1000 и 1 аушка по музычеевым

Вот и закончился десятый класс. Наступило последнее в жизни Юры беззаботное лето… Бред, блять. Нихуя оно не беззаботное. Прямо в последний учебный день девушка, в которой Юра души не чаял, за которой годами ухаживал, о которой мечтал, опозорила его прямо перед всем классом. Она прекрасно знала о его чувствах. Прекрасно знала, что разобьёт ему сердце даже самым мягким отказом. Но всё равно из её уст прозвучали безумно болезненные для хрупкого юношеского эго слова: — Я лучше мусорку изнутри вылижу, чем буду возиться с таким неотёсанным и отвратительным тупицей, как ты. Это услышал весь класс. Почему она так поступила? Юра ни разу не давил на неё, ни разу не обидел, даже ни разу не бил ебальники другим её ухажёрам, которые были ей очевидно симпатичны куда больше. Это нечестно. Это мерзко. Это подло. Это больно, блять, и невыносимо. И с этой бурей внутри Юру додумались отправить куда бы вы думали? В деревню к бабушке. Ахуеть. Просто блять спасибо, помогли так помогли. С одной стороны парня искренне бесила эта идея, ему казалось, что от него и его чувств хотят избавиться даже собственные родители. С другой стороны это первый раз, когда он в сознательном возрасте встретится с бабушкой и вообще побывает вдали от города. Возможно, сближение с природой даст ему хотя бы немного спокойствия. В любом случае вещи уже собраны и с минуты на минуту Юра окажется в новом для него мире, который если не залечит его душевных ран, то, быть может, ненадолго от них отвлечёт. Село Личадеево встретило Юру с распростёртыми объятиями: светило солнце, все с интересом косились на новоприбывшего, многие не стеснялись подойти и спросить, кто же это к ним пожаловал и даже упрашивали зайти к ним в гости на чай, но Юра тактично отказывал. У ворот уже стояла Софья Андреевна, держащая платок наготове, зная, что не сдержит слёз, встречая внука, которого не видела уже лет 16. Объятия, радостные возгласы, праздничный обед — это всё, конечно, приятно, и даже отвлекло Юру от его тараканов в голове, но счастливым он себя не чувствовал совсем. И хоть он и улыбался, аппетита не было, потому Юра скорее просто размазывал вареники с картошкой по тарелке, чем ел. — Чего ж ты ничего не ешь, Юрчик? Я тут всё утро у плиты стояла, — чуть расстроенно сказала бабуля. — Да я утром поел плотно, кусок в горло не лезет, я ближе к вечеру попробую, хорошо? — солгал тот. — Ну, как хочешь. Тогда дай мне сюда тарелку, я Пашеньке оставлю, — она встала из-за стола, взяла Юрины вареники и поставила их на подоконник, рядом с открытым окном, выходящим на дорогу. — Какому Пашеньке? Ты ж вроде одна живёшь… — Одна-одна, Юрок, не бери в голову, лучше расскажи своей старушке, как там у тебя дела с учёбой, — Софья Андреевна очевидно не хотела рассказывать, что же это за Пашенька, который будет есть вареники, пролежавшие на солнце целый день. Остаток дня Юра провёл, разговаривая за жизнь с бабулей: ей не терпелось узнать абсолютно всё о жизни своего единственного внука, тем более жившего в городе, который она никогда в глаза не видела. Конечно же, про свой позор парень не упомянул. А про Пашеньку и вовсе забыл, и искренне удивился тому, что к концу дня тарелка на подоконнике стояла пустая. Спустя месяц Юру уже успели познакомить чуть ли не со всем селом, и теперь простой выход в магазин обязательно сопровождался: — Здравствуйте, дядь Толя! — Как поживаете, Татьяна Михайловна? — Тёть Зоя, а как там ваш Лёшка, не хворает больше? Не сказать, что Юру это раздражало, в этом было даже что-то милое, но он не чувствовал себя в своей тарелке, как бы Софья Андреевна не пыталась приобщить его к жизни села. Одной из причин являлся