1000 и 1 аушка по музычеевым

Они были лучшими друзьями с шестого класса, когда Юра уберёг неконфликтного Пашу от стычки с борзыми старшаками, за что второй позже делился с ним своим и так скудным обедом, бережно упакованным его матерью в газету. И в девятом классе, когда вокруг кипела любовь, они всё носились друг с другом, придумывая, как бы разыграть учителя физики на его день рождения, или как раздобыть побольше денег на сосиску в тесте в столовой. И на выпускном, чуть не завалив перед этим экзамены, они остались без партнёрш, решив, что танцы это не для них, и лучшим решением будет просто напиться, обсуждая, как тревожно у них обоих на душе от факта, что одиннадцать лет их веселья подошли к концу. Все шутили про то, как часто Паша краснеет рядом с Юрой (в каждой шутке есть доля правды, как известно), и про то, какими подозрительно счастливыми они не раз входили в класс, опоздав на 10-15 минут. Но те никак не реагировали на подколы в их сторону, им было совсем не до этого. Просто друг с другом парням было настолько весело и беззаботно, что они, казалось, совсем забывали обо всём окружающем мире. Встречались ли они? Нет. Ни у Юры, ни у Паши даже мысли такой не возникало. Раньше. Спустя 10 лет их выпуска они смотрели в эти ушедшие прекрасные времена совсем по-другому. Они осознали, что между ними происходило на самом деле, но никто не решался озвучить эти мысли вслух. Юра ушёл в театральный, Паша — куда глаза глядят. Просто собрал вещи и уехал «покорять Питер», о чём грезил с самого детства. Сперва они держали контакт и казалось, что расстояние никак не мешает им оставаться всё теми же «Юрчиком и Пашком с четвёртой парты у окна», но потихоньку общение сходило на нет. Юра погряз в студенческой жизни, у него появились поклонницы, а Паша всё тыкался с одной подработки на другую, в поиске себя и денег. Иногда, лёжа с красивой девушкой под боком, Юра думал о том, что всё это неправильно. Вся его жизнь стала неправильной. Зачем он отпустил Пашу одного в незнакомый город, а сам остался тут и занимается не пойми чем? Но голос в голове убеждал его, что так будет лучше всем. И Паше, который всё-таки имеет право на самостоятельные решения, и Юре, который стал пользоваться популярностью у дам, чем научился пользоваться в своих целях. Сам Паша же, в свою очередь, не раз вручную набирал заученный номер и долго-долго пялился в экран телефона, думая о том, что, наверное, не стоит его беспокоить. Ну спросит он, как там Юра поживает. Услышит короткий ответ в духе: «Да вот, кое-как справляемся, всё неплохо, а ты там как?», Паша ответит, а дальше то что? Он ведь даже в собственных мыслях боялся озвучить своё, почему-то казавшееся ему стыдным, желание оказаться сейчас рядом с Юрой и увидеть его тёмные добрые глаза, так глубоко заглянувшие ему в душу. Просто рядом с ним было комфортно и всё. Но стоило им увидеться на встрече выпускников, на которую ни тот, ни другой сперва не хотели приходить, все эти 10 лет будто исчезли. И вот тот же самый Юрчик и тот же самый Пашок глядят друг на друга горящими глазами. И все всё поняли, хоть и молчали. Нужно быть просто слепым, чтобы не разглядеть, как по-детски улыбается Паша дрожащими от нахлынувших воспоминаний и эмоций губами, и как держится Юра, чтобы не вцепиться своими забитыми татуировками руками в это, уже не такое хрупкое и слабое Пашино тело, прижать к себе и никогда не отпускать больше. Гуляя ночью мимо их бывшей школы, они заглядывали в окна, где они когда-то сидели на подоконниках, за что не раз получали по шапке от уборщицы или учителей. В воспоминаниях Юры всплыла одна очень странная сцена: однажды после уроков Паша, от которого несло пивом, сидел на этом самом подоконнике напротив него и мялся, никак не решаясь заговорить. — …Пашок, если ты так продолжишь, то я начну пугаться. Что-то случилось? Тебя кто-то прессует?  Пашу уже давно никто не донимал, но Юре почему-то подумалось именно об этом. — Да ты просто смеяться будешь… — Ничего я не буду, успокойся. — Я ж тебя знаю. — Ей Богу, Паша, говори уже. — Дай денег в долг! — выпалил юноша, становясь ещё более красным, чем он был до этого. — …И всё? Ты серьёзно, Паш? Почему я должен над этим смеяться? — Нуу… я... — Сколько? — Двести. — У меня только сотка с собой- — Давай сто. Юра молча достал из внутреннего кармана потрёпанного пиджака купюру и протянул другу. Это выглядело очень странно, но Юра был не из тех, кто станет расспрашивать, когда видно, что человек не настроен изливать душу. Деньги Паша, конечно же, потом отдал, но так и не объяснил зачем они были ему нужны. Ответ прост: Паша солгал. Не нужны были ему никакие деньги. На самом деле он думал о том, что ему уже 17, а он так и ни разу не целовался, а соответственно не умел, и почему-то ему было от этого стыдно. Да, он хотел попросить Юру, чтобы тот научил его целоваться. О том, что Юра тоже вообще-то отношений ни с кем до этого не имел, Паша не подумал. Да и какая разница, если он всё равно в последний момент зассал. Итак, вернувшись в настоящее, Юра напомнил об этом дне. Всё-таки ему было интересно, на что ему так понадобилась та несчастная сотня тогда. Паша, отмолчавшись, ответил: — Ни на что. Я вообще не этого хотел, — он отвернулся и в свете луны его смущённого лица видно не было. — А чего тогда? Снова молчание. И поцелуй. Рядом, к счастью, никого, только они вдвоём. Казалось, будто время замедлилось и этот момент длился как минимум часа два. Два часа, наполненных счастьем.