Love me gently

– Где это вы были два дня? - Тэн звучит обиженно, потому что ему ничего не говорил ни Джехён, ни Тэён об их планах. А у него как раз было настроение пообщаться с Тэёном и Джехёном. Но те никак не предупредили Юкхэя и Тэна о их отсутствии, Доён и Юта тоже ничего не знали, о младших – не было и речи: они сами где-то гуляли, но додумались хотя бы смс написать. У Тэна конечно тоже выходные прошли хорошо, они с Юкхэем всё время были вместе, с детьми, общались с Ютой и Доёном, Юкхэй и Юта ходили гулять с Джисоном; выходные они провели хорошо, несмотря на отсутствие половины этой дружной семейки. С появлением второго ребёнка сон стал самым ценным временем, особенно если он длится без перерывов дольше двух часов. Это касалось и Тэна, и Юкхэя. Если начал плакать один ребёнок, то плакал и другой; и в основном начинал Куньхан, а подхватывал Джисон. Тэн вставал к Куньхану, а Юкхэй шёл успокаивать Сони. За эту неделю они устали, но не теряли оптимизм и продолжали жертвовать свои силы и энергию ради любимых детей. Сегодня у Тэна появилось желание выйти прогуляться хотя бы минут пятнадцать, хотя ему следовало ещё как минимум неделю не выносить Куньхана на улицу. С Джисоном нужно погулять, но Юкхэй, гулявший с ним до сегодняшнего дня, вышел на работу. Поэтому Тэн решил рискнуть: он просто потеплее оденет и укутает Куньхана, скроет его от любого дуновения ветерка и погуляет десять-пятнадцать минут на детской площадке, хоть и мог бы сразу попросить Тэёна или Доёна погулять с Джисоном. – Джехён устроил мне сюрприз. Мы были в автосалоне, гуляли в парке, а потом поехали в отель, - Тэён играет с Джисоном, который крутится рядом с ним и то и дело задевает: то за футболку потянет, то за руку, то завалится на Тэёна и начнёт хохотать. – Отель? Он серьёзно?.. - Тэн чуть разочаровывается в умении Джехёна устраивать сюрпризы. Кто ж повезёт любимого мужа в отель, а не в свою квартиру и кровать? – Да, но мне очень понравилось! Только представь: номер для молодожёнов, повсюду аромасвечи, джакузи с пеной и лепестками роз, огромная кровать, игристое вино и фрукты. – А, ну если так, то ладно. Звучит романтично. Тэн слушает Тэёна, попутно одевает Куньхана, тогда как Джисон уже готов. Они ждут Доёна, пока тот соберётся, и пойдут все вместе гулять. Читтапон ещё расспрашивает Тэёна о прошедших выходных, тот ему кратко рассказывает, но не упоминает о том разговоре с Джехёном. Тэён после разговора стал себя винить о произошедшем, начал корить свою судьбу за всё, что с ним произошло. Он не может успокоиться, потому что это каждый раз вновь открывающаяся рана, не может забыть об этом разговоре, потому что его это немного задело, и не может не понять Джехёна. Они, особенно Джехён, в том возрасте, когда заводят детей; и это самый подходящий возраст: уже есть и стабильная работа, и своё жильё, и любовь, и семья, но нет самого главного. В этом Тэён понимает Джехёна, но ничего не может поделать; на данный момент он не может забеременеть, и всё, хоть ты тресни. И он не может не разочаровываться из-за этого. Хотя и Джехён сказал, что всё в порядке, что он будет ждать столько, сколько нужно, что Тэён не виноват, что у них обязательно получится зачать ребёнка. Очевидно, Тэён себя накручивает. Доён заходит в квартиру к Тэну, сообщает что они могут идти, а потом обнимается с вышедшим в прихожую Тэёном и Джисоном у него на руках. Доён выглядел очаровательно в длинном расстёгнутом кардигане, что приковывал взгляд на круглый растущий живот. Хоть и прошло всего четыре месяца беременности, живот у Доёна был достаточно округлившимся для этого срока и он рос буквально по дням. Иногда Доён представлял какой живот будет на восьмом-девятом месяце, ужасался и заедал свои чувства чем-то сладким и успокаивающе наглаживал животик. Однажды, несколько недель назад, когда доёнов токсикоз отступил, Юта застал его в таком состоянии, с пирожным во рту и бубнящим что-то хорошее ребёнку. Но тогда Доён думал не о том, каким живот будет на последних месяцах, а о том, что он толстый. Плакал Юте в плечо, ел пирожное и не слушал успокаивающие речи мужа. Юта в тот вечер так и не смог доказать Доёну, что он в любом виде самый привлекательный и красивый, но успокоил и заставил нормально поесть. Мысли никуда не ушли, так же, как и напоминания Юты о том, что Доён очень красивый и с беременностью только больше расцветает. Самое ужасное, как заметил Доён, это то, что он