***
Аватар-кантри, казалось, процветала. Война давно закончилась, Король жив, а его группа как никогда популярна. И вроде, бояться нечего. Но Хенрика в последнее время не покидало смутное чувство тревоги. Оно сидело где-то глубоко внутри, впивалось в сердце сотнями маленьких иголок и не давало сосредоточиться. Санделин рассеянно бродил по замку, взволнованно оглядывался во время концертов и, как это часто бывает, почти не спал. Он не знал, почему так отчаянно хочется бежать, почему по ночам в горле встаёт ком, мешающий вдохнуть, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. — Эй? — В кабинет басиста осторожно заглянул Йоханнес. — Я тут… К тебе можно? Эккерстрём редко наведывался к Хенрику в разгар рабочего дня, всё-таки помощь психолога Шуту не требовалась. Он был психом и наслаждался своим сумасшествием, а потому лишь беззлобно подшучивал над должностью Санделина. Но сейчас обычно весёлый Потешник казался, на удивление, серьёзным и испуганным. — Мне кажется, — начал сбивчиво бормотать Йоханнес, — что есть кто-то чужой. Из прошлого. Он наблюдает. Он постоянно. Постоянно смотрит, да. И ждёт… Всегда-всегда ждёт. — Подожди, — устало вздохнул Хенрик, — Йоханнес, подожди. Постарайся говорить по порядку: кто ждёт, кого и как давно ты это чувствуешь? — Дрессировщик. Зверь, — быстро выпалил Эккерстрём. Больше сказать он ничего не успел. В глазах у обоих потемнело, а потом приятную черноту разорвала яркая вспышка.***
Хенрик открыл глаза и осмотрелся. Жёсткая деревянная лавка, на которой он лежал, холодный каменный пол, стоящие у стен подсвечники и витражи на окнах — детали не оставляли сомнений. Это храм. До боли, до зубовного скрежета знакомый храм, в котором Санделин предпочёл бы никогда больше не появляться. Он отдал многое, чтобы никогда не видеть стоящего рядом с лавкой аналоя и тяжёлой книги в коричневом кожаном переплёте. Когда-то он пожертвовал всем, чтобы не смотреть больше в светлые глаза священника, как две капли воды похожего на него самого. Хенрик вскочил и заозирался в поисках выхода. Он помнил, что главная дверь вела в небольшой церковный дворик, где часто прогуливался святой отец, поэтому бежать туда было крайне скверным вариантом. А вот одна из дверей за спиной открывалась в крохотную капеллу, откуда можно попасть на пустующий задний двор и бежать. Бежать, не оглядываясь. Бежать пока кислород не кончится, до боли в мышцах и разрывающего лёгкие пожара. И лишь тогда остановиться, обернуться и, не увидев вдалеке храма, счастливо рухнуть на землю. Санделин обернулся к спасительной двери и вдруг замер. Сначала он пытался убедить себя, что всё это лишь очередной ночной кошмар, страшное видение, которое исчезнет с наступлением рассвета. Но когда босые ноги коснулись ледяного мрамора пола, реальность стала слишком осязаемой. Хенрик задрал рукав рубахи и едва не застонал в голос. На правой руке вместо обилия разноцветных татуировок пестрели никогда не сходившие с бледной кожи синяки. Остался лишь один небольшой узор у самого локтя. Он был ещё до храма, и священник говорил, что это метка дьявола. «Аватар-кантри нет, — промелькнула в сознании жестокая мысль, — нет. И никогда не было.» — Послушник Санделин, — окликнул строгий голос, — вам велено было учить текст литургии, а не спать. В ушах зазвенело бесконечно громко, будто колокол. Хенрик понял, что бежать надо прямо сейчас, быстро и без оглядки. Но какая-то невидимая сила прочно придавила его к земле, не позволяя даже сдвинуться с места. Хенрику казалось, что тело больше ему не принадлежит, что он не может даже обернуться. Голос, так похожий на его собственный, парализовал. Он лишал воли и подавлял остатки сопротивления. Так было всегда, сколько Санделин себя здесь помнил. Он никогда не мог противостоять равнодушно строгому тону, не мог ослушаться приказа. — Простите, святой отец, — он против собственной воли покорно опустил голову и тихо ответил чужим бесцветным голосом. — Я, кажется, говорил, — холодно продолжил священник, — что Вы, юноша, носите метку дьявола. Вы должны заслужить прощение Господа упорным трудом во благо церкви. А Вы вместо этого предаётесь страшному греху, лености. Патер жёстко усмехнулся и указал на пол. На плечи Хенрика будто начало давить что-то невидимое, но слишком тяжёлое. Не в силах противостоять этому, Санделин опустился