Десять Шагов Вперед

Вокруг было… пусто. Стиву казалось, что он оказался где-то в антигравитационных водах космоса: сама бесконечность расстелилась под ним бездонным пейзажем, бескрайняя и безнадежно чернильная. Кругом не было ничего: никаких далеких алмазных звезд, никаких сумрачных безжизненных планет и всепоглощающего солнечного света — только первозданный мрак, в котором Роджерс, вопреки всем законам физики, отлично видел, например, свои руки, выставленные перед собой в легком (мягко говоря) недоумении. Его тело и вовсе будто было подсвечено каким-то невидимым прожектором откуда-то изнутри, словно метафизическое пространство само выталкивало единственный живой в себе элемент на всеобщее обозрение. Ноги Стива уверенно стояли на какой-то поверхности — на полу? На земле? Что это вообще такое? — притом, что никаких видимых граней у этого покрытия вовсе не было. Он попытался топнуть — и нога стремительно пролетела насквозь, словно Роджерс все это время просто левитировал в этой пустоте и придумал себе какую-то иллюзорную точку опоры. Легкое волнение от непонимания своего положения в этом странном месте нарастало с каждой секундой: все это совершенно не было похоже на те красочные описания Шури, которых Стив наслушался от нее перед испытаниями. Он рассчитывал увидеть ГИДРУ и искаженные душевным уродством лица ее агентов, собравшихся возле пыточного кресла для Баки и диктующих ему на ухо чертов код под аккомпанемент токовых высокочастотных разрядов. Думал, плевое будет дело — покалечить парочку этих ублюдков и просто вырвать Барнса из их кровожадных лап. Однако видимо, что-то вакандская принцесса явно не учла при проведении своих экспериментов. Стив пошел куда-то вперед: привычный в обычной жизни звук его шагов сейчас будто моментально растворялся в воздухе, даже не доходя до ушей. Черный железный браслет на запястье с этой ярко-красной круглой кнопкой, напоминающей детский сладкий леденец на палочке, так и кричал ему всем своим видом: «Ну же, используй меня! Не видишь, что мы в какой-то заднице?», но Роджерс решительно предпочел игнорировать его молчаливый совет. Где-то внутри, в самой душе он ощущал, что все вокруг — не простая мглистая бестелесная оболочка, заключившая его в свой вечный плен. В конце концов, сейчас он находится где-то на задворках искаженного сознания Баки. А оно не может — или хотя бы не должно — быть пустым. Нужно просто идти вперед. Даже если дороги как таковой вообще нет. В этом пространстве время не ощущалось: оно словно струилось непрерывным тягучим течением где-то рядом, а Стив был лишь его наблюдателем, и сама всепобеждающая вечность на него не распространялась. Постепенно все его чувства и мысли слились в один звенящий ручей, словно растворяясь в успокаивающем мраке, как сахар растворяется в чайном кипятке — Роджерс охотно и легко отпустил всю тяжесть, нагружавшую десятилетиями его голову, закрыл глаза и сделал глубокий вдох, готовый навсегда увязнуть в блаженной пустоте… Как вдруг резко и немного поодаль, когда в одну секунду Стив оказался как будто на последнем ряду пустого кинотеатра без людей, сидений и стен, зажегся экран. У него не было рамок, не было четкой картинки или хорошего звука: он напоминал открывшееся в какую-то другую реальность необъятное окно, где беспрерывно мелькали многочисленные картинки и сцены, судя по всему, из жизни Баки. Во многих моментах Роджерс видел там себя: несмотря на экранную размытость, он четко различал в общей куче туманных нечетких лиц свое, слышал свой голос, обращенный к другу: «Баки! Постой! Баки!» «Зачем ты опять лезешь в драку, дурак?» «Риск минимальный, Бак. Все будет хорошо» Казалось, эти воспоминания были бесконечны: они неустанно сменяли друг друга в своей невидимой очереди, словно приоткрывая Стиву какую-то ранее тайную завесу мыслей и прежней жизни Барнса, но при этом все никак не поднимая ее до конца. Роджерс попытался пойти навстречу освещающему вечную тьму экрану — может, в него просто-напросто надо войти, как в какой-нибудь портал? — однако картинки лишь становились более расплывчатыми и только отодвигались куда-то вдаль, словно насмешливая иллюзия обмана, упрямо не позволяющая простому смертному себя разгадать. Стив был вынужден остановиться, поняв, что идти куда-то полностью бессмысленно. Мозг его работал в лихорадочном режиме, нетерпеливо перебирая всяческие