При свете луны

Армин с трудом разлепляет веки сквозь пелену крепкого сна. Его зрение фокусируется не сразу и первое, что видит Арлерт – это размытый словно в тумане камин, в котором всё еще источали жар тлеющие угольки. Взгляд скользит к топке и выше, прямиком к кирпичному выступу: на поверхности расположены молочного оттенка свечи, с застывшими на них каплями воска и старинные часы, стрелка которых переваливает за семь утра. А рядом морская раковина, привезенная лично Армином из-за стен несколько лет назад. Она всегда лежит устьем вперёд, украшает собою камин и напоминает о былых днях. Смиренный покой прервал обречённый и тяжёлый выдох. К Армину вдруг снова пришло осознание того, что он умудрился заснуть в гостиной. Он даже помнит причину по которой оказался здесь, а не на мягком перьевом матрасе своей комнаты. Обычно, перед тем как лечь спать юноша по привычке заливает родниковой воды в кувшин и оставляет его в комнате, однако в этот раз Арлерт попросту забыл это сделать. И как правило, жажда мучает его исключительно по ночам. Он припоминает как на цыпочках, дабы никого не разбудить, старается без лишнего шума спуститься вниз по скрипучей лестнице. Как будучи сонным пытается на ощупь отыскать пустой стакан и как ударяется мизинцем о ножку стола, стараясь сдержать болезненный стон по пути к дивану. Он помнит всё, всё за исключением пледа на своих плечах. Покрывало, которым был накрыт Армин медленно спадает вниз. Юноша пару секунд смотрит на светло-серую, приятную ткань и не понимает откуда она взялась. Сюда он точно приходил с пустыми руками. Арлерт полностью стаскивает с себя плед, оставаясь в одних штанах. Оборотень разминает затекшую шею, оборачивается и замечает женское тело, прикрытое одной лишь бледной сорочкой. Свесив стройные, подкаченные от многочисленных тренировок ноги с подлокотника дивана Энни, похоже, спала. Её лицо умиротворенное и спокойное, но даже сейчас руки Леонхарт осуждающе сложены на уровне груди. Распущенные прямые волосы и островатые плечи, а из-за чуть наклоненной вперёд головы передние пряди спадают на лицо и скрывают за собой чуть подрагивающие ресницы. Армин не отрываясь рассматривает Леонхарт, начиная с головы и заканчивая кончиками пальцев на ногах. Теперь понятно кто позаботился о том, чтобы принести ему плед. Арлерт подымается с нагретого места, бесшумно ступает босыми ногами вдоль стены и останавливается лишь напротив кресла, что служило временной кроватью для девушки. Какое-то время он так и стоит, наблюдая за изящными очертаниями лица, за её практически нагим телом, что можно было рассмотреть сквозь тонкую ткань без каких-либо проблем, а после накрывает её покрывалом. Армин знает, что оборотни редко страдают ознобом и Энни не заболеет, но факт того, что она спит в таком виде у самого окна с открытой форточкой весьма удручал. Зачем она вообще спустилась сюда? Всё таки заметила его отсутствие. — Не смотри на меня так. — Из мыслей Армина выводит женский голос, неожиданно раздавшийся снизу. Он наклоняется и сразу же встречается с сонным взглядом, — Напрягаешь. На женское хмыканье альфа реагирует лёгкой улыбкой. — Прости. — В следующий раз просто разбуди меня. — Наливая в кружку свежую заварку с травянистым чаем произносит Арлерт. Комната медленно заполняется ароматом трав, которые кажется, Криста засушивала ещё прошлым летом. Он, добавив в горячий напиток пару ложек сахара, пододвигает кружку ближе к Энни, — Или хотя бы ложись рядом. — Ты крепко спал, не хотела будить, — омега преподносит кружку к губам, — да и к тому же на диване недостаточно места для двоих. — Могла бы лечь на меня. Энни, готовая уже сделать первый глоток, из-за слов Армина замирает на месте и удивлённо смотрит на оборотня своими большими глазами. Арлерт же пожимает спокойно плечами, садится сбоку от Леонхарт и поправляет плед, который так и норовил соскользнуть с её плеча. — Что? – Пристальный взгляд серо-голубых глаз прикован к его лицу, от чего стало немного не по себе. Она молчит, с тихим стуком ставит кружку обратно на поверхность деревянного стола и свободной рукой тянется к взъерошенным во волосам Армина. — У тебя гнездо на голове. – Бухтит она в