Кураж

«Цирк – искусство величайшей точности. В отличие от кинематографа здесь ничего не делают приблизительно. Иначе лев откусит голову дрессировщику, акробат свалится из-под купола, а клоун будет встречен горькими вздохами тоскующего зрителя».

В будний день у здания цирка ни души. Порог обивает какая-то листовка, подгоняемая ещё холодным весенним ветром, люди снуют туда-сюда, мимо, вдоль тротуаров – все со своими заботами. Никому ведь нет дела до клоунов, их глупых, несмешных шуток, наигранной боли и крокодильих слёз, разве нет? Никому не интересно смотреть, как медведь колесит на велосипеде по сцене, как дрессированные собачки катаются верхом на лошадях, как девочки-гимнастки гнутся словно у них отродясь не было костей. Тэхён сам не знает, что забыл в этом месте, зачем пришёл по наводке уже бывшего тренера, почему вообще не засунул эту идею куда подальше... Ах, да! В этом мире, чтобы выжить, нужны деньги, которыми Тэхён не то чтобы располагает. Его гонорары закончились уж слишком стремительно: пошли на оплату коммуналки, доставки еды, дорогих шмоток, такого же дорогого парфюма, а работать официантом, тем же продавцом на худой конец... Тэхён не для этого родился и точно не для этого положил на алтарь всю свою жизнь. Цирк, разумеется, тоже не его стезя; это не предел мечтаний и даже не перспективы. Цирк сейчас – это безысходность. Безвыходность той задницы, в которой оказался. Ко всему прочему, тренер обещал деньги, тренер обещал мировую славу, признание, восхищение, аплодисменты – то, к чему Тэхён успел привыкнуть за свои двадцать пять лет и не собирается отказываться, какую бы свинью ни подкинула ему жизнь. Дверь в фойе открывается почти беззвучно, и сейчас здесь, как и во всём здании, мёртвая тишина. Пахнет сыростью и плесенью, дешёвым обедом и старыми тряпками – как в клоаке, и от этой какофонии запахов хочется бежать подальше, но Тэхён, напротив, уверенно шагает вперёд. До тех пор, пока не оказывается у арены, миновав кассы и пройдя через высокую арку с полопавшимися на ней шариками. Откуда-то из-за кулис доносятся совсем тихие звуки, какой-то шум, приглушённый смех, стук чего-то тяжелого. Ноги сами ведут в ту сторону, обратного пути у Тэхёна, вообще-то, нет. И совсем не хочется признавать тот факт, что владелец этого балагана, именуемого «Куражом», его последняя надежда на хоть какое-то, но близкое к его основной деятельности будущее. Почему-то Тэхёна никто не встречает, хотя он звонил и интересовался, во сколько можно будет подойти на... собеседование. Или как оно у клоунов называется? Вряд ли сюда так уж тяжело устроиться, а платят, по слухам, прилично. Тэхён всякое готов стерпеть ради сцены и внимания: и запах трухлявого дерева, и холод цирковой арены, и шум, и это отвратительное чувство чего-то чужого, неродного. Те условия, в которых он тренировался раньше, были более чем удовлетворительные. Сейчас же, глядя на потрёпанный купол с залатанными полиэтиленом и скотчем стёклами, на обвисшие, исцарапанные когтями, судя по виду, двери, он понятия не имеет, как эту богадельню ещё не закрыли от греха подальше. Тэхён, конечно, никакая не санэпидемстанция, и работать приходилось в разных условиях, в голоде и холоде, но это... Это кошмар наяву. Проще развернуться, уйти и забыть, позвонить тренеру, который, вероятно, уже занят кем-то другим, но помочь всё равно не откажется. Наверное. После того как он, самый близкий человек в жизни Тэхёна, равнодушно похлопал по плечу, заявив: «Так бывает», — уже нельзя быть уверенным ни в чём. Тэхён натягивает рукав свитера по самые пальцы, чтобы взяться за ручку. Даже прикасаться к чему бы то ни было не хочется. А когда оказывается за сценой, то удивленно распахивает глаза, уставившись на ещё одну такую же арену, на которой расположились пару человек и, кажется, играют в карты. Тэхён ожидал увидеть длинные коридоры, кучу комнат и гримёрок, но никак не