Неоправданный риск

Всё происходит в одну долгую секунду. Обрюзгшее тело пятнадцатиметрового падает прямо на него. Гремящий шквал обломков и непродуманный манёвр на остатках газа в баллонах. Мелькают розы Гарнизона, и солдат отшвыривает его прочь с крыши; Леви рефлекторно жмёт на курки, тросы визжат, вырывая его вверх сквозь толщу ливня. Ударом о стену выбивает дух. Высокая женщина, светлые волосы. Короткий вскрик обжигает уши и срывается, теряется во взвившемся облаке пыли и пара. «Какого дьявола…» Его глаза раскрыты так широко, что их саднит. Проходит несколько секунд, прежде чем он снова способен управлять телом. Леви сплёвывает набившуюся в рот пыль, приподнимаясь на локтях. В голове эхом гудит удар. Он поднимается, пошатывается, хватается за ограждение балкона, на который его забросило. Дождь заливается в лицо, ветер треплет мокрый плащ. Ничего. С этим можно справиться. Он проверяет газ — совсем немного, но хватит, чтобы подняться — и взмывает в воздух. Под ногами раскидывается дымящийся Трост. Леви приземляется на крышу, едва не поскальзываясь на мокрой черепице, замирает, вглядывается в пыльную мешанину напротив. Нет смысла даже пытаться лезть вслед за этой женщиной — он не успеет, его просто завалит. А она очень ловкая, несмотря на рост, раз смогла прикончить последнего титана здесь. Наверняка ей удалось увернуться, сменить траекторию полёта. По крайней мере, ему хочется на это надеяться. Леви вытаскивает сигнальный пистолет. Прикрывает ладонью ухо и стреляет в воздух зелёным дымом. Северная часть города зачищена. Проходит десять секунд. Пятнадцать. Титан исходит паром так густо и быстро, что полуистлевшее тело не выдерживает, кренится и с грохотом сползает с разрушенного дома, разламывая уцелевшие стены. Женщина не появляется. Это плохо. Леви стискивает зубы, игнорируя головную боль, и крепче сжимает рукоятки привода. Всё же придётся её искать. Он дожидается, пока иссякнут последние струйки каменной крошки, сбегающие со стен, выстреливает тросами. Перелетает через улицу и ныряет в туман, на развалины верхнего этажа. Газ кончается на подлёте к зданию, и Леви, потеряв равновесие, врезается коленями в деревянный пол. Пыль набивается в горло, режет и душит, он закашливается, утыкается лицом в сгиб руки. На воющую в спине боль плевать. Солдатки из Гарнизона нигде не видно. Откуда она появилась? Куда исчезла? Он с трудом поднимается, осматривает обломки камня и мебели вокруг себя. Ни оторванных конечностей, ни крови. Её куда-то отбросило? Завалило? У неё не получается выбраться? — Эй! — кричит Леви, отнимая руку от лица, — Ты жива? В ответ — только шум дождя, шипение разлагающегося титанского тела. Пар жжёт щёки. Дерёт глотку. Леви оглядывается по сторонам. Ничего. Пустота. Ливень и густеющая туманом пропасть в пять этажей под ногами. — Где..! — снова пробует позвать он, но голос сипит и срывается на полуслове. Леви надрывно закашливается. Зажимает рот ладонью, пытаясь справиться с рвотным позывом. Пробирается сквозь туман наощупь, выставив перед собой руку. И в дожде где-то за своей спиной слышит булькающий хрип. Он вздрагивает и сглатывает тошноту, срывается с места, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрых досках. Эта женщина — живая! — лежит у дальней стены под уцелевшими остатками крыши. Её привод разбит, ноги изломаны, но с этим ещё можно справиться, только если не… Она зачем-то придерживает голову обеими руками. Леви падает перед ней на колени, игнорируя боль. Вот почему она не могла ответить. Женщина зажимает шею окровавленными ладонями. Смотрит обезумевше, раскрывает запёкшийся рот, как рыба. Между её пальцев торчит грязный осколок черепицы. Она фокусируется на склонившемся над ней Леви, и в её широко распахнутых глазах разгорается паника. — Эй, — говорит ей Леви, разрывая подол рубашки на бинты, — Терпи. Тише. Женщина трясётся и дёргается под его руками. Отнимает ладони от горла. — Что