Воссоединения и спасения

Было уже поздно, когда он проснулся. Роман не ошибся в том, что он был практически ночным, в любом случае, так что это было не так уж удивительно. Что было удивительно, так это то, что он чувствовал себя действительно отдохнувшим и расслабленным, вероятно, из-за того, что его голова покоилась на коленях Паттона, а рука Паттона покоилась на его голове, явно засыпая, поглаживая его волосы. Он улыбнулся, чувствуя, как волна тепла и нежности захлестнула его, когда он осторожно встал с колен, накинув на себя одеяло, в которое Паттон быстро завернулся еще глубже, не просыпаясь. Затем его внимание переключилось. Он услышал тихие голоса, слегка приглушенные, и его взгляд скользнул к двери. Дверь, как это было у него в голове, дверь, которая заставляла его сердце чуть-чуть биться быстрее, которая скрывала фигуру его слэша, наставника, слэша, учителя, слэша.… Уничтожь того, кто причинил ему боль больше всего на свете. Он так сильно хотел, чтобы это не имело значения, просто броситься обратно к Янусу и простить его за все, он хотел просто вернуться к тому, как все было до того, как все пошло так, так неправильно. Но он не мог. Он не мог доверять себе рядом с Янусом. Он вообще не мог доверять Янусу. Он не мог доверять ему, потому что голос в его голове, который всегда говорил обо всех его собственных сомнениях, тревогах, страхах и худших кошмарах, этот голос нашептывал в голосе Януса, в его тоне, в его сладком, мягком, нежном голосе, который он всегда использовал, чтобы убаюкать его, прежде чем вытащить ковер из-под него. Но он сказал, что научился. От его ухода. Он научился. И как бы он ни не доверял или, по крайней мере, не хотел доверять ничему из своих уст, у этого заявления были некоторые доказательства, подтверждающие его. Потому что он все равно следил за их деятельностью, насколько мог. Отслеживание любых подозрительных внезапных исчезновений, на досках объявлений или страницах facebook людей, которых пропали без вести, особенно если они прямо заявили, что они были каким-то мифическим персонажем или если они были мифическими персонажами. Их обычные цели. Потому что они причиняли боль и охотились без разбора, или, по крайней мере, так было. Но как только у него хватило смелости разобраться в этом, выяснить, что они делали, кому причинили боль, после того как он ушел, он был удивлен. Все пошло наперекосяк тихо. Мгновенно, в полной тишине. Он ожидал, что они придут в ярость, что Янус выплеснет свой гнев и ярость на тех, на кого они охотились, но вместо этого все остановилось. Затем, несколько месяцев спустя, все началось снова. Но это было не то же самое. Это не были шепчущие слухи о темных тенях, о демонах в ночи, о людях, бесследно исчезающих из своих домов, исчезающих с улиц, телах, найденных на виду без свидетелей, людях, которые были нормальными участниками общества, за исключением того факта, что они также были какой-то формой мифического. Это были те, кто уже причинил боль другим, кто был опасен, кто был жесток. Так что, может быть, Янус имел это в виду, когда сказал, что изменился. Реми все еще казался вполне готовым броситься вниз, но, честно говоря, Реми всегда был готов броситься вниз. И он не видел его много лет, он никак не мог знать, что Паттон в безопасности, не тогда, когда он провел всю свою жизнь, думая о них как о «врагах». Но он довольно быстро пришел в себя. Так что, возможно, он был немного более снисходителен к своим взглядам, чем всегда казался. Он не понимал, что делает, даже когда делал это. Он не знал, зачем он это делает. Но что-то заставило его пошевелиться, заставило его подойти к двери, пошаркать ногами и почувствовать, как его нервозность скручивается в животе, прежде чем он постучал, едва слышно, просто тихо постучал, на самом деле, прежде чем он открыл дверь, вошел в комнату, закрыв ее за собой. — Вергилий, — пробормотал Янус, на полпути между надеждой и отчаянием. Он слышал, как бьется его сердце, слышал, как оно учащенно бьется в его присутствии, чувствовал, как оно пульсирует. И он мог чувствовать беспокойство, желание и потребность, исходящие от него, через связь между ними, и он задавался вопросом, мог ли Янус что-нибудь чувствовать от него, с силой стен, которые он воздвиг вокруг себя, судя по его и Реми обеспокоенным и растерянным лицам, ответ был отрицательным. — Я хочу тебя. Я хочу тебя и это больно, я хочу, чтобы ты был, мне хочется в это верить, когда ты говоришь, что ты узнал, я думаю, ты, должно быть, понял, я имею в виду, тебе все еще не больно Пат, и я знаю, ты бы сейчас, если бы ты собирался, но я не могу сказать, если это из-за меня или просто из-за тебя, но я следовал тому, что я думал, вы, ребята, делаете вещи, так как я оставил, и казалось, что ты становишься лучше, а на самом деле не вредишь людям, которые не заслужили его, но я не был уверен, и я хочу доверять тебе я очень, действительно хочу, но все во мне кричит, что это ужасная идея, что мне снова будет больно, потому что ты причинил мне такую боль в прошлый раз, каждый раз, когда я хочу открыться, я слышу твой голос в своей голове, говорящий, что я того не стою, что я никому не нужен, что кто мог бы любить меня, и я только что начал устранять весь ущерб, который ты мне причинил, и я чувствую себя таким идиотом, желая этого, потому что я знаю, как легко было бы разбить меня, всего одно слово, всего одно слово, и ты мог бы сломать меня так полностью, что я никогда не смог бы снова собраться, и это пугает меня, ты пугаешь меня, но я бы все равно сделал все ради тебя, если бы ты попросил, и, может быть, это то, что пугает меня больше всего, потому что, несмотря на все, что мне все еще не безразлично, мне так не безразлично, что я буквально исчез бы, чем позволил бы чему-нибудь случиться с тобой. Я был готов жертвовать, чтобы забрать тебя от Ремуса, и я не знаю, как перестать заботиться, я не могу перестать заботиться, и я просто продолжаю думать, что это ошибка, но я не хочу останавливаться, я не хочу останавливаться.