eve's voice

Резко всплывающее окно на интерактивном экране оповещает о неожиданных изменениях, что сразу же бросается в глаза наблюдателей. — Сердечный ритм объекта 107 резко повысился, мозговая активность стабильна, угрозы для проводника не обнаружено, — быстро объявляет молодой парень. — Он нервничает, все в порядке, пусть продолжают. Там, за толстым барьером стекла, в залитой ослепляющим светом арене разбегаются новые трещины в стене от удара головы химеры, покрытой прочным костяным щитком. Создание издает задушенный крик, пытаясь извернуться в чужих лапах, но хватка в ответ лишь усиливается. Прочный панцирь, покрывающий тело массивного существа, что не превышало двух с половиной метров, издает совершенно не характерный хруст. Способная раздавить человека, его задняя лапа теперь безвольно трепалась, держась на пробитых собственной броней мышцах, что грозят порваться, стоит лишь еще разок их дернуть. И эта химера наверняка попытается. Она поднимается на задние лапы, отходит от поверженного соперника, почти грациозно, как если бы в основе его генома лежало ДНК больших кошек, что совершенно не так. Коренастое тело с развитой мускулатурой заключено в сегментированный экзо скелет, отполированный до блеска черного хрома. Её размер без малого представлял три метра, в большинстве своем за счет длинных задних лап, мышцы которых так пугающе-естественно перетекали в движении. Чудовищная голова, удерживаемая толстой, гибкой шеей, покрыта костяным куполом с мелкими кратерами, защищающий сенсорные рецепторы. Пара рядов небольших острых зубов, выпиленные крючкообразные когти, — все это меркло в сравнении с мощным хвостом, схожим с огромным щупальцем, выступающим позади головы. Как ее продолжение, он в ожидании прижимался к туловищу, покрытый толстыми бронированными пластинами, пачкая пол за собой стекающей темной жидкостью с лезвия на его конце, что ранее пронзало костяной панцирь. Гуманоидное существо издает приглушенных звук, слабо схожий с рычанием, высокомерно озираясь на залы по ту сторону стекла, там, на высоте до которой оно бы с трудом могло добраться, по мнению ее создателей, — мера предосторожности. Очевидно, всем им плевать на того, кто более не в состоянии продолжать бой. Черная кожа, плотно обтягивая огромное тело, покрытая прочной мелкой чешуей, блеск которой казался почти естественным в свете ослепляющий ламп, не могла похвастаться и парой серьезных царапин, таких же, какие получали другие, встречаясь с ней лицом к лицу. Эта поистине ужасающая красота являлась лучшим из их творений, и они верили в это как ни во что другое. Давно позабытое чувство гордости за свои труды ласкало их самолюбие. — Хорошо, заканчиваем, — звучит механический голос внутри арены. — Объектам вернуться в капсульные отсеки, проводникам подняться в зал управления. Хватит с вас. Еще с минуту химера смотрит на стекло со светоотражающим покрытием, туда, где находится ее создатель. Провокация остается без ответа. Тяжеловеса на другой стороне арены сопровождают к сокрытым в стенах воротам, через длинный коридор в именуемую всеми «камеру хранения». Им предстоит долгая реабилитация и ряд кропотливых работ по восстановлению разорванных тканей. Он знает, как они ненавидят возиться со столь крупными повреждениями. В конце концов, оба существа погружаются в капсулы, утопая в окисленной жидкости, оставаясь в своих аквариумах бездушными игрушками. Чонгук всегда предпочитал преодолевать разделяющий их один этаж на лифте. Голова привычно идет кругом, пока мозг перестраивается в привычный ему рабочий ритм. Здесь нет зеркал и ему не нужно смотреть на свое побелевшее от еще не угасшей животной ярости лицо. Он не хочет видеть себя таким — пустым и озлобленным. Его ведет или это только кажется, по крайней мере тошнота более не дает о себе знать так ярко. В голове роем крутятся мысли, часть которых Чонгук нарочито пытается игнорировать в здравом уме. Идеи, основополагающие, кажется, всей его жизни, более не кажутся благородными, но он продолжает идти вперед, едва ли различая очертания разрушенной дороги в темноте, заполнившей его голову