ты… — он давится словами. Она пытается вытащить осколок из шеи. Кровь брызжет под пальцами, и Леви роняет обрывки ткани, пытается перехватить, задержать её запястья, но солдатка, крупнее и тяжелее него, крепко отбивает руки локтём. — Нет, нет, подожди, что ты дела… Она вырывает осколок, прежде чем Леви успевает её схватить, и отбрасывает в сторону. Хрипит и захлёбывается. Леви промораживает. Он пережимает её шею обеими руками. Женщина вцепляется в его запястья мёртвой хваткой, тянет к себе, заставляя склониться, едва ли не ткнуться носом в щёку, воздух надрывно свистит в раскрывшейся глотке. В искажённом лице страх загнанного животного. Леви сдавливает рану на её шее, прижимает кусками своей рубашки, но кровь толчками выплёскивается сквозь пальцы. Ледяные руки женщины на его запястьях слабеют. «Подожди!..» Леви умоляюще смотрит в побледневшее лицо, пытаясь задержать хотя бы ещё на немного, но её взгляд мутнеет. Пальцы разжимаются, руки безвольно соскальзывают. Леви замирает, всё ещё держа ладони на её шее. Сердце колотится в ушах. Кровь стекает в уродливую лужу. Дождь размывает её, потоком воды уносит к краю обломанного пола. — Зачем ты..? В её пустых бледно-зелёных глазах отражается мутное небо. Кровь пачкает форму Леви, пропитывает пыльные ободранные штанины. Хватка ледяных липких рук горит на запястьях, впечатанная в кожу. Останутся синяки. Он смотрит в её мёртвое лицо, и внутри всё холодеет. Всё равно ему отсюда не уйти самостоятельно. А она зачем-то пожертвовала собой ради него, не способного даже передвигаться по городу. Документы, вдруг думает он. Чтобы сразу дать показания, если здесь появится кто-то, кто мог бы забрать тело. Он силой заставляет себя выйти из оцепенения. Наверное, всё в нагрудном кармане. Мокрая ткань скользит под пальцами, когда он вытаскивает паспорт из куртки. Люсия Монс. Гарнизон. Рядовая полка под командованием офицера Рёненберга. Запах крови режет нос, и желудок снова сдавливает рвотным позывом. Ушибленный затылок тупо ноет. Леви сидит у её тела несколько мгновений. Потом засовывает наскозь промокший паспорт обратно в карман куртки. Отстраняется и осматривает крыши сквозь туман — вокруг пока что больше никого живого. Он потирает занемевшие запястья. Внутри что-то царапается. Дождь понемногу затихает, и пар титана начинает рассеиваться. …Какого чёрта она вообще полезла… Он слышит позади визг тросов, и кто-то приземляется за его спиной, глухо стукнув подошвами сапог о деревянный пол. — Леви! Леви оборачивается, его сердце пропускает удар, и он еле сдерживается, чтобы не броситься навстречу — к нему подбегает Эрвин с клинками в руках, плащ в потёках дымящейся крови. — Ты жив, — его голос подрагивает, в глазах — волнение, — Сильно ранен? Где? Леви касается ушибленного затылка. Его подташнивает. Он окидывает взглядом Эрвина, выискивая на нём ожоги или раны. Тот вроде цел, только весь в пыли. — Не ранен, — отвечает Леви, сглотнув ком в горле. — Кровь?.. — Не моя. Эрвин с лязгом прячет клинки. Задерживается на миг, потом одним широким шагом подходит к нему, опускается на колени и рывком прижимает к груди, не боясь испачкать форму. Леви столбенеет, оглядывается — вокруг никого, Эрвин пришёл один — и выдыхает, прикрывая глаза, коротко обнимает в ответ. Всего на несколько секунд утыкается носом в его пахнущее дымом плечо. Как он устал. Скорей бы отсюда убраться. — Что произошло? — Эрвин отстраняется и смотрит на мёртвую Люсию, — Она… Леви отводит взгляд. Усмехается. — Я облажался, — говорит он, — Газ закончился. — Она спасла тебя? Леви морщится. — И пришила пятнадцатиметрового, — он дёргает подбородком в сторону гигантского тлеющего скелета, — Ей разорвало горло осколком, когда он падал. Эрвин хмурится. О чём-то раздумывает. — Монс. Рядовая, полк Рёненберга, — добавляет Леви осторожно. — Заберём тело? — Мы не можем сейчас, — Эрвин качает головой, — Продолжаем зачищать город. Почему не взял её газ? Леви