Stolen Dance

— Правее. — Вот так? — Неа, давай-ка левее… — Так? — М-м, не, все равно не то. Может, чуточку выше? — Да ты задолбал! — кряхтит Гето, но покорно тянет руку со злосчастной гирляндой наверх. — Почему я вообще их вешаю, если ты выше? — Потому что у меня глазомер лучше, — весело отвечает Годжо и, потирая подбородок, ехидно добавляет: — Но, знаешь, наверное, лучше бы чуток ниже… — Сатору! — Опять ругаетесь? — Секо с невозмутимым видом заходит в гостиную с балкона, принося с собой запах вишневых сигарет и покалывающий морозный воздух. Вместо привычной формы на ней водолазка и тяжелая бордовая юбка в пол, волосы уложены легкими завитками и глаза даже немного подведены черным карандашом. Сатору восторженно присвистывает: — Вот тебе на! Иери, а по какому это случаю мы такие красивые? — Не твое дело, — она корчит в ответ Годжо какую-то неочевидную гримасу отвращения и проходит мимо них. — Там пиццу привезли, я спущусь. — Спасибо! — Сугуру кое-как спускается со старенькой стремянки и делает два шага назад, оценивая свою работу. — И ничего не криво. — Да криво-криво, это просто ты своей жалкой парой глаз не видишь, — Годжо как нечего делать уклоняется от запущенной в него елочной игрушки. — Эй, поаккуратнее с оленями Санты, ты, бесчувственный! — Да-да, — в ответ хмыкает темноволосый шаман, краем глаза высматривая, чем бы еще запустить в друга. — Вместо звезды повесим твое огромное эго, и на этом с украшениями все. Сатору смешно фыркает на него и тянется к радио, делая уютно играющую на втором плане «Dancing Queen» немного громче, чтобы иметь возможность подпевать уже во все горло, заодно выписывая какие-то немыслимые па прямо в их скромной студенческой гостиной. Гето добродушно пожимает плечами и со знанием дела развешивает именные носки у их импровизированного камина — дешевенького Самсунга, на экране которого с перебоями крутится ролик с записью горящих дров — находка оригинального Хайбары. Вообще-то, изначально вся троица второгодок должна была отмечать праздник в традиционно уродливых рождественских свитерах, на которые не поскупился добросердечный Яга, однако Секо категорически отказалась не то, чтобы надевать, но и вообще смотреть на предложенный ей розовый свитер с огромным лицом Санты Клауса в обрамлении крючковатых леденцов. Именно по этой причине по-настоящему нарядными в канун Рождества оказались только двое. Сатору с гордой миной поутру расхаживал по общежитию в отвратительно ярком красном свитере с криворогим оленем, в то время как Гето вторил ему своим ядовито-зеленым джемпером с поползшими в разные стороны снеговиками. «Сильнейший дуэт» был просто счастлив оскорбить всех людей с глазами и каким-никаким чувством стиля своими вырвиглазными праздничными одежками. Стоило даже запечатлеть лицо Нанами, который спросонья принял двоих раздражающе громких семпаев за какие-то ходячие произведения абстракционизма, в котором ни черта не смыслил, и даже схватился за оружие. Так, на всякий случай. — Кстати, а где там наши детки? — Сатору немного наклоняется, чтобы выудить из-под носа друга вазочку с конфетами. Нос щекочет смесь из аромата недавно купленного мятного шампуня и только что раскрытой шоколадной конфеты, отчего по спине Гето проходит ощутимый холодок. С виска вдруг срывается капля холодного пота, а ноги становятся совсем ватными. — За тортом пошли, скоро будут, — он прячет взгляд и украдкой нащупывает пачку сигарет