♡♡♡
Зайдя в квартиру, Тэён убедился, что отдых закончился в тот момент, когда они закрыли домик и отдали ключи хозяину. Отдых ему не светил до ужина, а возможно и после тоже, потому что ему нужно было убрать квартиру. За неделю накопилось пыли, которую Тэён не приветствовал в своём жилище. Поэтому, закинув их с Джехёном вещи в стирку, он переоделся и захлопотал с уборкой. Джехён вызвался помогать – не мог ведь он сидеть и наблюдать за Тэёном, как тот носится туда-сюда и делает всё один? Теперь они носились вместе, не переставая что-то где-то помогать друг другу: Джехён подсадил Тэёна, усадив его на свои плечи, чтобы тот вытер пыль на шкафу в спальне, а Тэён... Он старался что-то помочь Джехёну: подать спрей для мойки мебели или другую тряпочку, заботливо приносил стакан воды. Но по большей части он только заигрывал в процессе уборки. Ему нравилось слушать пыхтения Джехёна сквозь улыбку, когда альфа стоял на табурете и протирал высокие полки, а Тэён, проходя мимо, шлёпал его по заднице и бёдрам. Сам не знает, что на него нашло, но ему хотелось позаигрывать и таким образом отвлечь думающего Джехёна. И ладно, если бы Джехён просто думал о чём-то, но он хмурился и иногда тяжко вздыхал, ничего не говоря Тэёну, и Тэёну это не нравилось. Он знал, о чём думает Джехён – было о чём подумать и переживать в данный момент: Джено с Джемином впервые за три года встретятся с родителями первого, Сончан с Донхёком проходят важный период для альфы, а Джехён ничего не объяснил в подробностях и не может им чем-то помочь. Тэёну нужно было как-то поднять альфе настроение и притормозить его мыслительный процесс. Таким образом, омега и сам всячески развлекался, ничего не стесняясь, и Джехёна старался растормошить. От укуса за бедро Джехён угрожал такой же расправой и Тэён был совершенно не против, но только хотя бы после уборки. Поэтому, когда Джехён спустился с табурета и уже направлялся к Тэёну, омега сбежал убирать в спальню, при этом хохоча от собственных забав, сквозь страх быть прижатым к какой-то поверхности и так и не закончить уборку. В спальне особо убирать не нужно было, так как на шкафу они уже протёрли пыль, только остались полочки с аксессуарами интерьера комнаты. Справился он за несколько минут и решил мыть полы. Джехён уже тоже закончил и в ванной стирал вручную использованные тряпки. Хорошо, думает Тэён, что додумался налить воду для мытья полов заранее и сейчас с Джехёном они не пересекутся. Тэён считал, что ему нужно хотя бы день отдохнуть после недели секса, а он буквально пятнадцать минут назад бессовестно заигрывал с Джехёном. Тэён подумал об этом снова, успокоился, предположил, что Джехён такого же мнения, и начал мыть полы. Джехён же не ожидал такой игривости Тэёна сейчас, когда они были вроде как заняты уборкой. Однако ему нравилось то, что Тэён в хорошем настроении, что Тэён чаще становится таким игривым, таким дурашкой, и для веселья ему многого не нужно: всего лишь пару раз шлёпнуть его по заднице – и смех звучит около минуты. Он понимал, что для него Тэён и веселился, пытался передать ему хорошее настроение, что понемногу получалось. Окончательно все его мысли ушли, когда он увидел, как Тэён моет полы. До этого момента, он не видел этого раньше, так как Тэён убирался когда альфа был на работе или занят был чем-то другим. А сейчас Тэён стоит кверху задницей, держа в руках тряпку протирает полы, и вздыхает на резких движениях. Он тихонько подходит к Тэёну, который не замечал его, и ждал, пока омега столкнётся с ним бёдрами. – Вид – загляденье, - довольно говорит Джехён, опуская руки на поясницу Тэёна и подавно опускаясь по бокам к бёдрам. – Для тебя старался, - отвечает Тэён, разгибаясь и поворачиваясь к мужу. – Я почувствовал у тебя в кармане... тюбик