… Я… — он задыхался, у него перехватило дыхание, в своей напыщенной речи, он не думал, что сделал хоть один вдох за все это время, мир расплывался по краям, цвета сливались друг с другом, казалось, он не мог отдышаться. Потом его обняли чьи-то руки, держа его близко, сметая его в объятия, какие только Янус сможет выполнить идеально, прижимая его голову нежно к его груди, его руки поддерживают спину, используя достаточное давление, чтобы заставить его чувствовать себя устойчивым, но не достаточно, чтобы заставить его почувствовать себя в ловушке, и как-то Янус был всегда идеальной температуры, лишь немного прохладнее, чем он, так что он не перегревается от контакта, и даже сейчас, даже сейчас, одним своим присутствием окружающее его все еще кричало, что он в безопасности, ничто не может навредить ему, и разве это не ирония, потому что Янус был единственным, что он знал с абсолютной уверенностью, мог уничтожить его, даже не пытаясь. — Дыши, тень. Глубоко дыши, — пробормотал Янус, и через несколько мгновений ему удалось последовать его примеру, часть напряжения спала с его плеч, хотя оно все еще пульсировало в его венах. — Я боюсь. Мне страшно, мне так страшно, Ди, я не хочу бояться, но я не знаю, как остановиться, я не знаю, как остановиться, и я так боюсь тебя, но я так сильно хочу тебя, и это больно, и я не знаю, как остановиться, — он заикался, цепляясь за Януса так сильно, что был уверен, что костяшки его пальцев побелели, уже теряя чувствительность в руках от этого. Он почувствовал дрожь в ногах, когда сделал еще один судорожный вдох, осознав, что все его подавленные эмоции, касающиеся его прошлого, Януса, все противоречивые мысли и чувства, вырвавшиеся на поверхность, внезапно стали слишком сильными, поразив его сразу, теперь, когда он фактически столкнулся с источником всего своего смятения. — Я боюсь, — он снова прошептал, рассыпаясь на куски, Янус подхватил его одним легко отработанным плавным движением, когда его ноги подкосились. — Мой маленький воин-тень. Мне жаль. Я так… Мне очень жаль, — Янус ответил сдавленным голосом, прижимаясь лбом к лбу Вирджила, ощущая его, своего мальчика, так близко, — мне жаль, что я все так испортил. Он сел на кровать, не ослабляя хватки на Вирджиле, надежно удерживая его в своих объятиях, никогда не желая отпускать его, никогда, никогда, желая отпустить его снова, и, судя по тому, как Вирджил крепко держал его за рубашку, он чувствовал то же самое, по крайней мере, на данный момент. Он встретился взглядом с Реми с другого конца комнаты, где тот устроился в кресле-мешке, которое он притащил откуда-то, прося о помощи, о том, что ему следует делать, своими глазами. Реми наклонил голову, затем пожал плечами, на его лице появилась легкая ухмылка. Он нахмурился, смягчаясь, когда почувствовал, как Вирджил сдвинулся, эти темные глаза смотрели на него снизу вверх. — Реми ведет себя как ублюдок, не так ли? — спросил он слабым, но стабильным голосом и усмехнулся, проводя рукой по волосам Вирджила. — Он когда-нибудь не был ублюдком? — пробормотал Янус в ответ, получив пронзительный вопль от Реми, — заткнись, ты же знаешь, что это та эстетика, к которой ты стремишься. Это заставило Реми ухмыльнуться и закатить глаза. — Тебе повезло, что ты мне нравишься, Ви, — фыркнул Вирджил, высунув язык, прежде чем откинуть голову на грудь Януса, испустив глубокий вздох, который, казалось, ослабил что-то в его груди, полностью растворившись в Янусе, к его большому удивлению. Он почувствовал, как комок в горле подступил к горлу, что Вирджил все еще может так сильно доверять ему, достаточно, чтобы позволить ему обнять его, закрыть глаза, прижавшись к нему, он все еще был удивлен, что Вирджил вообще пришел за ним. — Я люблю тебя, Ви. Я причинил тебе боль, и мне так жаль. Я сказал то, что сделал, потому что боялся, я боялся потерять тебя, и я знал, что ты ускользаешь от меня, поэтому я старался держаться крепче, и это все усугубляло. Лучше бы я ничего этого не говорил, я был зол и обижен, и я сказал то, что сделал в гневе, и я никогда не должен был использовать свою силу в гневе, — пробормотал он, прижимаясь головой к волосам Вирджила и глубоко вздыхая, — мне жаль, я проведу остаток своего времени, пытаясь все исправить. Пытаюсь исправить то, что я сделал, если ты позволишь мне. Если ты позволишь мне. — Я… Я не знаю… — ответил Вирджил, качая головой, он хотел этого, но не знал, сможет ли. — Все в порядке, Ви. Тебе не обязательно знать это прямо сейчас. Не торопись. — Я просто хочу побыть так немного, — сказал он, и Янус улыбнулся, слегка покачиваясь, зная, что Вирджил никогда бы в этом не признался, но ему нравилось устойчивое движение. — Хорошо. Мы можем это сделать, — ни один из них не заметил, как они задремали, все еще прижимаясь друг к другу, Реми накинул на них одеяло, прежде чем отправиться на поиски кофе.