в кармане брюк. — Я покурить. Шаман поднимается почти рывком и стремительно исчезает за цветастой фусумой, ведущей на балкон. К горлу резко подкатывает колючий комок, а страх сжимает грудь своими невидимыми лапами так сильно, что становится невозможно дышать. В тишине декабрьского вечера раздается лишь бешеный стук его сердца и надсадные короткие хрипы, вырывающиеся при попытке вдохнуть хотя бы немного воздуха. Сугуру хорошо помнит этот запах. От Годжо в тот день тоже пахло гостиничным мятным шампунем и шоколадом, которым он в неограниченном количестве закупился еще на Окинаве. А еще от него пахло кровью. Тяжелым, мерзким запахом плоти и внутренностей, который пронизывает мертвеца насквозь, въедается в одежду и волосы, заполоняя собой все вокруг. Они оба успели пропитаться этой сырой, отвратительной вонью, когда бок о бок сидели над телом мертвой Аманаи и не могли сказать друг другу ни слова, рассыпаясь внутри на части. Каждый раз, когда кто-то из них опускал взгляд на труп, тошнота и истерический смех напополам душили глотку — настолько мертвые и пустые глаза девушки смахивали на глаза рыбы на разделочной доске. Гето с силой жмурит глаза и трясет головой из стороны в сторону до того, как ему начнет чудиться этот поганый металлический привкус на языке и содержимое желудка начнет подступать к горлу. Онемевшие пальцы до побелевших костяшек сжимают железные перила, пока он отрешенно отсчитывает свои вдохи и выдохи, сбиваясь на каждом втором. Секо бы точно его не похвалила за такую дурацкую самопомощь. Раз-два-три-четыре — вдох. Раз-два-три-четыре — держи в себе. Раз-два-три-четыре — выдох. Морозный воздух забивается в нос, вытесняя тошнотворный запах крови и опаляя своим ледяным дыханием мокрое лицо Сугуру. Он невероятным усилием воли расцепляет дрожащие пальцы, вытирает тыльной стороной ладони лоб и сжимает в руке почти пустую пачку. Кто бы мог подумать, что сигареты подруги как нельзя кстати ему подходят. Во всех смыслах. Огонёк зажигалки пляшет на ветру, оставляя на подушечках пальцев призрачное тепло. Озноб еще не покинул тело Гето, но он уже чувствует, что понемногу возвращается к реальности: земля вновь появляется под ногами — об этом свидетельствует тихий скрип половиц студенческого общежития. Словно сквозь вату до него доносятся голоса из гостиной за спиной, видимо, вернулись первогодки с долгожданным десертом, и теперь Секо раздает им указания по организации праздничного стола. Гето горько хмыкает, убирая зажигалку в карман. Какой из него шаман, если он не может быстро взять себя в руки? Несколько резвых снежинок забиваются за колючий ворот свитера, заставляя содрогнуться не от страха, но от банального холода. К сожалению, это не первый раз, когда ему приходится иметь дело с панической атакой. Он затягивается до впалых щек ровно в тот момент, когда сзади неслышно скользит бумажная фусума, впуская на балкон бестактного Годжо Сатору, который с размаху шлепает Гето по плечу и начинает что-то шумно тараторить. Смысл до Сугуру доходит с тем же успехом, что и звук — с большим трудом, однако беспокойное сердце при виде друга стучит ровнее. Скованные прошлой паникой плечи даже не думают расслабляться, но пальцы, удерживающие сигарету над заснеженным комплексом зданий колледжа, почти перестают дрожать. — Кстати, а ты разве не поедешь на праздники к семье? — Сатору закидывает в рот еще пару конфет, выуженных из кармана, и внимательно