Это - нормально. Это - привычка.

      — Имя — немецкое.       — Латышка. — Марта куталась в огромный дедов тулуп, но всё равно было холодно. Колченогий доктор опирался на изуродованный временем костыль и курил.       — Они не спросят. Тебе годков-то сколько? — он, представившийся ей дедом Петром, задыхался от одолевшей его, ещё зимой сорок второго, пневмонии. Ей было страшно. По другому. Не так, когда умерла мама. Было страшно становиться другим человеком.       — Четырнадцать.       — Мы тебе другую метрику выправим, скажем, старая при пожаре сгорела. Будешь зваться Машей. — очередной приступ удушающего кашля сдавил горло старого солдата. *** Долгое время держалась, не курила, хотя увиденное заставляло что-то сделать, чтобы освободиться. Начала внезапно для самой себя и для всех. Светлый лучик солнышка, Машенька Петрова, внезапно «потухла», «стаяла», как снег в апреле. Неизвестно каким образом, весной сорок второго, к ним в госпиталь привезли раненых солдат. Среди них был мальчишка-ровесник, так похожий на Юру. Он умер через месяц. Обширная гангрена. А она начала курить. *** Сейчас избавиться от этой привычки невозможно. Она вспоминает Блокаду, сидя на подоконнике в маленькой кухоньке, и курит. Рядом, за столом сидит Наташка, уже повзрослевшая девчонка собирается замуж.       — Марья Михална, я пойду. Сашка уже рвёт и мечет. — очередной звонок мобильника девушка сбрасывает и начинает что-то активно клацать в экране. — До свидания. До свидания, Юрий Иванович.       — Пока, Наташа. — раздаётся из коридора. Потом шаги, шаркающие и усталые. — Я поставлю чайник. Она в прострации кивает, продолжая смотреть куда-то выше облаков на идеально голубом небосклоне. Он встаёт рядом и молча притягивает её седую голову себе на грудь. Они живут вместе уже десять лет, но…       Она курит, смотрит в окно и пьёт обжигающий чай Это — нормально. Это — привычка.