношу его с собой, как талисман. Странно, но вчера я даже не понял, что его нет со мной. — Он выпал из твоего рюкзака.       Я киваю и беру в руки. Он сделан на заказ специально Мелони, потому что только она любила тюльпаны, а по всему браслет были нарисованы именно они. Никогда в жизни не встречал человека, который любил бы тюльпаны, как она. — Спасибо.       Я прикусываю язык и кладу его обратно в карман.       Венера скромно улыбается и уходит.       Смотрю ей вслед и тяжело вздыхаю. Приходит осознание, что мне хочется знать не только её имя, но я не понимаю, зачем мне это.       Урок математики проходит также, как и испанский. Направляясь в столовую, ищу место для того, чтобы сесть и замечаю Венеру. Она сидит одна и читает книгу, рядом с ней есть свободные столики, поэтому я сажусь за одним из них. Присматриваюсь и понимаю, что она читает «Сумерки».       Твою мать.       Какого хера она читает именно эту книгу! Она что издевается надо мной? Сначала она играет мелодию, которая много значила для меня, а теперь читает эту книгу. Что за черт? — Джастин?       Я вздрагиваю и поднимаю взгляд. Адам стоит с подносом и кивает на свободный стул. Я сглатываю и киваю. Я обещал не грубить. Бросаю секундный взгляд на Венеру и ловлю взгляд больших темно-карих глаз.       Она улыбается и снова погружается в книгу. — Кто это? — тихо спрашиваю я.       Адам смотрит на меня так, словно я влюбился в Венеру и хотел знать о ней каждую деталь. Но это было не так. — Это Венера Хэнсер. Она учится на класс младше нас.       Я киваю. — Ей пятнадцать?       Адам улыбается и мотает головой. — Сегодня стукнуло шестнадцать.       Я снова смотрю на Венеру. У неё день рождения также, как и у меня. Это какое-то дурацкое совпадение. — Как и тебе, чувак. Ты почти взрослый.       Я хмурюсь.       Мне исполнилось семнадцать, но было очевидно, что ни я, никто не должен поздравлять меня и радоваться этому дню. До смерти семьи, мы каждый год выбирались из города и праздновали его в лагере. Это было здорово. В том году родители подарили мне билет на концерт группы, которую я на тот момент слушал. Больше я не слушаю её. Вот, как смерть влияет на людей. Я знаю, как долго они пытались его купить, подарили мне за 4 месяца до дня рождения, но я продал его и купил себе несколько книг. — Она хорошая девчонка.       Выгибаю бровь и делаю глоток апельсинового сока. — Почему ты так думаешь?       Адам задумчиво посмотрел на свой поднос и ответил. — Она поёт в хоре, участвует в волонтёрстве, хорошо учится и ни разу не была замечена на каких-то вечеринках.       Я ухмыльнулся и посмотрел на Венеру. Так вот, что нужно, чтобы люди считали, что ты хороший человек? — О, а ещё она вежливая.       Да, я заметил. — Откуда ты знаешь о ней так много?       Он рассмеялся, а потом, заметив, что моё выражение лица не изменилось, серьёзно произнёс. — О ней постоянно пишут в нашей школьной газете.       Так вот вопрос. Почему человек, которого считают хорошим и все знают, сидит сейчас один? — Только вот она не заводит друзей. Всегда одна, это странно.       Потому что она не хочет дружить с придурками. Она не только хорошая, но и умная. Чтобы не разрываться от боли, не подпускай к себе никого. Я делаю так уже четвёртый месяц.       Венера поднимается и уходит.       После уроков я направляюсь к своему шкафчику и замечаю, как Венера снова пытается открыть свой. Я не знаю, что это. Но это первый раз, когда я улыбаюсь. Она такая смешная. Подхожу к ней и ловлю скромную улыбку. — Думаю, нужно остаться и потренироваться его открывать, — она смеётся и смотрит на меня.       Я снова открываю ей шкафчик, и она достаёт тетради. Некоторое время я смотрю на неё. Может быть я и не асексуален? — Можешь потренироваться сейчас.       Закрываю шкафчик Венеры, ловлю её взгляд. Она скрещивает руки и улыбается. — Это коварный план.       Я пожимаю плечами и наблюдаю, как она открывает шкафчик. У неё снова не получается. Она слишком резко делает это. Но очень старательно. Её брови хмурятся, а губы сжимаются в одну линию. Венера раздражительно ударяет шкафчик и смеётся. — Я же говорю, что он дурацкий.       Это интересно.       Наблюдать за ней. — Попробуй медленно.       