планы действий. Возможно, он случайно попал в ловушку сознания? Может, эта сложная машина, подключенная где-то там, в реальности, к его мозгу, ошиблась и закинула его в никуда, в какие-то сокрытые от восприятия чертоги разума Баки? Может, он вообще умер? Вопросов было целое множество — они, словно хищные птицы, увидевшие свою добычу, летели прямо на Стива и, пикируя, врезались в его голову новыми и все более дикими предположениями. Но внезапно, как гром среди ясного неба, он увидел силуэт. Казалось, что этот человек восседает на невидимом стуле или же очень профессионально это изображает: его поза была полностью сидячей, однако опорой ему будто служила сама бесформенная тьма, подстраивающаяся под тело и желания непоколебимой мрачной фигуры. Ноги, согнутые в коленях, стояли прямо; сильные руки — одна из которых поблескивала на экранном свету серебряными металлическими переливами — были скрещены на груди. Роджерс застыл в удивлении на пару секунд: глаза его изучали Баки, вот так спокойно сидящего совсем рядом — буквально напротив — с некоторой опаской. В этом пространстве все казалось Стиву подозрительно-искусственным, словно сейчас его же собственное сознание играло с ним в какие-то дурацкие шутки. Баки даже не выглядел живым: отросшие каштановые волосы небрежно прикрывали лицо, не давая и возможности разглядеть его выражение, а грудь будто бы и вовсе не вздымалась от жизненно необходимых вдохов и выдохов. Он был похож на восковую фигуру в музее Мадам Тюссо: такой же недвижимый и застывший, словно брошенный на темном складе и списанный с ярких витрин манекен. На его металлической руке красная звезда, казалось, подсвечивалась где-то изнутри, гордо выделяясь среди серых пластов — в реальности-то он давно уже лишился ее во время последней драки со Старком. Стив подошел к Барнсу медленно, словно маленький беззащитный зверь подходит к спящему хищнику, и позвал его по имени: — Баки, — почему-то практически прошептал он, робко кладя руку на обжигающее железным холодом металлическое предплечье. Лица отсюда все еще не было видно: Роджерс приблизился к нему почти что сзади, потому что сам не осознавал, что некий страх неизвестности неумолимо берет внутри него верх: вдруг это… труп? Или просто кукла? Кем-то организованная засада? Сидящий человек, словно подтверждая его опасения, ничего не ответил и даже не повернулся. Картинки на экране все еще раздражающе мельтешили где-то впереди, а перемешанные в кашу голоса и звуки начинали давить на нервы. Секунды неведения с каждым мгновением становились все более и более невыносимы, а сердце глухо стучало у Роджерса где-то в груди: казалось, что его стук пробивался через окружающий хаотический шум и эхом отдавался в бесконечности. — Баки! — позвал Стив уже более громко и, готовый ко всему, решился сделать шаг вперед и стать прямо перед ним. Он блеснул ледяным взором голубых глаз, с отвращением взглянув на Роджерса исподлобья: прямо как на назойливую псину, нетерпеливо желающую драгоценного внимания человека. Металлическая рука в момент дернулась жестко и решительно, словно на автомате, и сталью схватила Стива прямо за грудки: от неожиданности он даже не успел сообразить, что произошло, и буквально рухнул вперед и прямо на Барнса так, что их лица оказались предельно напротив друг друга. Роджерс чувствовал кожей его дыхание: даже оно, казалось, было холодным. — Проваливай. Нахер. Отсюда, — выплюнул он каждое слово по отдельности, рукой резко отбрасывая Стива куда-то вперед от себя. Оу. Замечательно. Бегу и падаю, Бак. Сил Баки явно не жалел: Роджерс еле-еле удержался на ногах лишь благодаря тому, что окружающее его нечто словно внезапно стало опорной стенкой для его откинутого к черту тела. Ситуация отнюдь не испугала его и даже наоборот взбодрила, вернув мыслям привычный организованный порядок, ведь Стив на личном опыте уже прекрасно знал, что вообще есть агрессия забывшего его Баки. Казалось, следующая и текущая задача проста — просто попробовать достучаться до его сознания, до настоящего Баки. Любой ценой. — Баки, это я, Стив, — старался он говорить сдержанно и мирно, медленно выпрямляясь в росте и поправляя немного слезшую футболку на плечах. Барнс все еще испепелял его хмурым и предостерегающим взглядом немного снизу, а его жилистые кулаки сжались в предупреждающем опасность жесте. Сейчас он выглядел прям как