Памяти моей исток. Часть 2.

Я подумала о сестре, о том, что ей, должно быть, тяжело будет принять мою участь. Да и смогу ли я объяснить ей все это? Вряд ли… — Ты показала мне то, о чем я почти забыл. — Прерывая мои раздумья, сказал Влад. — Как и ты мне. — Я подвинулась ближе и легла, положив голову на его колени. Он провел пальцами по моей шее, спускаясь до груди, скрытой под черным бюстгальтером. Я нарочно откинула голову, наслаждаясь его прикосновениями и провоцируя на дальнейшие действия. — О чем бы ты хотела помечтать? — Спросил Дракула, лаская мое тело. — О тебе… — Не задумываясь отвечала я. Он ответил после паузы: — Это не самое приятное зрелище из возможных, впрочем, как скажешь. Я почувствовала, как Влад берет ситуацию под свой контроль. Он помогает мне устроиться на ковре, наклоняется сверху и, последнее, что я вижу, перед тем, как закрыть глаза: его зрачки, по-прежнему черные, возбуждающие во мне клубок страстей. Наша близость… желанная и невозможная. Вряд ли найдутся слова, что помогут мне рассказать о ней, так, чтобы понял каждый. Это момент забвения, отрешенности от реальности, наслаждения Им, его силой, властью и тьмой. Я видела туман, плотный, непроглядный, пугливо отступающий в лес от деревянных хижин. Маленькие домики с деревянной оградой, мокрую от росы траву под ногами и окна, украшенные узорчатыми ставнями. Затерянная в тумане, спустившемся с гор, деревня, открывалась передо мной все ярче и ярче. Я видела людей в старомодных одеждах: девушку с длинными русыми волосами в длинном простом платье цвета талого снега. Она сидела на деревянной лавке, что-то тихо напевая. Я различала слова на чужом языке, понимая их так, будто знала его всю жизнь: «Ночь пролилась на равнины, И вершины гор вдали, Молодой гуцул встречает, Девушку в лесной глуши, Синеокая гуцулка, С кожей, бледной, как луна, На него глядит девица, Белоснежна и нежна…» Девушка улыбается каким-то своим мыслям, а ее чудесный голос льется как пение соловья. Увиденное умиротворяет, успокаивает и вдруг рассеивается… Я наблюдаю, как загорается огонь, близко-близко вижу пламя, сначала неровное и дрожащее, оно становится все сильней и сильней. Все вокруг застилает дым. Земля дрожит под копытами черных лошадей: их мускулистые тела как будто в мыле. Горят дома, и повсюду стелется едкий дым, смешиваясь с туманом. Картинка меняется, и я вижу ту девушку в окровавленном платье. Она пытается сделать вдох, но страшная рана в груди не дает ей надежды на жизнь. Алые губы окрашиваются кровью. Из горящего дома выбегает девочка лет пяти, темноволосая, кудрявая, она заливается плачем, бросаясь к девушке, но не успевает добежать… Черный всадник проносится мимо, срубая ее голову тяжелым мечом. Все застилает туман и вот передо мной уже каменные своды замка, в канделябрах на стенах, потрескивая, горят свечи. Чья-то фигура движется по коридору, дальше, в комнату за тяжелой дверью. От сквозняка пламя свечей искривляется странно. Кто-то садится за стол напротив другой женщины: молодой, темноволосой красавицы в бархатном платье. Я слышу голоса, но не могу разобрать, о чем они говорят. Женщина медленно поднимается из-за стола, и я вижу, что она на последнем месяце беременности. Она идет к дверям и по ее щекам катятся слезы… Все кружится, мелькает: лица, лица, лица — тысячи лиц. Толпы людей, одетых в лохмотья, собравшихся на каменной площади, затем кричащие от боли смуглокожие цыгане, сгибающие непокорное тело под ударом кнута. Боль, разруха, нищета, смерть, болезни. Всадники Апокалипсиса в их торжестве… И снова полутемный зал, где мрачный силуэт с черным перстнем на пальце стоит у окна, глядя в туманную даль… — Ах! — Я резко вдыхаю, возвращаясь к реальности и, открывая глаза, вижу Влада. Он проводит рукой по своим губам. — Я предупреждал… — Говорит он строгим тоном. С непривычки меня слегка бросает в дрожь и к горлу подступает тошнота. Влад удаляется куда-то, а я, как сквозь стекло, оглядываюсь вокруг, понимая, что по-прежнему нахожусь в каминном зале. Моя рука отмечена свежей раной, из которой тонкой струйкой сочится кровь. Влад возвращается, протягивая мне бокал с водой. Я пью маленькими глотками, стараясь перевести дыхание. — Это был риск. — Произносит вампир. — Я взял больше, чем должен. — Все в порядке… — Чуть дыша отвечаю я, пытаясь изобразить на лице подобие улыбки. — Тебе больно? — Спрашивает он. Я отрицательно качаю головой. — Еще нет. Он заключает меня в объятья, заставляя лечь на ковер рядом с ним. Я все еще часто дышу. — Влад… — Повернув голову, я встречаюсь с ним взглядом. — Я не успела ничего почувствовать… — Я это исправлю. — Успокаивающим тоном отвечает он. — Можно спросить тебя? — Все, что угодно… — Ты любил когда-то? — Я зажимаю пальцами окровавленную руку, стараясь не думать о ране. — Случалось. — Многозначительно отвечает вампир. — В последний раз это было очень давно… — Он знает, что я слушаю с нескрываемым интересом. — Я путешествовал