Стать тенью. Книга 1

      Вварденфелл. Прекрасный и вместе с тем устрашающий вулканический остров провинции Морровинд, скрывающий на своих землях множество опасных тайн и загадок. Родина данмеров - серокожих и красноглазых эльфов, поклоняющихся предкам и трепетно чтящих свои традиции. Неповторимая природа, цветущая на берегах и мёртвая в пустынях Эшленда, отравленная мором и пеплом Красной горы. Грибные леса, гигантские насекомые, руины древних цивилизаций - все это не может не вызвать трепета и восхищения даже у самого заядлого авантюриста.       Четыре века назад до описанных ниже событий, Морровинд стал местом, где прошлое соединилось с настоящим. Древние кланы данмеров, называемые Великими Домами, столкнулись с приходом на их родину завоевателями — людьми. Их император Тайбер Септим, владея могучей армией, стратегией и технологиями, жаждал осуществить идею, где все разумные расы стали бы равными и научились жить в мире под покровительством единого правителя. Однако данмеры на предложение сдаться и отдать свою родину под покровительство Империи ответили категорическим несогласием — упрямый и гордый народ готов был биться до потери последнего воина. И кровопролитная война затянулась. Обе стороны несли значительные потери — вскоре стало ясно, что дальше так продолжаться не могло. Живые Боги - покровители данмеров - пошли на компромисс с захватчиками: они подписали соглашение, которое позволяло им сохранять права веры и самоуправления, но взамен их земли становились провинцией Империи. Такой исход, конечно, понравился не всем — эти события ещё больше разобщили Великие Дома, которые и без того постоянно враждовали. Пока все алые взгляды и острые уши были направлены на оккупантов и межклановые распри, древнее зло, спящее многие века в недрах Красной горы, стало набирать силу. Это был забытый Шестой Дом Дагот — Мёртвый Дом. Данмеры почувствовали его пробуждение и даже говорить про это старались шёпотом. Уже никто не мог отрицать, что от вулкана вместе с моровыми бурями и страшными видениями то и дело расползались жуткие, опаснейшие существа — изуродованные чудовища, проснувшиеся спящие…       Но несмотря на угрозу Красной горы, распри Великих Домов и Имперскую оккупацию, жизнь в городах шла своим чередом. Простые жители продолжали работать и растить детей, знатные данмеры — вести свои политические дела или скучать от привнесённого в их жизнь порядка и закона Империи. Всё так же шла торговля, действовали преступные организации, а воры крали у всех вышесказанных кошельки.       О истории одной воровки и пойдёт речь в этой книге. Путь данмерки по имени Ринель или просто Рин начался с расположившегося на берегах реки Одай города Балморы. Города Дома Хлаалу, где можно было на одной улице встретить родовитого тёмного эльфа и неуклюжего чужеземца, совсем не знающего, как устроен Морровинд. На одной стороне реки располагалась большая площадь, окружённая поместьями аристократов; здесь же находился рынок, множество лавок местных торговцев, таверны и прочие развлекательные заведения, а также Храм Трибунала. Если переправиться по одному из мостов на другой берег и пройти чуть вглубь, можно попасть в извилистые трущобы, которые населяли представители рабочего класса и те, кто промышлял не очень законными делами. Благородной даме или джентльмену с набитым кошельком появляться здесь было бы более чем неразумно. Дабы вы прониклись атмосферой этого района Балморы, представьте множество грязных бедняков, скользящих по узким улочкам между приземистыми каменными домами и тяжёлый зловонный воздух, сковывающий дыхание. Когда долго находишься по эту сторону реки Одай, то начинаешь лучше разбираться в принятых здесь правилах и тонкостях местной жизни.       Время близилось к полудню и на рыночной площади становилось невыносимо жарко. В тяжёлом воздухе смешались запах рыбы, пота и специй. Чужеземные торговцы, преимущественно имперцы, сидели под своими ткаными навесами, обмахиваясь веерами и тем, что оказалось у них под рукой. Измученные неприветливым климатом Вварденфелла, они уже не могли внимательно следить за своим драгоценным товаром, выставленным на прилавках. Скользя в толпе разношёрстного народа, Рин присматривалась к тому, как кто одет. Семнадцатилетнюю воровку сейчас не интересовала еда и всякие побрякушки, она пыталась найти того, кто поделился бы с ней золотом.       