Сердце в Москве, душа во Владимире

Волнение старательно выворачивало желудок Марко наизнанку. Он не выходил на улицу, наслаждаясь свежим воздухом из открытой форточки. В горло ничего, кроме парочки глотков воды не лезло. Тянуще-остро, словно в мозг медленно впивалась колючая проволока, болела голова. И мысли никак удачно не могли родиться на бумаге: «Дорогой Жан. Жан. Здравствуйте, товарищ Кирштейн! Дорогой мой друг. Дорогой. Уважаемый и…» — все приветственные строчки безжалостной нервной рукой были зачеркнуты. Да и к чему вступления? Эти записи никто, кроме Марко не должен был увидеть. «Как ты там поживаешь? Хорошо ли доехал? Искренне надеюсь, что да. Прости, что обидел тебя, но и ты меня пойми. За то короткое время, что ты провел во Владимире, произошло достаточно много, и мы оба нуждаемся в отдыхе. Ты от своих чувств… И я от твоих чувств.» — Нет, — прикрыв глаза, Марко растерянно мотал головой и, перечеркнув последнюю пару строк, судорожно прикусил кончик ручки. «Я сильно испугался и почему-то подумал, что так будет лучше для нас обоих» — снова не то. «Ты просто глупый, Жан! Глупый авантюрист. Мне ведь так нравилось дружить с тобой, а что теперь? Всё испортилось. Обижайся, сколько пожелаешь» — уже намного больше походили записи на правду. По крайней мере, Марко выписал из своей головы абсолютно всё, что поедало его мозг со вчерашнего вечера. Всё, что он хотел сказать, но не мог. С каждым перечитыванием экспрессивной писанины, Бодту всё больше и больше не нравилось то, что вышло из-под руки, хотя предназначалось Жану. В какой-то момент он окончательно понял — смысла никакого нет. Измученно парень простонал и в отчаянии ударился головой о письменный стол. В телевизоре, словно подгадав момент, во всю пасть загоготал волк. — Ты-то чего смеешься? — не поднимаясь, Марко повернул голову в сторону экрана, — Сам ведь тоже зайца никак не догонишь. Мультфильм предпочел игнорировать страдальца. Разве так можно? Уж лучше показать, как хамоватый по натуре волк вдруг переодевается в галантного джентльмена и навязчиво одаривает зайца цветами и взрослыми напитками. Хотел бы Бодт просто фыркнуть и не придавать значения какому-то глупому мультфильму. — Я так не смогу, Жан. «Но почему же?» — думал Марко, в беспокойстве сминая клочок бумаги, — «Почему Жан смог приехать ко мне, смог держать себя в руках столько времени, и, наконец, смог во всём по итогу признаться? А я вдруг — раз! — и не могу…» Ни на минутку не прекращал терзать собственный разум Марко мыслями о дорогом друге. А когда не думал, то в голове сам по себе всплывал его образ, и парень чувствовал, как вот-вот вскипят мозги. Еще тогда, в конце весны, когда Бодт только-только заикнулся о поездке во Владимир (бессмысленной изначально, и по итогу судьбоносной), Жан задал ему вопрос — «Есть ли там у тебя кто-нибудь?». Не было никого. Но если еще вчера Марко бы без раздумий ответил «Да, гостеприимные Смит-Аккерманы», то сейчас он задумался о совершенно другом. Быть может, Жан имел ввиду…себя? Он просто хотел быть рядом. От этой мысли у страдальца запершило в горле. — Кто же у тебя в Москве?.. — спросил Бодт у пустоты. У бесформенного прозрачного нечто, сверлящего бездонным взглядом самые свежие, кровоточащие ранки совести. Таким темпом и проползла, словно черепаха, половина дня. Марко будто специально столько прождал в стеснительных терзаниях, ведь душа его вздрагивала каждый раз от мысли, что ему нужно свидится с Жаном. По крайней мере, сейчас. И парнишка преисполнился уверенности, что тот действительно уже находится не менее, чем на автостанции. Нет, от этого ничуть не легче. Но почему-то именно