Свадьба

Хесус просыпается без тёплого тела рядом, продрав глаза, он находит взглядом Вову, который сидит на краю кровати к нему спиной. — Доброе утро. — говорит Хес, зевая, садится и потягивается. — Хес, что это за хуйня? — сразу спрашивает Вова, поднимая над головой чулок. — А? Такая хрень, да? Девочкам нравятся такие штуки. — Пиздец. — Что? Вова резко разворачивается, валит Хеса обратно на кровать и тыкает чулком в нос. — С какой нахуй девки ты это снял? — Да это скорее девки с меня сняли. — отвечает Хесус, ухмыляется и обвивает его шею руками, прижимаясь поцелуем к его губам. Братишкин упирается рукой ему в грудь и отстраняется, хмуря брови. — Что это за хуйня? — Ты ревнуешь что ли? — Дядь, ты не юли. — Ты хоть думаешь, когда говоришь? — Хесус расслабляется под ним, забирает из его руки многострадальный чулок и перекидывает через его шею, притягивая Вову ближе. — Ты не видишь, блять, что он ненадёванный? — Что? — Мне Таня шмоток подарила ебанутых для первой брачной ночи. — Зачем тебе колготки? — Тупица, это чулки. — Я знаю. — Тогда так и говори. Хуйня, не собираюсь я это надевать, выкинуть там всё нахуй нужно, и ты ещё остальное не видел. — Не собираешься? — расстраивается Вова, наклоняется к нему, чмокает в губы и покрывает поцелуями шею. — А что за наряд? С чулками. — Заинтересовался? Представил меня уже в них? — хмыкает Хесус, когда Братишкин залезает руками под его кофту. — Как у тебя мальчишник прошёл? — Точно не так весело, как у тебя девичник. Сука, что там? Чулки… Юбка? — Нет. Кое-что кожаное. — Блять. Хес. Может не будешь выкидывать? Хочу посмотреть. — говорит Вова, заглядывая в глаза. — Иди да посмотри. — хмыкает Хес, игриво ведёт пальцами по его груди вниз и чмокает в щёку. — Хочешь посмотреть на меня в них? — Хочу. — Только не смейся. — Я попробую. Хесус выпутывается из-под него, собирает необходимые вещи и уходит в ванную. Он находится в небольшой эйфории от возбуждения, но осознав, какую фигню собирается на себя натянуть, тушуется. Шорты, это нихуя не шорты! Это трусы, собственно его трусы длиннее этих шорт, поэтому он их снимает и надевает чулки с котами на коленках и ошейник, у которого даже поводок есть. — Вот блять, какая хуйня. — вздыхает Хес, наклеивая звезды на соски, он выглядит настолько по-уёбски, что не возбудит никого в жизни. Расстраивается: на Вове бы это смотрелось лучше, чем на нём, на ком угодно лучше. Хесус достаёт из настолки плётку и пушистые наручники, и размышляет что нужно взять, вибратор с плёткой или наручники. Выбор падает на наручники, чтобы Вова не выёбывался и вибратор, который он возьмёт лишь для антуража. Братишкин терпеливо ждёт его, усевшись на постели, уже стянул с себя футболку. Его глаза бегают по телу Хеса, который всеми силами пытается не зажиматься, фривольно крутит на пальце наручники и качает в руке дилдо, подходит к нему, специально покачивая бёдрами. — Ну что, Вова? Готов? — Ебать мой хуй, что за хрень у тебя в руке? — Братишкин опасливо отсаживается назад и напряженно смотрит на вибратор. — Презент от Антоши, нравится? Смотри как вибрирует. — Хес кидает работающий вибратор Вове и заползает на кровать. — Пиздец. Хес, эти шорты. — Охуеть какие неудобные. Они нахуй сдавили мне всё, что можно и нельзя. — Бля. А кляпа в комплекте нет? — спрашивает Вова, подаётся вперёд, наматывает поводок на руку и тянет на себя. — Заткнуть меня можешь чем-нибудь другим. — предлагает Хесус, садится к нему на колени и трётся носом об его щёку. — Пиздец ты развратный стал, просто нацепив кожаные шорты. — Тебе нравится? Или я хуёво выгляжу? — Сука! — Вова проводит руками по его спине и сжимает ягодицы. — Я сейчас кончу. Хесус улыбается, запускает пальцы