со временем. Быть может, она всегда была такой — мнимой мечтой, гонимой одним лишь эго. Его необузданные порывы, желания, не укладывающиеся в рамки реальности, в которой он оказался, и связанные клятвой верности руки, что сделали из него марионетку. Вот чем он является сейчас в собственных глазах, мутное отражение которых ловит в отполированных стенах, — два едва различимых черных пятна. С неутолимым хаосом в груди вынужден дышать спертым лабораторным воздухом и ждать приказов, подобно цепному армейскому псу. Далеко не та свобода, мыслями о которой Чонгук жил последние шесть лет, хотя, сказать по правде, он не помнит, чего хотел на самом деле. Больше нет. — Нужно уложится в три дня, его должны перевезти в эту субботу, иначе контроль над западными островами ослабнет, — распоряжения, что отдает мужчина, не звучат как прямые приказы и все же окружающие покорно кивают в ответ головой. Кажется, он всегда был таким. Чрезмерно правильный, честный, неустанно борющийся за жизнь по другую сторону стен. Белый халат идет ему больше, чем стесняющая форма цвета вороньего крыла, в которую облачен их сектор. Ким Намджун не был человеком, жаждущим оказаться на поле войны с оружие на перевес ради бравой цели, однако, продолжая свою службу, сохраняя лицо и стойку смирно, он вернется, дай ему лишь одну причину нажать на курок. И даже так, спустя четыре года со дня их первой встречи, Чонгук не нашел ни одной причины для его возвращения. Тусклые серебряные волосы как всегда немного взъерошены после стрижки, и очки в тонкой оправе придают большей строгости овальному лицу, что, однако, смягчается с появлением на ней улыбки. — А ты, — обращается он к вошедшему в зал Чону, тыча в него пальцем, — мог бы и полегче с ним. — Просто жду, когда ты заметишь, что он не готов, — дерзкое высказывание парень скрывает за опущенным взглядом, словно его действительно отчитали, но гордость за собственное превосходство призывно щекочет горло. — Они что-нибудь сказали? Намджун эхом повторяет его вопрос, с пару секунд пытаясь сообразить о чем речь. Он поднимает взгляд вслед за Чонгуком, на полупрозрачное стекло по праву сторону от зала управления, где еще мелькают человеческие тени и понимающе тянет «Они~», заставляя парня рядом нахмуриться. Будто он не спрашивает об этом каждый божий раз, как их собирают здесь ради показательных боев. К чему притворство, думает Чон, когда это стало единственным, ради чего он ломает чужие конечности из раза в раз. — Ну, некоторые тоже думают, что 107 еще не готов, хотя уверяю — это не так. Им нравится 04, Лиса хорошо справляется, так что ее сразу возьмут в оборот. Вону тоже неплох, — Намджун усмехается, запуская руки в карманы. — Я говорил с Джексоном, он уже отбил паренька в свой отряд. — Ты знаешь, что я спрашивал не об этом, — тихо перебивает Чонгук, не спуская глаз с верхнего зала. — Их мнение о тебе не изменилось, Чонгук. И тебе стоит учиться больше разговаривать с людьми, если выбор все же падет именно на наш сектор. Раздражает. Парень замечает движение наверху и нетерпеливо растирает руку, от самого плеча забитую чернилами, как если бы сотри он все татуировки одну за одной станет легче дышать. В действительности же эта мысль кажется ему ужасной. Он должен знать, помнить, что каждая на своем месте, начиная от потаенной «TRUTH», которую он сделал вместе с друзьями на предплечье, заканчивая кричащей костяной «козой». Вложенная в них энергия имеет слишком большое значение, чтобы возненавидеть хотя бы одну. — Чтобы выполнять приказы не нужно много слов. — Потом повтори это своему командиру, я хотя бы посмеюсь. — Уже, — Чонгук сжимает губы в тонкую линию, не давая им расплыться в самодовольной ухмылке. Он видит, как та расцветает на чужом лице, словно отражение в зеркале, сглаживая острые черты лица и придавая лишь больше надменности тому, кто смотрит на него сверху-вниз. На скулах Чонгука заиграли желваки от сжатой челюсти. Это грязная игра в провокацию, и с каждой разделенной взглядом секундой он в ней с треском проигрывает. Их гляделки заканчиваются, не оставляя ему выбора, стоит ворону за стеклом