оголенный наэлектризованный провод: казалось, только еще раз коснешься — и он тут же выжжет тебя яростным токовым разрядом. — Ты меня узнаешь? — Ха, — только насмешливо оскалился он, гордо задирая подбородок, и выждал еще буквально пару секунд: словно ожидал, что Стив заберет свой идиотский и очевидный вопрос назад. — Конечно узнаю, — Баки неохотно кивнул в сторону мелькающих картинок, которые его, очевидно, порядком раздражали, потому что его лицо вновь приобрело бездушное уставшее выражение. — Ты же главная звезда этого дебильного кино, которое здесь крутят нон-стопом. Стивен Грант Роджерс, его лучший друг… Или кто вы там друг другу. Плевать. Стив замер в исступлении. Сердце в груди в короткий момент будто остановилось, и его последний удар был синхронно созвучен с этими словами. — И больше не называй меня его именем, идиот. Баки неторопливо встал и лениво размял бионическую руку, прокрутив ее пару раз по своей оси. На его лице теперь отражалось лишь полное равнодушие (даже открытая его неприязнь к Стиву куда-то исчезла), а вот сам стоящий в замешательстве Роджерс вопрошающе продолжал смотреть на него, удивленно хмурясь, и не отводил от друга красноречивого взгляда ни на секунду. Все в этом человеке было с потрясающей точностью срисовано с Баки, безошибочно повторяя его морозную красоту: и его низкий голос с мелодичной хрипотцой, и дымчатый цвет обрамленных темными ресницами глаз, и его каштановые волосы, невесомо касающиеся хмурого лица и точеных скул. Всего лишь одно их отличало, но эта чудовищная разница бросалась в глаза так ярко и существенно, что вызывала внутри у заметившего ее целый взрыв иррационального страха: Барнс никогда не смотрел на Стива так безразлично. И это, черт возьми, почему-то ранило. — Тогда как мне тебя называть? — наконец, выдал Стив, бросив свой вопрос ему в спину, когда Баки уже отошел куда-то немного поодаль. Барнс гордо и смиренно стоял прямо лицом к непрерывному слайд-шоу и печально смотрел его, скрестив руки на груди, когда Роджерс, все же, подошел к нему и стал рядом. — Так, как меня назвали мои создатели, — он лишь пожал плечами. — Зимний Солдат. Приятные, милые воспоминания на экране вмиг исчезли, будто разбитые вдребезги чьей-то невидимой рукой: теперь там была лишь серая смерть и кровавая война. Бьющие по перепонкам выстрелы из пистолета, холодные удары острым лезвием в чью-то грудь, пустые глаза лежащих на земле трупов: среди них были и женщины, а иногда даже и дети; все бесконечное пространство миллионами тонких игл пронзили крики о мольбе, и их было так много, что они ужасным предвестником смерти сливались, как чья-то последняя песня жизни, в идеальный унисон. Бионическая рука в экране была неизменно окрашена густой кровью — чужой кровью, что словно упрямо хотела впитаться в этот металл, навсегда запечатлев себя в нем как неизгладимое напоминание о всех смертях, которые эта рука принесла. Однако каждый раз, испачкав ее, человек на экране просто вытирал все первой попавшейся тряпкой — возможно, и даже одеждой своих жертв. И снова шел убивать. Стив смотрел это ужасающее кино молча, только и делая, что периодически сопротивляясь с завидным постоянством возникающим рвотным позывам и желанию все-таки нажать красную кнопку и вернуться в реальность. Эмоции в его душе были похожи на огненное торнадо, уничтожающее все на своем пути: такими же они были неконтролируемыми и пугающими. Он прекрасно помнил полные боли глаза Баки, когда речь вдруг заходила о его прошлом, но они так и никогда не поговорили об этом напрямую: Роджерсу казалось, что Барнс просто не хочет пускать его туда, к себе в голову, потому что за семьдесят лет потерял какую-то часть безоговорочного доверия, существовавшего между ними с самого детства. Черт, они оба убивали! Была война, была ГИДРА, и закон равноценного обмена был жесток, как никогда: либо ты убьешь, либо убьют тебя. Но убивать просто так, по чьему-то распоряжению, ощущалось абсолютно иначе. Здесь не было оправданий, не было никаких дурацких жизненных законов: только приказ. Приказ и десятки часов электрической промывки мозгов. — Конечно, физически меня не существует, — начал Зимний Солдат. — Физически мы с ним — одно целое. Все зависит от того, кто берет контроль над сознанием. Когда-то это был я — не я, а он был заперт здесь почти что все семьдесят лет. И также, как я, сидел и