Пашенька. — Какое топить?! Пашка нам весь огород зальёт, пройди по селу, может кто-то этих несчастных котят и возьмёт, — подслушал Юра, проходя мимо соседей. — Не забудьте последний пирожок оставить Пашеньке! — напомнила внучка лучшей подруги Софьи Андреевны на их совместном ужине. — Хороший ты мужик, Юрка. Добрый. Пашенька это ценит. Чувствуй себя у нас, как дома, — сказал дядя Толя, когда Юра потратил весь день на то, чтобы помочь ему построить баню. Какой. К хуям. Пашенька. Абсолютно никто за целый месяц так и не объяснил, что это за человек, почему все так с ним носятся, как он выглядит и что делает. То, с каким усердием местные жители избегали этих разговоров, начинало раздражать. — Бабуль… — Да, Юрчик, чего такое? — Ты же хотела, чтобы я был частью деревни? — Ну, ты это загнул, Юрок, частью деревни ты, конечно, не станешь, тебе ещё школу у себя там заканчивать. А шо? — А я чувствую себя здесь лишним. Все вокруг твердят об этом мифическом Пашеньке и я хочу знать кто он, чёрт бы его побрал. — Ты чего такое говоришь, Господи?! — Софья Андреевна схватилась за сердце, услышав упоминание их всеми любимого Пашеньки в таком ключе. — Почему все его боготворят? Пашенька то, Пашенька сё, «Пашеньке надо покушать», «Пашенька тебе поможет». Я этого Пашу даже в глаза не видел! У всех что, массовые галлюцинации? Я не успокоюсь, пока вы мне не объясните, что вы все тут скрываете. Я общался здесь со всеми, с кем только можно, и каждый молчит. Софья Андреевна тяжело вздохнула, опустив глаза. Внезапно Юра почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он стоял спиной к окну и обернулся, но за стеклом абсолютно никого. — Так что? — Так уж и быть, садись, внучок, — старушка похлопала по дивану рядом с собой и Юра сел, — Ты, наверное, решишь, что мы здесь все того совсем, но это чистая правда и если ты понравился Пашеньке, то скоро сам в этом убедишься. Как думаешь, почему у нас не бывает неурожайных лет? Почему на нашей земле за сотни лет не произошло ни одного несчастного случая, ни одной трагической гибели? Мы же в такой глуши живём. Юра молчал. — Деревня наша духом охраняется. Пашенькой. Ему хорошо — и нам хорошо. Ему плохо — и нам плохо. Мы связаны, понимаешь? Но он не тиран, ты не подумай. Я бы сказала, что Пашенька для нас скорее как хороший друг. — …Может, я родителям позвоню? — Зачем? — В больнице тебе будет получше, бабуль, это серьёзно. — Тьфу ты, Юра, ты меня в слабоумные раньше времени не записывай! Я понимаю, как это звучит. Можешь мне и дальше не верить. Ты спросил — я ответила. — Прости, бабуль, но я в жизни в это не поверю. Юра услышал вздох прямо позади себя и вздрогнул, но, обернувшись, вновь никого не увидел. Похуй. Сейчас Юру волновало уже 2 проблемы: разбитое сердце (если вы подумали, что Юра перестал убиваться по этому поводу, то вы глубоко ошибаетесь) и покрытая тайной личность Пашеньки. Но шли дни, а никакой информации выбить так и не удавалось. Местные жители как один твердили о духе деревни, а в библиотеке ничего, кроме школьной литературы. Юра задумался о словах бабушки. Никаких несчастий. Это было крайне подозрительно, но действительно являлось правдой. Всем здесь удивительно везло. И Юре в том числе. Подумал о малине — вот тебе дорожка к малиновым кустам. Захотел воды попить — на встречу тебе тётя Зоя с полными вёдрами от колодца идёт. Расстроился из-за дождя — дождь практически тут же прекратился. Заблудился в лесу — ты почти физически чувствуешь, как тебя ведут за руку к знакомой тропинке. И это, безусловно, было приятно. Но очень настораживало. С чем связана такая аномальная удача в пределах одного села? Не Пашенька же это. Юра даже в самых странных и необъяснимых