Гнилой герой

Я очнулась от сильной головной боли и ощущения тошноты в груди, поэтому быстро подорвалась с кушетки, удачно шлепнувшись на пол. Но это была не холодная, железная кушетка, на которой я привыкла просыпаться, а теплая и мягкая кровать, которую в последний раз видела так давно, что и не вспомнить. Однако одеяло, в которое меня кто-то закутал, скомкалось в ногах, но я ее тут же натянула его на все тело. На мне не было прежней белой накидки на голое тело или привычного хлопчатобумажного платья. На мне вообще нет одежды. Одеяло плотно прилегало к коже, даря мягкость и тепло, о которой я могла лишь мечтать в перерывах между экспериментами, и, как мне казалось, вечным сном. Укутавшись в него по самый нос, в самом деле наслаждалась невиданной мягкостью и тёплом. Я огляделась по сторонам. Темная комната из-за плотных, закрытых штор и вполне себе уютная. Двуспальная кровать по центру и мягкая перина. Мне казалось, что я сейчас дикий абориген, который бросится на матрац, как на нечто новое и невообразимо прекрасное. Но все же было непривычно видеть столь обычные предметы спален перед собой. Две двери; одна аккурат рядом с кроватью, вторая в другой стороне, недалеко от большого шкафа. Это явно не лаборатория. А может, я умерла и попала в рай после неудачного побега? Если и так, то я не согласна брать новый шанс, если такая «акция» все ещё доступна или это божественное чудо — одноразовое? Я быстро вызвала систему проверить свою характеристику. Хотя первое что я должна была сделать это обеспечить безопасность, разобраться кто я и где нахожусь. Но, чёрт, я в любом случае выберусь отсюда живой или мёртвой, раз на то пошло, пару минут наедине с собой не повредит обстоятельствам. [Уровень: 20Lvl] [Имя: Ран Мидзуно/Лив Андерсон] Геройский ник: не активирован.] [Возраст: 2 года 14 лет (28 лет)] [Характер: тихая, строгая, эгоистичная…Спокойная, молчаливая, покладистая…] [Причуда: Активирована. Неназванная водная причуда/ Неназванная золотая причуда.] [Сила: 135/200] [Ум: 55/200] [Смелость: 15/200] [Выживание: 44/200] [Владение причудой: 180,5/200] Мои навыки сильно повысились после моей неудачной попытки. Давненько я не видела себя с обратной стороны. Однако выживание и смелость наоборот уменьшились потому, что волю ломали, причем очень долго. Но, это мало им помогло, я все равно сбежала…но получилось ли? Насколько я помнила, так меня остановила сильная чесотка в сгибе локтя и нестерпимое жжение, ослабляющее тело до состояния нестояния. Глянув вниз, я заметила плотный слой бинта, сквозь который проступали коричневые и зелёные пятна. Зелёнка? Кто-то обработал рану? — и сделал все аккуратно, без видимых повреждений, которые бы остановили меня от побега. Может мне тут не желают зла? Но это не объясняет другого: кто сделал это? Уничтожен ли чип? — ведь это он так сжигал меня. Видимо, я переступила порог дозволенного и от напряжения микрочип сгорел в моей плоти. Ужасно болючее ощущение скажу я вам, никогда бы не подумала, что что-то может сгореть во мне. Это же даже представить невозможно, а тут такая непростая ситуация, разрушившая все мои стереотипы. Будто меня посадили на электрический стул и хорошенько так поджарили — нет, такого конечно не происходило со мной, но чувствую, будь смертная казнь «в почете» у правительства — я бы обязательно попробовала сие пытку на себе. А ведь главное — есть за что. Я не невинный ангелочек, который клятвами клялся защищать граждан, у меня есть грехи и, увы, я выступаю в них как жертва. Одна из причин, почему придуманные байки о чипировании населения невозможны. Самовозгорание из-за перебоев электричества. Даже правительство как-то придумает поддержку чипов без прямого поступления электричества и независимо от