второй купол, который выглядит уже куда более презентабельно: целый, с новыми сидениями вокруг, алым ковровым покрытием и ярким светом. Незнакомая компания оборачивается на скрип двери. Один из них замирает с пивом у самого рта, чего-то высматривает в Тэхёне, который выглядит в этой обстановке, как белая ворона. Его от природы иссиня чёрные волосы контрастируют с приятным бежевым свитером и брюками в тон. А ботинки явно не созданы для того мусора, по которому он прошёл, пока не оказался здесь. Конечно, Тэхён себя любит и уважает, поэтому часто балует брендовыми шмотками, а иначе разве может быть у такого, как он? В большом спорте ты ничего не добьёшься, если не будешь собран и уверен в себе, а Тэхён добился и мог позволить себе гулять направо и налево, так что это уже о многом говорит. Он кремень, скала, а ревел взахлёб после отстранения от соревнований просто потому, что его лишили смысла жизни. И обида не давала двигаться ему дальше последние полгода. Он продолжал тренироваться в одиночестве, держался за призрачные воспоминания своего триумфа, смотрел чемпионат, каждый раз сглатывая ком обиды в горле, потому что ему нельзя. Отстранён, позорно выгнан с концами и больше не может вернуться в свой мир сколько бы ни хотел, потому что там его знают все, а здесь, в самом низу – ни одна живая душа. Отчаяние и сподвигло на этот шаг: цирковая арена для такого, как он, это определенно скат по наклонной, но если другого выбора нет, то почему бы и не дать себе опуститься на самое дно? Не всё же сидеть на месте, или работать в кафе, или тем же клерком. Учитывая, что Тэхён отродясь ничего не умеет, вариантов у него не так уж много, и как бы это ни было смешно, но цирк – наилучший из них, одновременно с тем самый худший. Всё в этом мире познаётся в сравнении. — Заблудился? — парень с бутылкой и в солнцезащитных очках, подвешенных на цепочку, говорит на чистом английском, как будто Тэхён обязан его понять. Вся компания вообще какая-то странная: одни европейцы, кроме этого самого экземпляра. — Я ищу Чон Чонгука, — его голос эхом разносится под куполом, а какая-то девчонка, сидящая в балетной пачке и футболке с эмблемой рокерской группы, указывает рукой на арку слева от него и говорит с явным французским акцентом: — Самая поцарапанная дверь – его. Тэхён коротко кивает, его провожают взглядом, а после, как ему кажется, начинают шептаться – голоса явно начали о чём-то спорить. Хотел бы он, чтобы это было правдой, чтобы его узнавали, обожали, признавали талант, любили. Господи, как же он соскучился по этому чувству! Дверь Тэхён находит без труда, все остальные целые и почти невредимые, а на этой следы от когтей, что уже заставляет нервничать. Если он узнает, что здесь плохо обращаются с животными, хоть один намёк на жестокость – этому месту не быть. Тэхён и так пересиливает себя, понимая, что ему придётся жить со всеми этими людьми. Вероятно, и с теми, которые сидели на арене, и, честно говоря, он хочет обреченно заорать на весь коридор. Однако же стоит признать, что пахнет здесь уже куда приятнее, чем в фойе: воском, деревом и какими-то маслами. Половицы скрипят под ногами, здесь намного теплее, чем на главной арене, само место выглядит обжитым. Раздаётся стук, а когда Тэхён слышит короткое «входи» и заходит, то изо всех сил сдерживается, чтобы не ляпнуть какую-нибудь чушь, когда видит мужчину за столом: тому на вид даже тридцати не дашь, а на глазу – пиратская повязка, волосы чёрные с редкими белыми прядями, и Тэхён хочет смеяться, потому что так он себе владельца этого балагана и представлял. Позади него, опираясь плечом о стену, стоит какой-то мутный тип, в халате, с накинутым на голову капюшоном, а из-за стола торчит длинный и пушистый шоколадно-белый хвост. Тэхён тактичный человек, он бы никогда не стал смеяться над ситуацией или чьими-то увечьями, если бы знал, что они не бутафорские. Он уверенно плюхается