***
Время приближалось к полудню. Оставалось каких-то десять или пятнадцать минут до прибытия всей верхушки русской Мафии, отчего атмосфера накалялась всё сильнее и сильнее. Битый час Арина слонялась по совершенно пустому аэропорту, за исключением охранников и работников, и по сто раз перебирала в памяти все пункты плана по подготовке. Машины уже стояли у выхода, в отеле, естественно, всё тоже давно было готово, но мысль, что она что-то упустила никак не желала оставлять девушку в покое. «Твою мать, а я весь отель выкупила или нет?» — внутри всё вдруг похолодело от ужаса. Но спустя несколько секунд Арина судорожно выдохнула, вспомнив, как расплачивалась с молоденьким администратором и слушала лепет директора отеля, скакавшего вокруг неё, точно заяц на задних лапках. Да, не каждый день к тебе заявляются и просят немедленно забронировать все номера на ближайшую недельку или две. Она слегка поёжилась, припомнив недружелюбное лицо мужчины, вмиг переменившееся после оглашения суммы. Балом правят деньги, и с этим ничего не поделаешь. Внезапно все вокруг принялись носиться, как угорелые. Послышался звук двигателей, и Арина подошла к огромному окну, наблюдая, как самолёт готовится к посадке. Кровь быстрее побежала по жилам, будоража разум. Тем лучше, может, желание спать пропадёт. Прошло уже около суток, как девушка включила щит, и он уже успел порядком измотать её. Можно попробовать выключить способность на ночь в надежде, что Достоевский хотя бы на это время оставит её в покое, но чутьё и здравый смысл в голос твердили об обратном. — Арина Михайловна, прошу в-вас, — к ней подбежала трясущаяся от страха сотрудница аэропорта, приглашая пройти в середину холла. — А, спасибо, — девушка бросила последний взгляд на самолёт. Он уже успел приземлиться и обзавестись трапом. Через пару секунд герметичная дверь открылась, из неё тут же высыпалось штук тридцать людей в шинелях и фуражках, образуя ровный ряд почти до самого входа в здание. Затем в проёме показалась нога в чёрных как всегда до блеска начищенных сапогах. Арина поджала губы и поспешно отвернулась. Холл теперь больше походил на сумасшедший дом: шум, гам, беготня. Люди носились туда-сюда, будто дикие звери по клетке. Но глупо было осуждать их: кому в здравом уме захочется впасть в немилость главы русской мафии? Разве что безумцу. Такому, как Достоевский с его «Крысиным Домом» и члена «Смерти Небожителей». Но из правил всегда есть исключения, не так ли? Арина вдруг ощутила такое отвращение ко всему вокруг и себе в том числе, что с трудом подавила подступившую к горлу тошноту. Зачем она здесь? Ради чего всё это? Деньги? Власть? Связи? Нет, скорее, привычка. Старая, из-за чего избавиться от неё стало практически невозможной задачей. Даже Осаму изменился за эти годы, а она так и осталась топтаться на одном месте. Ни чужая, ни своя. Без друзей и близких. Без желаний и мечт. Безликая и пустая, как и вся её жизнь. — Арина М-Михайловна, п-пожалуйста. Она очнулась и растерянно посмотрела на молоденькую сотрудницу, словно видя ту в первый раз. Ах, да, конечно. Пора на место — к ноге хозяина. Арина поспешно извинилась перед девушкой, приведя ту в замешательство своей вежливостью, и быстрым шагом направилась в середину зала. Потерпеть пару часов не так уж и страшно. При удачном стечении обстоятельств, может, даже удастся улизнуть с банкета и отправить весточку Дазаю. Хотя в последнее время госпожа Фортуна явно была не на её стороне. Голоса и вопли оборвались, как только в дверях показались те самые бравые ребята в шинелях. Личная охрана Горького собственной персоной. При полном параде, конечно, как того требует устав. Они выстроились в две шеренги по бокам от неё, отдавая честь. Какая дурость. Они же не солдаты в армии, а всего лишь кучка преступников, пусть и державших всю Москву под каблуком. Новый приступ омерзения окатил Арину ледяной