влияния спутников, то это все равно невозможно. Чипировать объект для исследований достаточно умно и рискованно; необработанное жидкое золото, текущее по моим венам тонкими ниточками слишком радиоактивно для маленькой, чувствительной микросхемы. Это опасно не только для меня, но и для причуды. Войдёт в реакцию и пиши пропало. Мне бы в радость если подобный сценарий случился бы, смерть — единственное, что могло спасти от холода, тянущийся день за днём. Но, в то же время, мне дали шанс начать жизнь заново и вот с такой подачей, я просто не могу держаться за эту возможность. Хочется высказаться Системе, выразить все свои претензии, но едва ли анонсер поймет человеческие чувства, свойственные существам с душой. У нее, пародии на технику далёкого будущего, точно нет чего-то похожего на аналог человеческой души. Но, есть ещё кое-что интересное, то, что я осознала только сейчас: Мне четырнадцать лет… Двенадцать лет меня держали в закрытом помещении, не позволяя дышать чистым воздухом. Половину этих лет я провела без сознания, в коме и только последние несколько долгих месяцев — все воспринимала, видела и слышала. Чёрт, я пропустила двенадцать своих дней рождений. Двенадцать лет назад погибли мои родители, о которых я ничего не знаю. Двенадцать лет — просто огромная цифра дней, часов и секунд. За эти года забыла, какое тепло у солнца, как бывает холодно на улице и как выглядят другие люди, не облаченные в белые халаты, скрывающие масками пол лица. Но сейчас я слышала щебетание птиц и, поднявшись с пола, широко раскрыла тяжёлые шторы. Яркий солнечный свет ослепил и, вскрикнув, таки подвернула многострадальную ногу, упав на твердый ворс ковра. Чёрт, кровит. Кажется, прозвучал хруст кости и это не удивительно, с такими тощими палками вместо ног. Один только вид на искалеченные конечности с большим количеством фиолетовых синяков заставил меня громко и несдержанно пускать слезы и сопли. Я потеряла так много лет своей жизни, едва ли не погибнув на том холодном, как лёд, столе. Истерика накатила новой волной, и уже не сдерживалась, громко мычала и била ногами о пол, захлебываясь ещё и от боли подвергнутой конечности. Давай, добивай себя, может сдохну наконец-то. Могу ли я надеяться, что все страхи и ночные кошмары наконец прекратятся? Я больше никогда не буду превращать все, что коснется крови в проклятое золото, так ведь? В меня не будут тыкать иголками, проверяя действие какого-то аппарата как на мыши? Так много вопросов… Тем не менее, я не знала, кто вытащил меня оттуда и принес сюда, но и не торопилась узнать. Мне нужно время прийти в себя и желательно, чтобы это время длилось несколько лет наедине с собой, в этой маленькой комнате, с узким окном. Буду наслаждаться солнечными лучами и ветерком, не обращая внимания на другие потребности организма. С течением времени, приоритеты человека меняются, не так ли? Я человек высоких идеалистических норм и правил, если за что-то взялась — не отпущу, пока не выполню первостепенную задачу. Так и я не могу отступиться от своих первоначальных. Подтянув одеяло до груди, я подошла к окну, вглядываясь в забытый, прекрасный антураж шумного города. Сейчас лето? Яркие оттенки зелени на кустах и деревьях радовали мой, привыкший к белому и золотому оттенку, взор. Голубое небо со светло-серыми кучерявыми оболочками, томно плывущие в вышине, манило. Красиво. Уперевшись локтями в подоконник, я наблюдала за мимо проходящими людьми, радующимся жаркому дню и детей, бегающих друг за другом. Громкий смех успокаивал, и, казалось, что ничего за эти года не изменилось, и даже я все та же. Раскрыв окно на распашку, я почувствовала, как теплый ветер обнял мои голые плечи своими нежными, едва ощутимыми порывами. Пахнет свежо и