развернуться, покидая комнату вместе с остальными, оставляя свой призрачный след былой тенью. Его реплику Намджун игнорирует, отдавая внимание подошедшему парню, химеру которой некоторое время назад Чонгук рвал на части. Джону выслушивает распоряжения Кима, при этом кидая обжигающий ненавистью взгляд на удаляющегося из зала парня, что стирает пот с выбритых висков ладонями. Ему нет дела до тех, кто не способен использовать преимущества своего оружия. Все они пришли сюда равными не для того, чтобы теперь рвать друг другу глотки за место в рядах смертников, но вот он — мерещится некоторым, как главное препятствие между свободой и клеткой лаборатории, словно по ту сторону решетки никто не грозится сожрать их заживо. Чонгук бы засмеялся, не будь таким уставшим. Светлые коридоры Верховного центра "Сеул-1" были ненавистны всеми, кто хоть раз упускал нужный поворот и терялся в десятке безымянных комнат и туннелях, заканчивающихся тупиками. В целях безопасности, в случае проникновения врагов, говорили они. Это чистилище теперь представляло собой неприступную крепость, на территории которой возомнившие себя творцами генетики ваяли новые цепочки жизни, пока псы и вороны верно оберегали сны тех, кто беззаботно проживал свою жизнь внутри городов. Научные корпуса, военные казармы и полигоны — все это не было тайной, как и десятки подземных баз, призванных стать новым домом в случае необходимости. Наивно лишь было полагать, что уровень опасности дойдет до критической отметки, чтобы предоставить эти туннели простому люду. Человечество претерпело две точки невозврата и выжило. Первая, весна 2020 года. Вспышка неизвестного вируса, потянувшая за собой цепочку мировых бедствий и политических интриг, лишь показала о неготовности людей к грядущему. Обличила их слабости и жестокость. Скорейшее уничтожение природы, дарами которой они жили столько веков, успешно приблизило их к встрече с черной дырой. И спустя пять лет они встретили ее как подобает: симфонией криков и оружия, оставляя за собой шлейф из гнили и пороха. «Зомби», «мутанты», «спящие» — все это были они сами, принявшие жизнь за очередную игру с возможность на воскрешения, вот только шанса им никто не давал. Вторая, в период, когда уцелевшие страны воздвигали стены и создавали альянсы, оставляя слабых на растерзание себе подобных, еще долгое время оставалась в тайне. Тогда фанатики утверждали о наступлении «Новой эры», о возможности создать поколение, что приведет людей на вершину мира. Созданный в то время сверх-паразит был идеален, но не терпел над собой контроля. Их шанс стать чем-то большим, чем они есть, возымел собственную волю. Тогда, в 2062 люди узрели безграничность своего эгоизма. Вплоть до восьмидесятых годов человеческий мир медленно поднимался со дна, в которое себя загнал. Вскоре, Новая Корея вошла в пятерку высокотехнологичных стран, что живут на руинах, преодолев грань мировой войны, восстановив часть ресурсов и собственные земли. И люди продолжили свою жизнь, закрывая глаза на мертвые остатки континента. В конце концов, не им разгребать за собой дерьмо. Вот только Чонгук видел, добровольно напросившись когда-то в военную академию. Видел и после переезда в «идеальный» Сеул, видит даже сейчас, выполняя чужие приказы. И будет снова, однажды признав жизнь по ту сторону лучшим способом, чтобы узнать мир настоящим. На дворе 2103 год, Чонгуку двадцать один и он лишь простой человек, как и все желающий выжить там, где никто уже не сможет. *** В столовой стоит привычный шум после вечерних обходов. Редкий запах пота тех, кто слишком спешил поесть после тренировки, немного раздражал, но сглаживался объемным ароматом еды. На этом Верховный центр не скупился. Многочисленные ряды столов едва ли пустовали в заполненном голосами зале. Добротно обжитые казармы предоставлялись тем, кто еще проходит обучение или уже готовиться поскорее натянуть на себя форму одного из отрядов, структура которых всегда была совершенно нелогичной для новобранцев. Чон оглядывается через плечо, разглядывая чужие лица. В начале года перевели довольно много людей из-за нехватки мест