Рин жила в Балморе сколько себя помнила. Она знала здесь каждый дом, каждый закоулочек и то, как выжить в большом городе, если за душой не осталось ни септима. Невысокая темноволосая данмерка, одетая по-простому, отлично сливалась с гудящей толпой. На ней были надеты лёгкие серые штаны, мягкие ботинки, делающие её шаги беззвучными, и светлая рубашка с запа́хом, поверх которой ей пришлось накинуть и свою потёртую куртку с капюшоном. Нащупав под рубашкой амулет, доставшийся ей от матери, Рин решила, что справится сегодня без него. «Мне не обязательно становиться незримой, чтобы стащить у кого-нибудь кошелёк», – самодовольно подумала она. Двигаясь между жителями и гостями Балморы, спешившими по своим делам, воровка рыскала небесно-голубыми глазами в поисках богатенькой особы. «Ну же, родной!» - обратилась она мысленно к своей будущей жертве. – «Мне позарез нужны твои деньги». Чуть поодаль от неё, пытаясь не отставать, бежало двое худых мальчишек-аргониан, одетых в грязные лохмотья. Братья Ра и Ши были близнецами из бедствующей семьи: вылупившиеся из одного яйца ящеры были похожи друг на друга, как две капли воды. Зеленовато-коричневая чешуя слабо поблёскивала на гладких затылках, на которых ещё даже не начали отрастать гребешки, а две пары янтарных драконьих глазок то и дело с интересом обращались к Рин, как бы спрашивая: «Когда уже начнётся веселье?». Дело в том, что воровка заключила с ними сделку, что если те помогут ей, то она поделится с ними частью улова. «В конце концов, пусть учатся, пока есть такая возможность», - подумала девушка.       Тут она заметила пухленького, лысеющего имперца в пурпурной рубахе, расшитой золотом и потемневшей от пота. Он стоял к Рин спиной, склонившись над прилавком с причудливыми эшлендерскими украшениями из костей и дерева, плетённых ярких нитей с цветными бусинами и перьями. Подойдя чуть ближе, девушка сделала вид, что тоже заинтересовалась товаром и, обернувшись как бы невзначай на остановившихся в нескольких метрах мальчиков, аккуратно подмигнула. Молодая на вид торговка, красноглазая данмерка, одетая в крестьянское платье, любезно улыбалась своему потенциальному покупателю, который то ли не мог определиться с выбором, то ли решил поднять себе настроение и немного позаигрывать с симпатичной эльфийкой.       — Хочу привезти своим дочкам какой-нибудь гостинец из Морровинда, — улыбался немолодой имперец, которого мучала лёгкая одышка. — Только вот, сама понимаешь — мужчины не разбираются в таких вещах. Шарлотта уже взрослая, где-то твоя ровесница, а Бель помладше её на пять лет. Помоги мне выбрать, красавица.       Рин взглянула на торговку, которая теперь цвела и пахла от комплимента старого подхалима.       — Сомневаюсь, что мы с вашей дочерью одного возраста, скорее, вы мой ровесник, — смущённо начала она. — Младшенькой наверняка понравятся эти серьги — из выкрашенного пера скального наездника, а для старшенькой возьмите подвесочку,— торговка положила в руки богача верёвочку с обсидиановым кулоном.       — Простите, леди, я постоянно забываю, что жизнь меров в три раза длиннее нашей, — имперец вытер рукавом лоб и, продолжая улыбаться словно мальчишка, добавил:        — Если бы моя жена в вашем возрасте выглядела так же, как вы — я был бы самым счастливым мужчиной во всём Тамриэле.       Рин, устав ждать, закатила глаза. «Ну же, покажи, где ты держишь свой кошелёк!» — требовал настойчивый голос в её голове.       Наконец, богатенький имперец достал из-за пазухи красиво расшитый мешочек, набитый доверху монетами и отсчитал несколько торговке.       — И ещё пару септимов в благодарность за вашу помощь, — подмигнул он данмерке, пряча украшения в карман широких штанов. — Чувствуют мои старые суставы, что сегодня будет дождь. Не промокни, красавица.       