волной, из-за чего той пришлось стиснуть покрепче зубы. Быстро же она отвыкла от дорогих коллег. Или это всё «дурное влияние Осаму», как сказал бы отец? Первым вошёл Бунин. Неудивительно, он всегда и во всём был впереди. Уверенная походка и вздёрнутый подбородок выдавали в нём аристократа до мозга костей. Разве что характером и неуёмными амбициями мужчина больше походил на какого-нибудь революционера из прошлого столетия, нежели чем на члена преступной организации. Как ни странно, Ленина и всю коммунистическую партию он презирал и едва ли не плевался желчью, стоило кому-то затронуть эту тему. Впрочем, это происходило довольно редко. Разве что Горький, поддавшись ностальгии, заводил шарманку про СССР и былые времена, но ему мужчина перечить был не в силах. Он сдержанно кивнул девушке и встал рядом, заложив руки за спину. Следом показался Лермонтов, как всегда разряженный так, будто нацепил всё, что нашёл в шкафу. Арина поборола дикое желание скривиться и глубоко вдохнула. Рыжий заметил её, и его губы тут же расплылись в гаденькой ухмылке. Молодой человек прибавил шагу и пристроился с другого бока от девушки. — Хреново выглядишь, Лебедева, — прошептал он, оглядывая напарницу с ног до головы, — даже хлеще, чем обычно. — Благодарю, — отозвалась она, не удостоив его взглядом. — И всё? Так ты встречаешь старых друзей? — Мне кинутся тебе на шею и расцеловать в обе щеки? — Угомонитесь, — отрывисто бросил Бунин, и они оба тут же послушно притихли. Следующими были Чехов с Маяковским, что-то тихо обсуждавшие между собой. По их лицам трудно было понять, что именно, но у здоровяка Владимира Владимировича была лишь одна тема для разговора — Лиличка и её мужики. И как только Чехову не надоедало изо дня в день слушать одно и то же? Загадка, которую Арине не разгадать никогда. Не в лоб же спрашивать такое в самом деле. Они встали позади. Иерархия власти. Девушка закатила глаза. Мысленно, естественно. Затем вошли ещё несколько человек, в числе которых она с удивлением заметила запыхавшегося Куприна. Обычно толстяк не выходил из своей квартиры в Москве, ведя весь бухгалтерский учёт и собирая информацию прямо из дома. Нужно будет обязательно поинтересоваться потом, что заставило его приехать вместе со всеми. Наконец, порог аэропорта переступил сам Горький. Длинные усы, казалось, отрасли ещё больше, что только добавляло ему сходство со старым моржом. Злые языки часто так и называли Главу Двадцати Шести. За спиной, конечно, — ни одна живая душа бы не посмела сказать это ему в лицо. Арина отметила только это, в целом же начальник остался таким же. Хотя глупо было ожидать кардинальных перемен: они не виделись всего несколько недель, хотя по ощущениям прошло не меньше полугода. Глава Двадцати Шести неспешно дошёл до них и остановился, затем посмотрел прямо на Арину. От пронзительного взгляда голубых глаз она застыла, ощущая, как по спине пробежал холодок. Девушка мысленно взмолилась, надеясь, что старик не решит устроить ей прилюдную выволочку прямо здесь. Однако тот сохранял молчание. В зале повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь криками рабочих на улице. Наконец, лицо Горького смягчилось, и он поманил Арину. Та послушно приблизилась, ощущая лёгкую дрожь в коленях. Старик вытянул руку, и девушка приложилась губами к сухой и исчерченной морщинами коже. Старые обычаи нужно блюсти, хотелось ей того или нет. — Что с тобой, девочка? — оглядев Арину зорким взглядом с ног до головы, и остановившись сперва на её шее, а затем на тёмных кругах под глазами, спросил он. — Ничего серьёзного, Максим Алексеевич, — Арина постаралась изо всех сил, чтобы голос звучал ровно и непринуждённо. — Не лги. Ты белая, будто мукой обсыпалась. — Готовилась к вашему приезду, не спала, — натянуто улыбнувшись, ответила девушка. Какое-то время он молча изучал её, что-то прикидывая в голове, а затем махнул рукой, и Арина