***
Северус постучался в дверь и, дождавшись приглашения, вошёл в кабинет. — Северус, Драко, — небрежно поприветствовал их Кингсли Шеклболт. Аврор ненавидел все эти процедуры, но, по крайней мере, как их инспектор по условно-досрочному освобождению, он мог корректно формулировать вопросы и не совать свой нос в их личные дела, если они, конечно, не касались попыток покинуть страну. Это было самое малое, что он мог сделать для своих товарищей по Ордену Феникса. Двое бывших Пожирателей смерти уселись на деревянные стулья с абсолютно прямыми спинками. Драко попытался немного сгорбиться и перекинуть ногу через подлокотник, но быстро отказался от этой идеи, так как предоставленные Министерством стулья были сконструированы таким образом, чтобы доставлять посетителям максимальные неудобства. На самом деле, на них были наложены чары: чем комфортнее хочет устроиться человек, тем более неудобными становились стулья. Шеклболт вытащил пачку пергаментов и Прытко Пишущее Перо, настроив его на диктовку. — Пусть запись покажет, что сейчас шесть тридцать утра, пятница, двадцать седьмое июня, две тысячи третьего года. Пожиратели смерти — Драко Малфой и Северус Снейп — прибыли в Министерство на еженедельную встречу касаемо условно-досрочного освобождения со мной — Кингсли Шеклболтом, аврором первого класса, — монотонно говорил он, как и во все предыдущие пятницы на протяжении вот уже почти четырёх лет. Перо записывало каждое его слово. — Вы, Северус Снейп, варили какие-нибудь зелья, колдовали или проклинали кого-то запрещёнными законом заклинаниями? — Нет, — буркнул Северус. Наступила пауза, пока перо дописывало ответ Снейпа. Скребущий звук заполнял тишину комнаты. — Вы всё ещё работаете на должности проститута под присмотром мисс Лаванды Браун? Эту часть он ненавидел больше всего. В рамках своего еженедельного испытательного срока Северус должен был признаваться, что зарабатывает на жизнь, оказывая сексуальные услуги. Делать это — одно, а вот говорить да ещё и под запись — значит, унизить себя, своё достоинство. По крайней мере, секс у него был по обоюдному согласию, в отличие от того, что творил Люциус на протяжении многих лет, особенно во времена войны. — Да, — он не мог смотреть Кингсли в глаза, когда говорил об этом. Всегда отводил взгляд в сторону. Шеклболт не хотел знать ни о работе Северуса, ни о работе Драко у мисс Браун в её косметическом (и не только) бизнесе. Аврор объяснил, что его не интересует то, чем они там занимаются, если это не нарушает закона. Он надеялся, что не спровоцирует Грюма на то, чтобы тот подлил ему в напиток Веритасерума, чтобы выяснить, не скрывает ли Кингсли какую-либо запрещённую информацию о деятельности двух Пожирателей смерти. Когда закон только вышел, Шеклболт ясно дал понять Аластору, что тот зашёл слишком далеко. И под угрозой потерять работу и получить ярлык «сочувствующего Пожирателям смерти» ему приходилось держать рот на замке и делать всё, что в его силах, для своих боевых товарищей. Поскольку он был инспектором по условно-досрочному освобождению, Кингсли никогда не проверял их, как делал это с другими своими подопечными, не отслеживал их палочки и никогда не допрашивал под действием Веритасерума. Но тот бунт, который аврор поднял из-за несогласия с вышедшим законом, навёл на него определённые подозрения у Грюма, когда дело касалось Драко или Северуса. Таким образом, ему приходилось быть чрезвычайно осторожным во время этих встреч. Кингсли, удовлетворённый ответом, кивнул головой. — Вы, Драко Малфой, варили какие-нибудь зелья, колдовали или проклинали кого-то запрещёнными законом заклинаниями? — Нет, — ответил Драко с нарастающим раздражением. — Вы всё ещё работаете на должности проститута под присмотром мисс Лаванды Браун? Он вызывающе поднял голову и ответил: — Да. Малфой хотел было добавить: «но мне, возможно, осталось совсем не долго», но решил промолчать. — Очень хорошо, — заключил их инспектор. — Пусть запись покажет, что Северус Снейп и Драко Малфой закон не нарушали. Конец встречи. Перо закончило свою писанину и опустилось на стол. Шеклболт взял его и стопку пергаментов и убрал всё в ящик. Провёл палочкой по удлинителям ушей, расширяющимся глазам, скрытым Прытко Пишущим Перьям