Рин медленно отошла от лавки, пропуская вперёд имперца. Проследив за тем, куда богач сунул свой увесистый кошелёк, воровка двинулась следом. «Не перепутать бы карманы», — подумала она, борясь со сладостным предвкушением успешной охоты. Толстый имперец тяжеловатой походкой направился куда-то в сторону реки и, пока ещё была возможность спрятаться в толпе, Рин нужно было действовать быстрее. «Где же эти мальчишки?» — девушка напряжённо огляделась, пытаясь найти в жуткой толкучке своих маленьких помощников. Тут она заметила впереди, рядом с жертвой, движение. Ра и Ши принялись бегать вокруг имперца, делая вид, что играют в салки. Рин подобралась ближе, улыбаясь тому, как ловко они справлялись со своей ролью. «Далеко пойдут», — отметила она, глядя, как хулиганы почти вплотную пронеслись перед носом толстяка. Запнувшись о длинный хвост одного из ящеров, богач потерял равновесие и тяжело рухнул прям посреди площади. Но воровка оказалась тут как тут. Опережая всех, кто был готов не пройти мимо, она подскочила к несчастному, протягивая руку помощи.       — А ну, убирайтесь отсюда, шкеты! — прикрикнула Рин вдогонку мальчишкам. — Нашли где играть, глупая ребятня! — уже тише добавила она, сочувственно заглянув в опухшее лицо старого мужчины.       Он растерянно оглянулся вокруг и, опираясь на воровку, грузно поднялся на ноги, ворча себе под нос. Отряхнувшись, он поблагодарил Рин и та, изобразив на лице саму доброту и невинность, поспешно попрощалась, делая вид, что страшно спешит. Снова затерявшись в толпе, она накинула капюшон и чуть ли не бегом последовала за мальчишками.       Они встретились по другую сторону Одай — недалеко от таверны «Южная Стена», которая была местом собрания воров. Присев в узком переулке на пустые ящики, Рин, Ра и Ши занялись делёжкой.       Ра, который оказался более предприимчивым, чем его брат, заявил:       — Мы считаем, что заслужили каждый по трети от улова!       Рин кинула на него удивлённый взгляд и, рассмеявшись, потрепала его по чешуе на макушке.       — Молодец, Ра. Только ты ещё даже не «лягуха», чтобы командовать мной.       Ши, который вообще был не при делах, принялся что-то бубнить, дёргая брата за рукав:       — Я хочу есть!       — Отстань! — отмахнулся от него Ра, надувшийся из-за слов Рин.       Девушка, сделавшись серьёзнее, положила руку на плечо юного ящера и сказала:       — Послушай: если ты хочешь, когда вырастешь, вступить в Гильдию, то должен соблюдать правила. Даже у нас они есть, — улыбнулась она. — Потому, если я сказала, что дам вам пятьдесят золотых — значит нечего торговаться. И так вас, разбойников, балую. А мне нужно скорее расплатиться за жильё, иначе Бакола меня выставит. Вы ведь не хотите, чтобы ваша подруга жила на улице?       Мальчишка внимательно выслушал и, поразмыслив, покачал головой. Понимает, что такую жизнь и врагу не пожелаешь — в Балморе всякого насмотрелся. Отсчитав обещанную сумму, Рин засыпала монеты в карман Ра и поблагодарила за хорошую работу.       — Вы молодцы, ребята. А теперь идёмте в «Южную Стену». Отметите удачную вылазку, как и подобает, выпивкой! То есть, сладким пирожным или чего вы там хотите? — быстро исправилась она.       Выбравшись из подворотни, троица двинулась по широкой улице, на которой стояли каменные прямоугольные домишки рабочих и бедняков. Стража здесь появлялась нечасто и Рин со спокойной душой сняла с себя капюшон. Сдув с лица прядку волос, вечно выбивавшуюся из хвоста, она мечтала как можно скорее вернуть хозяину таверны долг за минувший месяц и выпить стакан прохладной родниковой воды. И тогда можно считать, что день удался.       Дойдя до конца улицы, юные воры упёрлись в Южную Стену. Двухэтажное здание таверны с овальными окошками из зелёной смолы было для Рин в каком-то роде домом. Девушка с самого рождения жила здесь со своей матерью по прозвищу Тень, снимая небольшую комнатку на втором этаже. Но когда её не стало, Рин пришлось заботиться о себе самостоятельно – она продолжила дело матери, которая много лет состояла в Гильдии Воров.       Толкнув дверь, Рин и мальчишки прошли внутрь. Они спустились по лестнице в подвальное помещение, где, как всегда, за стойкой сидел хозяин, а служанки обслуживали клиентов, расположившихся за прямоугольными столиками. Таверну освещали красные бумажные фонарики, подвешенные к потолку, которые то и дело мигали от танцующего внутри пламени. Рин кивнула Сладкоголосой Хабаси, разносившей прохладительные напитки. Рыжая каджитка, одетая в синее платье на шнуровке, уже много лет работала в Южной Стене. Но обыкновенная с виду служанка была на самом деле главой местной Гильдии Воров и великолепным карманником — в узких кругах о её мягких, но цепких лапках ходили легенды. Через минуту она подошла к стойке, где Рин уже отчитывала Баколе септимы, чтобы погасить свой долг.       — Достала всё-таки, — протянула Сладкоголосая, смотря, как воровка с грустью взвешивает в руке оставшиеся монеты.       — Да, — ответила данмерка, пряча свои пожитки в карман. — Если бы я не пообещала этим двоим немалую долю, — кивнула она в сторону Ра и Ши, — то смогла бы ещё реквизита новенького прикупить…       — Эй! — перебил её Ра, уперев руки в бока. — Без нас ты бы вообще ничего не стащила!       Рин приложила палец к губам и с опаской оглянулась. Кажется, никто из посетителей не услышал. Компания шумных данмеров, сидящая у входа в зал, заглушала своим смехом всех остальных.       — Ра, я тебе сейчас хвост выкручу! — злобно прошептала воровка.       — Хватит вам, — вмешалась Сладкоголосая. — Мальчики, за мной — на кухню, живо! А ты, Рин, — служанка обратила на девушку строгие глаза, — будь осторожна, занимаясь своими делами. Боюсь, что Фейн теперь вряд ли сможет нам помочь, понимаешь, о чём мы?       — Понимаю, — скрестив руки, ответила девушка. Их согильдиец-бретон был единственным в городе, кто мог помочь ворам уладить вопрос с наградой за голову, если кто-то попадался. Но теперь, когда балморский судья всецело принадлежал Камонне Тонг, Фейн утратил свои былые полезные связи. Но Рин беспокоило не это. «Сладкоголосая до сих пор относится ко мне как к ребёнку. Почему она недооценивает меня? Если бы она поручила мне достойное задание, мне бы не пришлось собирать деньги с миру по нитке», — думала она.       Каджитка развернулась, захватив со стойки пустой поднос, и близнецы направились за ней, показав подруге длинные раздвоенные языки.       Рин подняла глаза на Баколу — русого имперца лет сорока, одетого в богатую рубашку с рукавами-фонариками.       — Держи, — приподняв бровь, сказал он и протянул ей ключ. — Я, конечно, понимаю, что тебе сейчас нелегко, но будь добра платить вовремя.       — Стараюсь, как могу, — заверила Рин. — Можно мне стакан воды?       Хозяин таверны вздохнул и наполнил из глиняного кувшина чашку до самых краёв. Воровка отпила немного, чтобы не разлить, а затем залпом опустошила её.       — Сладкоголосая права, — вдруг сказал Бакола и нахмурился. – Сейчас у нас поистине трудные времена. Приходится быть вдвойне осторожней.       Рин кивнула, поняв, что хозяин таверны имеет в виду, и тот вернулся к проверке конторской книги, демонстративно подперев щёку. Дело в том, что в последнее время отношения между Гильдией Воров и Камонной Тонг начали стремительно накаляться. Даже простые жители города судачили об этом: вся Балмора сидела как на иголках в ожидании кровавой потасовки между двумя конкурентами.       Камонна Тонг была древним преступным синдикатом на Вварденфелле, состоящим исключительно из данмеров, которые больше всего ненавидели чужеземцев и всё, что с ними было связано. Испокон веков они промышляли наркоторговлей, контрабандой, воровали и убивали всех, кто им по какой-то причине не нравился. Здесь, в Балморе, их штаб располагался по ту сторону реки в таверне Клуб Совета, что стоит прямо под портом силт-страйдеров. С самого детства мать Рин просила дочь обходить это место стороной. Но ещё больше она боялась её встречи с Орвасом Дреном — главой Дома Хлаалу, рабовладельцем и хозяином самой большой на острове фермы нетчей. Дело в том, что этот серьёзный бизнесмен и высокопоставленный чиновник ещё и являлся настоящим лидером Камонны. Это уже ни для кого не было секретом, однако едва ли кто-то мог бы осмелиться выступить против него. Его старший брат — сам Ведам Дрен, герцог Вварденфелла, и если даже он не может покончить с разгулявшимся Орвасом и его бандитами, то значит никто не в силах его остановить.       Тут к стойке подошёл невысокий худощавый данмер с угловатыми чертами лица, и резкими, под стать внешности, движениями.       — Налей мне чего-нибудь покрепче! — грубо потребовал он у Баколы гнусавым голосом.       