всматривается в чужие покрасневшие глаза, настороженно вскидывая брови. — Неа, — дым после затяжки рассеивается призрачными нитками и затухает в свете старых желтых фонарей. — Ты тоже не поедешь домой? — Да ну что там делать, — беспечно фыркает друг, легко бодаясь плечом, — Скукота полная, опять главы клана будут сидеть и поздравлять друг друга с тем, что правят миром, — еще одна конфета исчезает во рту, а Гето растерянным взглядом прослеживает ее путь. — Лучше я тут с вами повеселюсь. — Тогда уж только со мной. — А? — Я про Секо, — кивает длинноволосый маг и вновь затягивается. — У нее синкансен в Киото через два часа. — Ах, может ли быть то самое? — Ага, то самое. — Да ладно, неужели все так серьезно? — Похоже на то, — с улыбкой хмыкает Сугуру. — Ставлю сотку, что подружкой невесты буду я. — Размечтался. Они еще немного стоят на балконе и любуются на мягкие хлопья снега, тихо оседающие на крышах и перилах, а затем, шумно пихаясь в узком проеме, заваливаются обратно. Оживленная гостиная встречает их теплом котацу и веселым рассказом Хайбары про выбор подарка для его пятилетней племянницы. Его комментарии оказываются настолько смешными и меткими, что сидящий подле него Нанами, мирно чистящий мандарин, пару раз издает что-то, подозрительно похожее на одобрительные смешки. Годжо счастливо вопит, что это вообще первый раз, когда он слышит смех своего кохая, тем самым смущая и раздражая последнего. Гето неуверенно усмехается в ответ и с коварным удовольствием присоединяется к постыдному обсуждению несчастного первогодки. На душе у него все еще скребут кошки, но он рад, что сейчас не одинок. Когда рождественский торт оказывается съеден (пару кусочков все-таки откладывают для Яги и малютки Панды), а пение Сатору становится невыносимым, Секо решительно начинает собираться в дорогу. Вежливые первогодки помогают ей спустить небольшой чемонданчик на колесиках в холл и отправляются спать — оба утром уезжают на каникулы к родителям, так что всегда пунктуальный Нанами утаскивает друга подальше от разошедшегося банкета. Иери желает им счастливого Рождества и крутится перед зеркалом, повязывая клетчатый шарф всевозможными способами. — Мы проводим, — возникший из ниоткуда Гето резво натягивает куртку на плечи и улыбается ей до странного понимающей улыбкой. — Да ладно вам, я и сама могу. — Проводим-проводим, — подхватывает с лестницы Годжо, — Еще и прогуляемся заодно, м? — Ну ладно… — неуверенно тянет она и с подозрением оглядывает друзей. Если они задумали всю дорогу изводить ее своими глупыми шутками про свидание, то она точно за себя не ручается.

***

Первые двадцать минут Секо действительно хочется верить в лучшее и она более-менее уверена в порядочности своих друзей, однако, когда ехидная усмешка Годжо становится все шире, а везущий ее чемодан Гето прячет хитрые смешки за покашливанием, то она с ужасом понимает, на что подписалась. Прямо никто из них ничего не говорит, оба не дураки — прекрасно знают, как хорошо подруга осведомлена об уязвимых местах человеческого тела, но недвусмысленные намеки так и кроются в их глупых подмигиваниях и тычках локтями. Блестяще. Ей хочется сердито шикнуть на них и раскидать по сугробам их жалкие тушки, но что-то в странном выражении лица Сугуру говорит ей, что сейчас не лучшее время. Поэтому Иери делает две нетипичные для себя вещи: во-первых, она берет под локти обоих, не успевая за их огромными шагами, а