в его волосы и тыкается носом в макушку, пока Вова скользит поцелуями по шее на грудную клетку. — О, блять, сладкие. — сообщает Братишкин, скользя языком по наклейкам, слизывая их. — Вов, у нас сегодня свадьба. Кто-то сказал, что плохая примета — спать до неё. — Ага, жениться девственниками будем. Ты думал, наденешь такие шмотки, и я просто тебя отпущу? — Ну… Нет. Меня в таких шортах только валить и трахать, конечно. — но валит Хес сам, хватает Вовины запястья и цепляет наручниками к кровати. — Блять, ты серьёзно? — удивляется Братишкин, ёрзая под ним. — А хуй я буду твоим питомцем, даже в ошейнике. Смотри, а трогать нельзя. — Хес… Хесус встаёт прямо на кровать и вертится перед ним, разглядывая себя. — Так тебе зашёл такой наряд? — интересуется он, но Вова даже ответить ничего не может, поглощённый созерцанием. — О, сейчас. — Хесус, нахуй! Ты собираешься бросить меня так? — Нет, конечно. — Тогда го трахаться, у нас сегодня реально свадьба, нет времени на игры! — Да потерпи ты… — Хес возвращается из ванной, снова встаёт перед ним на колени и показывает оба дилдо. — Который тебе больше нравится? — Вот этот. — отвечает Вова, упираясь ступнёй ему в пах, и облизывается. — Я и не сомневался. — Я спрошу потом, кто тебе это подарил, а сейчас сконцентрируйся на сексе. — Вообще-то я только о нём и думаю. — заявляет Хесус, стягивает с него штаны и дразнит поцелуями торс. — Ебать, делает, что хочет нахуй. — возмущается Вова, который не может коснуться его, и только терпеливо ждёт, когда он наиграется. Хесус прижимается к его губам, трётся жёсткими шортами об его стояк, вызывая утробный стон, и сжимает в ладони его бедро. Вова дёргает руками, рискуя разорвать цепочку на наручниках или вырвать столбик у кровати. — Блять, ты начнёшь сегодня? — ворчит Братишкин, изгибаясь. Хесус продолжает неторопливо целовать его живот, выпячивая пятую точку, которой тот даже коснуться не может, и ласкает длинными пальцами ягодицы. — Я нахуй сейчас что-нибудь сломаю! — Будешь возникать, я принесу плётку. — предупреждает Хес, щипая его за соски. — Вот же сука какая. — Братишкина уже ведёт, он дрожит и пытается потереться об него изнывающим стояком. — А мне нравятся наручники. Лежишь себе, не рыпаешься особо. — Иди в жопу! — М… Какое предложение интересное. — ухмыляется Хесус, падает на него сверху и принимается рисовать узоры на его лице пальцем. — Что ещё скажешь? — Да, блять! Я ведь реально могу сломать что-нибудь. — Как же ты охуенно выглядишь скованный этими розовыми наручниками. — Ночью я тебя сам прикую куда-нибудь. — Ты же собирался их порвать? — Хес подтягивается на руках, чтобы разглядеть его получше, поводок с его шеи трётся об Вовину грудь, и тот цепляет его зубами, резко дёргая на себя. Они, с трудом сдерживая улыбки, целуются, и Хесус продолжает дразнить его руками, не касаясь самых нужных сейчас мест. И Вову это бесит. — Хес, смазка. — Ещё секунду. — просит Хес, невесомо проводит ногтями по его бокам и прикусывает мягкую кожу у ключиц, не оставляя засос. — Ты больше никогда не позволишь мне пристегнуть тебя. — Ах! Да если ты так и продолжишь, я… Блять… — у Вовы всё лицо красное, член уже болит, от нетерпения он стонет и выгибает спину. — Выеби меня уже. Сука! — Вов… — Пожалуйста. — Прости. — Хесус чмокает его в щёку и ползёт к краю кровати, надеясь, что в таком номере найдётся смазка и не придётся искать её в рюкзаке. — Хес… — Братишкин напрягает все силы, чтобы перекрутиться и закинуть ногу ему на спину, пока он так соблазнительно вертит задницей, и пытается притянуть его к себе. — Если я умру от недотраха, я убью тебя. — Я мог бы заставить тебя кончить за десять секунд. — Хуй там плавал! Хесус смеётся, привычно