Это был молодой вор по прозвищу Флин. Он постоянно стягивал свои спутанные чёрные волосы в торчащий пучок на затылке, а виски – выбривал, оставляя на голове запёкшиеся царапины от лезвия. Флин был заядлым пьянчугой и его нельзя было увидеть без бутылки суджаммы, мацта или флина в руках. Особенно флина. Окружающими было подмечено, что чаще всего он пребывал в двух состояниях. В первом, нетрезвом, он был немногословен и оставался безвредным, хоть и пугающим своим видом данмером: потягивая свою очередную дозу, он уходил в себя и становился спокойнее. Однако второе состояние, которое было связано с отсутствием под рукой выпивки, а значит, с его естественным состоянием, характеризовалось мерзкой привычкой язвить, приставать и всячески буйствовать. Казалось бы, у нормальных людей и меров всё должно было быть наоборот. Но будь он с виду спокоен или заведён, его острая реакция на Камонну Тонг и Орваса Дрена проявлялась при упоминании первого или второго всегда и в полной мере. Флин тут же выхватывал свои кинжалы, которые умел мастерски метать даже в самом нетрезвом состоянии и поливал своего обидчика таким слоем грязных словечек, что оставалось только удивляться разнообразию нелитературного языка. Однако Сладкоголосая быстро его приструнила — если он хотел оставаться в гильдии, то должен был уметь держать себя в руках. И со своими, и с чужими. Хоть у Рин и появились вопросы к Баколе по поводу Камонны, всё же она не стала продолжать больную для севшего рядом товарища тему. Первое время, когда он вступил в Гильдию, воровка, будучи помладше, побаивалась его, но теперь между ними завязалась хоть и странная, но дружба, основанная на соперничестве и подколах.       — Флин! — ухмыльнулась девушка, обернувшись к данмеру. — Помнится, ты злорадствовал, что Бакола выставит меня, если я не заплачу вовремя. Так вот. Я погасила долг. А у тебя чего нового? — Рин гордо подняла голову, с интересом ожидая его реакции.       Угрюмый вор кинул на девушку быстрый, безразличный взгляд и, прежде чем сделать глоток поставленной перед ним суджаммы, ответил:       — Ничего. Всё так же меня никто не может оставить в покое.       — Я тоже не прочь избавиться от такого соседа, как ты, но, похоже, ты и сам неплохо справляешься с самоуничтожением, — кивнула воровка в сторону бутылки с алкоголем.       Флин уже почти три месяца жил в «Южной Стене», беспрерывно снимая комнату рядом с Рин, хотя раньше появлялся здесь не шибко часто. С этих пор девушка то и дело слышала за стеной неумолкаемое ворчание и звон бутылок посреди ночи. Хоть в соседстве Флин был и не очень добросовестен, однако работу свою выполнял хорошо — быть его напарницей поначалу давалось ей не так уж и просто, но когда Рин нашла к нему подход, то вылазки в большинстве случаев заканчивались удачно и приносили неплохой улов. Последнее, что им удалось выудить — это шкатулку с драгоценностями из окна незадачливой аристократки. Правда, до сих пор она лежала в тайнике без дела: сеть скупщиков краденого была нарушена и получить выручку в ближайшее время воры никак не могли.       — Могла бы уже понять, что алкоголь — единственное, что заставляет меня держаться на плаву, — ухмыльнулся данмер, насмешливо наблюдая, как воровка наливает себе ещё воды из кувшина. — Что, Бакола не продал тебе спиртное? Тяжело, наверное, когда тебя не воспринимают всерьёз?       В словесной битве, где цель была задеть за живое, Флин победил. Он знал, что девушку это взбесит — придя в гильдию, он сразу заметил, как подрастающая Рин жаждет показать себя. Но Сладкоголосая почему-то упорно продолжала давать ей задания чуть ли не для новичков, хоть девочка и не раз доказывала, что имеет неоспоримый талант скрытности, взлома замков и карманных краж. Потому Рин уже много дней размышляла о том, что бы ей такого своровать, а главное — у кого, чтобы утереть всем нос? Но до дела так и не доходило: Сладкоголосая строго-настрого запретила зачищать что-либо без её спроса, грозясь чуть ли не исключением из Гильдии, и девушка ещё таила надежду добиться разрешения по-хорошему.       Бакола, которому мешала перепалка молодёжи, что-то невнятно пробурчал, пытаясь сосредоточиться на цифрах в своей конторской книге.       — Посмотрим, как ты запоёшь, когда… — начала было Рин, но вовремя спохватилась. Не стоило никому говорить о своей затее.       — Когда что? — приподняв бровь, поинтересовался данмер.       — Ничего, — свела девушка разговор на нет и, не проронив больше ни слова, направилась в свою комнату.       