ответ. Он ничего не отвечает, без лишних слов наклоняет голову немного вперёд и даёт ей волю действиям: она пропускает сквозь пальцы его жёсткие пряди волос, зачесывает их назад и в конце концов приводит к ухоженному виду. Честно? Она ни капли не удивлена, Армин периодически засыпает на диване в гостиной, потому и расспрашивать его о причине ночного путешествия не собиралась, это бессмысленно. Ей лишь остаётся смириться с его внезапными походами посреди ночи, а ему – с её отсутствием желания спать одной. — Тебе снилось что-то? — Ничего особенного, вроде бы. — Твои глаза говорят сами за себя. Что случилось? Какое-то время Арлерт молчит. Он сам не может понять причину всего этого, не может понять почему вскакивает раз за разом с кровати посреди ночи и почему ощущает на протяжении долгого времени странную тяжесть в груди, не поддающуюся описанию. Армин бы так и продолжил скидывать всё это на недостаток свежего воздуха в душном помещении, если бы несколько месяцев подряд ему не снилась одна и та же женщина. Оборотень прежде никогда не видел её, однако даже сквозь сон ощущал тепло её рук на своих плечах и как бы странно это не звучало, нечто знакомое и родное в её образе. Он пытается заговорить с ней, но каждый раз терпит поражение: незнакомка молчит, прижимает юношу к себе так, словно ей больно отпускать его в очередной раз. — Странные сны. — Отмахивается Армин и улыбнувшись, делает глоток отвара. Вкус смородины приятно прокатывается по языку и альфа прикрывает глаза, под которыми красовались темные синяки. Он устал, жутко устал. — Помнишь ты читал книгу о рыцаре и его верном оруженосце? — Энни ловит на себе непонимающий взгляд лазурных глаз, — В нашем случае ты путешествуешь в пределах особняка, а у меня в арсенале вместо оружия плед и подушка. — Странные отношения у воина с его помощником, не находишь? — Леонхарт припадает к кружке губами и делает небольшой глоток. — Может быть. В следующие минуты слышно было лишь тиканье часов и пение птиц за окном, что сочилось сквозь открытую форточку. Рассвет в этой части леса прекрасен: солнце, взошедшее на востоке, постепенно освещает земли внутри стен, оно только-только встало. Его лучи не несут тепла а лишь один свет, что касается верхушек высоких сосен в округе. Входная дверь открыта настежь. Из леса веет приятной утренней прохладой пахнущей хвоей, она бодрит и освежает одновременно. Энни наслаждается этим. Она медленно поправляет покрывало накинутое на свои плечи. Не холодно, но так лучше. — На днях думаю посетить Трост. — Армин задумчиво смотрит на картину, висевшую на стене. — Хочу навестить деда. Давно не видел его. Взгляд Энни озадачено скользит по профилю Арлерта. — На сколько? — Два-три дня, не больше. Я ещё поговорю с Эреном, надеюсь он даст добро на это. — Леонхарт слабо кивает, ставит полупустую кружку на стол, но сразу же дёргается, когда слышит громкий грохот на лестнице, а следом за ним бранные слова. Райнер. — Чёрт.. — Под конец выругивается Браун, прежде чем показаться в пределах кухни. Он потирает только что ушибленный о перила локоть и медленно плетется к столу. Вот и начали постепенно просыпаться оборотни. — Вижу твоё утро начинается неплохо. — С издевкой язвит Энни, когда подпирает голову рукой и с улыбкой смотрит на Райнера, которому было далеко не до Он недовольно цокает языком и хмурясь, направляется к столу. Налив себе воды Браун берет стакан и опирается о стол. — Как твой укус? — Армин с места оглядывает правую руку товарища, что была перевязана по локоть. Вчера Райнера не было видно, тот даже из комнаты не выходил и отлеживался в постели. Во время позавчерашнего происшествия Арлерта рядом не было, но по приходу домой Энни рассказала как Браун стал первой жертвой новообращенного оборотня. Удивительно, но он ещё легко отделался. — Почти зажила. — Голос его хриплый. Оборотень садится напротив Армина, потирает сонное лицо ладонью и зевает. Видимо только встал. Утреннее умиротворение длилось недолго: через пятнадцать минут вниз спустился Зик, а еще через некоторое время явились Хистория с Имир. Йегер-старший как по традиции сидит на своём законном месте, попивая зерновой кофе. Он всю ночь бодрствовал и