зубной пасты? – Это не тюбик зубной пасты, - посмеивается Джехён. – Ох, может, не надо? - неуверенно говорит омега, заглядывая в глаза Джехёну. – Ну, дадим друг другу денёк соскучиться? – Ты ещё предложи спать в разных квартирах, - Джехён отпускает ещё один смешок и улыбается, показывая так любимы Тэёном свои ямочки. – Как захочешь, так и будет. Я просто хочу тебя обнять и чмокнуть в щёчку, - целует в щеку и обнимает, исполняя свои желания. – Цёмнуть носик, - снова исполняет то, что говорит, – лобик и висок, а потом поцеловать твои сладкие губы. Целует Джехён нежно, неспешно смакует губы Тэёна, который так же отвечает, обхватывая каждую и слегка проходя по ней языком. Тэён сбивчиво вдыхает, чувствуя появляющиеся непрошеные слёзы в глазах, не понимая, за что ему такое личное счастье, как Чон Джехён. Такой самый лучший и самый любимый альфа – не беря в счёт отца Тэёна, это другое, – и только Тэёна, для Тэёна и с Тэёном. Джехён каждый день его чем-то приятно удивляет, показывая свою любовь и разные чувства, которые он испытывает к Тэёну. Сейчас это забота, нежность, покорность и уважение его желаний и решений. В поцелуе никаких приставаний и намёков, кроме упирающегося стояка Джехёна в бедро Тэёна, но никого это не смущает: это в порядке вещей, если любишь человека и он для тебя самый привлекательный даже в дырявой футболке и трениках с растянутой тканью на коленках. – Ты почему такой милый? - всхлипывает Тэён, распадаясь на части от такого милого и ласкового Джехёна. – Я сейчас буду плакать. Надув губы, Тэён предупреждает, в шутку конечно, но Джехён улыбается, снова целует его в щеку, шепчет: «А я буду тебя обнимать и говорить как сильно люблю тебя», и Тэён таки не сдерживает слёз.♡♡♡
Проснулся Донхёк полчаса назад. Солнце уже опускалось за горизонт, а их тела остывали от необузданной страсти, которая пленила их на двое суток. Он лежал на животе, собирался с мыслями и боялся пошевелиться – он уже ощущал, что будет больно. Пока Сончан наконец-то спал, Донхёк лежал, думал и не мог поверить в произошедшее. Два дня, практически без остановки, они с Сончаном занимались сексом: это было, страстно, безудержно и дико, в какой-то степени страшно, но Донхёк доверился Сончану – иначе не мог. Тот хоть и был ведомый инстинктами, не всегда соображал, но временами смотрел на Донхёка осознанным взглядом и любил, любил, любил. Донхёка удивила внезапно начавшаяся течка за пару часов до потери контроля Сончана, и он только успел закрыть входную дверь на все замки, чтобы их никто не тревожил. Как тот, кто ещё в себе, кого не полностью накрыли прелести природы, он понимал, что нужно кому-нибудь сообщить о происходящем, но не смог – его просто не отпускал Сончан даже на метр от себя. Так что, Донхёк просто надеялся, что Юта и Юкхэй, с которыми у них накануне было обсуждение гона, догадаются что к чему и за них не будут переживать. Сейчас было всё равно, что вся постель и его тело в его же и Сончана сперме, он беспокоился о том, что может забеременеть и это было бы очень не кстати. Поэтому, пересилив себя, он аккуратно и тихо выбирался из постели, чтобы выпить таблетку экстренных противозачаточных. Зад ожидаемо болел, но было терпимо. Натянув на себя попавшуюся под руки футболку Сончана, он вышел из спальни и закрыл за собой дверь, боясь разбудить Сончана: он не знал, прошёл у альфы гон или нет; течка у него уже отошла и теперь он надеялся, что и у Сончана прошёл гон, раз их организмы так синхронизировались к началу всего непотребства. Если же Сончан проснётся и всё снова начнётся, Донхёк не уверен, что его задница останется целой и невредимой. На кухне Донхёк выпил два стакана воды и пытался унять дрожь в теле: тело было ослабшим, но сил оказалось на удивление много. Держа