ведёт плечом и морщится. — Баллоны бы рванули. Там всё всмятку. Эрвин пару секунд смотрит на Люсию. Потом протягивает руку Леви и поднимается с колен вместе с ним. Ладонь тёплая. — Тебя и твой отряд затребовал Пиксис, — говорит Эрвин, — Доберёшься до снабжения, а потом разыщешь их — и к воротам. Я прикрою с воздуха. Ясно? Леви кивает. Старается не смотреть на бледное искажённое болью лицо Люсии. Внутри что-то карябает. …Спасла, а он позволил ей… — Леви. Он поднимает голову. Эрвин молчит пару мгновений, смотрит в его лицо. Сжимает его ладонь крепче. — Не думай об этом, — наконец говорит он, жёсткий взгляд смягчается, — Пока что. Леви кривит губы, пытаясь улыбнуться. Отпускает его руку. Эрвин прав. У него нет времени. Они подходят к краю обломанного пола. Леви выстреливает тросами, цепляясь за дом напротив, просчитывает траекторию — даже без газа можно рвануть вниз, к балкону на третьем этаже. Оттолкнётся от стены, зацепится за соседнее здание. Эрвин прикроет, пока он будет бежать до отряда снабжения в центре — на случай, если рядом вдруг окажется незамеченный титан. Эрвин кивает ему, а затем выпускает тросы и спрыгивает. Леви оглядывается. Тела отсюда не видно. …Захлёбывается и… Руки липкие. Кровь подсыхает, стягивает кожу. Он стискивает зубы и прыгает вслед за Эрвином. Оттолкнуться от стены — выстрелить тросом снова — оттолкнуться — выстрелить. Мутное небо вертится над головой. Леви приземляется на скользкую брусчатку, замечает Эрвина на стене дома перед собой. Тот выбрасывает руку в сторону — беги. Леви коротко кивает и срывается с места. Узкие грязные улицы Троста виляют, уводя его прочь от разрушенного дома и полуистлевшего тела титана, и пропахший дымом воздух, холодным ветром бьющий в лицо, уносит на себе мысли о разорванном горле Люсии Монс.

***

Как бы ему ни было противно и жалко наблюдать за их пьянством, запретить им пить Леви в этот раз не может. Сегодняшний день он назвал бы… дерьмовым, по меньшей мере. Стену Троста прорвали как раз в тот момент, когда они были в полумиле от Розы, возвращаясь с пятидневной экспедиции. Получилось иронично — в пределах Стен Разведка потеряла больше, чем за ними. Поэтому за ужином в штаб-квартире тихо. Никто не травит шутки, не шумит, не разговаривает во весь голос, как это обычно бывает после успешно завершённых миссий. Сначала с бутылкой в столовой появляется новобранец Карл, потерявший в Тросте сестру; он прикладывается прямо перед тарелкой картошки, и к нему липнут косые взгляды. Потом бутылки появляются у ветеранок Нилы и Кристофы, и на них почему-то никто не решается взглянуть. И после, как по команде, пьёт уже весь Корпус. Леви пробирается через ряды столов, надеясь, что на его лице нет ни капли кипящего внутри отвращения. Ханджи, задвинув очки чуть ли не на затылок, глушит какую-то самодельную бурду из пыльной банки, и Майк рядом с ней с мрачным видом держит под носом стакан. Даже Нанаба, до сих пор ни разу не пойманная на чём-то подобном, спрятавшись в дальнем углу украдкой делает пару глотков из фляжки. Леви хмурится и выходит из пропахшей спиртом столовой в полутёмный прохладный коридор. Неприятно — видеть их такими. Напоминает ему о пьянках Подземелий. Он приваливается спиной к каменной стене, обхватывая себя руками. Наконец-то можно свободно дышать. Свеч ещё не зажигали. Вечернее небо за широким коридорным окном лиловеет сумерками. Леви стоит неподвижно, пока ноги не начинают неметь, прислушивается к шорохам опустевшего замка. Внутри колышется холод, разрастается из глубин груди. Он прикрывает уставшие глаза. Запястья ноют. …Вырывает осколок из шеи прежде, чем он успевает схватить её руки, кровь… Нет. Не надо. Он трёт пальцами тяжелеющую переносицу. Нужно просто побыть одному, и всё встанет на свои… Прямо рядом с ним за стеной начинают шуметь, кто-то фальшиво затягивает ненавистную ему армейскую песню, и Леви отпрядывает в сторону, как ошпаренный. Он