в кресло, закидывает ногу на ногу и хмурит лоб, поджимая губы, изо всех сил сдерживая смех. Ему даже не весело, скорее всего это просто медленно подбирающаяся истерика. На него поднимают взгляд. Тот самый Чон Чонгук, как гласит искусственно позолоченная табличка, безразлично смотрит, откидываясь на спинку кресла, и гладит пса, лежащего головой у него на колене. Хвост тут же начинает дергаться из стороны в сторону, привлекая внимание, но Тэхён может смотреть только на мужчину, который выглядит так, словно только что вышел из фильма Тима Бёртона. — Я звонил, — говорит Тэхён. — По поводу работы. — Что тебя так веселит? — равнодушно интересуется Чонгук, игнорируя его слова. В ответ ему тихо смеются, не сдержавшись. Тэхён указывает на свой глаз, после и на чужой, из-за чего тип за спиной мужчины неприветливо смотрит на него. Даже выгибает бровь, одаривая максимально убийственным взглядом. — Это обязательно? — миролюбиво спрашивает Тэхён, и парень у стены выглядит ещё мрачнее. — У вас скоро выступление или вы оба всегда так ходите? — Это ещё, нахрен, что за экземпляр? — подают голос за спиной Чонгука, но тот только указывает на спрятанный глаз, и Тэхён кивает в ответ. Мужчина тянется пальцами за голову, развязывает ленточки, и Тэхён чуть ли не давится воздухом, когда тот откладывает повязку в сторону. С лица слезает улыбка, к щекам приливает кровь от стыда, потому что он ведь не думал, что у них, циркачей, всё тут взаправду! — Так лучше? — Чонгук же ни капли не обижается, в голосе слышится веселье. Второй глаз – мутно-серый, с почти невидимым зрачком, контрастирующий с другим – совсем чёрным. Тэхён даже не открывает рот, чтобы извиниться, только опускает глаза в пол, чтобы не смотреть. Пускай немного, но ему стыдно за свою бестактность, но кто мог подумать, что такие, как они, одеваются так не по приколу? — Кому ты звонил по поводу работы? — этому Чонгуку, кажется, вообще плевать на то, что теперь Тэхён не находит себе места, пытаясь не столкнуться с ним взглядами. Голос у него твёрдый, но спокойный. Непоколебимый, безразличный. Он и сам выглядит таким человеком, как будто его ничего не трогает, а максимально неприветливый персонаж за его спиной, напротив, выражает полный спектр эмоций: от презрения до раздражения. Что-то Тэхёну подсказывает, что они не сработаются. — Не знаю, — он наблюдает за шаркающим по полу хвостом. — Нашёл номер на сайте, там было сказано, что вам требуются люди. — У нас есть сайт? — Чонгук чуть поворачивает голову в сторону, выглядит он так, как будто слышит об этом впервые, а парень за его спиной хмыкает: — Намджун заморочился. — Почему я не в курсе? — А тебе не пофиг ли? — вздыхает тот, а Чонгук, всё это время смотревший куда-то в пол, внезапно поднимает взгляд, заставляя Тэхёна, пялившегося на него, растерянно прятать свой. — И чей номер указан? — по-прежнему обращаются к парню у стенки. — Понятия не имею. Намджуна, наверное, и указан. — В общем, я кому-то звонил, — невзначай встревает Тэхён. Не хочется сидеть здесь весь день и выяснять отношения. — Мне сказали подойти к обеду. — Не думаю, что ты нам подходишь, — говорит Чонгук, и Тэхён тут же вскидывает непонимающий взгляд. — Извини, конечно, если я задел тебя чем-то там, но... — Прощаю. — Отлично, — Тэхён пытается улыбаться добродушно, а не злобно. — Мне сказали, что я могу пройти кастинг, чтобы... — Не можешь. — Но мне сказали, — настойчиво повторяет он, пока Чонгук продолжает безразлично наблюдать за его попытками что-то кому-то доказать, — что я могу. — Не знаю, кто и что тебе сказал. Я говорю: не можешь. — Да ты хоть знаешь, кто я? — не выдерживает Тэхён. Он сидит, упираясь руками в подлокотники, сдерживается, чтобы не подорваться с места, хотя и так сидит уже на самом краю. Вот-вот рванёт. Вообще он спокойный человек, но когда ему не дают и шанса показать себя... Да что это вообще значит? Это ведь не так работает! Он