приятно, невероятное чувство ожидания стало реальностью. Дверь за спиной скрипнула и я застыла, ожидая, что меня сейчас насильно уведут в лабораторию, где уже точно привяжут ремнями к обжигающему железу и живого места не оставят. Напрягаясь от того, что уже несколько долгих, тянущихся секунд ничего не произошло, аккуратно повернулась в сторону двери, чтобы не спровоцировать хищника. На пороге стоял мужчина с обезображенной внешностью. Растрепанные черные волосы колючими иголками торчали в разные стороны, создавая неряшливый вид вкупе с простым, растянутым джемпером с пятнами на нижней части. Он застыл, смотря на меня и чего-то ожидая, как и я от него. «Нужно бежать. Большего я не выдержу. И где Система, когда она так мне нужна?» Отсчитывая секунды для рывка за узкое открытое окно, я плотнее укутала наготу в единственное средство тепла и защиты, минимизируя телодвижения для сохранения энергии. три два один Я резким движением взобралась на подоконник, ухватившись за белую раму. Тело все ещё шатало, а голова кружилась, но я не намерена оставаться тут, непонятно где, непонятно, что со мной сделают. Только успела выставить над высотой стопу, как чужие, мужские руки крепко перехватили меня за талию, затаскивая назад. Дёргаться и брыкаться было тяжело из-за массивности одеяла, но я все равно совершала интенсивные телодвижения в разные стороны, чтобы хоть как-то оттолкнуть мужчину от себя. Изо рта вырывались писки, больше похожие на хрипы из-за сухого горла, не смоченного даже слюной. — Тише, Ран-чан, тише. Его низкий, глубокий голос прозвучал у самого уха, призывая успокоится, но я не могла; заведенная шарманка истерики и паники утопила меня. Хотелось, чтобы он убрал руки и отпустил меня на волю, где можно было найти спасение, а не в замкнутом пространстве, откуда мне явно не разрешат выйти даже под дулом пистолета. Руки с фиолетовой, твердой коркой, скреплённые железками, как я успела в порыве паники заметить, хорошенько тряхнули меня за плечи, что аж челюсти сомкнулись со стуком несколько раз, разворачивая лицом к лицу и …резко притянули в объятия. Ступор, в голове пустота, тело ослабло. Паника сошла на нет, я не дышала, боясь спугнуть. Он не хотел причинять мне боли, это я поняла по аккуратным поглаживаниям шершавых пальцев по голой коже спины. Мужчина уткнулся лицом в плечо, крепко прижимая к себе и покачиваясь из стороны в сторону. Широко раскрыла глаза от удивления, я пялилась в стену за его спиной, пытаясь переварить произошедшее. Нет, мне…мне нужно уходить, а не стоять в объятиях этого…! Кого? Тело неправильно отзывалось на эту ласку. Давно меня не обнимали…с двух лет, когда добродушная Рей-сан успокаивала меня таким же путем, или когда несла на руках в комнату. Она также сжимала детское тело, крепко прижимая к груди, как бы защищая от всех напастей. Я часто вспоминала ее, так спасаясь от проблем вокруг. Иногда, полезно вспоминать прошлое, чтобы будущее не казалось настолько страшным в своем томительном ожидании. Запах гари и паленого дерева бился в нос, и я невольно глубоко вздохнула новый для меня запах. Как первое открытие мира он был сладко-терпким, но приятно ложился на язык осадком, невольно вынуждая меня распробовать ещё и ещё. Сердце билось слишком быстро, тахикардия усилилась, тянущей болью прогоняя волнение по венам, осаждаясь где-то на руках; пальцы тряслись, ноги подгибались. — Так долго я искал тебя, так долго… - бормотал он полутоном, опаляя слишком горячим дыханием кожу шеи, пуская крупные мурашки. Я давно не ощущала чужого тепла, беспокойства и такого волнения. Слишком много эмоций и чувств за столь короткое время. Не привыкла, случится передозировка, будет больно и плохо. — Ты в безопасности, Ран-чан. «Ран-чан», я никогда не