в лагерях ВСК. Набирать кадетов оказалось довольно опрометчиво, — в запасе числились еще два нераспределенных курса, хотя ВСК всегда не хватало рук в работе. С ними вокруг значительно прибавилось шума и это откровенно бесило по началу. За последние два года внутри этих стен трижды стычки между группами разного рода подготовки заканчивались окровавленными стенами. В двух из них Чонгук принял личное участие. Проводники проекта «Химера» ошибочно считались слабым звеном, раз те не способны сражаться собственными руками. В первый раз стычка с будущими псами отрядов ИССА закончилась на дружественной ноте. Побои сходили с приятной болью, в содеянном сознались все и все вместе получили выговор, - прежде отличная репутация смягчила их наказание. Перемирие заключили пожатием окровавленных ладоней, утвердив себя в глазах других двумя из сильнейших групп нового поколения. О том дне Чон любит вспоминать с улыбкой, правда это не стало его поводом для гордости. Хотя, по крайней мере обзавелся дружественными связями. Во второй раз, восемь месяцев назад, Чонгук ломал чужие суставы, не задумываясь о возможных последствиях. Это было его любимой техникой. Он был беспощаден, позволяя надменности поглотить ту слепую веру в людей, что хранилась глубоко в душе. Пара химер и четверо псов разделили ту победу между собой, заставив всех заткнуться под взором черной бездны, в которой таилась их истинность. Обжигающие холодом глаза все еще смотрели на других со стороны, как сейчас, даже под угрозой быть выброшенным за стены Верховного центра. Однако они здесь, Чонгук здесь, подобно ночному кошмару, коим виделся другим сущим чудовищем. Никого из них не тренировали, чтобы отправить мясом патрулировать города. Они росли, способные убивать, и это стало их обязанностью. За столом, помимо самого Чонгука, было еще трое. Все они попали в "Сеул-1" в одном потоке, спали под одной крышей, только вот за пределы города выйти вместе так и не довелось. Ровесники, почти братья. За пять лет их компания тихих мальчишек превратилась в оружие, покорно ожидающее приказа. В самом начале, когда к отрядам ИССА намеревались присоединиться только Джехён и Югём, споры о превосходящей силе структур забавляли их. В какой-то момент Чонгук и Мингю почти признали ничтожность своего выбор служить в ВСК, хотя от своего не отступали. Через три года, на предварительном распределение, шутки сменились мрачным осознанием ничтожности их целей в сравнении с желаниями главнокомандующих. И под стать их эгоистичным порывам, каждый возжелал того же. — Ты был сегодня с химерой? — Мингю привлекает внимание, слабо пощелкивая пальцами. — Выглядишь каким-то уж сильно хмурым. — Нет, — Чон пытается расслабиться, затягивая отросшие черные волосы в тугой хвостик на затылке. Нужно снова брить виски. — Я был там два дня назад, сегодня проторчал на полигоне. — И в чем проблема? — О чем ты? — Не знаю, может ты промазал раз десять или случайно попал в кого, — сказанное заставляет Югёма рядом рассмеяться. — Не помню, чтобы, сложив оружие, кто-то чувствовал себя вот так. — Меня больше раздражает, что я не понимаю тебя. Джехён пару раз постукивает ладонью по столу, прежде чем отойти за едой. В столовой по-прежнему стоит галдёж. Чон снова оборачивается, пытаясь найти лицо, что не дает ему покоя. Его никогда здесь нет. Этот неуловимый черт из раза в раз мерещится ему где-то вдалеке на улице, на смотровых вышках. Всего пару раз Чонгук замечал его выходящим из второй научной лаборатории, но парень точно не выглядел, как один из торчащих там сутками чудиков, даже Намджун подходил для этого больше, хоть это и грубо. Единственное место где они пересекались лицом к лицу — возле закрытого полигона в северной части базы. Будь у Чона права прохода он бы точно не оставил его без внимания. — Есть один парень, — осторожно начинает Чон, продолжая рассматривать людей, даже после возвращения друга, — высокий, кучерявый. Иногда я сталкиваюсь с ним на первом полигоне по вечерам. И из того что я видел, он еще ни разу не промахнулся, — добавляет чуть тише. — По вечерам, высокий, не промах, — в дразнящей