и прочим предметам, через которые их кто-то мог подслушать. Также аврор наложил звукоподавляющее заклинание на дверь и вентиляционную решётку. Когда с мерами предосторожности было покончено, он с шумом вздохнул и задал риторический вопрос: — Правильно ли я понимаю, что вы оба не удостоите нас своим присутствием на церемонии открытия фонтана в понедельник? Северус отреагировал на его шутку злобным взглядом, Драко же закатил глаза. Кингсли кивнул. — Да знаю я, знаю. Я разговаривал со своей начальницей, Амелией, и убедил её баллотироваться на пост министра в следующем году. Она будет готова оправдать вас двоих и принести публичные извинения. Я не говорил с ней об этом напрямую, но, уверен, она сделает это, если я попрошу. Северус отрицательно покачал головой. — Ждать ещё год? А что будет, если её не выберут? Тогда мы снова вернёмся на исходную точку. Если бы не дементоры, то то, что я сделал бы с Грюмом и Фаджем… все деяния Тёмного Лорда показались бы им проделками какого-то жалкого первокурсника, — прорычал он. — Так, так, не рассказывай мне больше ничего. А то заявится ко мне Аластор со своим «неожиданным» визитом, как в прошлый раз. Тогда он пришёл ко мне с чашечкой чая, которую мне пришлось совершенно случайно пролить на себя. Кажется, он что-то подозревает. Думает, что я слишком снисходителен к вам. И, кстати, всё так же пытается разузнать о том, чем вы себе зарабатываете на жизнь. К счастью, я имею полное право не разглашать эту информацию в соответствии с законом о защите прав личности на информационную собственность, который он не в силах отменить без разрешения Визенгамота. Грюм хотел, чтобы я назначал вам встречу в полдень, чтобы каждый работник Министерства, уходящий на обед, видел вас двоих в этом месте. На что я, собственно, посоветовал ему пойти куда подальше, а заодно засунуть себе в задницу соплохвоста. Снейп криво усмехнулся. Надо будет потом попросить Кингсли показать ему эту сцену в Омуте памяти. Проведя ладонью по свой лысине, аврор продолжил: — Вчера вечером мы нашли Гойла младшего в одном из закоулков Лютного, — он с сочувствием посмотрел на Драко. — Мне очень жаль. Я знаю, что вы учились на одном факультете. — Как? — безэмоционально спросил Малфой. — Насколько мы можем судить, яд. В руке у него был пузырёк. Пустой. Северус повернул голову в сторону юноши. Тот усердно размышлял: подстроит ли ему что-то подобное Поттер или же просто убьёт прямо на улице? Снейп переживал. Все его бывшие однокурсники и ученики со Слизерина, которые в своё время приняли сторону Тёмного Лорда, умирали один за другим или открыто просили встречи с дементором. — Если я могу что-то для вас сделать в рамках закона, просто скажите. Но, как я вижу, с вами двумя всё хорошо. Если вы вдруг решите прекратить работу у мисс Браун, дайте мне знать. Я готов предоставить вам собственный дом, пока мы не найдём способ обойти этот закон. Двое мужчин кивнули в знак благодарности за предложенную помощь. Друзей у них было ничтожно мало. Они оборвали все контакты с семьёй Уизли, кроме Джинни. А кроме неё, Лаванды и Кингсли не оставалось больше никого, с кем можно было бы поговорить. В глазах волшебного мира они стали изгоями. Северус, выполняя просьбу Артура Уизли, не пытался связаться с ним. Тот боялся потерять своё хорошее положение в Министерстве. Это самое малое, что мог сделать Снейп в благодарность за то, что Артур всегда поддерживал своего товарища, пусть они и редко разговаривали о чём-то, что не касалось дел Ордена. Настало время уходить, чтобы избежать в коридорах министерских сотрудников, не успевших ещё прибыть на работу. Проходя через главный вестибюль, Северус бросил взгляд на спрятанную под полотнами скульптуру и подумал, что же там за статуя такая, которую охраняет не только возведённая конструкция, но и отталкивающие заклинания, дабы не испортить сюрприз из-за любопытных человеческих глаз. Шли волшебники в уютном молчании. Только стук сапогов эхом раздавался по каменным плитам атриума. Ни один из них не произнёс ни слова, пока они не добрались до своего «дома», который располагался на Дориан-Луп в производственном районе Косого переулка.***