по стране как-то, изучая легенды местных жителей под видом молодого писателя, и однажды заблудился в лесу. При мне не было карты, а телефонов тогда еще не существовало. Я бродил много часов и вышел к болоту у заброшенной деревни, сел передохнуть на старый камень на берегу и там встретил девушку. Ее звали Мируной. Она покончила с собой, утонула в том болоте в расцвете своих юных лет, затравленная жадным до девичьей невинности мужиком, и стала мавкой. Мы общались до рассвета, после чего она подсказала мне дорогу до деревни. Спустя несколько дней, я пришел к ней снова. Мы встречались лунными ночами, сидели на берегу и разговаривали. А губы ее были такими холодными, как болотная тина. Мне сложно сказать, была ли это любовь, но я был увлечен ей, заинтересован. Несколько месяцев наши встречи были частыми, потом я покинул ту местность, продолжив свои исследования, а когда возвратился снова, ее уже не было. От этого мне стало тяжело, и в отместку я разыскал и убил всех потомков того мужика, включая женщин и детей, но это не принесло облегчения. Много лет я вспоминал Мируну, а потом стер из памяти… Не думал о ней вплоть до встречи с тобой… Двести лет или больше… — Она была дорога тебе? — Спросила я. — Наверное. Это был тот редкий случай, когда меня мучила боль утраты. — Влад взглянул на меня, заметив, что я держу свою руку, пытаясь остановить кровь. — Позволь… — Он наклонился ближе и провел языком по поверхности раны. Я замерла. «Черт, сколько сил ему требуется, чтобы сделать это!». Он облизал свои губы, снова ложась рядом. — Я голодна… — Вздохнула я, смотря в потолок. — Это решаемо, идем. — Вампир помог мне подняться и проводил на просторную кухню, где на столе стояли чашки с салатом и овощное рагу. Идиллию портили, разве что, грязные тарелки и столовые приборы, оставленные кем-то в спешке. Я несколько секунд изучала обстановку и, садясь за стол напротив единственной чистой тарелки, сказала: — Пожалуй, я не буду спрашивать у тебя договор аренды… — В подвале дома. Можешь спросить. — Влад ответил серьезно, но я слабо засмеялась. —Так делать нельзя! — Добавила я, накладывая себе рагу. — Я так и не делаю. Это экстренный случай. Мне нужно время, чтобы уладить свои дела. — Влад наполнил прозрачный бокал виски из бутылки, стоящей в одном из шкафов, и вернулся за стол. — Ты пьешь алкоголь? — Удивилась я. — Я — нет, а вот Эрик частенько. — Усмехнулся Влад, делая большой глоток. — Расскажешь мне еще что-то? — Попросила я. — С удовольствием… — В его взгляде появилась непривычная теплота. — Только не про крыс… они меня пугают. — Добавила я, глотая еду. — Хорошо. Мы вернулись в зал, где я вколола себе обезболивающее, и устроилась рядом с Владом, лежа перед камином. — Я расскажу тебе о блуждающих огнях. — Начал Влад спокойным голосом. — Много лет назад в стране Мунтении, какую сейчас не найти на картах, жила одна семья. Муж был храбрым воином, не знавшим страха, супруга его — прекрасная Алина была сродни солнцу: светла и добра. И была у них дочка — Вайорика, что смеялась звонче колокольчика. В те времена была война, и муж был вынужден защищать свою родину от захватчиков, а Алина с Вайорикой ждали его год за годом, в бедности не печалясь, принимая тяжелую долю свою с гордостью и смирением. Но силы противника были великие, и вот враги вторглись в Мунтению, прошли по ней, сея разруху и смерть, прямо до поселения, где жила Алина. Храбрая девушка сокрыла дочь в своем доме, а сама выбежала на улицу, отвлекая врагов. Ее тут же убили… Я закрыла глаза, вспоминая свое видение. — Защитники Великой Валахии спешили туда, но они явились слишком поздно. — Продолжал Влад. — Маленькая Вайорика выбежала из дома и в ту же секунду погибла, сраженная мечом безумного захватчика… Когда же в поселение прибыли воины, дабы отомстить за убитых, их ждали лишь смерть и разруха… Один из них больше других ощущал свою вину за гибель невинных, он бросил свой меч и удалился в лес. Сгущались сумерки, таяли образы, растворяясь в тумане. Воин сидел на поваленном бревне, проклиная себя за собственное бессилие. И вдруг он увидел бледный огонек впереди. Шарик света, пляшущий над склонившейся к земле травой. Воин всмотрелся в него и увидел Вайорику, услышал ее звонкий, как колокольчик, радостный голос. «Я счастлива здесь, — Напевала она. — Я стала огоньком!»… Тогда ходила молва что умершие дети превращаются в блуждающие огни, детей солнца, прячущихся в туманах. Они живут в густых лесах, помогают заплутавшим путникам найти дорогу до дома. Говорят, что души их слишком невинны, потому им разрешено остаться ненадолго на земле в виде капельки света… — Спасибо… — Прошептала я. — Грустная сказка, да это и не сказка вовсе… — Я посмотрела на него проницательно: — Ты ведь там был? Он закрыл глаза в знак согласия. — Засыпай, Карен. — Он заметил, что под действием лекарства, я погружаюсь в сон. — Влад… — Прошептала я, сжимая его руку. — Не исчезай. — Обещаю. — Прошептал он.