уже не может спать на животе. Безусловно, беременность имеет свои преимущества и недостатки, но Доён о них как-то не задумывался, кроме как крутить Ютой, как ему вздумается, конечно; но он в хорошем смысле: чуть-чуть капризничает и вредничает, но в меру, да и Юта очень даже не против баловать омегу. Доён боится того, что будет дальше. Беременность на последнем триместре его пугала, роды – ужасали; и только младенец, которого он будет держать на руках, не пугал и не ужасал. Гулять они вышли как раз на солнце. Джисон был под присмотром Тэёна: он его и катал на качели, и на горке, и бегал с ним вокруг площадки, к ним подключились и другие дети с их дома. Тэёну и детям скучно не было. Доён с Тэном тоже не скучали, стояли чуть вдали, общались тихонько и наблюдали за происходящим на площадке. Тэн переживал за Куньхана, но малыш через пару минут нахождения на улице уснул и тихонько посапывал в коляске. Он мог бы и подольше погулять с Куньханом на улице, но риск заболевания ребёнка его очень пугал, так как неизвестно как младенец перенесёт простуду или подхваченный вирус. Тэён пообещал привести Джисона через час, в целости и сохранности, а Доён пообещал проследить, поэтому Тэн, пробыв на улице ровно двенадцать минут, пошёл с Куньханом домой. Ему главное не включать паранойю – всё будет в порядке с ребёнком. Куньхан проснулся только на руках Тэна, когда он взял его из коляски. Похныкал, потерпел пока его переодевают, снова похныкал – требовал кушать, да снова уснул на руках папы. Тэн решил прибраться, пока он освободился. Начал естественно со стирки только что одетых на Куньхана вещей и пледа в коляске – чтобы исключить риски заболевания (всё-таки паранойя не заставила себя ждать), перемыл бутылочки и соски ребёнка, а закончилось всё уборкой в шкафу с его и Юкхэя вещами. Он просто перекладывал вещи на полке, вновь складывая их в ровные столбики. Вещи альфы были на высоких полках, поэтому ему пришлось брать табурет из кладовой, но всё таки добрался и на самую высокую полку. Тэн понимал, что переучить человека в двадцать восемь лет он не сможет, поэтому давно забросил выносить мозги Юкхэю о том, что нужно всё складывать аккуратно и в определённом порядке, но каждый раз про себя немного бесился. Это ж надо: смешать тёплые и лёгкие вещи, домашние вещи и джинсы-брюки. Благо хоть к костюмам висящим на плечиках не лезет – уже успех. Тэн немного перфекционист, ценит вещи и порядок, а Юкхэй всегда более спокойно к этому относится: он не будет зацикливаться на том, что, например, футболка лежит вместе со свитерами или с джинсами. Поначалу совместной жизни Тэн пытался и себя переучить так придирчиво относиться к порядку в шкафу, но бросил это дело. Юкхэя устраивал бубнёж о том, что он наводит беспорядок каждый раз, как берёт вещи, а Тэну приносило удовольствие убирать всё по своему порядку. На том они и сошлись. На верхней полке были в основном свитера и тёплые похожие вещи Юкхэя. Тэн буквально каждую брал, нюхал, чувствовал освежающий запах хвои с примесью аромата порошка и кондиционера для одежды, и грустно складывал очередной свитер к стопке вещей. Он скучал за Юкхэем, всю неделю они провели вместе дни и ночи, действовали сообща, и сейчас он бы не отказался, чтобы его придерживали крепкие руки за талию, чтобы Тэн не упал, – Юкхэй бы так и поступил. Дойдя до последнего не тронутого джемпера, Тэн потянул вещь на себя и услышал, что он будто что-то протащил по полке вместе с одеждой. Увидеть он не мог, а любопытство его поглотило целиком и полностью: что такого может быть на полке на высоте почти два с половиной метра? Пришлось брать швабру для мытья окон, проводить ею по полке до того, пока снова не почувствовал, что что-то там есть. Действовал он тихо, потому что в нескольких метрах сзади от него спит Куньхан, а детский сон – главный сон. Тэн достал довольно большую квадратную бархатную коробочку. – Это ещё что такое? - тихо он сам себе прошептал. Открыл эту коробочку и едва не свалился с табурета, на котором стоял. Там лежали цепочка, браслет и кольцо – одним набором. Тэн не мог взять украшение в руки, чтобы рассмотреть поближе, поэтому подозревал, что это серебро, но какое же это было красивое ювелирное изделие. Оно гармонично смотрелось, без всяких сверкающих камней. Цепочка шла обычным плетением, так же как и браслет, а на кольце выгравировано две детских ножки – одна больше, другая чуть меньше. Именно из-за рисунка