Все просто

Холод. Открываю глаза. Еще не умер. Кривлюсь. Рассеченная губа тут же начинает кровоточить. Поднимаю отяжеленные кандалами руки, вытираю тонкую струйку крови. Привкус металла во рту. Опускаю руки на колени. Цепи тихо звенят. Самураи у костра напряженно всматриваются в мою клетку. Чувствуют, что опасен. Даже в таком состоянии. Холодный ветер пробирается под дырявую одежду. Следы скользнувших, но не задевших тела клинков. Слишком быстрый для банды. Для всей, кроме одного. Рваная рана на боку отозвалась тупой болью. Осматриваюсь. На дверях постоялого двора нарисована белая цапля. Размашистые крылья уже давно посерели от пыли, часть пейзажа за ней стерлась. В окне силуэты. Присматриваюсь. Две женщины. Лица второй разглядеть не удается, а та, что ближе к окну, шепчет что-то ей на ухо, прислонив тыльную сторону ладони к губам. Отстраняется. Смотрит вслед второй. Дверь постоялого двора открылась. Слежу за скрытым темнотой силуэтом. Девушка. Идет мимо костра, возле которого сидят самураи. Языки пламени выхватывают ее лицо. Красивая. Внимательные черные глаза следят за воинами. Опасается. — Постой, — произносит один из них, перехватывая ее взгляд. Не вижу его лица. Что он задумал? Напрягаюсь. Девушка подходит чуть ближе, кланяется. Вижу за ее спиной красный ворот. Майко. — Возьми флягу, напои его. Трус. Отправлять девушку поить пленника, чтобы самому к нему не приближаться. Воины сёгуна. Ухмыляюсь про себя. Самурай даже не понял, кому приказывает. Майко, казалось, только сейчас увидела клетку. И меня в ней. Зрелище, уверен, не из приятных. Кровоточащая губа, грязная от крови и пыли одежда, тяжелые кандалы на руках. Смотрю на нее открыто, не сводя глаз с красивого лица. Не зря медлишь, майко. Правильно боишься. — Эй, не слышала, что я велел? — повторяет самурай. Кривлюсь. Отвлек меня от созерцания ее нерешительного лица. Майко посмотрела на воина. — Простите, господин. Я сейчас, — голос тихий, но твердый. Не испугалась. Самурай подал ей флягу. Майко набрала воды из стоящей неподалеку бочки. Затем медленно подошла ко мне на расстояние шага. Вблизи она еще красивее. Тонкая белая кожа, плавный изгиб бровей, черные жемчужины глаз, изящные сомкнутые губы. В сомнении поднимает на меня глаза. Изучает. Даю ей время привыкнуть к своему облику. Думаю, она почти и не видела за свою жизнь преступников. Только если наставницы пускали ее на ярмарки, туда иногда ставят клетки с заключенными на потеху зрителям. Еще мгновение смотрю на ее бледное лицо и чуть видно усмехаюсь: — Не бойся, не съем. Голос хриплый, давно не разговаривал. Подсаживаюсь ближе к решетке, морщась от боли в боку. Майко не отступает. Смелая. Но все еще далека. — Ближе, — бросаю ей. — Сама пои, у меня пальцы затекли. Это правда лишь отчасти. Больше все-таки любопытство. Проверяю, насколько майко бесстрашна. Осторожно протянула тонкую руку с флягой сквозь решетку. Настолько. Аккуратно прижимаюсь к горлышку, закрывая глаза. Вода с металлическим привкусом. Снова кровь из губы. Открываю глаза. Майко невольно вздрагивает. Чувствую, как по подбородку бежит капля воды. Черные жемчужины следят за тем, как она скатывается по лицу, по шее. Трепет ресниц. Смотрит теперь в глаза. Выжидает, не отстраняется. Но воды к губам больше не подносит. Вдруг улыбаюсь ей: — Не бойся меня, майко. Глаза расширились от удивления. — Что? Как ты?.. — Как я понял? Глаза есть, — отвечаю мягко. Вспоминаю про женщину, которую увидел в окне. — Та женщина — твоя наставница? — Да. — Эй, что ты там бормочешь? — Самурай рассерженно поворачивается к нам. Майко вздрагивает. Подмигиваю ей, переношу тело в сторону, открывая себе обзор на костер и воинов вокруг. Становится интересно. — Говорю, позор мне. Меня поймали слепцы, — бросаю самураю. Хватается за катану. Глупец. — Попридержи язык, если хочешь прожить еще несколько дней. — Ничего ты мне не сделаешь, — хрипло смеюсь, откидывая голову назад. — Ты должен отвезти меня в город живым. — Да, я слышал все, что ты говорил своим воинам, когда думал, что я сплю. — На казнь можно доставить и без языка, — отвечает. Бросаю на него презрительный взгляд. Боится даже воды поднести, не то, что в бой вступить. Неуверенно опускает руку с катаны. — Правда не должна обижать благородного мужа, — издевка скользит в моих словах словно змея в высокой траве. — Не заметил, как плавно девочка двигается? Так хоть взгляни на красный воротник. Это будущая гейша, а не служанка. Заставил ее подносить воду разбойнику. Майко смотрит на меня. Чувствую, как черные жемчужины изучают мое лицо, гадая, кто я такой. Поворачиваюсь к ней. Стараюсь смотреть мягче — все же помогла, не побоялась. — Спасибо, — давно не произносил этого слова. Почти и забыл вовсе. Майко еще мгновение смотрит на меня, затем идет к костру. — Ты действительно майко? — недовольно спрашивает ее самурай, не доверяя мне. — Да, господин. Окидывает ее взглядом. Машет рукой: — Я не держу тебя. — Благодарю, — отвечает ему, преисполненная достоинства. Майко идет к повозке. Видно, проверить багаж. Из темноты на нее выступает силуэт. Еще один самурай. Присоединится к тем, что у костра? Нет, он сам по себе. И вид поблагородней. Заходит внутрь постоялого двора. Майко разговаривает с возницей. Чуткие уши выхватывают слова «ронин», «один». Девушка почтительно благодарит возницу за беседу и, бросив на мою клетку последний взгляд, скрывается за дверьми с цаплей. Прощай, майко. Пусть я останусь единственным преступником, с которым ты встретилась на своем пути. Ложусь на пол клетки. Нужно отдыхать. Вряд ли за эту ночь произойдет еще что-то интересное. Поворачиваю голову, смотрю на отблески костра на деревьях. Словно из ниоткуда появляется снежинка. Летит на землю, переливаясь в неровных всполохах огня. Зима уже здесь.