слышала, чтобы мое имя звучало из чужих уст на выдохе, с такой нежностью, аккуратностью. Я прикрыла глаза, все-таки ответно обнимая человека за покатые, широкие плечи, утыкаясь носом в ткань футболки от которой пахло железом и веяло теплом костра, будто я в своей прошлой жизни, впервые с матерью выехала на природу, и мы развели костер, чтобы подпечь до золотистого оттенка мягкий зефир, балуясь и пачкая друг друга липкой сладостью. Я безумно сильно соскучилась по маме, ее родному запаху и теплым объятиям, и слезы опять потекли по щекам. Какая же я размазня. Организм полностью расслабился, осознав, что нет угрозы для жизни, выпуская эмоциональное выгорание. Я в кулаках сжимала ткань чужой одежды, пачкая солёной влагой, сама захлебываясь ими. Ноги задрожали, и я соскользнула на пол, утягивая мужчину, не выпуская из крепких объятий. Так давно не ощущать человека настолько близко, и, сейчас, как награда за все пережитое, получила вот это: то в чем нуждаюсь как никогда ранее. Я обесценивала истинное значение такого проявления отношений. Объятия для меня столь же редки. Черноволосый покачивал меня в руках как маленькую девочку, которой я когда-то была, не получившая ласку и любви. Ощущая только холод железа, острие игл и боль, я наконец уловила прекрасное чувство «покой» и «безопасность». — Как же я скучал по тебе. Он что-то говорил тихо, а у меня закрывались глаза. Хотелось спать в его руках…но, засыпать тут — нельзя. Я не знаю ни человека рядом с собой, ни тех кто ещё находится в здании. Может, они просто ослабляют мое чутьё, дают липовую надежду на доверие и безопасность, чтобы в одно мгновение произойти целому апогею моей жизни. Нужно быть начеку. Отвернется, уйдет, и я тут же сбегу. Ноги моей не будет тут, подамся в полицейский участок, а там уж пусть хоть в приют определяют, главное — в безопасности. Интересно, меня кто нибудь искал? Или я объявлена пропавшей без вести, а зная, как работает эта система — за прошедшие десять лет меня могли автоматически записать в «погибшие без следа». Мол, маленький ребенок потерялся в лесу, умер от холода и голода, а труп уже или сгнил, или дикие животные растащили. Никто же не мог предположить, что в мирном обществе, где доминируют герои, ребенок мог быть похищен для экспериментов. Да и графа «родители», которые вообще-то злодеи, явно не внушает отделу поиска пропавших доверия. Пропала, ну значит такова судьба; умерла — ещё лучше! минус один будущий злодей. Ведь… «…каждый из нас потенциальный злодей…», а дети почивших отрицательных героев — уж тем более. — Ты как? Мне захотелось создать видимость доверия к этому…человеку, ослабить его бдительность, вверить, что я не сбегу, ведь какой смысл, да? Расслабившись, первым делом оглядела часть коридора видную из открытой двери: продольное, узкое пространство, напоминающее больше коридорный пенал без оконных или дверных проемов. Не ясно куда ведет дорога: в тупик или наружу. Мой психолог всегда говорил, что доверие к человеку основывается на зрительном и других близких контактах. Его лицо пугало, увидь, я его в темноте где-то на улице, подсвечиваемые лишь светом фонарного столба однозначно испугалась: нижняя часть покрыта темной корочкой, будто недавно зажившая рана поврежденной кожи, скрепленная скобами чем-то похожим на мебельный степлер выводя от уха до уха линию, создавая эдакую улыбку. Под глазами та же ситуация настоящие темные круги под глазами заменились на шрамы. Флегматичный дофенизм, выражающий его лицо не пугал, лишь составлял странную, полную картину уставшего человека. Что же с ним произошло такого, что обезобразило его внешность? Но вкупе со всем этим мужчина выглядел во всех клише подростковых романов. — Ты так и не научилась говорить? Новый