вдыхает воздуха побольше, готовый вывалить на владельца этого зоопарка всю свою богатую биографию, открывает рот: — Я Ким... — Я знаю, кто ты. Не утруждайся, — Чонгук снова смотрит на пса, которого Тэхён не видит, и лениво перебирает шерсть. И как же бесит эта его невозмутимость! Как будто какая-то собака заслужила большего внимания, чем сам Тэхён. — В таком случае, ты должен знать, что я золотой призёр, — с язвительной улыбкой звучит в ответ. — Я четырежды, — для достоверности он показывает на пальцах, а то вдруг этот Чонгук совсем тупой, — забирал золото на мировых чемпионатах. Все первые места были мои – это ты тоже знаешь? — Знаю, — пожимает тот плечами, а парень за ним теперь уже выглядит напуганным. Он только коротко толкает Чонгука в плечо, явно чем-то озабоченный, но тот остаётся непоколебимым. — Я двадцать один год в большом спорте, и ты говоришь мне, что я вам не подхожу? — усмехается Тэхён. — Именно это я и говорю. — Да кем ты вообще себя возомнил? — щурится Ким, а парень в халате снова толкает Чонгука в плечо, но тот упрямо игнорирует его. Только это заставляет Тэхёна говорить, чётко, чуть ли не по слогам: — Я профессионал. — И что, в таком случае, ты, профессионал, забыл в моём кабинете? — Чонгук выгибает бровь, а Тэхёна как будто под дых ударили. Он пришёл сам в эту халупу, ещё и унижается перед каким-то фриком. За что судьба его так не любит?.. — Пытаюсь протянуть руку помощи вам, циркачам, — наигранно жалостливо говорит он. — А ты не понимаешь этого. — Чонгук, — предупреждающе говорит парень в халате. — Заткнись, — и непонятно кому именно это предназначалось, но в кабинете повисла тишина. Тэхён сверлит его упрямым взглядом, смотрит прямо в глаза, как будто неживые, но не выдерживает. — Что не так?! Почему ты не даёшь мне шанса? Вам ведь не хватает людей, так почему ты даже не хочешь посмотреть, на что я способен? — он пытался бросить вызов, но сам для себя звучал до невозможности жалко, как будто пытался вымолить хоть минуту внимания. — Ты наглый, — равнодушно. — Какое это имеет отношение к моим навыкам? — И упрямый, — безразлично. — Может, именно этого твоему шапито и не хватает? Таких людей, как я. Ты вот обо мне слышал, а я о тебе – ни разу. — И всё же это ты пришёл ко мне. — Теперь до конца жизни будешь это вспоминать? — хмыкает Тэхён. — Что к тебе пришёл я, сам Ким Тэхён. Предложил свою кандидатуру, а ты отказался. — Ты попросил у меня работы, но сделал это без уважения. Парень в халате фыркает от смеха, выпучив глаза, но тут же затыкается, а Тэхён кидает на него непонимающий взгляд, возвращаясь к своей насущной проблеме. — Хорошо, — спокойно выдыхает он. — Ещё раз прошу прощения за то, что повёл себя некорректно прямо с порога. Не мог бы ты, о великий шоумен, взглянуть, на что я способен? — быть саркастичным выходит само по себе. — И как мне с тобой работать дальше? Терпеть тебя? — Я умею быть послушным. — До поры до времени. Тэхён тяжело вздыхает, ситуация изначально не была веселой. Сам знает, что характер у него не сахар, но кто не стал бы отстаивать свою честь и достоинство? Он знает, что хорош, что, вероятнее всего, он лучше всех, кто находился под куполом. Он вытворял такое, что этому Чонгуку и не снилось, и его желание не пускать в коллектив такого непростого человека вполне разумное, ведь они здесь живут одной семьёй. Просыпаются вместе, тренируются, существуют. А у Тэхёна просто очень непростой период в жизни, который грозится совсем выйти из-под контроля, если он не получит то, чего хочет. — Слушай, — Тэхён говорит устало, сняв маску упёртого барана. — Мне нужна эта работа. Я могу быть вспыльчивым, но я не всегда такой. И да, возможно, я намного более упрямый, чем должен быть, но я привыкну к твоему темпу работы и буду делать то, что ты говоришь. — Не будешь. Тэхён открывает рот, но клацает зубами, закрывая обратно. Тоже понимает – не будет. — Ты даже не