Гермиона проснулась от яркого солнца и, разлепив заплаканные глаза, огляделась. Почему она лежит на диване, а не в своей тёплой мягкой постели? Воспоминания вчерашнего дня не заставили себя ждать, прямо как Хогвартс-экспресс. Прикрыв веки, она закрыла лицо руками, прячась от лучей солнца, своей совести и воспоминаний. После того, как уснул Рон, она заплакала. Плакала Гермиона тихо, как могла, дабы не разбудить своего мужа, не дать повода для расспросов, контролируя собственное дыхание и сдерживая дрожь в теле. А затем отправилась в душ — искать уединения. И вместо привычной сексуальной неудовлетворённости она чувствовала себя грязной, неверной женой. Осознав, что в данной ситуации душа будет мало, Гермиона наполнила ванну и принялась яростно тереть каждый дюйм своего тела. Она сидела в невыносимо горячей воде, покрываясь испариной, и ощущала, как жжёт натёртая до красноты грубой мочалкой кожа. Теперь, когда девушка чувствовала себя не такой грязной, она принялась анализировать произошедшее. Почему она чувствует себя такой виноватой из-за простого разговора с незнакомым человеком? Да, за разговор пришлось заплатить, но, вообще, Гермиона и раньше вступала в длительные дискуссии с незнакомцами, а потом с ними больше никогда не встречалась. Что же тогда такого особенного было в том мужчине, что заставляло её чувствовать себя так, будто она предала Рона? Те же самые ощущения, которые описывала Джинни. Тот бархатный поцелуй, оставленный на руке… кожа на том месте горела огнём. Одно простое действие возбудило её гораздо сильнее, чем ласки Рона за все прошедшие года. Поцелуй в тот день разбудил в них чувства друг к другу. Рон хотел чмокнуть её в щёку, но Гермиона резко повернула голову, в следствие чего они столкнулись губами. Из любопытства Грейнджер ответила на поцелуй, а Рон посчитал этот жест за симпатию. Они оба понимали, что их отношения выходят за рамки дружеских. Девушка никогда не была тайно влюблена в своего друга, как некоторые её однокурсницы, и все эти отношения она считала глупой тратой времени. Её всегда интересовало, почему дамы смотрят на своих бойфрендов как на каких-то богов, всё время плачут и буквально парят над полом, а не ходят, как все нормальные люди. Гермиона считала себя слишком благоразумной, чтобы вести себя подобным образом. Казалось, тогда она упустила часть жизни, которую другие считали само собой разумеющейся. Тем не менее, у них с Роном была крепкая дружба, и это было больше, чем у некоторых других супружеских пар, вступающих в брак по любви, но без дружбы. Теперь же Грейнджер задавалась вопросом: достаточно ли её, чтобы быть вместе до конца своих дней? Она не испытывала к Рону никакой страсти. Брак состоялся по любви, но ему не хватало определённой изюминки: когда ведьма и волшебник с обожанием смотрят друг на друга после того, как провели вместе целый век или даже больше, в кого каждый из них влюбился несколько десятилетий назад. Когда Гермиона смотрела на Рона, она не видела в нём мужчину, с которым хотелось бы валяться в постели весь день и болтать ни о чём, но в то же время обо всём. Она видела в нём старого школьного друга. Она никогда не смотрела на него с восхищением после долгой разлуки. Она никогда по-настоящему не хотела его как любовника. Она просто плыла по течению, надеясь, что когда-нибудь всё будет как нужно. Мама Гермионы всегда твердила ей, что лучше найти себе будущего мужа в школьные времена. Заводить знакомства и отношения, оказавшись во взрослой жизни, гораздо сложнее. На момент седьмого курса, кроме Виктора Крама, Грейнджер ни с кем больше не встречалась, и в ней начал закрадываться страх, что она состарится и так никогда замуж и не выйдет. Как, например, профессор МакГонагалл. Поэтому выдохнула с облегчением, когда Рон ею заинтересовался. Насчёт замужества можно было не волноваться. К тому же ещё одна выполненная задача в списке её планов на жизнь. Интересно, чем бы она сейчас занималась, если бы не вышла замуж за Рона? Размышлять о таком было непривычно и одновременно странно. А правда, что бы Гермиона сделала, если б время открутили назад и предложили прожить всё заново, без Уизли? Что? Двери к получению высшего образования для неё закрыты. Даже после окончания войны предубеждения о чистоте крови остались. А она была магглорождённой. В