притираясь между его разведённых коленей, и показательно льёт побольше смазки на свои пальцы. — Дилара спрашивала, кончал ли ты только от моих пальцев; может прямо сейчас организуем? — М? Что вы там обсуждали? — отуманено спрашивает Вова, задыхаясь. — Ты… Рассказывал о нас? — Нет конечно. Я не хвастун, и это слишком личное, чтобы говорить о таком. — Хес, я люблю тебя. — Чего это ты? — от неожиданности Хес немного смущается и невольно утыкается взглядом в кольцо на Вовиной руке. — Я ещё не вставил… — Поцелуй меня… Я… Не могу просто обнять тебя сейчас и сделать это сам. Но я так люблю тебя. Чувства, такие тёплые, обжигающие грудную клетку изнутри, переполняют Хесуса, он осторожно наклоняется вперёд, стараясь не пачкать ничего измазанной смазкой ладонью, ласково целует Вову и аккуратно, наконец, проталкивает пальцы в его зад, растягивая. Братишкин мычит в поцелуй и громко гремит цепочкой наручников, дёргая руками, его трясёт и мысли совсем сыпятся. — Вов, а тебе правда нравится, как я в этом выгляжу? — доверительно спрашивает Хес, прижимаясь губами к его уху. — Эти уёбские шорты на моих тощих ногах? Если бы Братишкин мог сейчас что-то сказать, он бы безусловно ответил, но он только всхлипывает, активно кивает головой и сильнее подмахивает тазом, упираясь пятками в кровать. Когда Хесус всё-таки сменяет пальцы на свой член и начинает интенсивнее двигаться, вколачиваясь в податливое тело, бубенчик на его ошейнике принимается звенеть в такт толчкам. — Сука! — ругается на него Хес, пытается его оторвать, но тот держится крепко. — Оставь… — сквозь хриплые вздохи говорит Вова, хочет погладить его по руке, но выходит только мысленно. — Хес… Я… Они синхронно стонут, когда Хесус входит особенно глубоко, прижимаясь к его губам, и тянет руку к наручникам, к счастью ключ он не убирал, и они легко снимаются. Только почуяв свободу, Братишкин сразу же обхватывает парня руками, цепляется за что придётся: в основном за его плечи и пытается заглушить свои хрипы-стоны, утыкаясь в свою руку. Оглушительный звон колокольчика, рваные вздохи и шлепки об кожу оглушают Хеса, он крепче обвивает рукой Вовину поясницу, впивается пальцами другой в простыню и утыкается лбом ему куда-то в район рёбер. Поднимая голову, его начинает трясти от вида такого нежного и чувствительного его жениха, и так странно, всё ещё не верится в реальность происходящего. Они тут трахаются на огромной блядской кровати, а Хесус думает только о том, как под ним выгибается любовь всей его жизни, и как он сам кончает с его именем на губах.

***

Вова не сразу приходит в себя, бездумно перебирает мягкую башню Хеса, пока тот лежит у него на груди, и сонно хлопает глазами. — Я люблю тебя. — сообщает Хесус, переваливаясь на спину, и поднимает правую руку над головой. — Вов, ты выйдешь за меня? — А мы разве не уже? — спрашивает Вова и сжимает его ладонь. — Нет. — Блять. — Надеюсь, мы ещё не опаздываем. — смеётся Хес, натягивает спущенные шорты и садится на краю кровати, с удивлением разглядывая свои кошачьи коленки. — Забыл уже нахуй об этих чулках. — Без нас же не начнут. — Антоша и Гвин сейчас вломятся к нам, ты весь в конче, а я, блять, как блядь. Пойду в ванную. — Хес. — Вова прижимается к нему со спины. — Я тоже тебя люблю и выйду за тебя. — Я знаю. — Мне понравился такой эксперимент. — Ёбанный ошейник бесит меня. — Бля… — Братишкин заползает ему на колени, снимает ошейник и гладит пальцами чуть раздражённую кожу. — Дед, ты перестарался и затянул слишком. — А может ты слишком часто меня за него дёргал? — Когда такое было? Я весь процесс прикованный к кровати валялся. Хесус обнимает его за торс и утыкается носом в плечо. — Волнуешься? — спрашивает