беспрерывно смотрел в этот экран… И видел там жизнь своего тела, контролируемого мной. Зимний ехидно улыбнулся, и Стив увидел на его лице удовольствие. Он видел кровь — и она пунцовым ярким сиянием освещала его глаза. Он видел смерть — и словно кивал ей в знак приветствия, как дорогой старой подружке, с которой когда-то вырос бок о бок. Он видел страдание — и словно упивался им, как охмеляющим сладким вином, не в силах оставить себя без очередного пьянящего глотка. Зимний Солдат не был роботом, запрограммированным лишь на убийства — у него, оказывается, были эмоции. Он блаженствовал, убивая — иначе, наверное, не стал бы таким профессионалом. Просто наслаждение от смерти, ощущаемое словно финальный эффект от сильнейшего наркотика, он умело скрывал от посторонних глаз. И только осознав это, Стив впервые почувствовал: Зимний Солдат его пугает. Потому что Баки никак не может быть таким, не может делить с ним одно тело на двоих… — Однако однажды он смог вытолкнуть меня сюда! — воскликнул убийца чуть ли не с обидой, взмахнув руками. — И я стал видеть его воспоминания. Своеобразная пытка: люди улыбаются ему, тянут к нему свои руки, радуются, увидев его… а мне только мерзко. Я хочу их всех уничтожить. Заметив, как напрягся Роджерс, он усмехнулся и словно сдержал в себе порыв по-дружески хлопнуть его по плечу. — Так было в самом начале. Уже много времени прошло, можешь расслабиться. А, правда? Окей! Очень успокаивает. Стив продолжал молчать. — И вот я все думал: как это произошло? Почему теперь я заперт здесь, а не он? Как он взял контроль? — Солдат в наигранном удивлении взял себя за подбородок, приподняв вверх брови. — Но сейчас, увидев тебя, я наконец–то понимаю… Это ведь ты сделал, да? — человек посмотрел на Роджерса с интересом, словно оценивая его возможности. — Я твое лицо видел миллионы раз. Хотел размазать тебя по земле под твои последние крики… пока не понял, что он не даст мне тебя уничтожить. Да и я уже пытался — помнишь хэлликэриер? — Незабываемо, — коротко произнес Стив. Они постояли молча еще пару мгновений. — Поэтому именно ты должен уничтожить меня. Эти слова прогремели раскатом грома во внезапно воцарившейся тишине: даже картинки на фоне мгновенно исчезли, оставив двоих в полном одиночестве. Зимний Солдат продолжал смотреть в пустоту, и на его лице отпечаталась серьезность его просьбы: неожиданно он выглядел уставшим, вымотанным, словно проведенное в этой пустоте время лишь убивало его изнутри. — Каким образом? — Как, возможно, ты уже понял благодаря той бесячей девчонке, увешанной странными украшениями, я был создан благодаря ГИДРЕ и искажению его памяти, — Зимний Солдат будто нарочно избегал называть Баки по имени. — В системе воспоминаний ты должен найти то, где он окончательно уступил мне место, и предотвратить это. Тогда я исчезну. Он говорил о своей смерти — пускай и не физической — так просто и легко, словно давал инструкции для использования стиральной машины начинающей домохозяйке. Было видно, что ему откровенно плевать — и пускай Зимний Солдат все еще игнорировал возможность смотреть на собеседника во время разговора, Стив увидел в его глазах беззвучную мольбу, обращенную в пустоту, словно Роджерс был единственной его надеждой на избавление от мучительного существования. — Не знаю, сколько воспоминаний ты исследуешь перед тем, как найти то самое, — пожал тот плечами, взмахивая рукой. Перед ними вновь появилась картинка — почти что черно-белая, блеклая, словно чья-то забытая навеки фотография, обожжённая временем. На ней был лишь лес и какое-то кирпичное здание с огромной вывеской на русском. «ЛЕСОПИЛКА РАССВЕТ» — Но, когда увидишь это — ты будешь на верном пути. Это все, что я могу тебе сказать. Все, что знаю сам. Место показалось Стиву знакомым: знакомые острые углы этого небольшого строения с облупившейся краской, многовековые стремящиеся ввысь, к небу, деревья, окружающие его своимзеленым забором. Неаккуратная металлическая изгородь… И он вспомнил, что был там с Наташей. Пускай и вывески там тогда не было — Роджерс знал, что не ошибается. База ГИДРЫ в Сибири. Это она. — Почему ты просишь себя уничтожить? — спросил Стив, переводя взгляд с лесопилки на Зимнего Солдата, и замер, задержав дыхание: тот смотрел на Роджерса с какой-то теплотой и легкой улыбкой на устах — словно это был сам Баки, такой же, как и всегда. — Потому