сейчас Марко посетила мысль отправиться прямиком в то самое общежитие. *** Выбравшись на свежий воздух, Марко, даже не замечая того, с упоением вдохнул полную грудь теплого городского воздуха. Уже смеркается. Когда вернутся хозяева квартиры, пусть не волнуются — дверь закрыта на плотные два оборота ключа, а на столике в прихожей записка: «Ушёл. Вернусь.». С каким радушием всегда встречала квартирка, с такой же строгостью и недоверием оглядывало посетителей аккуратное общежитие с глазами в пять этажей. Старый диванчик так и стоит в коридоре, скучающий, без отлеживающих бока неуспевших к коммендантскому часу (ну, пока что). Слышалось, как нарастал свист чайника из охранной коморки. Марко не понимал, что делает. Никто не ждет его в этом сером здании, никого и не будет. Только хозяйка в своем обыкновении настороже. Нужен ли вообще охранник, когда здесь такая наблюдательная управительница в махровом халате? — Доброго вам вечера, — любезно кивнул Марко своей недавней спасительнице. Собеседница не отличалась болтливостью, в отличие, например, от Ханджи, но зато каждое её слово было сказано по делу. За ними она уж точно в карман не лезла. Вот и Марко по её примеру не стал медлить, сразу же поинтересовался, уехал ли его подельник. — Ты ему прямо на пятки наступил, — от ответа растекалась по жилам Марко досада, — Ждал сидел чего-то, ждал, грустный такой. Мне его даже жалко стало, квасу ему налила. Выпил и к себе поднялся, а потом стал туда-сюда бегать, всё спрашивал, не приходил ли к нему кто. Минуточек на пятнадцать ты каких-то опоздал. — Я могу подняться в его комнату? Парнишка чувствовал, как внутри всё потихоньку пустеет и падает вниз. По его моське нельзя было прочитать былого волнения, разве что уверенно поджатые губы и вздернутый нос старались показать Марко с напористой стороны. Особенно под осуждающе-недоверчивым взглядом Наны: — Чего это ещё вдруг? — Он мог что-нибудь забыть, — честно выдал отговорку Бодт, — Если что, я бы ему вернул. — «Если что» я сама пока ещё в состоянии осматривать комнаты, а с какой-либо находкой я обязательно с тобой свяжусь. Устраивает? — Значит…нельзя? — Да, Марко. Значит «нельзя». На тяжелом вздохе Марко развел руками. Что ж поделать? «Вы же меня знаете» — аргумент не из весомых. Да и всё равно он не до конца осознавал, зачем бы ему так рваться в ту комнату. Наверное надеялся, что сбежавший товарищ оставил ему хоть какие-то знаки. Хотя бы намеки. А может и вовсе сам целиком остался. — Чай будешь? — вполне себе житейски спросила хозяйка, будто миг назад не была преисполнена строгости. — Нет, нет…- устало выдохнул Бодт, по-маленьку двигаясь в сторону выхода, — Я только что завтракал. Нана аж глаза выпучила: — Как это «завтракал»? — в беспокойстве она не поленилась и прошла пару метров до настенных часов, дабы убедиться в своей адекватности, — Сейчас восьмой час вечера! — Ёлки-палки… Марко точно только сейчас почувствовал, как сильно давила пустота в его желудке. Со всеми этими думами он напрочь забыл пообедать, да и к ужину не то чтобы успевал. Возможно Смит-Аккерманы уже вернулись домой, Бодт в любом случае теперь поест лишь в их компании. А может быть и нет. Краем глаза парень заметил крупную мужскую руку. Она протянула Марко поблескивающие обертки и интригующе чистый конвертик: — Кажется, это твоё. Сколько раз Бодт видел Майка, столько же раз он напоминал ему доброго, флегматичного пса. Сенбернара, например. Такого же большого и готового прийти на выручку, только эта готовность на лице совершенно не читалась — одна лишь уставшая суровость. Глаза зато добрые-добрые, и в лаконичности речи выигрывал даже у