на кольце, что сразу бросилось в глаза, Тэн не начал думать о чём-то плохом, что наверняка закончилось бы скандалом с Юкхэем. Конечно, кому, как не ему, Юкхэй может подарить кольцо с рисунком детских ножек? Только если у него на стороне нет других детей и омеги, конечно; но это исключено: Тэн знает, что Юкхэй не такой. Со слезами на глазах и ещё большей тоской за супругом, Тэн закрыл коробочку и положил её обратно. Он сделает вид, что ничего не знает, что ничего не видел, раз Юкхэй так хочет, но ему безумно приятно, что его альфа заморочился со всем этим. Поплакать нормально Тэну не дала открывающаяся входная дверь, шёпот Тэёна, объясняющего Джисону почему нужно быть тихим. Тэн по-быстрому уложил вещи по стопочкам на верхнюю полку, оценил, что почти ничего не заметно – будто он там и не убирал, скажет, что не дотянулся, – и пошёл к пришедшим. – Куньхан спит? - спрашивает Тэён. Джисон тоже внимательно смотрит куда-то за Тэна, будто сейчас тот маленький человечек тоже выйдет из спальни родителей. – Спит, - кивает Тэн и присаживается на корточки, помогая Джисону снять второй кроссовок. – Вот, Сони, видишь, нужно быть тихим, как мышка, пока братик спит. Хорошо? - Тэён не оставляет попыток что-то объяснить ребёнку. Тот смотрит на него осведомлённо, кивает со всей серьёзностью и послушно идёт в ванну с Тэном мыть руки. Они возвращаются через полминуты. – Доён домой пошёл? - спрашивает Тэн. – Да, у него голова начала кружиться, когда подошёл близко к карусели. Мы с Сони его провели до квартиры и пришли домой, - отвечает Тэён. Тэн думает о том, что Тэён очень заботливый и хороший, и улыбается ему мягко, а говорит другое: – Может чаю? Проходи, чего стоишь на пороге, как не родной. – Я бы с удовольствием, но мне надо сейчас по делам. Вечером обязательно заскочу. – Хорошо, удачи. Спасибо, что погулял с Джисоном. – Всегда рад погулять с Сони, обращайся. Тэён ушёл, а Тэн только сейчас заметил, что Джисон не крутится с ним рядом. В гостиной ребёнка нет, и в его комнате тоже, а в спальне Читтапон находит Джисона: он тихо стоит у кроватки и заглядывает на спящего Куньхана. Он решает понаблюдать что будет делать сын; впервые за неделю Джисон решился сам подойти к брату. Он спокойно стоит, смотрит и понемногу наклоняется вперёд – будто присматривается, а может так и есть. Джисон аккуратно трогает ручкой постель в кроватке, поглаживает пальчиками, но движения очень осторожные. Неужели Тэён запугал Джисона? Или наоборот рассказал о том, что с Куньханом нужно быть аккуратным, и Джисон настолько серьёзно всё запомнил? Тэн понимает, что его малыш уже взрослеет и быстрее развивается. Он тихо подходит к Джисону, но не пугает ребёнка. – Что тут, Сони? - интересуется Тэн, садясь на колени рядом с кроваткой и старшим сыном. – Ку, - шепчет Джисон и указывает пальчиком на младенца. – Куньхан, да, малыш. Пошли покушаем, пока твой братик спит, хорошо? Джисон кивает, просится на руки к папе, а Тэн отказать не может: встаёт на ноги, берёт на руки Сони и идёт с ним на кухню, по пути целуя мягкие щёчки. Сегодня он в первый раз будет с двумя детьми один, но надеется, что справится и ему не придётся беспокоить Доёна – единственного, кто остался дома. Тэн справится, он чувствует себя уверенно, особенно после увиденного, как относится Сони к Куньхану. Что ему говорил такого Тэён – Тэн должен узнать. *** Вечер приходит незаметно для Тэна. Он весь день уделял внимание детям, с удивлением замечая, что Сони действительно спокойнее себя ведёт, когда видит что Куньхан спит, а когда малыш бодрствует – то и Джисон ведёт себя активнее и проявляет интерес к брату, подходя к нему и подолгу смотря на него. К вечеру Тэн взялся за ужин: Джисона посадил играться в гостиной, чтоб был на виду, а для Куньхана устроил пеленальный столик на столе на кухне, чтоб тоже был рядом, а сам стоял за плитой. В принципе, думал омега, не так уж и сложно одному следить за двумя детьми. Он так думал и когда у него подгорел стейк, и когда он чуть порезал палец, отвлёкшись на Куньхана, и когда Джисон убежал куда-то. В это же время в квартиру зашёл Юкхэй со своим радостным: – Я дома! Тэн буквально разрывался между Куньханом, который требовал внимания, непонятно куда убежавшем Джисоном, что он там творит – тоже неизвестно, судя по тишине, и пришедшим с работы мужем. – Привет, - Тэн выглядывает из кухни, – посмотри быстренько где там Джисон, иначе если я сейчас отвлекусь и