стискивает челюсти, сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не двинуть по проклятой двери столовой коленом. Просто побыть одному, чёрт возьми! И, пока никто не видит, он срывается с места и бежит, не разбирая дороги, по путаным коридорам. Заворачивает за каждый угол, пока не обнаруживает себя на последнем этаже перед дверью, выводящей на чердак. Леви толкает её, взбирается по шаткой лестнице, едва не скатившись с верхней ступеньки, вылезает на широкую смотровую площадку. И вдыхает полной грудью вечерний воздух, ещё пахнущий дождём. Здесь тихо. По крайней мере, почти не слышно завывания перепивших разведчиков. Вокруг штаба — только немая громада леса, просторы полей за ним. Никого больше, наверное, на мили до узкой полосы Розы, тянущейся по горизонту. Облака сонно плывут где-то далеко над головой, рваные и безразличные. Леви подошвой сапога сгребает в сторону сухие листья и прислоняется пылающей спиной к холодной стене чердака. Скрещивает руки на груди. Отсюда видно окна кабинета командора — там горит свет, и Леви разглядывает тень Эрвина на стене. Тот что-то пишет, сидя за столом. Тень замирает на мгновение. Потом дёргается и соскальзывает в сторону, и в окне появляется уже сам Эрвин, накидывающий плащ на плечи. Он гасит свечи, и Леви больше ничего не видит. «Услышал всё, — думает Леви, откидывая голову назад, к стене, — В столовую пошёл. Сейчас устроит им там…» Лёгкий ветер шевелит его волосы. Леви трёт лицо ладонью. Прошедший день давит и пульсирует в ушибленном затылке и запястьях. Кровь на его руках. Липнет. Стягивается. Горячая. Человеческая. …Хрипит и захлёбывается, кровь плещет сквозь скользящие по мокрой шее пальцы… Он вздрагивает, и его начинает подташнивать. Скрип лестницы за стеной. Леви замирает и напрягается — кому он здесь-то понадобился? — но чердачная дверь открывается, и на смотровую площадку выходит Эрвин. Просто Эрвин в сползшем с одного плеча плаще. Леви выдыхает и снова прячет лицо в ладони. Его он готов вытерпеть. Эрвин смахивает шуршащую кучу листьев в сторону и встаёт рядом с ним. Тепло. — Не идёшь надирать задницы? — спрашивает Леви из-под руки. Эрвин усмехается. — Им нужно отдохнуть, — мягко отвечает он, — Пусть пьют. Леви разглядывает его сквозь пальцы, скосив глаза. В накатывающем сумраке его лицо — бледное и усталое. Ему бы поспать несколько часов, если не дней — они не отдыхали с середины прошлой ночи. Эрвин смотрит перед собой. Потом переводит взгляд на Леви. — Всё в порядке? …Кровь на руках… — Да, — врёт Леви, — Пойдёт. Ничего. Он с этим справится. И не с таким уже справлялся. Взгляд Эрвина слишком внимательный, пронизывающий. Даже за ладонью от него не скрыться. Леви никогда не нравился этот взгляд. Забирающийся под кожу. — Почему не работаешь? — спрашивает он, чтобы Эрвин прекратил его препарировать. Тот вздыхает и проводит рукой по волосам. — Думаю, — говорит Эрвин, — Обо всей этой чертовщине. Не могу сейчас заниматься бумагами. — И что надумал? Его ладонь замирает на затылке. Он отводит взгляд и хмурится. — Это… — отвечает он осторожно, — Это пока что непросто объяснить. Леви ждёт продолжения, но Эрвин замолкает. Он следит за выражением его лица. Что тот придумал? Что всё это вообще значит? Если не может рассказать даже ему, то… Это просто какой-то бред. То, что произошло в Тросте сегодня. Люди могут превращаться в титанов. Разумных титанов? Тот пацан, Йегер, кажется, из сто четвёртого кадетского… Эрвин легко толкает его под локоть, выводя из спасительных раздумий. — А ты? Мог бы побыть там с ними. Леви усмехается. — Кто-то должен оставаться трезвым, — говорит он, отнимая руку от лица, — Чтобы защищать все эти жутко важные мысли в твоей голове. От нападений и всего такого. Взгляд Эрвина смягчается и теплеет. — Тебе всё же стоило бы отдохнуть. Леви закатывает глаза. Обойдётся. К чёрту отдых. Особенно такой. После всех этих безумств почти непривычно — вот так спокойно и в