в руке две таблетки – чтобы наверняка, для перестраховки – он помнил, как Сончан, будучи не в себе, всё твердил о детях, что хочет, чтобы Донхёк ему родил и осчастливил его ещё больше. Донхёк конечно же соглашался, его течка так и велела ему забеременеть здесь и сейчас. Ими руководили инстинкты оплодотворить и зачать, но трезво они понимают и договорились, что им ещё рано. Как бы там ни было, он выпил эти таблетки и почти не чувствовал уколы совести: они ещё успеют заделать ребёнка, он уверен, что сам ещё будет настаивать. Донхёк решил нагреть что-то поесть, так как всё это время они ничего не ели; и откуда только у них была энергия на двух суточный марафон? Не успел он нагреть суп, который он от и до сам приготовил, оставшийся в холодильнике, как его снова окутывает уже не такой удушающий запах Сончана, а затем к нему прижимаются сзади, целуя за ушком и обнимая за талию. – Доброе утро? - Донхёк растерянно оборачивается, от чего-то боясь что Сончан всё ещё под влиянием гона. Но альфа нежно улыбается, обнимает и трётся носом об омежью шею. – Уже вечер, вроде, - говорит Сончан, поворачивая Донхёка к себе. Он как-то странно разглядывает омегу, но всё ещё мягко улыбается. Сончан поглаживает Донхёка по плечам и спускается ладонями к запястьям и берёт его за руки, переплетая пальцы. – Но мы только проснулись, поэтому... – Тогда да, доброе утро. Прости за... вот это всё, - он указывает взглядом и в глазах много сожаления. Донхёку самому интересно увидеть, что там такого, и опускает голову. У него на ногах синяки, особенно на бёдрах по бокам и сзади, засосы на шее и груди, если посмотреть за ворот футболки, по плечам и рукам и засосы, и лёгкие синяки. Если не обращать внимание на неприятно засохшую сперму на теле, то всё было ожидаемо. Донхёк, видимо, вместе с Сончаном тронулся умом, раз ему нравятся эти следы на себе. Ещё он замечает, что Сончан вышел из спальни в чём появился на свет, но старался на это не обращать внимание. Однако теперь он понял: первое – Сончан ещё не совсем отошёл от, чтоб его, гона, второе – донхёковой заднице угрожает опасность: смотреть на первое. – Всё в порядке, это ведь твой первый гон. Дальше научишься контролировать это. – Я почти ничего не помню. Сончан отвлекается на то, чтобы выпить стакан воды, а Донхёк разливает суп по тарелкам и не смотрит – не смотрит, не смотрит, не смотрит – на оголённые бёдра альфы. Но смотрит на его спину, а там полосы царапин, длинных и коротких, просто следов от ногтей, на бёдрах – Донхёк всё же опустил взгляд ниже, не сдержался – тоже покрасневшие следы, как от того, что долго сжимали и щипали плоть. Донхёк половину не помнит, но понимает, что он и сам пометил Сончана в напоминание об этом безумстве. – Так и должно быть, если верить Юкхэю и Юте. Главное, что это прошло... Прошло ведь? – Не совсем, ты просто раздетый и... Сончан снова оказался сзади, вплотную прижался к омеге и вжал его бёдра в стол, а руками оглаживал голые ягодицы, медленно поднимая подол футболки выше. – Нет, Сончан, сперва еда, душ и смена постельного белья. Видел, что с ним произошло? Как бы не пришлось его выбрасывать, - Донхёк старался удерживать спокойствие столько, сколько может, но Сончан... Донхёк не может ему сопротивляться, поэтому сам прижимается задом к паху альфы. – На столе бельё нам не понадобится, - томно шепчет Сончан, понимая, что сходит с ума. И на этот раз точно. Донхёк глубоко вдыхает и выдыхает, отставляет тарелки с супом подальше и поворачивается к Сончану, ощутимо впечатываясь ягодицами в край стола. Сончан выглядит сонным, будто пьяным, и при этом таким красивым и любимым, что Донхёк теряет всю решительность и забывает про свои отказы. Он наивно полагал, что сможет остановить альфу, что они спокойно покушают