Воровка поднялась по лестнице на второй этаж, где в конце коридора её ждала старая добрая комната. Отперев замок ключом, она задержалась на пороге. Место, где она выросла, хоть и вызывало у неё тёплые воспоминания, но и заставляло постоянно думать о невосполнимой утрате. Здесь было лишь самое необходимое: слева стоял платяной шкаф, за ним — одноместная кровать, а справа — старый шатающийся стол да две табуретки. Жилище было тесноватым для двоих, но теперь комната всецело принадлежала только Рин. Девушка кинула куртку на кровать и села за стол, на котором стоял небольшой самодельный алтарь, состоявший из голубых свечей и узнаваемого портрета её матери. Рин нарисовала его угольным карандашом на пергаменте, игнорируя её шрамы на лице, и вставила в самодельную деревянную рамку, которую ей помог вырезать Флин. Это была не первая попытка дочери запечатлеть лицо родной данмерки, которой ей так не хватало, однако именно этот рисунок получился самым удачным. Кто не знал Тени, тот мог бы запросто подумать, что Рин изобразила себя. Они были очень похожи: та же копна тёмных волос, те же мягкие, больше похожие на человеческие, чем на эльфийские, черты и большие круглые глаза. Воровка тяжело вздохнула и, упёршись локтями в стол, опустила голову в ладони.       — Ну привет, мам, — неуверенно поздоровалась она с грустно улыбающимся портретом. — Ты, конечно, меня не слышишь. Ведь если бы слышала, то наверняка за всё время, сколько тебя нет рядом, дала бы знак. А ведь через несколько дней будет шесть лет, как… — воровка запнулась, не решаясь произносить вслух то, что до сих пор являлось к ней в кошмарах. — И всё-таки я надеюсь, что когда-нибудь ты ответишь мне. Когда-то Рин пыталась наладить связь с предками, которая должна быть дана ей, как и всему народу данмеров, от рождения, однако после множества попыток помолиться в Храме и узнать хоть что-то о своём неизвестном отце, она поняла, что духи глухи к ней. Воровка не имела ни малейшего понятия, почему ей не удаётся поговорить с предками и, почему-то, её мать при жизни это совсем не беспокоило. После её смерти она снова начала пытаться. Девушку это немного успокаивало и помогало привести мысли в порядок.       — В общем, дела у меня немного налаживаются. Я стала неплохо справляться с поиском средств на существование – ты, конечно, надеялась, что я не пойду по твоим стопам, — воровка слабо улыбнулась. — Теперь продолжаю своё обучение скрытности у Ри'Шажирра. Хожу в Кальдеру по морндасам и фредасам. А в остальные дни пытаюсь найти деньги. Сегодня полностью расплатилась с Баколой за жильё. Он, конечно, ещё тот ворчун. Забрал у меня утром ключ и сказал, что не отдаст, пока я не принесу хотя бы половину долга. А когда ты не успевала расплачиваться, разве он так делал? Портрет Тени молчал. Рин опустила глаза и после долгой паузы продолжила:       — После того, как ты ушла, в Южной Стене стало как-то… не так. Несмотря на то, что Сладкоголосая рядом и гильдийцы частенько захаживают на собрания, я всё равно чувствую себя очень одиноко. Наверное это потому, что все они заняты какими-то важными делами, путешествуют, а я сижу в Балморе да ворую яблоки для бедной детворы. Я знаю: ты хотела, чтобы я вела себя скрытно и осторожно, чтобы не наткнуться на Камонну Тонг и Орваса Дрена. Но теперь и в Южной Стене становится небезопасно — Сладкоголосая даже наняла боевого мага для защиты. Теперь он денно и нощно сидит в таверне, прикидываясь обычным посетителем. И даже ни разу не заказал выпивку — очень правдоподобно! Пробовала я с ним заговорить, а он только посмотрел на меня надменно и отвернулся. Что с него взять — альтмер. Вспомнив, к чему она вела, Рин продолжила:       — В общем, рано или поздно мне всё равно придётся искать свой путь. Рин с ожиданием посмотрела на портрет, надеясь, что Тень возразит её тяге к новому и скажет в протест хоть слово. Но в ответ стояла тишина. — Странно не слышать от тебя никаких нравоучений. А я ведь жду их. Жду, что ты оберегаешь меня даже сейчас. Укрываешь, как самая настоящая тень от злых глаз. Или тебе стало всё равно и мои успехи в нашем ремесле — теперь только моя заслуга? А может, ты злишься, что я ослушалась тебя и вместо заурядной жизни обыкновенной крестьянки стала такой, как ты? Но это мой выбор, мам! Немного разозлившись, произнося последние слова молчащей в ответ матери, девушка тут же взяла себя в руки:       — Прости за то, что вспылила. Сейчас Гильдия Воров вся на нервах. Видимо, общий настрой передался и мне. Или меня задели слова Флина? Не важно. С Серединой Года, Тень, — Рин достала из сумки немного увядшие цветы каменевки, которые незаметно сорвала с клумбы возле чьего-то поместья и опустила маленькое подношение рядом с портретом. — Мне очень тебя не хватает, — прикрыв глаза, добавила она и тяжело опустилась на кровать.       