пытаешься дать мне шанс, — в его взгляде столько мольбы. Господи, он не хочет работать официантом! — Вдруг оно того стоит? В кабинете снова воцаряется тишина. Парень в халате до сих пор напряженно смотрит на Тэхёна, который не сводит пристального взгляда с его начальника. Он понятия не имеет, что вызвало такую панику, но кажется, что этот человек переживает за него. Тэхён видит в этом своеобразную поддержку, хоть и встретили его весьма холодно. — Что в тебе особенного? — пожимает плечами Чонгук, и Тэхён удивленно смотрит на него, не зная что ответить. С чего начать? Да в нём столько всего особенного, например... Он определенно хорош в спорте, гимнастике, акробатике – это вся его жизнь. — Я лучший в своём деле. — Это не особенность. Ты всего лишь стал профессионалом в том, чем занимался двадцать с лишним лет. Я бы удивился, если бы этого так и не произошло. Тэхён не знает, что ответить, только беспомощно открывает рот. Его заслуги ещё никогда не принижали таким образом. Всего лишь профессионал! Всего лишь потратил всю свою жизнь на то, чтобы стать им! — В чём твоя уникальность? Талант? — Чонгук отводит руку в сторону, вопросительно глядя на него, но ответа так и не следует. — Думаешь, ты один такой профессионал? Со мной любой гимнаст за три года гастролей заработал бы больше, чем за всю свою жизнь. И вас так легко соблазнить деньгами. Просто никто и не думает совать свой нос к нам, циркачам. К слову, мы не циркачи, а цирковые артисты, и мы очень не любим, когда приходят такие, как ты, и пытаются кому-то что-то доказать. Не мне доказывай, что ты лучший. Себе. Тебе это, кажется, нужнее. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — хмуро смотрит на него Тэхён. Он всего лишь второй раз в жизни чувствует себя таким потерянным. Первый раз был, когда ему сказали, что его спортивная карьера закончена. — Удиви меня. Мы артисты, — объясняет Чонгук. — Мы не роботы, у нас нет сценариев к жизни, даже к выходу на сцену. — Этого не может быть. — Много ли ты знаешь о том, как я делаю свою работу? — он заглядывает Тэхёну в глаза, тот молчит. — Вот и помалкивай. — Хочешь денег? — Тэхён, к счастью, молчать не умеет. — У меня есть деньги. — Я сделаю тебя ещё богаче. Чонгук лишь усмехается, с любовной улыбкой склоняет голову набок. Издевается. — Ты-то? Ощущение, что понесёшь за собой одни убытки. — Мы не сработаемся, — угрюмо отзывается Тэхён, и Чонгук кивает в ответ. — Определённо. — Значит, нет? — Значит, нет, — Чон возвращается к бумагам. — Просто потому, что у меня нет какого-то там нужного тебе таланта? — Тэхён даже не пытается звучать менее обиженно, сглатывает горький ком, ловя на себе взгляд неравнодушного парня в халате, который так и стоит рядом с Чонгуком, кидая на него озадаченные взгляды. — Просто потому, что я не хочу тратить своё время на то, чтобы ты его нашёл. Приходи, когда на тебя будет смотреть чуть более интересно, чем на фонарный столб. — Хамло. Чонгук не отрывается от листов, кидая будничное: — Даже в оскорблениях ты, профессионал, до тошноты предсказуем. Собственно, как и все тебе подобные. Тэхён чувствует, как его распирает изнутри: злость и обида борются между собой. Он пришёл и унизился перед циркачом, он! Четырехкратный чемпион по спортивной гимнастике пришёл, а какой-то мужик с безвкусной покраской, ещё и слепой на один глаз очень завуалированно послал его куда подальше. И ему из принципа даже доказывать ничего не хочется. Тэхён всем своим существом показывает, что он зол, вытаскивает брошюру цирка, торчащую из заднего кармана, и кидает Чонгуку под нос, заставляя его оторваться от бумаг. — Пошёл ты и все тебе подобные, — кидает через плечо напоследок: — Циркач, — оставляя последнее слово за собой. И не особо этим гордится, плетясь по коридорам и думая о том, что по пути домой нужно купить газету и поискать вакансии. К сожалению, другим цирком Сеул не располагает. — Ты, блин, реально