сгорит очередной стейк и будешь есть угли. – О, я вернулся вовремя, да? - в никуда спрашивает Юкхэй, потому что Тэн уже вернулся к плите и Куньхану. Но он послушно быстро разувается, проходит в спальню и видит Джисона, что занят какой-то шалостью: об этом говорил его занятой вид, шумное дыхание через приоткрытый рот и детская присыпка в руках. – Сони, привет, - говорит Юкхэй, чем пугает ребёнка и тот выпускает из рук открытую баночку с присыпкой, и та разлетается по полу и Джисону. Стоит одно белое туманистое «пятно» посреди спальни, Юкхэй пытается не засмеяться и подходит к сыну. – Тэнни, нам нужно в душ, - говорит он, держа на вытянутых руках чихающего ребёнка. – А что случилось? О Боже… - Тэн выходит из кухни с Куньханом на руках и начинает хохотать с вида побелённого сына. – Искупаешь его сам? Что он натворил? – Да, конечно. Из-за меня рассыпал присыпку. Я всё уберу. – Да ладно, ничего страшного, только сразу глазки ему промой. Вечер у них начался удачно и весело. Тэн смог закончить готовку ужина, Юкхэй был почти полчаса занят в ванной с Джисоном, а потом всё же сам убрал рассыпанную присыпку. Оказывается, когда Тэн забирал с комода в спальне пеленальный столик, он тогда же убрал и все детские крема и эту присыпку, оставил всё на кровати и забыл, а Джисон, видимо, решил поиграться интересными баночками. Но всё в порядке: Джисон вымыт, полы чистые, присыпка оказалась не вся на полу, а Тэн и Юкхэй ещё пол вечера смеялись с этой ситуации и немного жалели, что не успели сфотографировать на память Джисона. После ужина они проводили время в гостиной, на фоне был включён телевизор; Тэн сидел на диване, рядом лежал Куньхан, а Юкхэй играл с Сони. – И есть у тебя ещё силы играться, - бормочет Тэн, зевая. Он уже вымотался и хотелось прилечь, отдохнуть. – Это ты мне или Сони? - уточняет Юкхэй, запуская очередную машинку в движение: машинки, которые нужно было по какой-то поверхности провести назад, а затем отпустить, чтобы она поехала. – Вам обоим. Ты не устал разве? - Тэн подвигается ближе к краю дивана, тянется рукой к Юкхэю и зарывается пальцами ему в волосы, мягко массируя кожу головы. – Устал немного, но как я могу не уделить внимание семье? Сейчас поиграю с одним малышом, потом с другим, а ночью что-нибудь придумаю для своего любимого. Юкхэй говорил так, будто обсуждает погоду, или новости, или рассказывает о прошедшем дне. Он улыбается, подставляется под руку Тэна и приближается ближе к нему – в итоге опирается спиной на диван, устраиваясь между ног Тэна. – Всё-то у тебя продумано наперёд, да? - интересуется Тэн. Он вдруг понимает, что мог звучать и двусмысленно, особенно помня о находке в шкафу на полке альфы, но Юкхэй кажется ничего не замечает. – Конечно, когда хочешь сделать приятно своим любимым – нужно всё планировать. Читтапон понимает, что Юкхэй повзрослел, несмотря на его не малый возраст, стал более рассудительнее и внимательнее ко всему окружающему. Может, это появилось с возрастом, может, с осознанием, что у него двое детей и это уже двойная ответственность, а может… Тэн не знает, но эти перемены ему нравятся; даже если бы этого не происходило, он в любом случае любит Юкхэя. Он влюбился в очаровательного альфу, собственника и ревнивца к лучшим друзьям, любящего дурачиться и глупо флиртовать, а в итоге рядом с ним оказался самый лучший человек. Тэн может только предполагать, что он тоже мог поспособствовать изменениям Юкхэя, но больше ему всё-таки хочется думать, что Юкхэй сам пришёл к тому, что есть. Тэн продолжает массировать голову Юкхэю, пока Джисон всё ещё играет с машинками, пока Куньхан заинтересованно рассматривает всё вокруг. Юкхэй едва не мурчит от ласки своего омеги, расслабляется и шумно втягивает в себя воздух. Читтапон не мог не замечать как себя чувствует Юкхэй, не мог не представлять что он чувствует. Он переходит от головы к загривку, еле касаясь ногтями кожи, а затем спускается к шее – Юкхэй покрывается мурашками и еле слышно стонет. Тэн усмехается, удерживает улыбку и наваливается сзади на мужа, обнимая его за шею. – Продолжим ночью, - шепчет Тэн на ушко Юкхэю и прихватывает губами мочку. – Сделай ещё массаж, пожалуйста, - Юкхэй поворачивает голову к Тэну, смачно целует его щеку и просяще на него смотрит, как щеночек. Тэн не может отказать. Кто он такой, чтобы отказывать любимым людям? Ночью, когда дети уже крепко спят, Тэн и Юкхэй уходят из спальни, закрывая за собой дверь и