вопрос поставивший в тупик. Откуда он знает, что я «так и не научилась говорить»? Он знает меня? Тогда почему я не помню его лицо. Такое я бы никогда в жизни… твою мать… Я видела его на просторах Системы под графой «любовные линии». Тогда ещё сбой произошло, имея надпись…как звали того мальчишку? Не помню. Так много воды утекло с того времени. Я помню только Рей, ее белоснежные волосы, чёлка закрывающая серые уставшие глаза и полуулыбку, когда я нянчила самого младшего малыша…его имя я тоже не помню. Система не врала о встрече с ним. Я отрицательно помотала головой. Черноволосый поднялся с пола, начиная суетится по комнате, открывать шкафчики, и с громким шумом захлопывая, что-то разыскивая. Казалось, будто он взволнован чем-то или расстроен. —…да где же…нашел. Будем общаться таким методом. Он вложил мне в руки карандаш с угольным грифелем и потрёпанную тетрадь со смятыми уголками. Быстро чиркнув первый вопрос дрожащей рукой, я повернула лист к нему. Бирюзовые полуприкрытые глаза быстро прошлись по иероглифам и, выдохнув, он откинулся спиной о кровать, дернув пальцами и так растрепанный ворох волос. — Не думал, что это будет первым, что ты спросишь. Но, да, я тебя знаю. И ты меня знаешь. «Я не помню тебя. Точно бы запомнила, с твоей-то внешностью.»— написала я, уже запачкав пальцы в черном угле. Он хмыкнул. — Я не́сколько изменился с нашей последней встречи, но я прекрасно знаю тебя, Ран-чан. Опустив тетрадь на пол, я не знала что ещё спрашивать. Были ли актуальны вопросы о моем местонахождении? — Ты взволнована и напугана, не так ли? Он взял мою руку в свою, такую же наполовину обоженную и скрепленную железками до середины ладони. У него все тело такое или лишь видимые части? — Ты в безопасности. Это отвечает на все твои вопросы? «В какой безопасности? Я в лаборатории? Что вы будете делать со мной?» Вопросы быстро группируются на белом листе, вынуждая меня в панике задаваться более пугающими ответами. — Нет-нет, я не для того искал тебя так долго, чтобы эксперементировать. И… стой… Он обхватил мое лицо ладонями, останавливая новый поток вопросов, настраивая зрительный контакт и нервно вздыхая. Неужели, он правда рассчитывает, что от одного ответа я стану ему доверять? — Все хорошо, поверь мне, ты в безопасности, я гарантирую ее тебе. Хватит вопросов об этом, все что было с тобой позади. Твой мучитель получил с лихвой все то, что он заслужил. Здесь нет лабораторий, иголок, экспериментов и уж точно никто не тронет тебя. Я уж прослежу за этим. Если он говорит такое, значит так и есть, да? Есть ли смысл ему доверять, пока слова не доказаны на деле, ведь доверие основывается на поступках. Как показала жизни — не доверяй всем тем, кто обещает всего и сразу, не подкрепляя хоть чем-то. Но, у меня есть выбор? Так или иначе, жизнь может дать мне ещё какое-то испытание и надеюсь я с ним справлюсь. «Как тебя зовут-то?» — Даби, для тебя просто Даби. Запомни это имя, и забудь второе. Это какая-то загадка? Мне нужно что-то вспомнить, чтобы вспомнить его второе имя? Или, я его знаю, но не догадываюсь? Даби. Просто, мило и лаконично звучит. Два слога, звучащие на выдохе. Ему не подходит. Подойдёт имя для ребенка с нежной внешностью и ранимым характером. А ему — что-то величественное и устрашающее, соответствии с его внешностью, дрожащее в страхе людей только подумав о имени. А «Даби» — звучит слишком просто. Я нахмурилась. Мы молчали некоторое время, каждый раздумывал о своем. Тем не менее, он не сводил своих глаз с меня, что вообще-то дискомфортно. Может он уже уйдёт? — Давай обработаем твою руку. Он подтянул на себя многострадальный сгиб локтя, который, видимо начал кровить от частых движений, когда я выписывала вопросы. Даже не почувствовала ничего. Аккуратно