процитировал ему крестного отца? — интересуется Юнги, скрещивая руки на груди, а Чонгук, стоило двери закрыться, откинулся на спинку кресла и усмехнулся. Пёс, почувствовав, что его начали усиленней гладить, поднялся с места, радостно завилял хвостом, даже гавкнул, не зная, что заставил уходящего Тэхёна вздрогнуть и убраться отсюда побыстрее. — Ты адекватный вообще? — снова подаёт голос Юнги, выгибая бровь. — Чё довольный-то такой? Ты в курсе, кого ты только что выгнал? Намджун с тобой не согласится, — что в переводе с языка Юнги значит: открутит тебе башку, потому что гонялся за этим Ким Тэхёном херову тучу месяцев. — Он вернётся. — А если нет? — Юнги смотрит серьёзно. — А если нет... — вздыхает Чонгук, опуская взгляд на пса и заглядывая в его глаза: шоколадный и ярко-голубой, как лазурь. — Если нет, то, значит, он нам не нужен. — Ты в этом так уверен? — Выглядит упёртым, — довольно щурится он, поднимая взгляд на Юнги, который сперва пытается держать лицо, но сдаётся и качает головой. — Он умудрился выбесить меня за секунду. — Он и правда хорош, — усмехается Чонгук. — Тогда какого хрена ты его отчехвостил? — Его самоуверенность ни к чему хорошему не приведёт, — уже серьёзно звучит в ответ. — Я бы и правда не стал его брать. В кабинете виснет задумчивая тишина, которую нарушает Юнги: — Но? — Но чёрт, — хрипло смеётся Чонгук и обреченно выдыхает: — Если он вернётся, то сведёт меня в могилу. — Если нет, то Намджун сделает это раньше. — Сделаешь расклад? Юнги фыркает: — Я ещё свои силы не тратил на то, что и так могу сказать, — при этом всё равно тянется за картами в карман и, сдвинув бумажки с края стола, тасует толстую колоду таро. — Тебя ждёт виселица. — Ты говорил это вчера, — отмахивается Чонгук. — Уже неактуально. И, пожалуйста, скажи, что карта смерти значит что-то хорошее, а не буквально мою смерть, — он заглядывает в карты, которые Юнги с сосредоточенным лицом раскладывает на столе. — Ты помолчишь, может? — Я пытаюсь, но это так сложно, когда вижу тебя за работой, — он продолжает лезть в карты и загораживает вид, за что получает колодой по голове. — Что там насчёт будущего? — Вижу твою кончину, — в своей привычной манере говорит Юнги, кладя на стол карту с весами. И неважно, что ничего такого он не видит. Он напрягается, внимательно рассматривая расклад, получается чёрт-те что, но важно только одно: — Грядут большие перемены. — Как загадочно, — Чонгук делает страшные глаза, но возвращается к бумагам, уворачиваясь от очередного подзатыльника. — У меня или у нашего профессионала? — У него сложное будущее, — Юнги задумчиво ведёт пальцами по картам, брови всё сильнее сводятся к переносице. Всё размыто и запутанно, карты говорят о разном: о любви и славе; о преданности, ссорах и врагах; о большом потенциале, не меньшей глупости; даже о кардинальной перемене судьбы и жертвенности. Юнги до костей пробирает холод, хотя в кабинете тепло и совсем нет сквозняков. — Что там насчёт смерти? — вырывает его из мыслей Чонгук и, сцепив руки в замок, опирается на них подбородком. — Я забыл, что это значит. Напомни. — Он боится перемен. Все их боятся, — рука сама соскальзывает на чёрную карту с изображением скелета с косой. Бумага, видно, старая, потертая, испытанная временем и тысячей раскладов. — Но они ведь всё равно его настигнут? Юнги всегда казалось и кажется до сих пор, что Чонгук скептически относится к его занятию, но он по-прежнему просит заглянуть в недалекое будущее, рассказать, что их всех ждёт. Он никак не комментирует то, что могут сказать карты, иногда просто отмахивается от того, что ему не нравится, но ещё ни разу не спорил с тем, что они выдавали. С ним очень сложно: карты всегда путаются только в его будущем, сколько бы Юнги ни пытался то увидеть. — Ты даже не представляешь, что его ждёт, — заявляет Мин. В ответ он получает скромную улыбку и короткий кивок, больше ничего, и так