сумел заснуть лишь под утро, поспав всего два часа. Всю ночь он провёл у своих книг, раз за разом пролистывая старинные писания в попытках найти информацию о восточных собратьях. Но всё тщетно. Нигде не был рассмотрен случай, в котором омега настолько страдала от течки, и уж тем более от подавляющих средств. Впервые он не знает что делать. Мужчина пальцами потирает свою переносицу. Сегодня он без очков. Они остались в комнате на подоконнике, что отчасти удивительно, прежде оборотень никогда не расставался с ними ненадолго. — Как же свежо на улице. — Хистория пытается разбавить обстановку. Она слегка улыбается и разогревает еду приготовленную Энни, которую вчера так никто и не удосужился попробовать. Сама Леонхарт не горит желанием оставаться внизу, она не голодна. Омега встаёт со стула и продолжая придерживать плед одной рукой, уходит, игнорируя вопросы от Рейсс по типу “ты куда?” и "ты разве завтракала?” — Не переживай. — Рука Имир ложиться на макушку Кристы. — Потом поест. Доски жалобно скрипят под каждым шагом когда Леонхарт поднимается по лестнице. Она не хочет присутствовать на общем завтраке, а идея скоротать время лёжа в постели казалась весьма заманчивой. Энни идёт по направлению своей обители и её взгляд скользит с дощатого пола на прикрытую дубовую дверь. Ноги сами по себе останавливаются и омега тормозит у порога комнаты, теперь принадлежавшей Микасе. Вчера она взволновала всех кого только могла, в том числе и саму Энни, которая лишь помогла перенести её больное тело в более подходящее место. Резкая смена её самочувствия не то что ужасала, но и заставляла переживать, пусть и самую малость. — Сколько же от тебя проблем, Аккерман. — Безразлично и тихо произносит Леонхарт. Она какое-то время продолжает смотреть на дверь и размышлять над тем, стоит ли ей входить, но словно одумавшись от этой затеи сдвигается с места и продолжает свой изначальный путь. Сейчас омеге ничего не грозит, Микаса нуждается в покое, а не в её надзоре. × — Не думаю, что лекарства смогут помочь ей. — Зик смотрит в окно и щурится. Плохое зрение давало о себе знать, накрывая всё вокруг мутной пеленой, — Как ты заметила, прошлые подавители оказали на неё противоположный эффект. Думаю её организм старается избавиться от всего, что попадает в него словно от паразита, неудивительно что ему потребовалось столько времени. Хистория, до этого внимательно выслушивая его слова заметно приуныла, печально опустив взгляд в свою тарелку. — Но как тогда быть? Неужели придётся оставить всё как есть? — Получается так. Мы пока бессильны в этом. Тяжёлые шаги раздались со стороны крыльца, привлекая внимание оборотней к распахнутой настежь двери. Имир, спокойно сидевшая с кружкой нагретого чая в руках, принюхивается и удивлённо вскидывает брови. На пороге появляется высокий юноша. Его рост, конечно, с ростом Елены не сравним, но чтобы войти внутрь дома ему приходится склонить голову вперёд, дабы не удариться затылком о дверную раму. Отросшие пепельно-каштановые волосы зачесаны назад и заправлены по бокам за уши. Вытянутое лицо выглядит не особо довольным, хмурый взгляд светло-карих глаз бегло осматривает присутствующих. Одетая на нём белая рубашка, держащаяся на одних пуговицах подчеркивает широкие плечи, а поверх надет темно-коричневый жилет. — Доброе утро. — Давно не виделись. — Имир ставит кружку на стол, поворачиваясь лицом к выходу. —Жанусик. В ответ юноша недовольно фыркает и проходит вглубь гостиной. Видимо прозвище данное матерью не спешит покидать память товарищей. — Где Эрен? Мне нужно поговорить с ним. — Кирштейн прячет свои руки в карманы тёмных брюк и досадно осматривает лестницу. — Не торопись ты так. — Зик узнаёт новоприбывшего по голосу и откинувшись на спинку стула разводит руки в стороны в забавной ухмылке. — Он всем нужен. × Просторное помещение насквозь пропахло влагой и эфирным маслом базилика: травянистый, свежий и сильный растительный запах переплетался с пряно-сладкими нотками имбиря. Тусклое освещение от расставленных вдоль стола свеч играет на лицах гостей: семь фигур восседают за удлиненным столом, выполненном в готическом стиле. Мебель явно была создана руками мастера, знающего