Венера пожимает плечами, как будто ей не остаётся больше ничего. Она смотрит на меня и кладёт руки на замок. — Медленно, — напоминаю я.       Если сравнивать Венеру с каким-то явлением, то я бы сравнил её с торнадо. Она появляется там, где её не ждут и появляется очень эффектно. Никогда ещё так не наблюдал за девушкой. У неё очень бледная кожа, под глазами видны малозаметные синяки, на персиковых губах трещины от холода. Она выглядит, как ночное небо, а мне нравится ночное небо. Спокойное. Тайное. — Так?       Я возвращаюсь и смотрю на открытый шкафчик. Венера улыбается и выглядит благодарной. — Возможно, тебе больше не нужно будет спасать меня.       Я ухмыляюсь и киваю ей, в знак того, что я ухожу. Когда люди не хотят разговаривать, они часто делают это. Но я вдруг останавливаюсь на половине пути до своего шкафчика и оборачиваюсь. Венера открывает дверь, чтобы покинуть школу, и я окликаю её.       Она оборачивается.       Ждёт. — С днем рождения.       На её лице расцветает улыбка. — Тебя тоже.       После этого она уходит, а я остаюсь разбитым, как и раньше. Откуда она знает, что у меня день рождения? Почему она ведёт себя так, как будто знает, как нужно общаться с людьми, которые потеряли себя? Она выглядит такой счастливой, словно её душу не потрепали. Может быть, так и есть.       По дороге я наблюдаю за тем, с каким трепетом дети наблюдают за падающим снегом. В их жизни ещё нет потерь, разочарования, негативных мыслей. Когда я был ребёнком, я был таким счастливым и беззаботным. Я любил собирать роботов из конструктора и слушать мамины рассказы. Всё, что она рассказывала, я впитывал, как губка.       Всё казалось другим.       «Дома» была Алексия и Санта, Эрнест был на работе. Санта сразу же побежала ко мне и стала махать ручкой. Она улыбалась и прыгала. Видимо, ей было ещё лучше, чем тем детям. — Джа.       Я кивнул ей и прошёл на кухню. — О, привет, я как раз приготовила обед. Ты голоден?       Так хорошо, что все делают вид, что у меня не день рождения. Это, наверное, лучший подарок за сегодня. На секунду я вспоминаю Венеру и хмурюсь. Почему она вообще появляется в моих мыслях? — Нет, спасибо.       На телефон приходит сообщение. Мне настолько давно никто не писал, что я даже забыл про этот звук. Беру телефон в руки, все ещё хмурюсь от негодования. Хм, незнакомый номер.       «Сегодня в городе ярмарка, не хочешь пойти? У нас всё-таки сегодня день рождения».       Венера. Откуда у неё мой номер? — Сегодня в городе ярмарка?       Алексия смотрит на меня и поднимает на руки Санту. — Да, каждый год устраивается ярмарка, последний месяц зимы всё-таки.       Я киваю.       Но значит ли это, что я должен пойти? Я ведь не хочу никуда идти и вряд ли мне это нужно. Направляюсь в свою комнату и откидываюсь на кровать.       У меня сердце в трещинах, нужно ли ей такое сердце и примет ли она его? Я не готов разговаривать и находить темы для болтовни. Не готов улыбаться и смеяться. Не готов выйти на улицу, где большое скопление людей. — Нет.       Я решаюсь не отвечать ей, но через пару минут пишу сообщение.       «Извини, но я занят».       Сегодня я не грубил, даже был вежливым. Это удивительно. За последнее время я плохо себя помню таким. Я даже сегодня улыбнулся. Венера плохо влияет на меня, я не хочу становиться тем человеком, которым был раньше.       Раньше я улыбался каждый радостный момент, смеялся над шутками друзей, любил просыпаться по утрам. Я бы другим. Это пугает.       Вечером Алексия постучалась в мою комнату и спросила, не хочу ли я с ними пойти на ярмарку. Но она знала мой ответ, прежде чем постучаться и спросить. Я бы даже не обиделся, если бы они ушли, не спросив меня.       В восемь часов вечера я сидел у камина и смотрел в потолок. Может, это всё нереально, как в фильме «Бегущий в лабиринте»? Что если я тоже подопытный, только вот я не справляюсь, не того человека они выбрали?       Я сижу так около пяти минут, пока не устаёт шея. Потираю ладонью шею и вздыхаю. Может быть, нужно было пойти на ярмарку с Венерой? Но почему я вообще думаю об этом? Я несколько месяцев жил с осознанием, что мне не нужно никаких развлечений. Точнее, я не достоин их.       Вздрагиваю, когда в дверь кто-то стучится.       