и сходят в душ, а там гляди и Сончан «очухается». Но теперь Донхёк ни о чём не думает, восседая на столе и притягивая к себе Сончана. Как бы зад ни болел, всё же ему хотелось ещё ощутить Сончана, позволить ему по полной прочувствовать свой первый гон и, наконец, закончить это безумие. Они целуются жадно и резко, кусая друг друга за губы и цепляясь руками за что придётся: Донхёк за предплечья Сончана, а тот упирался ладонями в крышку стола у бёдер омеги. Внезапно Донхёк ощущает руки альфы на себе, проезжается задом по столешнице и оказывается на самом краю, Сончан его заставляет лечь на стол и разрывает поцелуй. – После этого я не смогу к тебе притронуться, - говорит Сончан, устраиваясь между ног Донхёка и двумя пальцами аккуратно проверяет насколько растянут омега. – Сможешь, - отмахивается Донхёк, радуясь, что Сончан «в себе», он в сознании. Не то что бы он не думал об этом... Он явно представлял, что запретит Сончану даже касаться его задницы минимум неделю. Но сейчас не может всё это прекратить и, более того, сам бежит вперёд паровоза: двигает бёдрами, стараясь больше насадиться на пальцы Сончана, просяще хнычет и тяжело дышит. – Только аккуратно, зад болит. – Я постараюсь, любимый. Сончан наклоняется, глубоко целует Донхёка и вытаскивает мокрые пальцы, покрывшиеся омежьей смазкой и оставшейся спермой внутри. Донхёк хватает его запястье, возвращает обратно и снова просит: стоном и телом. Он чувствует себя грязным, в какой-то мере извращённым, но Сончан точно такой же как и он, и Донхёк успокаивается, дожидаясь, когда они приступят к тому, чем занимались до несколько часового перерыва на сон. Альфа порыкивает, разжигает Донхёка ещё больше, держит его за бёдра и прижимает ближе. Сончан переплетает их языки, смешивая слюну, ловит губами стоны омеги, которому до одури нравилось так целоваться. Он дразнит пальцами растянутое кольцо мышц омеги, дразнит, постоянно меняя темп поцелуя, а Донхёк стонет ему в рот, пытается что-то сказать, что и так знает Чан. Им хочется сейчас, быстро и без промедлений. Даже раздеваться не нужно – Сончан лишь поднял футболку на Донхёке к подмышкам. Разорвав поцелуй, чтобы нормально подышать, они установили зрительный контакт и Сончан медленно вошёл в разгоряченного Донхёка, боясь сделать ещё больнее, чем есть. Сончан поддавался своему телу, которое всё ещё желало этого омегу, но головой он понимал, что Донхёк терпит боль, вполне возможное неудобство на столе, и альфа мысленно просил прощения и обязательно попросит и в слух. Позже. А пока он неторопливо двигался, с каждым толчком всё больше чувствуя, что Донхёк расслабляется и отдаётся ему. *** – Теперь в душ и кушать, - с отдышкой проговорил Донхёк, но никаких движений не делал, снова боясь пошевелиться. – Отнесёшь меня, пожалуйста? Сончан угукает, встаёт с Донхёка и потягивается, как после крепкого сна. Потом берёт своего омегу под бёдра, ждёт пока тот его обхватит за шею руками, и поднимает его на руки. Донхёк оглядывается на стол, где стояли тарелки с супом и понимает, что остались тарелки, а суп на столе и полу. – Кушать пойдём к кому-нибудь, ты стол растряс и мы теперь без еды, - Донхёк бормочет в плечо Сончану, терпя боль. Болит теперь не только задница, но и поясница. – Мы растрясли, - поправляет Сончан. Он старается нести аккуратно Донхёка, не дёргать его лишний раз, а в ванной бережно поставил его на ноги. – Тебе сильно больно? – Привыкну, всё пройдёт. Они приняли душ, привели себя в порядок, Сончан убрал на кухне. Донхёк, сколько бы ни пытался, не мог закрасить тоналкой засосы хотя бы на шее, поэтому бросил это дело и забил: все и так уже, наверняка, знают, или узнают, что у них происходило три дня подряд. Они встретились с Доёном и Ютой на лестничной клетке. Доён