разматывая перевязку и снимая с раны какую-то наложенную салфетку, уже имеющую цвет засохшей крови, я увидела разодраную кожу, обещавшую стать шрамом. Красный оттенок пострадавшего покрова вызвал лёгкое головокружение. Но, кровь не текла, рана вокруг обмазана зелёнкой. Неужели я схлопотала фобию боязни крови? «Чип, внутри, надо вытащить его или меня найдут. Пожалуйста.» Быстро написала второй рукой, коряво и нечитаемо, наплевать. Я не знаю точное назначение микросхемы, может она работает как электрошокер, вырубая своего носителя, а может средство отслеживания, но избавиться от него — дело первой необходимости. Чёрт знает, может он вообще работает на дальних дистанциях. Он вздохнул, кивнув на просьбу. Едва ли просьба, скорее моя мольба. Если они, подчиненные ученого, прийдут и сюда, сломают Даби, не дай бог ещё и убьют, заберут назад, я уж точно не смогу ничего сделать с этим. Слишком слабая, даже несмотря на высокую характеристику владения причудой. — Будет больно, очень. Больно, это когда узнаешь, что из тебя вырезали важные репродуктивные органы и тычат иголками каждый день в одно и то же отверстие — вот это больно. Больно — это узнать, что твои родители положили свои головы посмертно ради безопасности своего ребенка, который даже не помнит их голосов, вот что больно. Хуже всего бывает ментально, физическая боль приходит и уходит, а психическая остаётся навсегда, как клеймо на душе, раздирая ее на клочки так, что потом не склеить ласковыми словами и объятиями. Он вышел из комнаты, а я, подтянув одеяло к груди, скомкала что-то похожее на мягкую опору, куда и положила руку раной вверх, ожидая Даби. Вытащит чип и могу бежать. Нельзя расслабляться. Он не заставил себя долго ждать и по пути раскрыл створки шкафа, бросая в меня комья одежду. — Надевай, нужно сходить в другую комнату. Я выжидающе глядела на него, ожидая, когда дойдет выйти или хотя бы отвернуться, я ведь совершенно голая, кроме одеяла, что спасало и согревало. Смотреть-то особо не на что было, кожа да кости, не сформированное тело не может привлекать мужского внимания, но, все равно — это аморально. Цокнув, все же отвернулся, закрывая шкаф и двери, чтобы не устраивать тут представление для других. Мы же не одни тут, да? Если так, то это усложняет побег. Скинув спальную принадлежность, я первым делом осмотрела тело: синяки, кровоподтёки, шрамы — все это равномерно покрывало кожу. Не то, что отвратительно, скорее привычно видеть себя такой. В прошлой жизни я тоже страдала от них, так что ничем меня не удивить. Но, золотые тоненькие полосы все же рассекали руку, от локтя до самых пальцев, выступая к каждому из них. Некрасиво. Может, в другом сценарии моей второй жизни, это было бы и эстетично, но не сейчас. Накинув на тело длинную, черную мешковатую кофту с капюшоном, что почти как туника, доставала ниже бедра, прикрывая все места от чужих глаз. Длинные волосы, отросшие за годы ниже поясницы, лезли в лицо и электризовались, из-за чего и схлопотала микро удар током, ойкнув, отпрыгнув в сторону, поглаживая пальцы. Даби тут же повернулся на меня, закатив глаза, вынул из тумбочки что-то мелкое. — Подойди. Приказной тон. Как грубо по отношению к девушке. Меня грубо повернули спиной и волосы попали в чужие руки. Он умело поднял локоны на затылок, расчесывая их пальцами и фиксируя резинкой. Я придирчиво рассмотрела длинный хвост с торчащими перьями, трепещущих теперь на уровне лопаток. Жухлые, жидкие волосы, с секущимися кончиками уже потеряли свой насыщенный пыльно-красный оттенок. Теперь они похожи на свернувшуюся, засохшую кровь — коричневые, с редкими прядями красного. Не без жертв обошлось на поле боя. Хотя, в другой ситуации я бы гордилась такой длинной гривой. Ноющая