во-вторых, даже не язвит, лишь крепче сжимает руки друзей и успокаивающе улыбается. Здесь и сейчас она рядом. Лицо Годжо забавно вытягивается, сам он в замешательстве хмурит брови и хлопает белесыми ресницами, в то время как Гето ощутимо вздрагивает и неуверенно озвучивает их общий вопрос: — Ты чего? — М-м, да так, — Секо поднимает к небу глаза и умиротворенно прослеживает взглядом опускающиеся на землю снежинки. — Просто рада, что мы вместе. Парни непонимающе переглядываются, и у Сатору на языке уже вертится новая шутка про сентиментальность, которую ему все хочется остроумно высказать, но тактичный (и опасающийся за свое здоровье) Сугуру быстренько переводит воцарившееся молчание в тему для разговора. Рассуждая о новом годе, рецепте домашнего яблочного пирога и преимуществе манги перед аниме, они не замечают, как добираются до городского вокзала. Грохот отходящих поездов дает им понять, что пришло время прощаться. Занесенная снегом платформа с нужным номером практически пустует, поэтому устраивать постыдное громкое прощание нет смысла, да и желания: каждый погружен в свои мысли. Чернильное небо нависает над ними каменной чашей, лишь редкие снежинки вспыхивают в холодном свете вокзальных фонарей подобно крохотным звездочкам. Где-то там, вдалеке, глухо звучит гудок и механизированный женский голос беспощадно припечатывает: «Поезд прибыл». Их тихий одинокий мирок трещит по швам. Секо забирает ручку от чемоданчика у Гето и оглядывает их обоих: — А вы, ребята, чем займетесь? — Глянем парочку сериалов для домохозяек из лучшей подборки Сугуру… — Захлопнись, — темноволосый шаман прячет улыбку и пихает друга в бок. — …и потом баиньки! Не пропадем без тебя, сестренка, не переживай. — Я больше переживаю за общежитие, — с недоверчивой улыбкой говорит Иери, но согласно кивает. Девушка достает из кармана пальто полупустую пачку сигарет и торжественно вручает ее Гето, нараспев поздравляя с Рождеством. Он с благодарным смешком принимает подарок и обнимает ее, мягко похлопывая по спине. Пачка сигарет не более чем просто дружеский жест, но для Сугуру это многое значит. — Бросаю, — пожимает она плечами на немой вопрос в глазах Гето. Он понимающе хмыкает в ответ и улыбается краешком губ: кому, кроме Утахиме, под силу заставить заядлую курильщицу Секо отказаться от пагубной привычки? — А мне-е-е? — ноет рядом Сатору и чихает от упавшей ему на нос снежинки. Секо с нечитаемым выражением лица смотрит на него, но нехотя лезет в тот же карман и достает шоколадный батончик, непонятно почему там оказавшийся. Уж она-то точно не из сладкоежек. — Не слипнется? — Не слипнется, Секо, ты лучшая, — Годжо радуется как ребенок и тоже кидается ее обнимать, параллельно с этим пытаясь разорвать обертку и слопать сладкий подарок. Вдвоем они еще долго стоят напротив кругленького окна поезда и кривляются, весело выкрикивая что-то в духе: «Передавай Утахиме привет!» или «Не забывай нас!», пока по ту сторону стекла Секо старательно делает вид, что они лишь парочка местных сумасшедших, а она вообще не при делах. Лишь когда состав легонько трогается, она все-таки бросает в сторону друзей быстрый взгляд и машет им рукой на прощание. Парни отвечают ей тем же и вскоре поезд, поблескивая холодными стальными стенками, шумно набирает скорость и железной птицей устремляется прочь от вокзала. Кажется, что вместе с ней исчезает что-то важное. Гето гонит тревожное предчувствие прочь.