ситуациях отказывался верить в существование духа. Даже когда на тумбочке возле Юриной кровати ранним утром уже стояло лукошко с его любимыми ягодами, а Софья Андреевна вместо того, чтобы признаться, что втайне ходила в лес, всё твердила о «Пашенькином благословении». Даже когда Юра абсолютно один стоял посреди леса и слышал, как под чьими-то беззвучными шагами хрустят ветки. Никакого. Пашеньки. Нет. Только Юра. В конце концов Юра просто принял как факт то, что в Личадеево всем везёт, и перестал об этом думать, освободив место в голове под мрачные мысли о своей ничтожности. В такие моменты он хотел остаться наедине с собой, поэтому шёл через весь лес к обрыву, садился на край (не решаясь свесить ноги вниз) и смотрел на протекающую внизу реку, думая о том, что скоро ему придётся вернуться в школу и лучше он умрёт, чем будет переживать этот позор каждый день снова и снова до самого выпуска. В этот раз он был не один. На одном из деревьев рядом висела качеля, на которой катался юноша лет 17-ти в белых одеждах, со стрижкой под горшок и серьгой в ухе. Юра никогда раньше не видел ни этой качели, ни этого парня. — Привет? — Здравствуй! — юноша не остановился, лишь приветливо улыбнувшись Юре. — Ты откуда? — Я местный. — Я тебя здесь раньше не видел… — А я в лесу живу. Странный парень, но ладно. Юра вновь присел на обрыв, задумавшись о своём. Ветер трепал его волосы и они снова и снова лезли ему в глаза, поэтому он перестал пытаться их убрать. Да уж, ему пора бы постричься. Хотя какая нахуй разница? Может он вообще до осени не доживёт, откуда ему знать? Уйдя глубоко в себя, Юра не понял, как потерял равновесие, и почти навис над пропастью. В момент незнакомец спрыгнул с качели, оказался позади Юры и уже оттаскивал его за талию назад. Секунда промедления — и Юры могло бы не стать. Ему стало по-настоящему страшно. Нет, умирать он точно не хочет. Даже ветер прекратился. Всё застыло. Только он, лежащий на траве, и этот юноша, обеспокоенно глядящий на него. — С-спасибо. — Не за что. Не хочу, чтобы кто-то умирал, а тебе так вообще рано ещё… — Можно вопрос? — Давай, — парень помог Юре встать с земли. — Как тебя зовут? Должен же я знать, кто мне жизнь спас. — Имя имеешь в виду? У меня его нет… Но люди почему-то называют меня Пашенькой. Юра резко изменился в лице. Вы, блять, серьёзно? — Если это розыгрыш, то нихуя не смешной. — Эй, я серьёзно! — Пашенька скорчил обиженное лицо. — Вот так выглядит дух-хранитель деревни, хочешь сказать? Да я в жизни не поверю. — Почему? — он, кажется, действительно расстроился. Облаков на небе резко стало в два раза больше. Теперь Юре не по себе. — Если ты действительно весь такой могущественный и сильный, то почему выглядишь как ребёнок в теле старшеклассника? — Я не ребёнок! — с этими словами на Юру упало несколько капель. Собирается дождь. Ровно тогда, когда глаза Пашеньки начали слезиться. С каждой секундой Юра всё меньше был уверен в том, что Пашенька это выдумка местных жителей. Он действительно существует, как бы его мозг не пытался это отрицать. Он стоит перед ним. Дышит. Плачет. И именно из-за его плача сейчас начался дождь. — Мы связаны, понимаешь? — раздался голос бабули в голове. Теперь понимает. — Прости. Я вспылил, не хотел тебя обидеть. Я… пойду. Юра ушёл, вслушиваясь в тихие всхлипы Пашеньки. Вёл он себя действительно, как ребёнок, но от него зависело благополучие деревни, так что обижать его лучше не стоит. Да и стыдно как-то стало… Пашенька же такой… такой чистый и невинный. Глядя в его светлые глаза, Юра не разглядел там ничего, кроме любви. Любви к жизни, к земле, к деревне, к солнцу, к каждому облачку. Пашенька был самым добрым и светлым существом, которое