манере повторяет Югём. — Тебе это прям нравится, да? — Блять, замолчи. Парни за столом хором смеются, припадая к холодной поверхности, с опаской качаясь на своих стульях. Чонгук не сдерживает улыбки, когда смотрит на них, снова убеждаясь какие все они дурные и абсолютно испорченные, если не остановятся сразу. — Не, вообще-то, встречается мне один кучерявенький в тире, правда он не высокий, явно не в твоем вкусе. — А ты уже откуда знаешь его предпочтения? — Потому что мы не были теми придурками, что рвутся на службу к псам, ко мне больше доверия. — Мы все, — Джехён обводит пальцем по кругу, — без двух минут у них на поводке или тебе это тоже нравится? — В некоторой степени, — Мингю намеренно играет бровями, вызывая у друзей гогот и протяжное «у~» в притворном удивлении. Это продолжается еще некоторое время после того, как Югём давится куском мяса в приступе смеха, и Чонгук совершенно случайно обливает Джехёна водой. Они привлекают к себе больше внимания, собирая вокруг других знакомых до тех пор, пока два стола не соединяются в один. Все они делятся друг с другом едой и самыми тупыми ситуациями на собственных тренировках. Их быт за период прохождения тестовых фаз внутри стен Верховного центра не мог похвастаться богатым разнообразием, но все приятные воспоминая создавали они сами. Печально, что за каждый косяк после отчитывали несправедливо жестоко, как в тот раз, когда Чонсоль и малыш Би сломали лифт в пылу спора, выбив одну из дверей. С другой стороны, их собственная совесть чиста — нет пострадавших, нет проблем. Хотя едва ли что-то может нарушить их внутренний баланс и заставить раскаиваться. Они такие, какие есть. Даже проторчав здесь два-три года, некоторые так и остались зелеными и совершенно неуправляемыми. Не все могли похвастаться опытом выживания за стенами или шрамами после реального боя. И половина из них поляжет в первый же день, стоит выпустить их на зачистку ближайшей территории. Очевидно, по этой причине многих до сих пор держат здесь, как чертовых малолеток, попросту не зная куда бы пристроить. Жалкое зрелище. В случае, если проводимые Намджуном эксперименты над ним, над этими химерами, не оправдают себя, Чонгук не станет добровольно равняться на тот скот, в который его захотят отправить. ВСК более не имеет той силы, которой он восхищался когда-то. Так прятаться в городах, прикрываясь благими целями о защите, — его почти тошнит от этих речей. — Всем рядовым, прошедшим тестовую фазу №3, пройти в командный корпус, зал «А». — Всем рядовым, прошедшим тестовую фазу №4, пройти в здание научного центра, корпус один. Механический голос из многочисленных встроенных динамиков резонирует в огромном пространстве, смешиваясь с отголосками, звучащими в коридорах и соседних помещениях. После короткого гудка, объявление повторяют, и гомон стихает окончательно. Треть сидящих в зале тут же поднимается со своих мест, пока оставшиеся опасливо оглядываются на быстро покидающих помещение людей. Чонгук поднимается следом за друзьями, встречаясь с их напряженными взглядами. Они ступают к выходу, пропуская большую часть народа вперед. — Если вас переводят, — быстро выдает Чонгук, — не смейте уезжать ничего не сказав. — Тебя это тоже касается, — Югём успевает лишь быстро хлопнуть парня по спине, сворачивая со всеми к левому крылу. Чонгук протискивается к противоположному коридору. Быстрые шаги разносятся эхом, как тиканье стрелки на часах, отсчитывая секунды до оглашения приговора. За поворотом, мимо него так же быстро проходит девушка в сопровождении двух бойцов, пепельные волосы которой струились за ее спиной, слабо подпрыгивая при ходьбе. Она едва ли была Чону по плечо, даже в своей тяжелой обуви на большой платформе, но он покорно отступает в сторону и склоняет перед ней голову, приветствуя и не ожидая в ответ того же. На то, чтобы остановиться не хватает времени. Пересекая дорогу меж нескольких ангаров, Чонгук вместе с другими подошедшими решительно проходит в первый корпус центра научно-исследовательской деятельности. Воздух внутри значительно разнится с главным зданием "Сеул-1": холодный и