***

— Блин, а че так холодно-то, — Сатору наспех растирает ладони и старательно дышит на них, — Сугуру, погнали за курочкой, а? Заодно погреемся. Гето с сомнением косится на друга и сжимает подаренную пачку сигарет в кармане, раздумывая, закурить ли ему сейчас или нет. С одной стороны, хоть за какой-нибудь едой хорошо бы сходить, потому что утром никто из них не в состоянии будет добраться даже до автомата со снеками в холле первого этажа. С другой стороны, вот это вот «за курочкой» обычно растягивается на два-три часа, потому что Годжо Сатору — это тот человек, который по дороге в местный KFC набредет еще на сотню подобных забегаловок и не поскупится опробовать ассортимент вредной еды в каждой. С третьей, им все равно нечем заняться, а в рождественскую ночь Токио сияет ярче обычного, так что Сугуру медленно кивает и все-таки оставляет пачку нетронутой. Еще успеется. Они идут узкими городскими улочками, заворачивая в безлюдные переулки между домами. Фонари горят огромными светлячками в морозной ночи и кое-где уже слышны отголоски праздничных салютов. Кажется, время потихоньку приближается к полуночи. — Сейчас задница отмерзнет, — отрешенно говорит Годжо, все еще пытаясь как-то обхватить себя руками в отчаянных попытках согреться. — Конечно, отмерзнет, у тебя же куртка едва поясницу закрывает, — сварливо соглашается Гето и смотрит на друга с видом победителя, потому что его парка мало того, что доходит аж до самых пят, так еще и обладает расчудесным теплым капюшоном с мехом. — Какой придурок будет разгуливать зимой в кожанке? — Стильный, — обиженно бурчит Сатору, даже не огрызаясь на «придурка». Видимо, ему и правда холодно. — Неверно, — со вздохом отвечает ему Гето, стягивает с себя полосатый шарф когтевранской расцветки — подарок Годжо на прошлое Рождество — и крупными кольцами наматывает его на притихшего друга. У того только голубые глаза удивленно поблескивают из-за черных пластинок очков да облачка пара вырываются из-под очередного слоя шарфа. Сугуру удовлетворенно кивает и едва удерживается от того, чтобы не щелкнуть друга по покрасневшему носу, — настолько тот выглядит смешно и нелепо. — Пошли уже, отмороженный. Сатору не сразу слышит шутливое обращение в свой адрес, а когда слышит, то снова не парирует его в своей остроумной манере. Он вообще словно примерз к асфальту, стоит, даже не шелохнется, — лишь смотрит в ответ широко распахнутыми глазами и улыбается так глупо-глупо, что у Гето на губах расцветает такая же глупая улыбка. Никто из них не может сказать, почему они пялятся друг на друга в темном переулке и лыбятся как дураки, но по какой-то неизвестной причине прекращать не хочет никто. — Ты примерз там что ли? — сквозь улыбку шепчет шаман и у него над головой золотой лилией расцветает запущенный в соседнем дворе фейерверк. Они как по команде задирают головы наверх и смотрят на то, как в иссиня-черном небе распускается все больше огненных цветов. Искорки залпов скачут по ночному бархату небосвода, расшивая его разноцветными узорами. Все блестит и сверкает под облаками, темный переулок то и дело озаряется ярким светом салютов, а снегопад и не думает прекращаться. Гето тянется за сигаретой из подаренной Секо пачки в тот момент, когда в его затылок с громким «фью-ю» впечатывается снежный комок. — Обалдел?! — разъяренным медведем рычит Сугуру на хихикающего беловолосого придурка. — Годжо Сатору, ты покойник! Наглый преступник звонко визжит и предпринимает неудачную попытку скрыться по припорошенному тонким слоем снега переулку, но не замечает ледяную корку перед тротуаром и изящно растягивается прямо на нем. Он драматично раскидывает руки в стороны и так и остается валяться посередине дороги неприглядной тушей. — Ага, получил? — злорадствует черноволосый маг, отряхивая воротник от налипшего снега. Ответа он уже не слышит, потому что в своем злобном наслаждении случайно забывается и позволяет коварному Годжо схватить себя за щиколотку. Тот, разумеется, не скупится на грязные трюки и резко тянет друга на себя. Сугуру только и успевает коротко выругаться себе под нос, прежде чем