на колени. Он знал, что будет дальше. Он отчаянно не хотел видеть деревянный посох в руках наставника, не хотел лежать на ледяном мраморе, беззвучно глотая слёзы. Но выбора не было. Как и всегда, с самого первого дня служения в храме. Он обязан был молча выполнять приказы, подставляться под удар и терпеть. Терпеть, пока белоснежная ткань подрясника окрашивалась в багровый, пока на светлой коже один за одним наливались кровью ушибы. «Вас вышвырнут обратно на улицу, адское отродье, — говорил святой отец каждый раз, когда у четырнадцатилетнего мальчишки не получалось сдержать крик или спрятать слёзы, — служители Бога должны быть молчаливы и послушны, а вам место среди таких же детей дьявола. Благодарите Господа, что дал Вам шанс на спасение». Сейчас он научился молчать, прятать боль и страх за послушно склонённой головой. Санделин старался не паниковать, хотя вид деревянного посоха вызывал лишь ужас. В повисшей почти осязаемой тишине Хенрик вдруг различил вой, похожий на звериный. Жалобный скулёж прервался злобным, срывающимся на истерику криком. Голос. Слишком знакомый, чтобы с кем-то спутать. «Эккерстрём», — Хенрика будто ледяной водой окатили. Он узнал бы его в любых обстоятельствах и никогда не ошибся бы. В очередной раз раздался крик. В этот раз его сопровождал свист, за которым последовал щелчок удара и почти звериный отчаянный вопль. Санделин вдруг понял, о чём говорил ему Шут, если разговор вообще не был выдумкой. Он болезненно согнулся, вцепившись пальцами в светлые волосы. Хенрику стало теперь всё равно изобьют ли его сейчас за своеволие, вышвырнут на улицу или оставят здесь навсегда. На себя слишком плевать. Он молил любые сверхъестественные силы только о том, чтобы они забрали отсюда Йоханнеса, чтобы вернули его домой. Если дом вообще есть.***
Эккерстрёму даже не потребовалось открывать глаза, чтобы понять, где он. Тяжесть железного ошейника, песок под ногами и лязг цепей убрали последние сомнения. «Дрессировщик», — эта мысль ударила сильнее кнута, заставив Йоханнеса подскочить. Он тут же встретился взглядом с искажённым ненавистью лицом. Своим собственным лицом. Шут будто смотрел в неправильное зеркало. Двойник то кривил в презрительной усмешке губы, то с силой сжимал кулаки в порыве исступленной ярости. — Что я приказал?! — то ли закричал, то ли прорычал Дрессировщик, размахивая тростью. Йоханнес будто подкошенный рухнул обратно на землю, закрыл руками голову и попытался сжаться в комок. Это произошло инстинктивно, будто какая-то часть его натуры оказалась зверем. Скорее, он и был зверем. Запуганным, раздавленным. Он никогда, как казалось Йоханнесу, не был человеком. Никогда не было Шута и Аватар-кантри, не было Короля и его советника. Был только зверь. И человек, которого Эккерстрём всегда мысленно называл Дрессировщиком. Шут попробовал подняться на ноги. Попытку обрубил быстрый удар хлыста. Йоханнес вскрикнул и дёрнулся, пытаясь сорвать цепь. Зверь внутри него рычал и рвался на свободу. Ещё один удар. Тот, кто когда-то был королевским Шутом, громко завыл, прижатый к земле болью и клокочущей яростью. Хотелось только одного — бежать. Как можно скорее и дальше, поднимаясь на ноги и снова порой падая на четвереньки. Бежать, рыча и скалясь, как дикое животное, вгрызаться в глотки всем, кто встретится на пути. И только глубоко в лесу, истратив последний кислород и окончательно потеряв всё человеческое, упасть на траву и, хватая ртом холодный воздух, уставиться невидящими глазами в небо. Йоханнес снова приподнялся. Постарался оглядеться. Поле, огороженное забором, дом с сараем и лес. Лес, простирающийся, кажется, до самого горизонта, пока хватает глаз. Безопасный и густой с одной лишь дорогой. А за домом город. Йоханнес не видел, но точно это знал. Там другие дома, трактиры, грязные улицы, вымощенные камнем. Там запах свежей еды вперемешку с гнилым смрадом, улыбчивые прохожие и те, кто готов забить бродягу ногами. Аристократия и бедняки. Охотники за удачей и карточные шулеры. Святые и демоны. Насильники и жертвы. В городе кипела та жизнь, которую восемь лет назад у него грубо отобрали. И сейчас отбирают снова. — Выполняй, ничтожество! — вновь закричал человек. Зверь припал к земле, закрывая голову руками. Нет. Он спит. Он всего лишь спит и видит странный кошмар. «Сколько раз тебя просили не