слишком чистый для пропитанных запахом пороха и пота легких. Добраться до уже известного им переговорного зала не составляет много времени, большую часть из которого они ловят на себе отрешенные взгляды встречающихся по пути работников лаборатории, что, при виде них, как-то странно смягчаются. Их всего семь, прошедшие четвертую фазу, не внесенную в базовый курс. Они стоят, выстроившись в четкую линию и скрепив руки за спиной. Намджун привычно кивает им при встрече, в тот же момент бегая глазами по списку на своем планшете, сверяя фамилии с фактически прибывшими. Он о чем-то тихо шепчет, едва склоняя голову в сторону, но стоящий рядом мужчина лишь слабо кивает на замечание. Его присутствие заставляет Чонгука нервничать. Так было всегда. Не из-за его грозного выражения лица или напряженной стойки, будто он готов пустить пулю им в лоб в любой момент, хотя одна мысль об этом вызывала у него озноб. Чон не знал наверняка его имени, да и о положении догадывался лишь по немногочисленным слухам. Почти доходя до плеч, его волосы цвета блестящей смолы так удачно прикрывали повязку на правом глазу и уродливый шрам под ней, что тянулся ото лба до самой щеки. Руки, подобно стоящим смирно рядовым, заведены за спину, словно тот старается скопировать их до мельчайших деталей. Чонгук не раз встречался с этим человеком за время своей скромной службы и еще ни разу не видел его ладоней. Всегда эти черные перчатки, вероятно ставшие ему второй кожей. Единственная вещь, которой он не нашел объяснения, ведь чистоплюем того вряд ли можно назвать. Ни одна из этих особенностей не заставляла его чувствовать такое напряжение, как та тяжесть чужой ауры, давящей на плечи огромным камнем, что тот несет в одиночку. Чон долго шел к пониманию того влияния, оказываемого одним лишь его присутствием. Поистине безразличный человек не стал бы подходить к нему и давать советы, когда Чонгук испытывал проблемы с контролем разума химеры. Он бы также не гонял молодых псов на построении, лишь проходя мимо. Может быть ему действительно плевать на окружение, что не касается его лично, но он способен заметить гораздо больше, нежели остальные, заявляя о чужих ошибках прямо и неприкрыто. Это вызывает уважение и вместе с тем напряжение, - лишь бы не облажаться. Очевидно, Чонгук гораздо слабее него, как минимум морально, и это напрягает тоже. — Каждый месяц ваши объекты должны проходить диагностику, так что постарайтесь не забывать об этом, — в голосе проскальзывает легкая усмешка. Чон прослушал большую часть его речи. — Дальше, объекты 04 и 09 серии «Гибель» определены в отряд МОР. Вы останетесь под моим присмотром, так как ваш контроль может оказаться нестабильным из-за резкого скачка стресса. Будьте осторожны в первое время. Чонгук быстро оборачивается на девушку слева от себя, ловя ее воодушевленный взгля. Лалиса Манобан определенно могла похвастаться успехами в работе с химерой, но все ставки падали на ее службу в рядах ИССА. Такой выбор немного шокирует, и ее неприкрытая радость сбивает с толку. — Тем, кто оставлял заявки, освободили комнаты в общежитиях, заберете ключи в администрации и заселитесь сегодня. Остальные могут вернуться в свои дома в городе. Все дальнейшие распоряжения будете получать уже от своих командующих. На этом, пожалуй, все, можете разойтись. А вы пошевеливайтесь, пока Ван еще проводит собрание с другими новичками. Вольно. Несколько облегченных выдохов звучат слишком громко. Трое быстро сбегают из зала, вероятно, те самые что теперь будут сидеть на поводке ИССА. Еще двое говорят что-то о переводе, их наигранную радость и поздравления Чонгук игнорирует. Ему не дает покоя мысль, что ему ничего не известно о людях, зовущих себя воронами. МОР. Что вообще они замышляют, выбирая двух сильнейших химер в свои ряды? Кто отдал такой приказ? Было ли это желание Намджуна держать их под своим надзором, как бездушных игрушек или их пустят на убой в ближайшей операции по зачистке? Чон не понимает ни одного из мотивов. — Лиса, Чонгук, подойдите на минутку. Подчинятся нет желания, но тело само повинуется голосу. Он возвращается к Намджуну, еще