боль в ноге не позволяет быстро перемещаться по коридору, уж тем более босиком. Но, по полу не тянет холодом, наоборот, от солнца очень тепло, что даёт несомненный плюс. — Чёрт, ты такая медленная. - рыкнул Даби и остановившись, быстро поднял меня на руки, ногой выбивая нужную дверь. Просторная ванная, с отдельной душевой, встроенной в стену обитую нюдовым кафелем. Черноволосый усадил меня на тумбочку, подвигая к раковине и вытянул многострадальную руку в сторону. Увидев маленький кухонный нож и пинцет, я занервничала, ерзая на месте, и напряглась, ожидая боли. Особенно страшно стало, когда он заботливо намочил корку раны салфеткой, пропитанной йодом, размахивая и сдирая влажные комочки. Мелкие стесанные раны щипало, коричневое пятно растеклось по коже. — Не смотри. Взяв в руку нож, он на секунду замялся, пальцами отвернув мою голову в сторону. Мгновение и острие полоснуло глубокую линию, кровь хлынула из пореза, стекая в раковину некрасивыми красными разводами. Я не успела дернуться, потому что этим местом совершенно не ощущала боли, даже как-то непривычно. Лишь неприятно от стекающей, будто теплая вода, по всей руке жидкости, вытекающая из необходимого ранения. Правда, когда он протиснул внутрь пинцет, разыскивая микросхему, я все же не выдержала писков. Острые концы предмета царапают и задевают мышцу. Возможно, этим кусочком кожи на руке я уже ничего не смогу ощутит, так как мы не в высококлассной больнице, тут никто не будет беспокоиться о сохранности живой ткани нервов. Хоть на этом спасибо. — Блять, не дергайся! Повысил он голос на меня. Хотелось убрать руку от острия, колупающегося под кожей, и сделать все самой. Дергаясь, наоборот раздирала порез ещё сильнее. — Все, нашел. Даби сам тяжело дышал, да и его руки тряслись, когда он показал на кончике пинцета совсем маленькую, зелёную пластину, окрашенную в цвет крови. Бросив операционные принадлежности под напор воды из крана, черноволосый торопливо стёр кровь с руки, приложив спиртовую салфетку. Я, все же повернулась посмотреть и тошнота задавила, голова закружилась. Не хватало ещё боязни крови на фоне этого. Руку, отяжеляемая бинтом, безвольно висела, и Даби присел на корточки, разглядывая посиневшую щиколотку. Да, ему придется запариться, если будет обрабатывать каждую мою рану. — Намажем кремом и все сойдёт. До свадьбы заживёт. Я хохотнула. Мама тоже так говорила, но, свадьбы все не было, а раны сменялись на новые. Холодный крем коснулся синяка, приятно массируя и втирая средство в кожу. Меня снова подняли на руки, уже заставляя закинуть ноги ему на талию и крепко удерживая под бедрами, понесли в комнату. Побег отложен из-за непредвиденных обстоятельств…стоило голове коснуться подушки, как я все же вырубилась от стресса и утомления. Все же будет хорошо? Очнулась поздно вечером, судя по тишине за окном В комнате никого не было, и я вновь была укутана в одеяло, как матрёшка. Сгиб локтя побаливал, но не смертельно сильно. Хотелось пить и кушать, но выходить я не собиралась. И так слишком много для меня сделал Даби, а вдруг встречу тех, кого не стоит, нарвусь на проблемы, а разгребать их ему. Я все ещё обязана умело держать планку доверчивой девы. Пролежав ещё с полчаса, я встала, решаясь проверить вторую дверь, проверяя пути к отступлению. Обычная, сделанная под европейский манер крохотная ванная. Наконец, я взглянула на себя в зеркало. Неописанная красавица, что сказать. Умывшись и оттерев засохшие кровь с щеки, грязь и прочие пятна, я вышла и подошла к окну. Поздняя ночь. Улицы красиво подсвечивались фонарными столбами, а на горизонте блестели зажженные мягким светом высокие многоэтажки. И несмотря на время, внизу кипела жизнь. Подростки и молодежь гуляли, громко смеясь и слушая