безопасности стоять рядом с Эрвином. Тело ломит от перенапряжения, будто он не снимал ремни несколько суток подряд, в тяжёлой голове копошится и смешивается прошедший день. …Мокрые пальцы слабеют и разжимаются… Нет, нет. Пожалуйста, не думай. …Хрипит, и её глаза… Он сползает по стене на холодный пол. Леви зажмуривается и ударяется затылком о стену — несильно, но чтобы снова начало ныть, отвлекло от стекающей по ладоням крови. — Ты точно в порядке? — Эрвин опускается рядом с ним, вытягивает ноги. — Да, — Леви потирает больной затылок, — Нормально. Только… — он запинается. — Только? — Я… я не знаю. Он зарывается пальцами в волосы и сжимает. Неожиданно понимает — ему нужно поговорить. Только у Эрвина и так много забот сейчас. Эгоистично было бы грузить его ещё и этим. Эрвин касается его локтя. — Можешь рассказать. Леви выпускает из пальцев скомканную прядь. Вдыхает. Потирает переносицу. Справится сам. Всегда справлялся. — Ничего. Неделя — дерьмо. Лучше бы конюшни остался драить. Эрвин усмехается. — Да уж. — Много конюшен, — добавляет Леви. Эрвин смотрит на него пару мгновений. Потом отводит взгляд. Внизу в столовой нестройно поют. — Сегодня всё изменилось, — говорит он, посерьёзнев, — Они это чувствуют. Леви отнимает ладонь от лица. Скрещивает руки на груди и ёжится от вечерней прохлады. Действительно — теперь всё иначе. Эта чушь с мальчишкой Йегером — чёрт знает, что происходит. И ещё Люсия… …Хватает его запястья, кровь выплёскивается и заливает… Он зажмуривается, пока перед глазами не начинает искрить. Внутри карябает. — Леви? — зовёт Эрвин. — М? — Ты всё же думаешь об этом, верно? Леви морщится и открывает глаза. Под взглядом Эрвина он как разделанная лягушка — обычно таких полно в лаборатории у Ханджи. Ну конечно. От него не скроешь. Это же Эрвин. — Если и так, что с того? Эрвин вздыхает. — Отпускай, — говорит он, — Иначе проест. Небо холоднеет синевой, мерцает первыми звёздами сквозь рваные облака. Над Розой ещё светится бледная полоса заката. Ночь накатывает безлунная. Леви прикусывает губу, не решаясь ответить. Лучше молчи, лучше молчи, лучше молчи, молчи… — Мы ведь так и не забрали тело, — наконец говорит он. Чувствует себя сдавшимся. — Она не позволила помочь, — продолжает Леви, — Вырвала осколок из шеи. Просто… — он снова зарывается пальцами в волосы, — Мы все умираем одинаково. Всегда так было. Что сейчас поменялось? Эрвин смотрит с горьким пониманием. Молча протягивает ему ладонь. Леви медлит. Потом осторожно берёт его за руку. Холодная. …Руки ледяные и липкие, хватаются за запястья, вдавливают, она умерла на его глазах, рваная рана на шее, но он всё же… — Её смерть вышла за черту твоей ответственности, — Эрвин сжимает его пальцы. Леви усмехается. — Наверное. — Отпусти, — говорит Эрвин, — Иногда мы ничего не можем сделать, как бы ни хотели. Леви поднимает взгляд. Эрвин бледный. Под глазами глубокие тени, он выглядит… надломленным. Уставшим. Но он хотя бы живой. — Они, например, учатся отпускать, — Эрвин кивает в сторону, где внизу находится столовая, — Не сказал бы, что одобряю, но это лучше, чем если бы они молчали. Леви кажется, он даже слышит завывания обычно тихого Гюнтера. — Я не буду пить, — говорит он с нажимом, морщась, — Особенно так. Эрвин улыбается краями рта. — Не обязательно именно пить. Просто дай этому уйти. Сухие листья шуршат по полу. Ветер прохладный, и Леви пробирает мурашками. Он придвигается к Эрвину теснее. Тот стаскивает плащ и набрасывает на них обоих. — Не позволяй скорби себя задавить, — говорит Леви, осторожно прислоняясь к его плечу. — Ага. Знаем такое. Всё действительно иначе, думает он, разглядывая потрескавшиеся каменные плиты под ногами. Она не была в его подчинении, выбирала самостоятельно — жертвовать ли собой ради того, кто не может даже подняться в воздух. А он, в свою очередь, мало что мог сделать, кроме как попытаться её задержать. Это просто была… паника. Аффект. Люсия не