дверь в комнату Джисона. С собой они взяли полотенце, чтобы вдруг не запачкать диван, и, собственно, направились в гостиную. Целоваться начали едва отойдя от комнат, Юкхэй подхватил Тэна под бёдра, взял его на руки, а Тэн сцепил лодыжки за спиной мужа, и прижался ближе, касаясь промежностью твердеющей плоти альфы. Ему сейчас хотелось бы почувствовать Юкхэя, почувствовать заполненность, но ближайший как минимум месяц ему нельзя. За неделю он никак не смог бы полностью восстановиться, разве что сидит и ходит без боли в пояснице и тазовой области. Но он рад хотя бы тому, что может спокойно двигаться и восседать на муже без боли. Юкхэй усаживается на диване, устраивает Тэна на себе поудобнее, даже не пытаясь его положить на диван – потому что если этот омега сел, то уже не встанет. Он позволяет Тэну руководить, делать с ним всё, что тот захочет. А Тэн хочет всего и сразу, даже то, что ему нельзя, но рисковать он не будет. Тэн хочет довести Юкхэя до оргазма, раз ему самому это не нужно сейчас из-за «спячки» его либидо – у него только желание удовлетворить альфу. Тэн хочет обнаженного Юкхэя – он это получает: снимает к него майку, видит всё то же, что и прежде, но рассматривает будто в первый раз. Он хочет оставить засосы на груди и ключицах Юкхэя – он оставляет дополнительно и укусы. Он хочет сделать приятное Юкхэю – он спускается поцелуями по торсу вниз и спускается с колен альфы на пол. Но на этом движения заканчиваются: Тэн пытается поудобнее устроиться на полу, на коленях, а Юкхэй внимательно смотрит за омегой, нежно поглаживая его руки и запястья. – Ты должен был молниеносно снять с себя остальные шмотки, пока я отвлёкся, - бурчит Тэн, а потом шутя добавляет: – Никакой помощи в этом доме. Юкхэй не успевает оценить шутку, потому что омега не медлит и заставляет его приподнять бёдра, чтобы была возможность стянуть с бёдер пижамные штаны и трусы. Читтапон коротко вздыхает – ему уже и не надо стараться, чтобы помочь Юкхэю окончательно возбудиться. Он опускается над пахом альфы, слегка дует на влажную, гладкую головку и начинает с ним играть: языком водит вдоль и поперёк по уретре, широко облизывает головку, будто мороженое, и накрывает её губами. Юкхэй тянется рукой к Тэну, хочет ускорить процесс, но тот берёт его за руку, стоит только тронуть его за плечо, и переплетя пальцы отводит руку в сторону на диван. – Не спеши, дай мне сделать тебе хорошо, - шепчет Тэн, опуская голову на бедро Юкхэя и трётся щекой. – Прости, я буду терпеливее, - Юкхэй ласково гладит Тэна по щеке свободной рукой. Тэн ободряется, улыбается хитро и возвращается к своим делам. Он уже не медлит, раз так хочет Юкхэй, берёт член за щеку, поглаживает его языком, а затем начинает двигать головой вверх-вниз. Изо рта с другой стороны выпускается слюнка, стекающая из уголка губ на подбородок, а Тэн активно двигает головой и не обращает на это внимание. Затем он отпускает руку Юкхэй, до сих пор держащую в своей, а затем отстраняется и выпрямляется – нависает над бёдрами и несколько секунд переводит дыхание. Упирается локтями в диван и приближается; снова накрывает головку губами, пускает слюни и опускается на половину длины, втягивая щёки. Тэн двигается по длине – получаются характерные звуки, звучат приглушённые стоны Юкхэя и он явно сдерживает себя от того, чтобы не вскинуть бёдра на встречу горячему рту. Омега решает поиграться и подразнить Юкхэя: он с лёгким чмоком выпускает член изо рта, а затем берёт только головку, снова выпускает – и снова берёт в рот, но уже глубже; устраивает такие своеобразные горки. И под конец, когда уже и самому надоедает играть, он заглатывает столько, сколько может, – почти до конца, делает глотательные движения и коротко двигается вверх-вниз. Тэн чувствует, как головка трётся почти о его глотку, что Юкхэй уже на пределе, и знает что он должен сделать: медленно выпустить член изо рта, и чуть задеть зубами плоть – едва-едва, не раня и не принося сильную боль. Тогда альфа и кончает, а Тэн успевает взять головку в рот и принять всё в рот. Им даже полотенце не понадобилось. – Иди ко мне, мой золотой, - тянет Юкхэй, поднимает отстранившегося Тэна на руки и целует. Пылко целует, чувствует свой вкус, чувствует, что Тэн не до конца всё проглотил и делится с ним. – Теперь пойдём спать? - спрашивает Тэн, отстраняясь от Юкхэя. – А как же романтика? – На хую два бантика, - Тэн буквально обязан был сказать (шепотом) в рифму, иначе никак нельзя было. – Завтра тебе на работу, а мне сидеть с малышами, нужно выспаться. Давай, приводи себя в порядок, я буду ждать в кровати.