Юра знал. Да, хватило нескольких минут, чтобы это понять. Дождь продолжался недолго, но небо ещё было серым. Подходя к дому, Юра вновь почувствовал на себе взгляд в спину и уже точно понимал, кто это, поэтому ускорил шаг. Войдя, он громко хлопнул дверью и прижался к ней спиной, тяжело дыша. — Я видел его. — Не хлопай так, дурак! Кого его?! Чёрта на куличиках? — спросила недовольная Татьяна Михайловна, которая вместе с Софьей Андреевной лепила пельмени. — Пашеньку. Лица обеих резко изменились и старушки посмотрели на него со всей серьёзностью. — Ты если шутить вздумал, то здесь так не шутят, — сказала она. — Я не шучу. Я видел его. И, кажется, наговорил лишнего. — Ой, Господи… Что же будет… — Софья Андреевна прикрыла рот рукой, думая, как отреагирует Пашенька на какой-либо негатив в свою сторону. — Как ты понял, что это он? — скептично спросила вторая, поправляя очки. — Как только он прослезился — на меня капнул дождь. Ну и по взгляду. — Так это ты его до слёз довёл? Негодяй! — Не кори его, Таня! Он всё-таки не знает, как здесь заведено, — она отчаянно пыталась защитить внука. Повисла тишина. Юра молча вышел из дома и ушёл мыться. Ему хотелось смыть с себя эту встречу и эти слёзы (дождевую воду). Теперь Юра каждый день чувствовал Пашино присутствие рядом. Знал, кто приносит ему ягоды, знал, кто отводит его самым коротким путём туда, куда он хочет, знал, чьи объятия он чувствует, когда остаётся один в лесу. Да, он чувствует Пашенькины объятия. И это после того, как негативно он отреагировал на его внешний вид. Внезапно Юра почувствовал шелест ветра за спиной. Опять он. Парень машинально обернулся и увидел… сердце, выложенное из опавших листьев. Это… мило. Действительно мило. Юре, конечно, была приятна эта забота, но вместе с тем он понимал, что не может принять её. — Эй, Пашок… Выйди на минутку, мне нужно тебе кое-что сказать, — Юра стоял посреди леса и поэтому не волновался, что их кто-то услышит или увидит. Никого не видно. Но Юра точно знает, что Пашенька где-то рядом. — Ладно, не хочешь — не надо. Но я всё равно скажу. Мне… Я рад, что я тебе, ну… понравился. Это действительно, — Юра вновь запнулся, подбирая слово, — приятно. И мне бы хотелось тебе отплатить тем же. После этих слов он услышал бег босых ног по траве и чуть вздрогнул. Пашенька появился перед ним и накинулся с объятиями. В его руках так тепло и комфортно… Юра впервые почувствовал себя так хорошо за последние два месяца. — Правда, я не понимаю, что ты во мне нашёл- — Не говори так, Юра! Ты милый, добрый, заботливый, трудолюбивый, красивый и просто замечательный человек! Я ещё не видел таких прекрасных юношей в нашей деревне, честно, — Пашенька положил ладонь на его щёку, смотря прямо в глаза своим чистым влюблённым взглядом. Но Юра искренне не понимал, что такого он сделал, что в него смогло влюбиться это невинное и наивное существо. К горлу подкатил ком. — Можно я…? — Пашенька опустил взгляд, не договорив. Юра не успел ничего сказать, как ощутил Пашенькины губы на своих. Лёгкий, почти невесомый поцелуй. Всего пара секунд. — Эм… Прости, если я слишком резкий, я не очень понимаю, как это работает у людей, — с неловкой улыбкой произнёс Пашенька. Юра пытался переварить то, что сейчас почувствовал. Да, приятно. Но неправильно. Совсем не так, как должно быть. — Слушай, Паш… Как бы это сказать-то, блять. Я не такой. Я не могу… вот так. — Как «так»? — Не знаю, что у тебя там в штанах, конечно, но… ты же парень, верно? — Парень? Я был рождён без пола… Если тебе не нравится моя внешность, я могу измениться, честно! — Дело не в этом, — Юра пытался подбирать максимально мягкие слова, взяв его руки в свои, — Я не чувствую