с огромным облегчением вернулась не место. — Итак, дорогие товарищи, я безмерно счастлив, что все мы в здравии и благополучии добрались сюда. Впереди ждёт битва, а то и не одна, посему тела и головы наши должны быть готовы к встрече с врагом. Горький в привычной манере затянул проникновенную речь про долг и Отчизну. Арина с трудом подавила зевок, предчувствуя долгий и богатый на события вечер. Веки уже потихоньку начинали наливаться свинцом, и, кто знает, когда теперь её головушка коснётся подушки. Сбоку зашевелился Лермонтов. Вот уж кому явно терпения не доложили. Девушке даже не нужно было смотреть на напарника, она и так прекрасно знала, как его сейчас всего перекручивает от скуки и чересчур долгого топтания на одном месте. От натужного сопения рыжеволосого стало немного веселее. Приятно наблюдать за страданиями других. Особенно когда эти самые «другие» хуже занозы в заднице. Из них троих один Бунин стоял, как изваяние, внимая каждому слову начальника. Его искренняя преданность Горькому всегда приводила Арину в замешательство и удивление: мужчина был далеко не из тех, кто привык подчиняться. После их первой встречи девушка была абсолютно уверена, что спустя пару лет тот либо свергнет старика, либо организует свою группировку, прихватив с собой добрую половину Двадцати Шести. Однако всё сложилось совсем по-другому. Лишь в одном можно было быть уверенным — однажды именно Бунин займёт место Главы. Наконец, бесконечно длинная тирада Горького, превозносящаяся достоинство и «чистоту помыслов наших», подошла к концу. Охранники вновь отдали честь, ударили каблуками об пол и стройными рядами направились к выходу, сопровождая начальника до машины. Арина застыла, провожая процессию взглядом. — Чего встала? — Лермонтов пихнул напарницу, окинув её недовольным взглядом. — Топай давай. — А ты что, без меня не дойдёшь? — девушка устала потёрла лицо. Препираться не хотелось от слова совсем, так как последние силы она оставила на банкет. — Отвратительное зрелище. Давно в зеркало смотрелась? — губы молодого человека искривились в усмешке. — Ты как всегда сама любезность, — Арина широко зевнула и побрела вслед за остальными. Лермонтов пристроился рядом, отпуская ехидные замечания в её адрес, но девушка уже не слушала. Пустая трата времени. Перед самым выходом, поддавшись внезапному порыву, она вдруг остановилась. А затем обернулась. Холл заметно опустел, лишь некоторые из сотрудников остались прибраться. Они выглядели бледными и напуганными. Одна из девушек, та самая, что подходила к ней недавно, даже, вроде бы, всхлипывала. Арина вновь ощутила невыносимое отвращение ко всему. И в первую очередь к себе, ведь она по-прежнему оставалась частью этого мира — мира алчных до денег и крови безумцев, топчущих всех и каждого, кто посмеет пойти против них. Внезапно кто-то схватил её и рывком потащил к машинам. Лермонтов. Его громкие возмущения заполнили пространство перед аэропортом, отчего шедший впереди Бунин сперва подпрыгнул от неожиданности, а затем подлетел к рыжеволосому, едва не плюясь от ярости. Но Арина не слышала их перебранки. Глаза так и слипались, а единственной мыслью было отчаянное желание поскорее забраться на заднее сидение и вздремнуть хотя бы часок.***
Ацуши пустым взглядом уставился на обрывок газеты, ощущая, как внутри всё сжимается и переворачивается. Зачем он вообще взял её? Чтобы каждый раз напоминать себе, какое из него выросло чудовище? Поломанное, больное и безобразное. Парень со злости скомкал клочок бумаги, наблюдая, как лицо темноволосого мужчины на фотографии сперва искажается, а затем скрывается из виду, и кинул в урну, стоявшую рядом. Он же должен быть рад, да? Должен ликовать и благодарить судьбу за такой щедрый подарок. Почему вместе того, чтобы почувствовать себя, наконец, свободным от оков прошлого, он ощущал внутри только бездонную пустоту и... боль. «Он хотел продать