больно хлопнуться на задницу рядом с ним. Ярость медленно вскипает в нем и достигает нового пика тогда, когда он видит, что Сатору втихаря тянется за новой порцией снега. Неразборчиво шипя что-то вроде: «Предатель!» и «Я надеру твой шестиглазый зад!», Гето стремительно перекатывается набок и проворной кошкой вскакивает на колени. Он грозно нависает над потерявшим всякую бдительность (и совесть) от легкой победы Годжо и молниеносным движением хватает того за воротник, ногой пиная чужие ребра. Беспечная раннее жертва уже начинает откровенно ржать и вырываться, но Сугуру непреклонен — он заламывает другу руку и с ухмылкой тянется к ближайшему сугробу. — Это карма, мудила, — хохочет Гето, засыпая как можно больше снега ему за шиворот. Они еще немного борются за право напихать друг другу побольше снега и навешать пинков, но в итоге сходятся на ничьей. Мокрые и холодные, они оба валяются на тротуаре между разукрашенных домов и не могут перестать смеяться. Как только хоть немного успокаивается один, другой тут же считает своим священным долгом рассмешить его и так по кругу. Вспышки салютов раскрашивают заснеженные стеклышки очков Годжо фиолетовыми и оранжевыми искорками. Он сдвигает их на лоб и смешно морщится от налипших на белоснежные ресницы снежинок, пару раз промаргивается, чтобы их убрать, но в итоге просто бросает это дело — снежинки все падают и падают, засыпая их развалившиеся на дороге тела. Сатору, похоже, сильно приложился головой при падении, потому что он как-то упускает момент, когда переводит взгляд от расчерченного огненными цветами неба на лицо Гето. Он видит блестящие зрачки, в которых отражаются сотни, тысячи красочных всполохов ночного неба. В черных волосах снежинки выглядят совсем как звезды и Годжо даже хочет неловко пошутить про то, что Сугуру весь из себя такой таинственный как ночное небо, но вдруг понимает, что не может выговорить ни слова. Потому что Гето смотрит в ответ. У него морщинки вокруг глаз от доброй, неожиданно мягкой улыбки и испытующий взгляд. Он заинтересованно приподнимает тонкие брови в своей забавной манере, будто бы ждет ответа на вопрос, который так и не задал, но будет непременно доволен любым результатом. У него волосы все растрепанные и мокрые от снега, резинка погребена где-то под соседним сугробом, и Годжо точно знает, что Сугуру будет ворчать на него за это всю дорогу до общежития, но прямо сейчас ему не хочется думать ни о чем. Все вдруг кажется таким ненужным и бессмысленным. Будто бы мир резко перестал существовать. Нет людей и их проклятий, нет неба и земли. Есть лишь он и Сугуру. Годжо нерешительно сглатывает, но все же приподнимается на локте, нависая над притихшим Сугуру. Тот не отводит пристальный взгляд черных глаз ни на минуту, лишь жадно наблюдает за каждым его движением и не говорит ни слова. Сатору благодарен ему за это, ведь одно слово — и все, атмосфера будет окончательно и бесповоротно утеряна. Расстояние между ними сокращается медленно, сантиметр за сантиметром, и кто-то уже кладет свою ледяную дрожащую руку на чужую щеку, бережно оглаживая изгиб челюсти. Кажется, что даже воздух между ними искрит, растворяясь в облачках белесого пара. Дыхание вот-вот собьётся и сердце вмиг выскочит из груди. Солнцезащитные очки Годжо съезжают с его мокрого лба и шлепаются прямо на лицо Сугуру. Тот издает возмущенный вздох и тянется их убрать, пока беловолосый шаман оглушительно шлепает себя по лицу. В небе над ними грохочут салюты и жизнь, как ни странно это признавать, вовсе не остановилась. Празднование Рождества в самом разгаре и парни вдруг вспоминают, что они вообще забыли на улице в это время. Первым в себя приходит Годжо и, стыдливо пряча глаза за очками, подскакивает с покрытого льдом асфальта. Он даже не отряхивается от снега, лишь растерянно мнется и, очевидно, не знает, как себя вести. — С Рождеством, — виновато тянет он и помогает Сугуру встать. — С Рождеством, Сатору, — Гето все еще улыбается, а значит, совсем не злится. Только в глазах у него на долю секунды проскальзывает какое-то разочарованное выражение. Момент и правда упущен.