сочувственно приобнял Донхёка и повёл его в лифт, а Юта снова поздравлял Сончана с окончательным созреванием. Старшие шли звать Тэёна и Джехёна на ужин, поэтому Донхёк с Сончаном удачно вовремя справились со всем. В квартире Тэна и Юкхэя, где и был устроен ужин, пахло просто божественно, по скромному мнению вусмерть голодных Сончана и Донхёка. Но Тэн никого не пускал за стол без ещё не пришедших остальных, поэтому Донхёк отправился в гостиную на диван, улёгшись на живот, а Сончана Тэн попросил остаться. Донхёк не обращал внимание на улыбку Юкхэя и уж тем более не собирался отвечать на его вопросы, о чём сразу его известил. Юкхэй надулся и продолжил, как и до этого, играть с Джисоном. Прошло несколько минут относительной тишины и спокойствия; Джисон гоготал, Юкхэй веселил сына, а на кухне гремел тарелками наверняка Сончан. Донхёк хотел бы чтоб так было ещё какое-то время: он мог бы и уснуть спокойно. Но ещё через две минуты входная дверь открывается, звучит умилительное джеминовым голосом: – Джисон-и! Малыш, Джемин пришёл поиграть с тобой. И Донхёк прощается с тишиной: все собираются на ужин и сейчас в квартире будет много шумихи; они все скучали за этой семейной атмосферой за одним столом и в одной квартире, но Донхёк, оказывается, очень хочет спать. Джемин не мог тихо зайти в квартиру к Тэну и Юкхэю, так как его желание понянчить Джисона было сильнее за всякие там правила, таким образом, он и известил что пришёл. Он то надеялся, что Джисон прибежит его встречать, как это было зачастую, но никто не прибегал. Малыш Джисон, усевшись лежащему на полу отцу на грудь, начал кричать-пищать, чтобы дать Джемину знак и тот пришёл к нему. – А Джено где? - когда Джемин ещё раз приветствует тех, кого видел, и тех, кто Донхёк, спрашивает Юкхэй, вытягивая руки вверх с Джисоном, чтобы тот снова весело завопил и в очередной раз пустил слюни с высоты на футболку отца. – Разговаривает по телефону с родителями, я не хочу этого слышать, - отвечает Джемин, падая на Донхёка, чтобы пообниматься. Тот сразу стал стонать от боли и просить его слезть с него. – Да чего ты? Всегда ж так лежали и ты не пыжился! – У меня болит всё, что ниже поясницы, позже обнимемся, - Донхёк мягко сбрасывает с себя Джемина и продолжает дальше лежать спокойно, дожидаясь ужин. Он не мог не обратить внимание на то с кем Джено разговаривает и обязательно расспросит об этом позже. – Могу сказать, что однажды Тэн сидеть не мог три дня, - вмешивается Юкхэй, делая вид что он не при делах и это просто были мысли вслух, а сам он увлечённо играется с малышом Сони. – Спасибо, лучше не стало, - Донхёк обречённо вздохнул, уткнулся в подушку лицом и тихо закричал, чтобы не пугать ребёнка. Через пару минут приходят и Юта с Доёном, а за ними Джехён с Тэёном, и все начинают собиратьсяза столом. Донхёк приходит самым последним, видит прекраснейшую картину: Сончана обнимают в четыре руки Джехён и Тэён, а тот стоит растерянный и с палочками в руке. Затем они обнимают и Донхёка, но более бережно, не так стискивая, после того как Донхёк закряхтел от боли. Все наблюдали за этим с улыбками, только малыш Джисон смотрел в свою тарелку и обращал внимание на ложку в своей руке. Донхёк кое-как сел на стул, и они с Сончаном стали есть всё, что видят на столе. Тэн, рад был стараться, им подкладывал еду, пока его не усадили и не приказали самому есть. – У них есть руки, сами возьмут, - говорит Юкхэй, коротко обнимая Тэна и поглаживая его животик. – И вы совсем ничего не ели эти три дня? - спрашивает Тэён. – Пару раз я ходил за водой, но остальное время провели в постели, - отвечает Донхёк. Он не мог не отвечать, потому что, во-первых, это спрашивал Тэён, во-вторых, так у него было время рассмотреть на столе что бы ещё съесть. – Мне