Оказавшись в прохладной тени после приключения на душной рыночной площади, Рин охватила ленивая слабость и желание вздремнуть. Зевая, девушка перевернулась на бок, постепенно погружаясь в свои печальные мысли о матери, уводившие её сознание в тревожные сны.       Тень никогда не любила обсуждать что-либо, связанное с её прошлым. Рассказав дочери однажды, как она попала, будучи совсем юной, в неволю к Орвасу Дрену, а затем сбежала и присоединилась к ворам, Тэма больше не возвращалась к этому. Про свой род Рин лишь знала, что её дед был имперцем, наделившим девушку мягкими чертами лица и небесно-голубым цветом глаз, не присущим чистокровным данмерам. А на вопросы про отца Тень и вовсе отмахивалась, говоря, что толком его не знала. Кажется, он был матросом на корабле, что остановился в порту Сейда Нин. Сложно вспомнить — тогда она с командой Олафа выпили в трактире Аррилла столько эля, что память у всех отшибло подчистую.       Но про что Тень могла говорить неустанно, так это о том, какой осторожной должна быть Рин и что она, совсем ещё зелёная, и понятия не имеет, какие опасности поджидают её на каждом углу. Мать строго-настрого наказывала не приближаться к плантации Орваса Дрена, что располагалась на пути из Балморы в Суран, и предостерегала избегать точки, где могли бы собираться бандиты из Камонны Тонг. «Теперь я вижу», — сказала Тень, незадолго до своей смерти, — «с каждым годом ты всё больше и больше становишься похожа на меня. Такая же хорошенькая метиска, рабовладельцы любят иметь таких как ты в коллекции. Поэтому запомни: никогда, слышишь, никогда не приближайся к этому деспоту и тирану, Орвасу!»       Так девочка росла в постоянном страхе, который и до сегодняшнего дня удерживал её от юношеских порывов, заставляя прятаться в тенях и не привлекать к себе внимания. К чужим людям и мерам Рин относилась с подозрением и старалась избегать общения с ними, потому в близкое окружение, кроме матери, было допущено всего несколько из их воровской семьи, кому она могла полностью доверять и на кого всегда могла положиться.       Тень часто уходила, пропадая на сложных и опасных заданиях, оставляя дочь с малых лет помогать служанкам на кухне. Так мать занимала Рин работой, а значит, можно было не волноваться, что её маленькое чадо бесцельно скитается без присмотра на улице. Сладкоголосая, сама того не подозревая, стала для девочки какой-никакой, но нянькой, которая одним глазом приглядывала за ней, учила её вскрывать замки вместо игр и рассказывала эльсвейрские сказки, когда малышка не могла уснуть, плача от тоски по матери.       К тому моменту, когда Рин исполнилось одиннадцать, девочка уже прекрасно понимала, чем промышляет Тень и Сладкоголосая. Постоянные разговоры взрослых и собрания воров не остались для неё незамеченными. Начитавшись увлекательных книг, наслушавшись вдохновляющих приключенческих историй Олафа, Рин принялась усердно учиться взламывать замки и скрываться. Она захотела стать лучшей в этом деле.       Как уже было сказано ранее, Тень не желала дочери такой жизни, но запретить ей думать об этом не могла. И может, если бы она чаще была рядом… Но её не было. Только нашёлся серьезный заказчик при больших деньгах, которые он был готов заплатить за контрабанду двемерских механизмов! Тэма надеялась, что заработает достаточно много, чтобы купить дом где-нибудь подальше отсюда и отложить деньги для Рин, чтобы та, когда вырастет, отправилась в Сиродил и поступила в университет — ведь она так любит читать и рисовать!       