с трудом принимая свое положение. Девушка рядом продолжает кидать на него вопросительные взгляды, явно не разделяя настроя, и этот незнакомый мужчина смотрит на него с тем же неприкрытым интересом. — Так как вы оба переселяетесь сегодня, присоединитесь к команде завтра. Можете рассматривать это как выходной, если вам так угодно, с планом будущих заданий ознакомитесь позже. — Разве не ты, — прикрываться официальностью больше не имеет смысла, — руководишь отрядом в этом секторе? Мы будем у тебя в подчинении и дальше, в этом заключается твой «присмотр» за нами? — Мое имя в этом отряде лишь формальность для президиума. Все командование над МОР прерогатива Чон Хосока и его заместителя - Мин Юнги, — жестом руки он представляет того, кто все это время неотрывно следил за ним. — Еще вопросы? — голос этого мужчины звучит неожиданно тихо и грубо, почти также, как представлял себе Чонгук. — Куда нам идти завтра? — встревает Лиса, и это звучит почти устало. — После обеда, первый ярус северной базы. Это закрытая зона, так что держите пропуска при себе, когда обновите их. *** На самом деле, здесь не так уж и плохо, стоит признать. Это не было общежитием в обычном представлении, скорее небольшой жилой комплекс, вытянутый в форме подковы в шесть этажей, что построили в западной части базы. Когда-то это было необходимостью. С расширением особого сектора, находящегося под прямым контролем президиума, Верховный центр "Сеул-1" превратился в самую крупную военную базу Кореи. Тогда, шесть лет назад, они еще не думали о совершенных ошибках. Не было ничего важнее оружия, что попало им в руки вместе с сотнями человеческих жизней, привлеченных к службе. Вот только уже через четыре года большая часть этих комнат опустела, а те, кто возвращались, больше не желали оставаться в тесноте, наедине с ужасающими воспоминаниями. Большинство служащих переселяются в городские квартиры даже сейчас, — Верховный центр мог позволить себе содержать верных солдат. В конце концов, именно они прикрывают их дрожащий зад. Сегодня все выглядит довольно просто: маленькие квартирки, рассчитанные до двух человек, со всем необходимым для обычной жизни. Чонгука такой расклад вполне устраивает. Ему не нужно много. После стольких лет, проведенных в казармах, приятно ощутить звон в ушах от поглощающей помещение тишины. Третий этаж в этом корпусе не хвастается большим количеством жильцов. Его личных вещей едва ли хватит обжить это место домашним комфортом, но в этом нет нужды. Теперь все иначе. Нет смысла привязываться к этому месту. Они всего лишь пешки. Какими бы исключительными не были, цель их пребывания здесь — приблизиться к неминуемой развязке человеческой истории, даже если следующий шаг снесёт их с этой доски. Вопрос лишь в том чья сторона делает ход? Каждый день Чонгука разрывают мысли о том, какое место он занимает в этой игре, но ответа до сих пор нет. Это утомляет. Пытаться докопаться до правды, ничего не имея на руках. Он признал себя эгоистом, когда осознал, что хочет быть нужным этому миру, быть тем, в чьей силе нуждаются. Вслед за этим, потребность в защите самого себя превзошла все другие его порывы. Бессмысленно гнаться за чужим признанием, пока сам он не чувствует себя в безопасности. Это вселяет страх большей потери, чем привязанность к людям. Чонгук пытался следовать своим желаниям, быть необходимым, полезным, но к чему это привело? Проводники проекта «Химера» не больше, чем дети в глазах своих кураторов. И все же, даже если он ограничен в своих действиях, в его руках одно из самых опасных оружий мира. Она полностью принадлежит ему. Чонгук отдал свою душу этому чудовищу, чтобы в конце стать с ним одним целым. Вот что упустили его надзиратели. И это не было его ошибкой. *** В зале душно. Жужжание работающих кондиционеров едва ли перебивало громкое дыхание. По ночам мозг всегда кипит от нескончаемого потока дерьма, контролировать который самому нет сил. Это стало уже привычным — доводить себя до изнеможения, чтобы просто забыться. С этим Чонгук всегда отлично справлялся, проводя по несколько часов в тренажерке или за избиение