Никто и никогда стучался в эту чёртову дверь. Сегодня что день первооткрывателей?       Открываю дверь и замираю.       Венера скромно улыбается и протягивает мне коробочку со снежинками. — Там конфеты, я подумала, что тебе захочется их.       Я переминаюсь с одной ноги на другую и ставлю её на тумбочку. И что мне теперь делать с этой рыжеволосой девушкой? — Пройдёшь?       Понимаю, что я не имею никого права сюда приглашать, но она шла ко мне, и наверное, замёрзла. Мы просто посидим у камина и погреемся. — Спасибо.       Венера заходит в дом и снимает пальто, я беру его и вешаю. Она съеживается в тускло-жёлтом свитере. Точно замёрзла. — Проходи.       Мы садимся на пол возле камина, я опираюсь на диван и смотрю на неё. Венера садится в позе лотоса, разглядывает гостиную, а потом её взгляд падает на меня. — Ты, наверное, хочешь знать, откуда я знаю тебя, твой номер телефона и адрес.       Я долго думал об этом, но не нашёл никакого точного пояснения. Поэтому, да, я думал об этом. — Нет, — срывается с моих губ, прежде чем я успеваю подумать       Венера улыбается и поправляет перевернутые кольца. Она нервничает? — Ладно, рассказывай.       Несколько секунд она молчит, а потом поднимает грустный взгляд, её глаза наполняют слёзы, и я хмурюсь. Я не знаю, что делать в таких моментах, я вообще никогда не утешал кого-либо. Все старались утешить меня. — Твоя сестра.       Я сглотнул и опустил взгляд. — Мелони хорошо общалась с моим младшим братом, они учились в одном классе.       Прикусив язык, я поднял взгляд и посмотрел на Венеру. Дорожки слез, словно парад, скатились по её щекам. — Она приходила к нам часто в гости и постоянно болтала о тебе, — она улыбнулась и вытерла слезы.       Почувствовав кровь во рту, я расслабился и отпустил язык. Когда меня выписали из больницы, я поехал на кладбище и провел там около трёх часов. Я просто сидел и разговаривал с ними. Если бы мы не поехали на День благодарения, все были бы живы. — Гэри был влюблен в Мелони, её смерть сломала его. Но я никогда не смогу понять твою боль, потому что я никогда не чувствовала такого. Но я хочу помочь тебе.       Я помотал головой и ответил. — Почему ты думаешь, что мне нужна помощь?       Венера взяла меня за руку, и я вздрогнул, до меня никто так не прикасался после смерти родителей. Её холодная рука накрыла мою, и я посмотрел ей в глаза. Они были наполнены надеждой, мои же - пустые. — Тебе кажется, что ты молчишь, но на самом деле ты кричишь о помощи.       Я нахмурился.       Никогда бы в жизни я не попросил кого-то о помощи. Я больше не нуждался в этом. — Венера.       Она внимательно смотрела на меня, казалось, мне нравилось чувство, которое вызывало у меня лишь её имя. — Мне не нужна помощь.       Венера кивает и поднимается, она уходит. Мне следовало бы остановить её, потому она только пришла и плохо выставлять так девушку. Но я продолжал слышать, как она уходит и хлюпает носом. Возможно, она разочарована в разговоре, но нужно понимать, что такое происходит.       Когда она ушла, я ещё несколько минут сидел возле камина и понимал, как неправильно поступил. Мне нужно было просто поговорить с ней, нужно было остановить, когда она уходила. Я должен быть вежливым сегодня.       Но видимо я не справился.       Вспоминаю о коробке и направляюсь в комнату, чтобы открыть её. Конфеты никогда не поднимали мне настроение.       Сев на кровать, я положил её перед собой и открыл.       Эмоции сменялись друг за другом, сначала негодование, затем осознание, а только потом печаль. Снова. Это были рисунки Мелони. Я узнал их, потому что на каждом из них были нарисованы тюльпаны. Руки задрожали, но я решил взять один из них. Мелони любила рисовать, применяя разные техники. На одном из рисунков было нарисовано поле тюльпанов. Внизу была подпись «Одна душа на двоих». Накрыв глаза ладонью, я почувствовал солёный вкус на губах и прикусил её настолько больно, чтобы заглушить ту боль, которая никогда не уйдёт.       Было ощущение, что меня медленно убивали. Это было больно.       Оставшийся вечер я развешивал её рисунки на стене, а в конце лёг на ковёр и смотрел на них, как будто это лучшее, что я когда-либо видел.       Но это было так.