к тебе того же, что и ты ко мне, понимаешь? Я не могу… быть с тобой. Прости меня. — Оу… Я всё понимаю, — Пашенька выдавил из себя улыбку, хотя было очевидно, что ему совсем не весело. Небо посерело за считанные минуты. — Тем более, я скоро уеду отсюда и вряд ли когда-нибудь вернусь. Тебе лучше забыть обо мне, так будет лучше для нас обоих. — Д-да… Конечно… Я не могу тебя заставить, я понимаю. Юра поцеловал духа в лоб. — На твоих плечах, Пашенька, стоит вся деревня. Ты сильный, я в это верю. Единственное, о чём я тебя прошу — заботься о них всех, как раньше. Хорошо? — Хорошо. Юра развернулся. — Прощай, — сказал он, рассчитывая на то, что Пашеньку больше не увидит. Он чувствовал себя крайне неудобно из-за того, что фактически разбил ему сердце, чем обрёк деревню на долгую непогоду. Но дождь ещё не шёл. Юра почувствовал, как дух за спиной растворяется в воздухе и исчезает, и побрёл домой. 1 августа. Прошла неделя с того, как Пашенька испарился из Юриной жизни. Дожди шли, но не слишком долгие, видимо, он умел себя успокоить. Но солнце практически не выходило из-за туч, и жители деревни недоумевали, с чем связано такое состояние Пашеньки. Только Софья Андреевна всё понимала, но по понятным причинам молчала. Уныло глядя в окно, Юра увидел совершенно новую для этого села фигуру: невысокая молодая брюнетка в синем платье в цветочек. — Извините, вы не подскажете где здесь дом Никитиной? — Никитиной? А вам зачем? — спросил Юра, разглядывая незнакомку. — Это моя бабушка, приехала проведать. — Давайте так, с вас знакомство, а с меня адрес, идёт? Я Юра, — с самодовольной ухмылочкой сказал тот. — Аня. Вот и познакомились. Адрес? — она тоже улыбалась, но очевидно лишь из вежливости. — А вы не больно разговорчивая, Аня. Последний дом справа перед развилкой. — Благодарю, Юра, — произнесла она, выделив его имя. Парень решил во что бы то ни стало познакомиться поближе. И цветов нарвал, и по хозяйству помогал, и на свидания звал. А Аня будто и не замечала, с какой настойчивостью крутится Юра вокруг неё. Самоё тёплое, что она ему говорила, было сухое: «Спасибо за помощь». Но Юра добивался. Он это умел. Забылась его прошлая любовь, забылись унижения, забылся Пашенька. Остались только он и она. И в конце концов Юра услышал такое долгожданное: — Я подумаю над твоим предложением. Не отказала. Впервые за две недели. И всё-таки пришла. Лучший вечер за всю его жизнь. Жаль, что не ночь, но за это Юра ещё точно поборется. Последние две недели лета прошли сказочно. Она словно пришла из его снов. Аня была идеальной для него и внешне, и внутренне. Не из простых, но и ломать голову в отношениях с ней долго не приходилось. Да, она всё-таки согласилась стать его девушкой. Единственное, что пугало, — они из разных городов. И осенью оба вернутся к себе обратно. Но Юра был уверен, что что бы не произошло, следующим летом они обязательно встретятся здесь же. А пока можно обойтись письмами. Его запал не угаснет, пусть хоть они не увидятся ещё тысячу лет, он слишком долго страдал, чтобы сейчас запретить себе влюбиться в такую шикарную девушку. — Я обязательно вернусь, Ань, только дождись, — сказал Юра, обнимая её на прощание. — Можешь не сомневаться, — с улыбкой пообещала она, глядя в его карие глаза. Они целуются так, словно в последний раз. Водитель автобуса недовольно бурчит, но не смеет прерывать этот прекрасный момент. — Будешь писать? — Буду, — сказал Юра и почувствовал, как на него что-то капнуло. И снова. Кап. Кап. — Странно, только что было солнце… — Тебе пора, Юр. — Ага… Люблю, — прошептал он, забираясь внутрь автобуса. Аня помахала ему рукой и отправила воздушный поцелуй. Пашенька смахнул несколько слезинок с щёк.