Вова. — Нет. — Попизди. Поэтому ты и тянешь так, переживаешь, каждую деталь ебучую перепроверяешь. — Хочу знать, что всё пройдёт по плану. — Всё пройдёт идеально. Ты и я, вместе. Больше ничего и не нужно. — Братишкин приподнимает его лицо, чмокает в губы и сразу спускается ниже. — Церемония, помещение, гости, стол, священник, отель, мне продолжить? Я, сука, нахуй, блять, заебался уже. Мы с тобой до сих пор ничего не решили насчёт путешествия, спорим уже не один месяц, мы страну, в которой женимся, выбрали быстрее, чем ебаный медовый месяц. — Всё потому что ты отказываешься ехать туда, где есть пляж. — Не хочу я на пляж. Ты же видишь, как я выгляжу в ебучих шортах? — Отлично выглядишь, но в таких лучше только со мной. — ухмыляется Вова и сжимает его коленку за своей спиной. — И чулочки, прям девочка-анимешница, дядь. — Да пиздец. Подгон от Тани охуенный. — М? А дилдо от кого? — Который из? Вибратор от Антоши, а второй от Дилары. — Кого?! Они охуели? — Плётка и наручники от Даши. — смеётся Хес ему в плечо. — Ебать мой рот… Я в ахуе. — Это Максим ей так помог с выбором. — Мы их выбросим? — А ты хочешь их использовать? — удивляется Хесус и щупает его задницу. — Я не хочу туда вставлять что-то кроме своего члена. — М… А пальцы? — с улыбкой уточняет Вова, скользит языком по его ключицам и обводит им всё ещё заклеенные соски. — И их в том числе. Ай, сука… — Хес цепляется за Вовины плечи, вздрагивая, когда Братишкин сдирает зубами наклейку. — Блять! Нахуя ты это сделал, если они растворяются? Вова довольно лыбится, сжимая между губ синюю наклейку, и прижимается к его губам. Из-за стикера поцелуй получается очень сладкий, с привкусом каких-то ягод, Хес пытается распробовать каких именно, а отстранившись, еле сдерживает смех. — Я в ахуе, эта хуйня ещё и красится, надеюсь оно отмоется. — говорит Хесус, трогая посиневшие губы Вовы. — Покажи язык. — просит Братишкин и высовывает свой покрашенный. — Синий теперь. — Твой тоже. Они хихикают, обнимаясь. Вова сползает с его колен ниже, слизывает второй стикер и проходится дорожкой поцелуев до живота. — А если мы реально опаздываем? — спрашивает Хесус, подрагивая от соблазнительных действий. — Просто хочу, чтобы ты наконец понял, что ты, блять, лучший. — Братишкин уже на пол садится между его ног и смотрит на него снизу-вверх. — Я и так знаю, что я пиздатый. — Только ты иногда забываешь. И ты, пиздец, какой сексуальный в этих шортах, с этими котятами на коленках и с синими разводами на груди. — Блять, Вов… — Хес шипит, когда Вова резко кусает его во внутреннюю сторону бедра, отчего точно останется след. — Ебать! Хули ты творишь? — А то ещё покажешься кому-нибудь в таком виде, пусть видят. — Сука! Ебаного кольца на пальце уже недостаточно, чтобы никто чужой в штаны не пытался залезть? — Ой, точно. Наверное, достаточно. — хмыкает Вова, чмокает покрасневший укус и встаёт. — Я в душ. — Что?! Я первый сказал, что пойду! — возмущается Хес, идя за ним. — Да я быстро. — Охуел? Ты сейчас будешь там плескаться, а мне башню ещё строить! — Зачем? Нахуя мы тогда стилистов нанимали? — фыркает Братишкин уже у самой ванной. — А как я пойду куда-то без неё? Стой! Но Вова уже закрывает дверь у него перед носом. — Мы можем вместе, если хочешь? — Ага, потратим время, а мыться всё равно по-отдельности придётся. — Тогда жди. Хесус недовольно фыркает, но не спорит с ним дальше, отправляется проверять свой телефон, уже предвидя кучу незапланированных изменений в расписании. Вова потом выходит к нему свежий и тёплый после душа в незавязанном махровом халате, и Хес теряет ещё пару минут, пока просто обнимает его, он такой приятный и нежный не то, что вонючий после бухича Хесус.