всегда. Чонгук как будто ищет подтверждение тому, что задуманное им исполнится так, как он того хочет, а если карты сулят провалы и неудачи, он кардинально меняет стратегию. И не то чтобы Юнги пугает то, с каким хладнокровием он это делает, идя всей труппе наперекор, но... совсем немного. И самая большая проблема в том, что Чонгук никогда не ошибается, доверяя своей интуиции. И если он сказал, что Ким Тэхён вернётся, значит, он вернётся. Юнги, кидая озадаченный взгляд на выпавшие в ряд старшие арканы, сулящие невероятную славу и крепкую любовь, какой он ещё никогда за всю свою жизнь не видел, где-то в глубине души надеется, что этот самый Ким Тэхён окажется слишком гордым для того, чтобы возвращаться. Расклад заканчивается кирпичной башней, наполненными кубками и мечами. И Юнги не должно быть дела до того, что жизнь их профессионала будет рушиться на глазах чуть ли не целого мира, но всё начинается и заканчивается одним и тем же человеком – это его очень беспокоит. — Что-то ещё увидел? — беззаботно интересуется Чонгук, поднимая взгляд и понимая, что на него откровенно пялятся. — Ты есть в его будущем. — Разумеется, — усмехается Чонгук. — Кто, если не я, вознесёт его на пьедестал? — Ты избавишь его от необходимости туда подниматься. Юнги ловит на себе как будто искренне вопросительный взгляд, но нутром чует, что что-то здесь нечисто. Его тоже редко подводит интуиция. — Что это значит? — Я не знаю, — признаётся он, хмуро глядя на Чона. — Но мне почему-то кажется, что ты понимаешь. — Ох уж эти маги. Всё-то вы якобы знаете, — улыбается Чонгук, надевая повязку обратно, скрывая покалеченный глаз. — Если Намджун придёт, то попроси его смотреть в мою сторону менее агрессивно, чем обычно, когда он узнает, что я отправил Ким Тэхёна на все четыре стороны. Ладно? — Я сдам ему тебя со всеми потрохами. — Так и думал, — вздыхает Чон. Юнги неторопливо собирает карты, всем своим видом выражая задумчивость. Разумеется, та не может ускользнуть от такого человека, как Чонгук – внимательного, дотошного до мелочей. — Расслабься, — на губы лезет будничная улыбка, дружеская, а сам Чонгук присаживается на край стола. — Чего ты так переживаешь за него? Вы даже не знакомы. — А вы? Мужчина разводит руками в стороны, выражая искреннее недоумение. — А мы показались тебе закадычными друзьями? — Ты знаешь его, — угрюмо стоит на своём Юнги, пряча колоду в карман. Его не покидает чувство недосказанности, и он не знает, что это – паранойя или интуиция. — Не больше, чем ты. Просто ходят о нём всякие слухи, — пожимает Чонгук плечами, улыбаясь несвойственной ему доброй улыбкой. Наигранной, и Юнги очень не хочет лезть в это дело, потому что всецело ему доверяет, но... — И какие слухи о нём ходят? — Всякие, — настойчиво повторяют в ответ, с губ слезает улыбка, по одному взгляду можно понять: тема закрыта. — Загляни в карты и узнай. Ты же у нас гадалка. — Я таролог. — А какая разница? — Чонгук коротко свистит, пёс тут же поднимается с места и послушно следует за хозяином к выходу. Дверь перед ним открывается, но он покорно ждёт, пока Чонгук выйдет первым, а тот кидает через плечо: — Если наш гимнаст вернётся, когда меня не будет, ты знаешь, что делать. И не вздумай извиняться перед ним от моего имени. — Извиняться? Я? — выгибает бровь Юнги, получая в ответ усмешку. Дверь за Чонгуком закрывается, оставляя Мина в привычной тишине. Руки так и чешутся, снова тянутся к картам в кармане, но это ничего не даст, они уже всё сказали: грядут большие перемены. И страшно не то, что они неизбежно наступят, а то, что их принесёт с собой незнакомый им всем человек. Если верить картам, то их всех ждут испытания, и этого не исправить, с этим можно только смириться; принять как должное любой поворот судьбы – Юнги давно этому научился. Осталось только объяснить Намджуну, что Ким Тэхёна послали нахер, и это – испытание номер один. Отсчёт, кажется, начался.