♡♡♡

– Ты сегодня моешь посуду, - говорит Донхёк. Они с Сончаном вышли из лифта, альфа уже открывал (пытался открыть) входную дверь и после озвученного медленно повернулся к Донхёку. Сказать, что он не ожидал, – ничего не сказать; Донхёк его огорошил буквально, он даже выронил ключи из рук. – Сегодня твоя очередь, я наизусть знаю составленный нами график, - говорит Сончан, наклоняясь за упавшей связкой ключей. Он снова пытается и, наконец, попадает ключом в скважину и отпирает дверь. – Ой, а я тебе не сказал? У меня на днях слетел Эксель, всё пропало, пришлось новый график делать, - Донхёк строит глазки мужу, пытается не смеяться, хотя очень хочется с того, как забавно в задумчивости сейчас хмурится Сончан. Тот наверняка понимает, что его провели, но Донхёк знает, что ему ничего не будет за маленькую шалость. Сончан пропускает Донхёка первым в квартиру, заходит следом и закрывает дверь. Сейчас у них по графику готовка, по дороге домой они выбрали что будут готовить, а после запланировали просмотр какого-нибудь фильма с вкусняшками. Они сразу переодеваются и, не теряя времени, приступают к готовке. Решили приготовить грибной крем-суп. Они экспериментируют, пробуют что-то новое, разные кухни, но всё неизменно делают вместе. Это не было чем-то рутинным, это было привычное совместное дело: и Донхёку, и Сончану нравилось готовить, таким образом они проводят больше времени вместе, вместе чему-то учатся, вместе разбираются в сложных рецептах. Хотя, казалось бы, куда ещё больше проводить больше времени: живут вместе, учатся вместе, работали вместе – всё вместе. Но им не надоедает, они научились распознавать по настроению друг друга, когда нужно придерживаться дистанции, давать друг другу свободное пространство. Иногда это умение отключалось, когда была какая-то цель этих приставаний. Во время готовки у них могли произойти небольшие казусы: порезать палец – как раз плюнуть, разлить на себя, пол или плиту воду – плюнуть и растереть, обжечься – довольно привычно (особенно потом чувствовать о себе заботу, когда подносят палец к холодной воде и мажут мазью от ожогов). Обычно ранился Донхёк, потому что он спешил непонятно куда и что, а иногда и Сончан, но в этом был замешан Донхёк. И тут они тоже действовали сообща. Семейный быт, который они делили пополам и установили график по мойке посуды, не становится для них обыденно скучным занятием. Донхёк всегда пытался урвать внимание себе, даже ценой сгоревшего блинчика или сбежавшего молока; он пытался чем-то развлекать Сончана, и себя заодно, флиртовал и приставал. Однажды он так сильно приставал к Сончану, что почти нарвался на порку: альфа уже взял ремень и начал угрожать Донхёку отпороть его до синяков, но их отвлёк запах чего-то сгоревшего; тогда готовящаяся рыба в духовке «пала смертью храбрых». Больше Донхёк так сильно не нарывался на «неприятности», а Сончан не пытался отпороть ремнём Донхёка – хоть и отыгрывался в постели. И блюда у них больше не сгорали. На удивление, сегодня ничего не произошло: никто не поранился и не обжегся, ничего не пролил и не лип, как банный лист к телу. Но спокойствие в этой квартире может лишь сниться, и в этот раз даже не Донхёк нарушитель этого самого спокойствия. Сончан, до того, как ему приспичило что-то сделать с Донхёком, нарезал зелень для супа, а Донхёк помешивал суп на плите, а затем добавил до «варева» и мелко нарезанную зелень, когда к нему прижался сзади Сончан. И не сказать, что омега не ожидал, – удивился, но ничего не заподозрил и расслабился в объятиях Сончана. – Кажется, мы договаривались не лезть друг к другу, когда готовим, - говорит Донхёк. – А мы уже не готовим, - Сончан сверяет время, выключает плиту и накрывает кастрюлю крышкой. – Видишь, всё уже готово, пусть настоится несколько минут. – Остаётся только помыть посуду, - омега указывает на мойку с грязной посудой и поворачивается в объятиях Сончана к нему лицом. – Помой посуду и будет тебе вознаграждение. – Мне мало того, чем ты можешь меня вознаградить. – О, даже так? - угроза в словах Донхёка ощущалась, но Сончану совершенно никак: он уже привык. – И что же ты хочешь? – Помыть посуду вместе. Не смейся, я серьёзно. Мне хочется попробовать вдвоём помыть посуду, думаю, это будет романтично, - Сончан делится своими