клевать носом на работе», — внезапно усмехнулся сам себе Йоханнес. Вот только ему не нужен был сон. Шут мог бодрствовать круглосуточно, не чувствуя усталости. Да и сны к нему не приходили. Но нет. Это не реальность. Такое просто не может быть реальностью. Конечно нет. Йоханнес изо всех сил старался убедить себя в этом, но выходило паршиво. Грязь на руках, колючий песок и тяжесть железа на шее слишком болезненно пахли явью. Йоханнес вдруг, будто вспомнив что-то, бросил быстрый взгляд на левую ногу. Ещё недавно на голени красовалась татуировка. Пустота. Только следы от хлыста да старые шрамы. Шут снова затравленно заскулил. А человек продолжал кричать. Громко с оглушающей ненавистью. О чём-то неясном и размытом, кажется, он и сам не мог понять причину собственной ярости. Но он кричал, стараясь выместить на перепуганного сжимающегося в комок зверька всю злость. Зверь, бывший некогда королевским советником, скулил, прижимаясь к земле. Он пытался закрыться от ударов, от рычащего крика и изредка поднимал глаза. Вдруг, его взгляд случайно выхватил чуть светящийся среди деревьев церковный крест. Храм. Что-то внутри болезненно сжалось. Йоханнес неосознанно вспомнил Хенрика. «Святоша, — пронеслось у него в голове шутливое прозвище басиста, — нет. Нет-нет-нет, я здесь не один. Нет. Надо… Надо что-то делать». Шуту вдруг стало совершенно плевать на орущего рядом Дрессировщика. Плана у Йоханнеса не было, но он знал одно — не сможет вырваться, погубит обоих. Эккерстрём почему-то был уверен, что если он здесь, значит Хенрик точно должен быть в храме. Шут изо всех сил рванул цепь. Та внезапно поддалась. Он побежал. Так быстро, как могли нести его человеческие ноги и звериная энергия, как не бегал никогда прежде. Он не слышал срывающийся на рычащий хрип вопль за спиной, не слышал приказа вернуться и ржание лошади. Шут не видел дороги под ногами и не замечал, как то и дело ударяется о ветки и спотыкаясь, бежит на четвереньках. Он видел только одно — блестящий среди деревьев крест. Бежать. Бежать. Нужно было успеть прежде, чем его нагонит конь. Вороной быстр и рождён для скачек, но животный ужас внутри намного быстрее. Он гнал вперёд, заставляя не обращать внимание на разодранные в кровь колени и руки, на усталость и нехватку воздуха. Он заставил радостно завыть, увидев перед собою церковь. Шут распахнул тяжёлую храмовую дверь и завертел головой. На полу у скамьи лежал человек, чьё лицо скрывали светлые кудри. Йоханнес слишком легко узнал его. Он зарычал то ли от злости, то ли от внезапной радости, разобрать было трудно. Бросился вперёд. Однако, едва успев сделать пару шагов, Шут рухнул на мраморный пол, не в силах подняться. Хенрик, услышал, как резко открыли дверь, как кто-то слишком знакомо зарычал. Он услышал звук падающего тела и тяжело поднялся. От удара, как и обычно, всё мучительно болело, голова раскалывалась на части, а в глазах плясали тёмные круги. Как сквозь вату до него доносился голос священника. — Надеюсь, вы усвоили урок, послушник Санделин, — патер снова попытался ледяным тоном прижать своего ученика к земле. — Гори в аду, — сквозь зубы процедил непривычную для себя фразу Хенрик и шатаясь пошёл к Шуту. Кажется, теперь ему стало глубоко всё равно на приказной тон, на ту тяжесть, что давила на плечи в храме. Он теперь не будет подчиняться, как бы не пытались заставить. Он свободен. Нашёл друга и теперь абсолютно свободен. Хенрик сел возле Йоханнеса и осторожно погладил того по голове. Всё ближе слышалось лошадиное ржание, всё ближе к ним подходил священник. Хенрик сжал руку Шута и зажмурился.***
— Эй, Хенрик, — тормошил басиста за плечи Тим. — Йоханнес, какого чёрта? — будил Шута Джон. Санделин пришёл в себя, увидел собственный кабинет, обеспокоенные лица товарищей, взволнованного Короля и облегчённо выдохнул. Кажется, снова был кошмар. Хотя боль в солнечном сплетении подсказывала ему, что в этот раз всё было иначе. Очнувшийся Потешник осмотрелся и широко улыбнулся, сразу вскакивая на ноги. Он крепко обнял Джона и Хенрика, чтобы убедиться, что они действительно настоящие. Шут знал, что он видел не простой кошмар. Капли черной крови, скрытые за кожаными перчатками, прекрасно подтверждали реальность событий. Но ещё Потешник откуда-то знал, что эти видения больше никогда не вернутся. Ни к нему, ни к Санделину.