музыку на всю улицу. Звуки распуганных дворовых котов, шум полицейской мигалки и скрежет шин. Запрыгнув на подоконник, раскрыла окно и свесила ноги над высотой. Один прыжок и я на свободе. Ну, подверну ногу, обдеру ладони — не проблема для меня и не через такое проходила. — Проснулась? Я вздрогнула от голоса за спиной, чуть не вывалившись. Даби сидел в кресле, так же вглядываясь в окно. И как я не заметила его? Он все время тут сидел или его причуда — это перемещение? Он же не ждал, когда я исполню план, чтобы в последнюю секунду лишить твердой земли под ногами? Даже для злодея это жёстко… Он протянул руку, встав с кресла. Мы… выйдем из комнаты, или что он хочет? Не слишком ли тактильный человек? Сколько раз он уже касался меня за прошедшие часы? Если ему так не хватает чужого тепла, почему не не найдет ту самую, мало ли у какого какие вкусы. Я не осуждаю. Безусловно, чувствовать кого-то рядом — чудесное чувство, но не в этой непростой ситуации. — Идём, тебе нужно поесть. Живот тихо заурчал, и мы все же вышли в коридор. — Все уже спят, поэтому будем тише, да, Ран-чан? - полушепотом произнес Даби низко наклонившись к моему уху. Мурашки побежали по спине, слишком близко. Я напряглась. Мы вышли в помещение, похожее на бар, за имением самой барной стойки у стены. Даби суетился за ней, пока я пыталася залезть на высокий стул, все ещё выдерживая паузу. Неудобный, слишком высокий и как вообще правильно садиться, если он скрипит под ногами и шатается? Кое как удержав равновесие, я осмотрела пространство как смогла. Слишком темно, только стойка подсвечивается настенными бра. — Ешь. Передо мной он поставил лапшу быстрого приготовления, как я помню из прошлой жизни. Может и по вкусу она отличается? Поклонившись и улыбнувшись в благодарность, с щелчком разъединила смежные деревянные палочки, кое-как удержав их в руке. Взять лапшу не удавалось, потому что палочки выпадали из моих корявых ручонок. Гортанный мужской смех прозвучал в тишине и я показательно-обиженно воткнула одну палочку в лапшу, таким образом накручивая еду. — Как и в детстве. Дай сюда. Распутав палочку, он присел рядом на соседний стул, подвигаясь слишком от чего наши плечи соприкоснулись. Слишком много контакта… — Вот так и вот…так, не так уж и сложно. Не так уж и сложно для того, кого в детстве учили использовать их, но не для меня. Ложка и вилка — вот, что нужно для комфортной еды. Не без помощи, я все же съела длинную вермишель, пачкая губы в горячем бульоне. О мать моя женщина…эта лапша намного вкуснее, чем та, что я ела всю свою жизнь. Пряный вкус оседал на языке, лаская вкусовые рецепторы, а сами макаронные изделия, не до конца заварившиеся имели плотную структуру, не ломаясь. Я уверена, что сейчас в моих глазах блестели звёздочки счастья. — Вкусно? Ты никогда не пробовала лапшу? Мне пришлось дважды кивнуть, чтобы не вдаваться в уточнения «в какой из двух моих жизней». Даби засмеялся, стирая с подбородка прилипшую с бульона нарезанную зелень. Тем временем, ночь набирала свои обороты, вверяя в меня уверенность в наступлении завтрашнего дня. — Знаешь, ты можешь уйти от сюда когда захочешь. - начал говорить он, напрягая меня темой разговора. Отодвинув бумажную тарелку в сторону, повернулась к нему, стараясь не смотреть в его флегматичные полуприкрытые глаза. — Но, сбегать не надо. На улице много тех, кто желает тебе зла. Подумай, а нужно ли тебе это, если тут ты в безопасности? Я правда задумалась. Нет, опускать мысли о побеге значит обречь себя на проигрыш в одну лишь понятную игру с судьбой. Ничего не произойдёт, если я немного пущу тут корни? Совсем недолго. Раны затянутся, боль уйдет, я немного прийду в себя и осознаю, что делать дальше. Тогда уже и уйду, раз пути мне открыты.