толк в своём ремесле. В темноте блеснула пара алых глаз, радужку которых разделял лишь узкий зрачок. Девушка без единой морщинки, с аристократичными чертами лица подпирает голову рукой, а второй тянется к небольшой антикварной чаше. На её изящно-тонких, длинных пальцах блеснули дорогие перстни. Драгоценные камни темно-красного, почти бордового цвета медленно переливаются при свете огней. На тонкой шее увесистой грядой расположилось колье. Оно было выполнено в том же готическом стиле: тёмные кружева плотно прилегают к бледной коже, что порой казалась ледяной на ощупь. Над платьем старалась явно не одна швея: одежда пошита из чёрной кружевной ткани, почти оголяла грудь и струилась в пол, подчеркивая женскую талию. Волнистые, пепельного цвета локоны распущены, передние пряди заправлены за уши, мочки которых также не обошлись без внимания хозяйки: рубины, в точности как и самоцветы на перстнях могли притянуть внимание каждого за столом. — Пташки нашептали мне что ты, Энгельс, усердно трудишься над своим новым творением. Я могу считать эту информацию правдивой, а её доносчиков жильцами? — Она касается дна старинной чаши, нащупывает деликатес и достаёт, зажав его меж подушечек пальцев. Гробовое молчание оказывается недолгим: фужер, наполненный на три четверти багряной жидкостью схожей с вином, с тихим стуком оказывается на поверхности стола. — Можешь Минерва, Можешь. — Голос мужчины сидящего напротив томен и спокоен. Он кивает, белым платком убирая влагу с уголка своих губ. Его чёрные как смоль волосы не столь роскошны, они не смогут сравниться с длинной и густотой волос своей коллеги, но схожая черта у них всё же была. Собранные в низкий хвост волнистые локоны не лезут в алые глаза. Минерва приоткрывает рот и медленно, вызывающе проводит кончиком языка вдоль глазного яблока, которое она галантно, оттопырив мизинец держала за зрительный нерв. Вампирша опускает в полость рта местами окровавленный человеческий глаз и начинает медленно разжевывать, сопровождая это блаженным мычанием. Насколько же этот вкус был бесподобен. — Позволь, — Ранее беспристрастно восседавший за столом вампир приподнимается со своего места. Ему не составляет труда дотянуться до уст Минервы и стереть с них кровавый след. Вампирша от внезапного проявления внимания вопросительно приподнимает бровь, но не теряется. Она с усмешкой, игриво прикусывает белоснежный платок за край, демонстрируя вампиру свои клычки. Лицо Энгельса не выражает никаких эмоций: даже на заигрывания в свою сторону мужчина не обращает никакого внимания, лишь безразлично взирает на даму сверху вниз. — Новая скульптура? Уже? — С долей интереса произносит ещё одна представительница вампирского рода, чья внешность практически идентична её брату, — Удивительно, только двумя неделями ранее ты завершил свою прошлую работу, “Женщина в маске”, если мне не изменяет память. — Эвелин отправляет в рот небольшой кусочек мяса насаженного на вилку. В отличие от Минервы она умело сдерживается, хотя ей и хотелось переступить черту дозволенного, наплевать на этикет и вкусить больше заветного лакомства, схватить его руками. Эвелин тщательно пережевывает людскую плоть и проглатывает её, наслаждаясь спектром вкусов как истинный гурман. Прошлая работа скульптора действильно вызвала море положительных эмоций на лицах аристократов. Они с восхищением разглядывали каждую деталь со всех ракурсов, аплодировали и нахваливали творение, которое не могло не затронуть их скверную душу. — Энгельс, — В отличие ото всех присутствующих здесь Анабель выглядит иначе: одеяние её состоит далеко не из тёмных цветов, вместо них просторное платье нежно-розового оттенка, украшенное белым гипюром у самого подола. Прямые и длинные золотистые волосы, собранные в две косы контрастно выделялись на мрачном фоне. Детская улыбка и невинный образ кажется поистине ангельским, Анабель и вправду чем-то походит на божественное создание, спустившееся с небес на землю, однако она далеко не воплощение святости и непорочности. Анабель, сидя с боку от Минервы, тянется к большой плоской тарелке: на её поверхности лежит людское сердце, свежее, разрезанное на небольшие кусочки, с которых