области карьеры выбор тоже был невелик: работа в библиотеке в качестве заместителя мадам Пинс или должность в Министерстве. И печально известное фото в «Ежедневном пророке» пусть не портило её репутацию, но и не способствовало её поднятию. Это уже стало традицией, что хотя бы один студент после сдачи экзаменов вытворял что-то такое, что потом непременно попадало в газету. Даже отец и крёстный Гарри отличились. Профессор МакГонагалл долгое время хранила одну газетную вырезку, которая всегда вгоняла Гермиону в краску: колдография Джеймса и Сириуса, бегущих по главной дороге Хогсмида в одних лишь ботинках. Чёрные цензурные полосы прикрывали их достоинства. Позже девушка узнала, что у её главы факультета тоже имелся собственный грешок в виде пост-экзаменационной попойки, когда Минерва преобразила все доспехи Хогвартса в шахматные фигуры. В огромный рост. Обнажённые. Гермиона скучала по своему профессору трансфигурации. Если бы МакГонагалл осталась жива, то взяла бы девушку к себе в ученицы. Она оставалась бы её наставницей и давала бы Грейнджер ценные советы, которых ей сейчас не хватало в жизни. Мысли плавно перетекли к жиголо. Ей хотелось с кем-нибудь что-то обсудить или о чём-то поспорить. Интересно, насколько он был образованным? Мог ли вести глубокие просвещённые разговоры? К сожалению, Джинни, хоть и обладала мозгами, была не из тех друзей, с которыми Гермиона могла вести интеллектуальную беседу, как её подруга с Малфоем. По какой-то причине их разговоры никогда не касались подобных тем. В некоторой извращённой форме логики Грейнджер изо всех сил пыталась убедить себя, что в тот вечер она действительно не сделала ничего плохого. И если бы ей понадобилось чьё-то сочувствующее плечо, Гермиона снова обратилась бы к нему, но только в том случае, если действительно дойдёт до отчаяния. Когда, точнее, если она когда-нибудь увидится с ним вновь, то обязательно спросит, интересуют ли его вопросы академического и теоретического характера. Возможно, если ей удастся найти выход для своих сдерживаемых желаний поговорить о чём-то серьёзном с другим человеком, то будет воспринимать мужа немного иначе, перестанет постоянно обижаться на него. Заглянув в спальню, она увидела спящего Рона и понадеялась, что он не заметил её ухода этой ночью. Ночные купания избавили Гермиону от необходимости принимать утренний душ. Она тихо оделась, пытаясь не разбудить Рона. Взглянув на часы, поняла, что если поторопится, то будет на работе к семи. Обычно она не заявлялась в Министерство так рано, предпочитая приходить со всеми остальными работниками и оставаться там допоздна. В это время на Косом переулке начинался новый день. Совы кружили в небе с рассылкой «Ежедневного пророка» и разносили почту, продавцы подметали пороги своих заведений, готовя рабочее место к утреннему потоку ведьм и волшебников, направляющихся на работу, которые хотели купить быстрый завтрак со стаканчиком чая или кофе. Запахи достигли её носа ещё до того, как Гермиона вышла из-за поворота. Свежий хлеб и булочки уже были готовы к продаже. Пьянящий, домашний аромат завлёк её в пекарню. Пекарня «Двадцать четыре Дрозда» славилась лучшей выпечкой в Косом переулке, и Гермиона была рада, что сегодня ей не придётся стоять в длинной очереди. Подойдя к витрине, она заметила поднос с булочками, которые только что достали из духовки. Расплатившись и направившись к стойке самообслуживания, она намазала булочку клубничным джемом, а затем собралась продолжить свою утреннюю прогулку до Министерства. Сбоку показались две фигуры в тёмных мантиях. Они шли рядом друг с другом, преодолевая расстояние широкими шагами. С капелькой клубничного джема в уголке рта Гермиона выбежала из пекарни, чтобы повнимательнее рассмотреть этих двух волшебников. Неуверенная, то ли ей показалось, то ли что, но она узнала эту походку. Волшебник справа шёл крадущейся походкой, словно не хотел быть замеченным. Прежде чем Грейнджер успела хорошенько его разглядеть, они уже свернули за угол. Она запомнила лишь очертания его мантии и стук сапогов. Гермиона смахнула языком прилипший кусочек варенья, продолжая смотреть на пустое пространство узкой улицы перед собой. — Нет. Не может быть, — пробормотала она себе под нос.