что теперь, когда у него есть ты, у меня нет шансов. Он аккуратно взял в свою металлическую руку запястье Стива — именно то, где блестел в темноте браслет с красной кнопкой — и, пристально глядя ему в глаза, произнес: — Освободи меня. Роджерс не успел даже понять, что происходит — металлический палец незамедлительно нажал на красную кнопку, вдавив ее почти до самого основания. Окружающая Стива реальность вмиг начала неумолимо распадаться: темнота вокруг неумолимо раскалывалась по кускам, уступая место белому, словно мел, свету; Зимний Солдат исчезал вместе с ней — словно статуя, разрушающаяся по кускам, он пропадал в этом хаосе пространства, словно призрак, с загадочной улыбкой на лице. Отдаленный адский шум закладывал Роджерсу уши, свистящий воздух стремился разорвать его барабанные перепонки, все тело заполняла острая боль, словно становясь неразрывной его частью… А потом он открыл глаза. Первым, что он увидел, была Шури: ее лицо, освещенное мягким теплым светом лаборатории, было испуганным и вместе с тем выражало несказанное облегчение. Мерзкий разрушительный шум, который Стив слышал буквально пару секунд назад, наконец, соизволил прекратиться, и спокойная полутишина, иногда нарушаемая лишь незначительным писком каких-нибудь приборов и чьими-то тихими голосами, теперь ощущалась блаженно, словно успокаивающий обезболивающий бальзам. Роджерс все также сидел на кресле, как и до путешествия в сознание Баки, и из всех частей тела только его запястье немного ныло от боли, словно кто-то недавно слишком сильно сжал его. Самочувствие было удовлетворительным — лишь легкая усталость сковывала движения, словно организм неназойливо настаивал на долгожданном отдыхе в реальности, где, слава богу, отлично работают все законы физики. Резко голова Стива повернулась в сторону Баки: тот еще лежал без сознания, и глаза его были прикрыты. — Ох, как я волновалась за Вас! — воскликнула Шури, словно потряхиваясь от восторга. — Иногда приборы показывали очень странные цифры, пускай все и было совместимо с жизнью и не угрожало дееспособности мозга… Полученные данные отличались от тех, что мы имели от прошлых экспериментов, — задумчиво протянула она, утыкаясь в свой электронный планшет. — Почему Баки не просыпается? — медленно спросил Роджерс и к собственному удивлению ощутил, как тяжело ему далось произнести даже столь короткую фразу. Казалось, собственный язык во рту попросту отказывался двигаться. Челюсть стала тяжелой, как будто кто-то повесил на нее кирпич на веревочке. — А! — принцесса торопливо и со смущенным своей забывчивостью лицом подбежала к стационарному компьютеру, к которому был подключен мозг Баки, и нажала там комбинацию неизвестных Стиву кнопок. Раздался протяжный писк — и прибор разгорелся зеленым цветом, показывая, что состояние Барнса стабильно. Он открыл глаза резко, словно разбуженный каким-то громким звуком посреди ночи: такое на его лице отражалось замешательство вперемешку с испугом и готовностью защищаться. Кулаки Баки сжались, пока он, словно шпион, тщательно оглядывал комнату: взгляд его без интереса изучающе прошелся по стеклянным экранам, по Шури, на защиту которой с готовностью сделали шаг вперед стоящие сзади и вооруженные копьями Дора Миладж… Но увидев Стива, его зрачки внезапно сузились: Барнс резко вскочил со своего места и схватил друга за грудки, поднимая того на ноги. Роджерс повиновался его воле, как тряпичная кукла, потому что сразу же увидел в его глазах знакомое выражение. Даже не было сил сопротивляться: Стив лишь наспех махнул стоящей в стороне Шури, чтобы та, несмотря ни на что, пока что держала свою стражу в стороне. С Зимним Солдатом они разберутся сами. — Роджерс! Только посмей не уничтожить меня! — кричал он ему в лицо с надрывом, злостно и вместе с тем вопрошающе. — Иначе я убью тебя к чертовой матери! Внезапно хватка его ослабла: металлическая рука опять опустила Стива в кресло, пока Зимний Солдат исчезал во взгляде любимых голубых глаз, испаряясь, словно минутное видение, у всех на виду. Лицо приобрело выражение, искаженное какой-то невидимой болью, — Баки взвыл и упал на колени, держась за голову. Он дышал быстро и прерывисто, как будто только что кто-то пытался его задушить. Целая орава врачей, появившись словно из ниоткуда, подбежала к нему, даже не слушая, как Стив просит их всех отойти. Отойти от его Баки.