кровь так и сочится во все стороны. — Твои работы радуют глаз. — она приподнимает уголок губ в полуулыбке и прикрывает глаза, когда вновь ощущает во рту сладкий металлический привкус. — Что ж, тогда, — послышался ещё один низкий баритон на противоположной стороне стола. На ноги подымается широкоплечий мужчина, одетый в черную рубашку с жабо, где в самом основании блеснула холодом тёмно-синяя брошь. Русые волосы вампира бережно уложены на бок, а тёмно-бордовые, почти чёрные глаза прошлись взглядом по лицам всех гостей. — Предлагаю выпить за Энгельса. Дорогой мой друг, — Винсент поворачивает голову в сторону длинноволосого вампира и взяв в руку фужер, возносит его над столом, — Пусть вдохновение не покидает твою бессмертную голову, продолжай радовать нас своими изваяниями. Речи знакомых ласкают слух творца. Он подымает свой бокал и молча кивает в сторону друга. — За сотню лет вампирского существования твои творения впали в душу многих ценителей. Не струшу и скажу что ты – самый талантливый вампир из всех кого я знал когда-либо. — Благодарю, Лукас. Твои слова словно музыка для моих ушей. — Поднимаем бокалы за тебя, Энгельс. — За великого скульптура! Обменявшись кивками и восторженными воскликами, аристократы высшего рода прильнули губами к золотым ободкам фужеров. — Скот нынче стал слаще, вы так не считаете? — Анабель, улыбаясь, слегка наклоняет бокал вбок и рассматривает багровую жидкость под светом свечей. — Солидарен, однако.. — Прочистив горло кашлем, Винсент вальяжно закидывает ногу на ногу. — Прошлое застолье отдельно отлегло мне в памяти. — Неужели кровь девственниц пришлась тебе по вкусу? Что же, спешу тебя огорчить, мода на невинных девушек прошла как сорок лет тому назад. Ты слишком старомоден, мой друг. — Как и все мы, Лукас, однако хочу тебя поправить: тогда нам выпала честь отведать неокрепший организм, а не девственниц. К тому же я считаю, — он прикрывает свои янтарные глаза, — Что молодой плод куда вкуснее и даже сочнее. Годы придают крови горечи, не стоит портить еду и ждать истечения её срока годности. — Какой же ты меркантильный. — С усмешкой проговаривает Анабель, пока не слышит пару глухих стуков в деревянную резную дверь. Лукас сводит тонкие брови к переносице и устремляет взгляд к выходу. — Кажется ещё рано для представления. — Войдите. Дверцы открываются с тихим скрипом, привлекая ко вниманию не одну пару глаз. По ту сторону стоит худощавая женщина средних лет. На её лице множество давно заживших шрамов проходящих через всё лицо, видимо от свирепого зверя или хозяина-тирана с жестокими методами воспитания. Короткая стрижка придает женскому образу мужества, а строгий классический костюм, в котором была облачена слуга явно говорил о состоянии её господина. — Приношу свои извинения что прерываю вашу трапезу, но к вам поступило письмо. От Себастьяна Варииса. Услышав знакомое имя, все с неподдельным интересом обернулись на вошедшую в зал человеческую женщину, а точнее на конверт, что находился в её руках. Обычно Вариис редко пишет письма на родину, лишь по-особому случаю, и видимо этот случай наступил. — Себастьян? — Переспрашивает Лукас. Он моментально оказывается у входа и берёт в свои руки письмо. Печать, что закрепляла конверт была цела. На ней был изображён символ вампирского рода, на который мужчина не обращает никакого внимания. Он бесцеремонно разрывает пергамент и достает сложенный вдвое лист, взглядом бегло пробегаясь по написанным строкам. — И долго ты будешь молчать? — Минерва подпирает голову рукой, взглядом прожигая дыру в затылке вампира, что стоял к ней спиной. Она крайне не любит когда её заставляют ждать. А Лукас и не торопится, он оборачивается назад и медленно, даже как-то неохотно плетется к дивану, что стоял недалеко от стола. — Софи, — обращается он к слуге, что реагирует моментально, устремляя всё своё внимание на мужчину. — Будь добра созвать сюда Тайберов. И желательно побыстрее. — Последнее предложение Лукас выделяет особой интонацией, в которой читалась раздражённость. Женщина лишь кивает и в спешке покидает помещение, закрывая за собой дверь. — Что ж, наши Пташки постепенно начинают осознавать своё звено в пищевой цепи.