Наны. — Ой, з-здравствуйте, — повернулся Марко на одних пятках к охраннику, — А это что? Он прекрасно знал, что это. Что-то, от чего до кончиков пальцев пробежался холодок, а в груди наоборот, разливалось тепло. — Друг твой просил передать. — Вот видишь, — поддакнула Нана своему супругу, — А ты всё рвался. — Я сразу Жану говорил, что Наночка даже тебя не пропустит. — Правильно-правильно, нечего мне тут. Вот так одного пропустили однажды — еле из долгов выкарабкались. Как бы Марко всю жизнь не учили уважать старших и вежливо слушать, когда тебе что-то говорят, сейчас он физически не мог настроиться на разговоры извне. Всё пролетало мимо ушей и заглушалось хаотичной пустотой мыслей. В груди покалывало от мелкой дрожи. Парень не мог отвести взгляда от конверта (сырки уж не настолько интересны), будто страшился, что он пропадет из рук от лишних движений. С каждым мигом затягивание интриги утомляло сильнее. Может, просто порвать письмо и выкинуть… — Не будете против, если я здесь подзадержусь ненадолго?! — Бодту показалось, что одарить присутствующих быстрым взглядом вполне себе достаточно. И ответа не удосужился дождаться, а поспешил сразу же к общему диванчику. — Не засиживайся давай, — только и ответила ему Нана, прежде чем удалиться и оставить прихожую на совесть Майка. А Марко много времени и не требовалось…по идее. «Хватит медлить» — мысленно умолял Бодт сам себя. Его пальцы уже буквально крепким хватом держали бумажку внутри конвертика, но вытаскивать её почему-то желанием не горели. «Перестань. Это всего лишь письмо. Жана здесь нет.» Резко дернул Марко рукой, словно сорвал пластырь, случайно даже глаза зажмурил. Выдохнул. А потом тревога его пощадила, отпустила на время, ведь нужно было как-то прочитать содержимое. Марко открыл глаза. «Вчера вечером я просто умер.» И всё. А внизу нарисована неказистая лохматая собачка, походящая больше на зайца. Марко знал, что это за зверь, потому что Жан раньше часто рисовал эту собаку смеха ради. Только сейчас она не была веселой и хвостом совсем не виляла. Говорила лишь «Уже заскучал». Или не говорила. Надпись старательно была зачеркнута синей пастой. Дыхание резко перехватило. Выдыхал Марко так, словно готов был то ли смехом раздаться, то ли заплакать. Пришлось пробежаться глазами по записке еще несколько раз и убедиться, что он всё правильно прочитал. И на обороте ничего не было. — Что там, Марко, всё нормально? — из чистого любопытства спросил охранник с другого конца помещения. В ответ, не поднимая взгляда, ему кивнули головой. — Нормально. Всё как в кино…сплошная комедия. — Что же, — пожал плечами Майк, — В таких случаях нужно успеть занять лучшие места. — Боюсь, что я просто клоун в главной роли. «На пару с Жаном» — так и вертелось на языке Бодта, но он вовремя его прикусил. Как-то не хотелось наговаривать на товарища в присутствии других людей. С коими Марко поспешил распрощаться и, запихав сырки по карманам, а письмецо аккуратно сложив в нагрудный кармашек, скорее направился к месту жительства. Он получил то, что хотел, и оно было совершенно не сладким. *** Прежде, чем потревожить замочную скважину ключом, Марко осторожно дернул за ручку. Дверь поддалась. И свет горит на кухне, и слышны шаги одного из хозяев (господи, только бы Эрвина). С удовольствием бы Марко втихую прошмыгнул к своему ложе, да только есть хотелось просто зверски. Сырок, что он схомячил по пути, не шибко-то и помог. В полусвете заметил свою бумажку с предупреждением, что оставил перед выходом, а на ней аккуратным почерком приписано: «Пришли. Возвращайся». — Нагулялся? — молитвы были услышаны. Таким спокойным и вымотанным