понимала, что творит. Вряд ли что-то зависело от него в этот раз. Просто если бы зависело — он мог бы хоть как-то это предотвратить, вероятно. Или, если нет, то позже искупить вину за эту смерть. Превратить её во что-то осмысленное. А так — остаётся только просто пропускать скорбь через себя. Это всё всегда было лишено смысла. Всё лишено смысла, кроме… Руки Эрвина всё ещё холодные, и это похоже на затянувшееся назойливое дежавю. Беспокойный сон, от которого никак не получается проснуться. Леви вздыхает и тянется через его грудь: — Давай вторую руку. — Чего ты..? Но, прежде чем Эрвин успевает удивиться или возразить, его холодные пальцы — у губ Леви. Леви укрывает его ладони своими, греет дыханием, касается носом запястья. Чувствует бьющуюся под кожей жилку. Да и к чёрту. Он поступит, как сказано — отпустит эту скорбь от себя, позволит ей уйти, пока не задавила. Здесь ничего нельзя просчитать, но Леви знает точно — он сделает всё, что от него зависит, чтобы не позволить остановиться хотя бы одному этому сердцу. Может, тогда получится наделить смыслом предыдущие остановившиеся сердца. Искупить всю эту вину. Леви дышит, пока руки Эрвина не становятся теплее. Потом коротко, на секунду прижимает их к губам. Внутри ещё скребёт, но теперь не так болезненно, будто сквозь ватное одеяло. Он опускает его руки себе на колени. — Тебе легче? — спрашивает Эрвин тихо. — Да, — говорит Леви, — Да… немного. — Хорошо. Леви прикрывает глаза. Прислушивается к размеренному дыханию Эрвина. Эрвин прав. Нахрен всё. Как же сильно он всё-таки устал. Нахрен эту неделю за Стенами и Трост, нахрен Эрена Йегера с его сверхспособностями, нахрен пьющую — скорбящую — Разведку, он хочет просто немного отдохнуть. Внизу пьяный хор голосов перетекает из столовой во двор, и воздух наполняется фальшивым пением, смехом и звоном бутылок. Допились. Пусть только попробуют… Кто-то вскрикивает и визгливо ругается, и Леви морщится, нехотя раскрывая глаза. — Чёрт, — говорит Эрвин, голос вибрирует в его груди. — «Пусть пьют»? — язвит Леви. — «Дай им отойти»? Эрвин вздыхает. — Пойду их успокою… — он привстаёт, но Леви хватает его за рукав рубашки. — Сиди. Хотя бы полчаса побудь человеком, а не командором. Эрвин устало на него смотрит. — Там Нанаба, — Леви тянет его к себе, — И Майк. — Ханджи, — многозначно говорит Эрвин. — …Моблит, — добавляет Леви. Эрвин усмехается и садится обратно. Поправляет сползший плащ. — Убедил. Леви прижимается к его плечу. Спокойствие и возможность побыть вот так, вместе — почти непозволительная роскошь в их положении, чтобы кто-то имел право сейчас им помешать. Он вслушивается в происходящее внизу, и в самом деле — Ханджи хохочет ещё пронзительнее, чем обычно. Кто-то из солдат грубо ругается, а затем в какофонию встревают резкий голос Майка и испуганный — Моблита. Ханджи громко возмущается. Хор вскипает на миг и разваливается на отдельные голоса. Значит, всё понемногу возвращается на круги своя. Позволь скорби пройти сквозь тебя, думает Леви, пока тёплые пальцы Эрвина путаются в его волосах. — Эй. — Что? — ладонь замирает на его затылке. — Я не знаю, что ты задумал по поводу этого всего, — голос Леви едва ли громче шёпота, — Но давай без неоправданных рисков. Эрвин молчит несколько секунд. Глубоко вздыхает. — Я постараюсь, — отвечает он. Ветер шуршит в куче листьев у их ног, и больше — ни звука. Небо опрокинулось в ночную темноту. Леви смотрит, как от дыхания Эрвина рубашка на его животе расправляется и вновь собирается складками. …Холодно и мокро, кровь на его руках, он не может… «Отпускай», — звучит голос Эрвина в его голове. Он справится. Всегда справлялся. Нужно наполнить всё это смыслом. Леви прикрывает глаза. Запястья ноют, но ничего. Синяки скоро сойдут. Он позволяет Эрвину притянуть себя теснее к груди, сжимает его рукав и больше не думает ни о скорби, ни о липнущей к ладоням крови, ни о чём-либо, что могло бы заставить его жалеть.