мыслями (или мечтами, кто знает). Он совершенно не отрицает, что пересмотрел романтических фильмов, которыми интересовался ещё с не таких далёких пятнадцати лет. У него было стремление увидеть, как нужно ухаживать за омегой, как устраивать романтические ситуации и свидания; возможно даже хотел разобраться в психологии отношений, но об этом он начал узнавать уже с появлением в его жизни Донхёка и более подробными расспросами старшего брата. В одном из фильмов Сончан увидел (и запомнил) как пара мыла посуду в четыре руки. Ему казалось это не только романтичным, но и чувственным: они ведь будут прижаты друг к другу, смогут касаться руками рук другого. Раньше у них с Донхёком не доходило и разговора до такого, а сейчас Сончан решил предложить. – Ладно, давай помоем посуду вместе, - соглашается Донхёк, обнимает Сончана за торс и тянет его на себя, спиной отходя к раковине. Сончан успевает невесомо поцеловать Донхёка, прежде чем тот отвернётся к мойке. – Ты такой хитрый стал, я поражаюсь. – У меня лучший учитель. Донхёк прыскает от смеха, толкает Сончана бёдрами в пах, а затем делает вид, что он ничего не делал – особенно не чувствовал. Он начинает мыть посуду со столовых приборов, а Сончан не лезет к нему пока у него в руках ножи. Потом они в четыре руки моют использованные глубокие тарелки, чашки и блюдца, оставленные с утра, а затем всё это неспешно промывают под водой. Сончан трётся носом о шею Донхёка, втягивая пьянящий запах жасмина, чуть сжимает его в объятиях и начинает оставлять лёгкие поцелуи на шее и изгибе к плечу. Донхёк сбивчиво выдыхает: ему нравится. Так нравится, что опускает руки на мойку и перестаёт что-либо делать. Омега еле слышно зовёт Сончана, хочет попросить прекратить такое делать, потому что им нужно закончить с мойкой посуды. Но тело уже привычно отзывается на касания и поцелуи альфы: своевольно Донхёк прижимается ягодицами к паху Сончана и оценивает ситуацию. Он не может быть уверенным, что правильно делает, начиная более открыто тереться о Сончана, так как сам ещё минуту назад хотел прекратить; он не даёт отчёта своим действиям и просто плывёт по течению. Сончан уже настойчивее касается губами кожи на задней части шеи супруга, оставляет засосы и влажные следы. Когда он поцелуями приближается к загривку, Донхёк топчется на месте, подаётся всем телом назад, чтобы быть ещё ближе, и отпускает стон. Сончан не долго терроризирует Донхёка: внезапно для самого омеги Сончан поворачивает его лицом к себе, не сильно впечатывает бёдрами в столешницу и почти усаживает на мойку – вовремя останавливается. – Ты решил меня искупать прям здесь? - фыркает Донхёк, оборачиваясь назад и выключая кран с текущей водой. – Немного увлёкся, - говорит Сончан в своё оправдание. Он немного тянет Донхёка на себя, заставляя его снова прижаться к себе, а затем всё же усаживает омегу на столешницу, чуть в сторону от мойки. – И сейчас немного трахнешь меня прям тут? - он выделяет «немного» и усмехается. – Если ты хочешь. – Я хочу. Но постоянный секс… Сончан затыкает Донхёка поцелуем. Донхёк послушно приоткрывает рот, впуская язык Сончана. Их языки переплетаются, ласкают друг друга, причмокивая; они чуть отстраняются, решив вдохнуть воздуха, затем влажно прихватывают друг друга губами и снова сплетаются языками. Донхёк стонет от поглаживаний альфы внутренней стороны своих бёдер, держится руками за широкие плечи и сдаётся. В который раз сдаётся Сончану, без боя и каких-либо возражений. Ему всё равно, где у них это произойдёт – он уже хочет быстрее, так как внизу живота туго стягивается узел, возбуждение в крови стремительно растёт и сердце стучит с несколько раз быстрее. Хочется быстрее исправить это, расправиться с возбуждением, но Сончан не торопится. Он долго, как кажется Донхёку, наглаживает его бёдра и снимает с него домашние штаны вместе с бельём только тогда, когда Донхёк сам подсказал: перенёс ладонь мужа на резинку штанов, не отрываясь от поцелуя. Но отстраниться им пришлось и, более того, Донхёк был рад изменению положения. Сончан его снял со стола, повернул к себе спиной и заставил упереться ладонями в столешницу. Одной рукой он гладил бок омеги, а другой касался влажного ануса, что хаотично сжимался и разжимался. Они часто занимаются сексом и Донхёк не успевает вновь стать настолько тугим, чтобы его приходилось полноценно растягивать. Вместе с сокращениями мышц выделялась наружу и смазка, которой Сончан