груши. Что угодно, лишь бы не думать об этом. Уже давно за полночь, когда он наконец останавливается. Футболка противно липнет к телу, и полотенце никак не спасает ситуацию. Чон жадно поглощает остатки воды, продолжая избегать взглядом зеркал. Ему не нравится то лицо, что он там видит. Августовская ночь лижет кожу духотой, вызывая головокружение и першение в горле. Хочется сильного дождя, освежающего запаха претикора и прохлады. К сожалению, южный ветер отгоняет от них все облака. В воздухе отчетливо ощущается сгусток пыли, — причина, по которой ему так режет гортань. Чонгук оглядывается, надеясь заметить нечто, что послужило бы причиной этому, но ничего примечательного не видит. Может быть, где-то неподалеку соорудили насыпь из сыпучих отходов или нового грунта. Ему мерещатся едкие нотки чего-то странного, чужого, но мысль остается без внимания — он просто устал. В отдалении слышится скрип колес и Чонгук сворачивает на звук из чистого любопытства, сходя с освещенной пешеходной дорожки. Тяжелая бронированная машина подъезжает к отдаленной постройке, относящейся к числу научных корпусов. Скрип колес сопровождается треском утяжеленного кузова. Столь близкий звук мотора режет слух в ночи, но прибывшие не спешат его глушить. Чонгук замечает, как спешно люди выгружаются из кузова, распахивая двери, — в темноте он насчитывает около семи человек, что неопределенно суетятся вокруг. Вышедший следом из кабины мужчина переговаривается с двумя, стоящим чуть поодаль, в чьи спины Чон упирается взглядом, затем спешит к дверям здания, встречая еще пару сотрудников. Среди прочего шума не слышно чужих голосов, шаги смешиваются с рокочущим мотором. Ещё через минуту машину окружают, может, человек десять. Некоторые вновь взбираются в кузов, и единственным источником света служит для всех выливающееся из помещения рассеянное освещение научкорпуса через распахнутые двери. Между ними около двух ста пятидесяти метров, но ему лишь удается различить смазанными пятнами лица тех, кто стянул с них плотные маски. Все это напоминает ему собственные вылазки за стены, зачастую в которых они никогда не укладывались в отведенное на территорию время — всегда будет мало, чтобы изучить окрестности, еще меньше, чтобы сбежать. Вот только они никогда не возвращались, волоча в руках черные полиэтиленовые мешки, плотно обмотанные лентой по, очевидно, туловищу и конечностям. Чонгук давится воздухом словно от удара. Их выгружают без особой осторожности в четыре руки, останавливаются, чтобы перехватить поудобнее, а Чону кажется, что внутри что-то движется. Отвратительно. Первый спешно заносят в здание под пристальным наблюдением, с чем-то копошатся у входа. Чонгук порывается сделать шаг, еще не осознавая до конца, – чтобы сбежать или приблизиться, но замирает, лишь попытавшись двинутся. Те двое, что стояли в стороне, так точно оборачиваются на него, вставая в пол оборота, и никто более не обращает на них внимания. На человеке слева все еще была маска, на голове большой капюшон и видно только лишь полоску кожи на уровне глаз, если хорошо присмотреться. Невысокий рост и пропорционально сложенное тело в пугающем напряжении. Его сокомандник едва ли выше него, темные в ночи волосы растрепаны и острое лицо не прикрыто плотной тканью. Он смотрит на него еще несколько секунд, после чего непринужденно вынимает руки из карманов штанов и закатывает рукава куртки до локтей. Чонгук понимает, что тот не заинтересован чужим присутствием по тому, как он отворачивается и скрывается в здании вместе с теми, кто нес второй пакет. Пристальное внимание первого не оставляет его, даже когда Чон разворачивается, чтобы покинуть это место и вернуться в общагу. Еще с тройку метров он чувствует жжение на затылке от чужого взгляда. Тело инстинктивно пробивает дрожь. Это не то, что он должен был видеть. И даже так, желание знать больше, знать все, начинает разрывать его голову с новой силой уже через пару минут, заставляя зацикливаться на том, что для него не предназначено. Черт, ведь он шел в тот зал чтобы забыться. Снова, все по кругу. Слишком много лишних мыслей.