Но планы, увы, имеют свойство рушиться. Беззаботным денькам девочки наступил конец, когда Тень заболела корпрусом. Её мать появилась ночью на пороге Южной Стены хромая, обезображенная неизлечимой болезнью, которая с каждой минутой всё больше и больше порабощала её разум. Кто-то из своих увёл плачущую и кричащую Рин прочь, чтобы не дать ей заразиться. Сладкоголосая, едва сдерживая слёзы, выслушала последние слова стонущей подруги, выставив перед собой кинжалы, чтобы в любой момент отразить нападение едва справляющейся с безумием женщины. Та, едва связывая слова, умоляла Хабаси присматривать за её дочерью. А затем попросила убить её, ведь корпрус, иначе называемый «божественной болезнью», не только калечил разум и тело, но и дарил бессмертие, обрекая несчастных на вечные муки. Сладкоголосая пыталась до последнего убедить подругу сдаться Храму, чтобы те упрятали её в Корпрусариум — последнюю пристань для заражённых, где маги пытались найти лекарство от ужасной болезни. Однако договорить каджитка так и не смогла — Тень, чувствуя как теряет самообладание, выхватила свой кинжал и пронзила себе сердце...       Рин просидела месяц, запертая в своей комнате — она никого не желала видеть и только Сладкоголосой удалось наладить с ней контакт: та рассказала, что мама оставила девочке денег и что ещё пару лет можно продержаться, снимая здесь комнату, но потом она должна будет научиться сама зарабатывать на жизнь. Каджитка предложила вернуться ей на кухню таверны и та нехотя согласилась от безысходности своего положения.       Рин находилась там с раннего утра и до позднего вечера — молча и равнодушно, словно механизм, она выполняла все поручения Сладкоголосой, а когда работы не оставалось — уходила в свою комнату и тушила свечи. Обитателям Южной Стены было странно наблюдать в ранее весёлом и любопытном ребёнке такие перемены. И в первую очередь, эти безразличие и потеря интереса к жизни взволновали саму Хабаси. Конечно, она понимала, что после ужасной кончины Тени должно пройти время, прежде чем сгладится острота потери и мир снова заиграет яркими красками. Но так шли дни, тянулись недели. И когда миновало чуть больше полугода, Сладкоголосая осмелилась пойти против желания Тени: она явилась к Рин с предложением обучить её воровскому ремеслу и, если та пообещает быть прилежной ученицей, а затем — послушной исполнительницей, то она примет её в Гильдию под свою ответственность. Вслух Сладкоголосая оправдала свой поступок так: «Твоя мама перед смертью просила меня присмотреть за тобой. А о запрете воровать не было ни слова». Но главное заключалось в контроле. Хабаси понимала, что когда девочка станет старше, то она не будет иметь никаких полномочий, чтобы запрещать Рин что-то, что может, по её мнению, навредить ей. Она для неё — никто. Однако приняв девочку в Гильдию, она станет для неё бесспорным авторитетом, чьи приказы она должна будет беспрекословно выполнять. Следовательно, Сладкоголосая сможет сама решать, за что её преемнице стоит браться, а что — слишком рискованно.       Как и предполагала каджитка, это оживило девочку — она хорошо запомнила, как та подняла на неё свои недоверчивые глаза — в них читался интерес. Впервые за столько времени в них загорелся огонёк и Хабаси, почувствовав облегчение, улыбнулась. Она понимала, что пустоту в сердце Рин может заполнить серьёзная увлечённость. После девушка и сама призналась, что воруя, полностью забывала о своих горестях — вся энергия, всё внимание уходило на сосредоточение. Адреналин обострял органы чувств и единственное, о чём молодая воровка могла в такие моменты думать — это о том, как бы не попасться.       Хабаси всё это время с интересом наблюдала за одной из своих подопечных — она повидала на своём веку немало воров. Кто-то попадал в Гильдию из-за тяжёлой жизни. Кто-то — скрывался, как Тень, и потому не мог устроиться на обычную работу и привязать себя к одному месту. Некоторые больше всего на свете любили деньги и их жадность не знала предела. Но Рин относилась совсем к другому сорту — воровство было для неё как искусство и игра в одном флаконе: девочка с азартным интересом подходила к любой задаче, получая от этого настоящее удовольствие. Пробраться незамеченной в комнату с кучей людей? Не проблема! Или лучше слиться с толпой, притворившись одной из них? Можно отвлечь их, запустив туда жирную крысу. Ещё и нахохотаться можно вдоволь. Ой, совсем забыла, что там нужно стащить? Содержимое того огромного запертого сундука с ловушкой? Сейчас всё будет!       Но самое главное — воровство помогло Рин заполнить пустоту в своём сердце, пускай и ненадолго.