покрыл свои два пальца прежде, чем вошёл ими в омежье нутро. Донхёк, почувствовав в себе движения узловатых (и таких любимых) пальцев, раздвинул шире ноги и наклонился вперёд, опустившись на локти. Так удобнее и ему, и Сончану. Сончан добавил третий палец – он всегда заботился о комфорте Донхёка и никогда не бросал растяжку, даже если омега уже разработан, – и снял с себя спортивные штаны, в которых ходил дома. А затем прижался к омеге сзади, приблизился для поцелуя, и, Донхёк не заметил когда, медленно вошёл, убрав мокрые от смазки пальцы. Он двигается сперва не торопясь, ждёт, когда Донхёк потребует быстрее, сильнее и глубже, а потом уже двигается по своим ощущениям и приказам омеги, чтобы обоим было хорошо. Сончан держит руки на бёдрах Донхёка, поглаживает пальцами тазовые косточки и ритмично двигается, не сильно, но достаточно для лёгкого хлопка по ягодицам омеги, вбиваясь в супруга. Донхёк, опуская руку на своё возбуждение и двигая ею в такт движениям своего альфы, стонет, никого не стесняясь: даже если к ним уже приходили пару раз Юта и Доён, просили быть не такими громкими хотя бы в два часа ночи. Но сейчас только приближается вечер, полуденное время, и Донхёк может стонать так, как хочет; своими стонами и срывающимися с губ просьбами, он и Сончана привлекает к стонам. Каждый омега любит слушать стоны своего альфы, особенно когда не может посмотреть на выражение лица и почувствовать его дыхание на своём теле. Поэтому Донхёк, стоящий спиной к Сончану, по стонам альфы понимает, что ему тоже хорошо, что он так же наслаждается, как и Донхёк. Донхёк быстро приходит к разрядке, кончает на пол и полностью опускается на стол. Сончан ещё делает с десяток толчков и выходит из Донхёка, находясь на грани оргазма. Он доводит себя рукой до конца, выплёскивает семя на бедро омеги и громко и протяжно выдыхает. – Зашибись помыли посуду, - задушено звучит Донхёк из-за неудобной позы, но что-то менять сейчас пока нет сил. Он повёрнут как раз в сторону мойки, где ещё не промыли две тарелки. – Продуктивно, я бы сказал, - Сончан ещё не отдышался, но не сказать что-то Донхёку он не мог. – Пошли в душ. Я и есть уже не хочу, хочу полежать. Донхёка придерживает Сончан, когда тот поднимается со столешницы, так как знает что сейчас у Донхёка силы на исходе, как и всегда после секса. Донхёк находит силы быстренько смыть те две тарелки и поставить их на сушилку, а после позволяет альфе унести себя в ванную комнату. Они быстро принимают душ, не размениваясь на что-то большее, чем нежные поцелуи в губы, – и то, только потому что после оргазма у них просыпается особая нежность. После душа, Донхёк идёт переодеваться в спальню, а Сончан, обернув полотенце на бёдрах, возвращается на кухню, собирает их сброшенные вещи и вытирает взятой из ванной тряпкой не высохшую ещё сперму Донхёка на полу. Потом переодевается и Сончан, а затем они устраиваются на кровати: Донхёк ложится на грудь альфы, обнимает и закидывает ногу на его ноги. – Такое чувство, будто нам больше заняться нечем, и мы коротаем время и скуку сексом, - говорит Донхёк, вспоминая то, на чём его перебил Сончан. – Было бы странно в нашем возрасте не заниматься им. – Да, но не каждый же день. А то и по несколько раз на дню. Правда, Чанни, - Донхёк приподнимается на локте, чтобы просмотреть на своего мужа, – я ничего не имею против, мне всё нравится. Но, я считаю, нужно сделать перерыв с сексом. – На долго? - спрашивает Сончан. Он не против, он разделяет все мысли и каждое сказанное омегой слово, понимает, что у них действительно много секса. Несомненно Донхёк прав. – Хотя бы несколько дней, - отвечает Донхёк и снова укладывается на Сончана. – Можем просто целоваться и обниматься – это ведь тоже физический контакт. Я люблю целоваться, ты же знаешь. – Хорошо, я тебя услышал. Сделаем перерыв и нацелуемся так, что придётся брать перерыв и от поцелуев, - говорит Сончан и в его словах слышится улыбка. – Ну, желательно чтоб так и было, да, - Донхёк подхватывает веселье мужа. Так в обнимку они переговариваются ещё какое-то время и засыпают – расслабленные и уставшие. И зачем только готовили, если никто не ел и они проспали до глубокой ночи? И ночью они тоже не ели, только поставили кастрюлю с супом в холодильник. А затем снова уснули, но уже на диване с включённым телевизором, так как думали, что выспались и решили занять время просмотром какой-то программой о животных и природе.