Марко видел Эрвина впервые. Он сидел на расшатывающейся табуреточке, любовался пейзажем из ночного неба и сеточек оконного света; в граненом стакане с каждым робким глотком становилось меньше прозрачного напитка, и наврядли это была вода. — Да…- несколько отстраненно ответил ему Бодт, — Вы сами как? — Леви уже отдыхает, — не опуская головы, мужчина потер переносицу, — Всё нормально. Больше парнишка не нашел, что сказать. С натянутой улыбкой кивнул сожильцу, а дальше всё диктовал желудок: бесцеремонно достать колбасу, сделать себе вкусный бутерброд, только на этот раз придется обойтись без чая (ни к чему шумом тревожить спящего за соседней стенкой). На плите Марко еще заметил кастрюлю с макаронами, но как-то неловко накладывать их при Эрвине, да и ощущалось как нечто незаконное. Спустя пару глотков Смит нарушил молчание: — Сегодня хороший вечер. Город такой красивый… — И не поспоришь, — дожевав неполноценный ужин отозвался Марко. — Наверное, так никогда больше не будет. Так, как сегодня. Еще глоток. Залпом. На удивление, Эрвин сейчас даже немного не похож на пьяного, скорее просто на чрезвычайно меланхоличного человека. — То же самое вы мне и утром говорили. Вы что, просто решили так день подытожить? Короткая пауза. — Навроде того. Э-э-эх… Беспощаден полёт времени. Цени каждый свой день, сынок, пока всё так спокойно. — Хорошо, пап, — и пока Бодт протирал глаза от пелены усталости, у него появилось время обдумать, что он только что ляпнул. Эрвин даже отвернулся от городского пейзажа. Его по-доброму удивленный взгляд встретился с абсолютно неловким Марко. — Ой, я… Ну, не то имел ввиду, кхм, простите, пожалуйста, я просто устал и ничего не соображаю!.. На что Эрвин по-отцовски тепло улыбнулся. Он бы, наверное, тоже смутился, если бы не привык так часто слышать слово «папа» в этом доме. Какая разница, кто из детей это говорит? Марко тоже перестал быть чужим. К тому же, у него есть собственные родители, а Эрвин ни на что не претендует. — Тогда дринчить до крейзы не предлагаю. Вся неловкость предыдущего момента перекрылась новым. Ради своего же душевного спокойствия парень предпочел его игнорировать — с Эрвином они теперь квиты. — Завтра вечером девчонок едем забирать. Ты с нами или…ай, точно, Жан ведь уехал. — С вами. А ему я сейчас буду письмо писать, — что-то каждый раз вздрагивало внутри Бодта, когда он произносил имя товарища вслух. — Не смею задерживать. Доброй ночи. *** «Привет, Жан! Сегодня у меня было плохое настроение, и письмо пишу не в лучшем духе, поэтому извини за какие-то резкие слова. Пишу сразу в день после нашего разговора, а точнее за окном уже десятый час ночи. Ну так сразу перейду к сути. Во-первых, ты, прости пожалуйста, самый настоящий дурак. А во-вторых, я дурак ещё больше. Мне очень стыдно за то, что я так тебя прогнал, и у меня целая куча мыслей по поводу произошедшего. Спросил бы тебя «а чего же раньше ты молчал?», но не посмею, потому что и так я понял почему. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, мой дорогой друг! Это всё, что я хочу сейчас сказать, ну, а про остальное будет лучше нам как-нибудь переговорить с глазу на глаз. Я не дам тебе больше никаких ответов, пока не наберусь храбрости и не приму решение. Собачка твоя как всегда смешная, даже когда грустная. А надпись дурацкая. Моё письмо сейчас тоже, наверное, дурацкое. Всё. Спать хочу ужасно. И ты спи крепко, на письмо можешь не отвечать. Извини за почерк, пишу лёжа.» Рука Марко зависла в воздухе, в ожидании прощальных строчек. Чуть не написал «люблю». Пришлось бы переписывать. «Твой друг, Марко Бодт.» — Надеюсь, почта завтра будет работать.