нужно это научиться контролировать, иначе я буду уезжать куда-нибудь мучаться, - Сончан делится своей внезапной мыслью. За столом некрасиво такие темы обсуждать, но они все семья – нечего стесняться. – Кстати, на счёт этого: у меня есть плохие новости, - говорит Джехён, поджимая губы, и виновато смотрит на Сончана: он должен был раньше всё рассказать брату. – С контролем в нашей семье проблема, поэтому я всегда и уезжал на время... ну, этого всего. – Насколько большая эта проблема? - теперь интересно Донхёку: он даже перестал жевать. Тэн прикрыл рот рукой, чтобы ничего не сказануть: он был в курсе что за проблема, но это должен был сказать Джехён. С беременностью рот у Тэна не закрывается, это касается не только еды, но и разговоров. Особенно какой-то тайны: дай ему волю и всё, что знает, растреплет. – Он у меня отсутствует. И у нашего отца, и у твоего деда. И у тебя, скорее всего, тоже. Это семейное, передаётся альфам. Прости, я должен был раньше тебе это рассказать, - Джехён действительно сожалеет Сончану. У него тоже начался гон в двадцать, ему было намного тяжелее: в квартире с ним был ещё маленький Сончан и он не мог даже закрыться в комнате, ибо иначе не кому будет проследить за ребёнком. Поэтому его «лучшие друзья» стали сильные блокаторы и успокоительные, а затем он поделился с Тэном о своей проблеме и тот предложил ему посидеть с Сончаном в эти дни. Позже он привык уезжать на окраину города в отель, терпеть там свой гон, а затем возвращаться выжатый как помидор. Сончану он точно не хотел такой же участи, поэтому скрывал это, не зная как ему всё рассказать. – Значит, каждый год у меня так будет проходить гон? – Получается да. – Ну нахер, - Донхёк берёт свою тарелку и уходит из кухни в гостиную. Его это почему-то испугало и ему нужно было всё осмыслить. За ним пошёл Сончан, выглядя так, как когда у него лет в восемь умер хомячок: тогда он проплакал весь вечер и ещё неделю ходил как в воду опущенный. Больше хомячков он не заводил. А с Донхёком сейчас нужно было поговорить. – Зашибись у вас семейка, - шокировано улыбаясь, говорит Юкхэй. Он этого не знал; Тэн поклялся Джехёну, что никому не расскажет, и он сдержал своё слово. – Очень надеюсь, что Сончану будет легче и проще приспособиться. И, может, у него получится научиться самоконтролю. Джено и Джемин искренне сопереживали Сончану и Донхёку, не представляя что будет у них. У Джено ещё не было гона, но раньше их это не беспокоило. До сих пор, особенно после увиденного: засосы на телах Сончана и Донхёка, синяки и царапины, а так же – услышанного о том, как всё прошло. После того, как Сончан с Донхёком ненадолго отлучились, Джено и Джемин вдвоём обсудили недавний разговор Джено с родителями, пока старшие продолжили что-то обсуждать и кушать. – Они предложили встретиться в воскресенье, в кафе. – Ладно, есть два дня настроиться на эту встречу, - Джемин тяжело вздыхает. Он бы сейчас закричал в подушку, как Донхёк делает это вновь, но он держит всё в себе, а Джено держит его за руку под столом и утешающе улыбается уголками губ. – Всё будет хорошо, не переживай об этом. А после этой встречи пойдём есть твою любимую пиццу с ананасами и мороженое. Хочешь? – Да, хорошо, - Джемин чмокает Джено в щеку и нежно ему улыбается, заставляя некоторых эмоционально нестабильных беременных тихонько пищать со стороны. – Вы слишком милые! Я так по вам скучал, - Тэн хотел бы сейчас ещё и обнять младших, но Юкхэй сказал, что он не встанет из-за стола, пока не доест всё, что в тарелке. Сегодня особенный день, то ли завтра средь лета снег пойдёт, то ли это из-за возвращения Джехёна, Тэёна, Джемина и Джено: Читтапон не вредничает и слушает своего супруга. Поэтому обнимашки откладываются до опустевшей тарелки и завершения ужина.