пистолет и купить цветы. Для тебя». Последние слова Ранпо так звенели в ушах, заглушая шум воды и даже детские крики. Цветы. Хотел продать пистолет и купить цветы. Что за бред?! Накаджима обхватил голову трясущимися руками, глядя на свои ботинки. Зачем всех мучений, после всех оскорблений и издевательств этот человек решил навестить его? Подсыпать ещё соли на едва успевшие затянуться раны? — Господи, почему так хреново-то, а? — стиснув зубы, простонал Ацуши, чем спугнул пробегавших мимо мальчишек. Арина говорила, что у Акутагавы по отношению к Дазаю развился Стокгольмский синдром или как-то так. Значит, и у него с директором то же самое? Ненависть незаметно пропала, сменяясь любовью, так что ли? Что за бред?! — Что-то ты совсем раскис, — раздался сверху знакомый голос. Парень вскинул голову. На лице наставника как всегда растянулось улыбка, однако в глазах застыло беспокойство. — Господин Дазай, я...я... — начал было паренёк, думая, что сказать в оправдание своему внезапному исчезновению, но мысли в суматохе перемешались, отчего изо рта вырвалось нечто нечленораздельное, и он сконфуженно затих. — Жизнь порой играет с нами, подкидывая такие неприятности, что хоть на стенку лезь, — спустя какое-то время сказал Дазай. Его взгляд был устремлён на детей, весело резвившихся с мячом неподалёку, — тем не менее у тебя всегда есть, как минимум, два варианта: попробовать идти дальше, стиснув зубы, или покончить с мучениями раз и навсегда. — Странно от вас такое слышать, — пробормотал Ацуши. — Пожалуй, ты прав. Как видишь, второе у меня не особо получается, а к первому я пока не готов. У тебя же есть все шансы. — Что вы имеете в виду? — Накаджима повернулся к наставнику. Тот закрыл глаза, подставляя лицо нежному весеннему ветерку. — А сам как думаешь? Парень задумался, пытаясь переварить слова Осаму. Отбросить прошлое и отпустить все обиды? Но как? Легко сказать. Ему до сих пор изредка снится старая клетка, где на полу валяются молоток и ржавые гвозди. Пальцы на ногах заныли, будто вспомнили давно позабытую боль. — Я никогда не прощу его, — тихо сказал Ацуши, сжимая кулаки. — И не нужно. Зверствам твоего директора нет оправдания, однако каждый руководствуется собственными принципами. С этим ничего не поделаешь, Ацуши. Однако кто знает, что бы с тобой стало, веди он себя иначе. Парень шокировано уставился на Дазая, не в силах что-то ответить. — Это бесчеловечно. Из-за него я стал таким, — Накаджима снова сжал кулаки, чувствуя, как внутри закипает гнев, но спустя мгновение бессильно откинулся на спинку скамейки. — Не спорю. Но в одном тебе всё же стоит быть благодарным своему директору. Именно он привил тебе волю к жизни. Ты вполне мог пойти на корм рыбам со мной на пару в тот день, — молодой человек неспешно поднялся, — ну, мне пора, нужно ещё кой-куда заскочить. Кстати, Кёка тебя уже заждалась, так что лучше поторопись обратно в офис. — Господин Дазай! — воскликнул парень в след уходящему наставнику. — Что я должен чувствовать сейчас, а? Скажите, прошу вас, потому что сам я понять не могу. — Я не могу диктовать тебе, что чувствовать. Однако когда умирают отцы, детям принято плакать. С этими словами Осаму развернулся и направился прочь, а Ацуши вдруг ощутил, как по щекам побежали слёзы, оставляя после себя мокрые дорожки.***
Вечер тянулся так долго, что Арине чуть ли не на коленях пришлось умолять официантов достать ей пару банок энергетиков. Кофе она на дух не переносила ещё с самого детства, хоть отец и пытался всеми силами привить дочке любовь к этому отвратительному напитку, однако всего его попытки заканчивались полным провалом. Ещё и желудок снова решил объявить ей войну из-за долгой голодовки, громко урча и требуя пищи, но Арина отчаянно сопротивлялась и заливала в себя воду чуть ли не литрами. Голод, конечно, — довольно неплохой способ борьбы с усталостью, но тяжело не сорваться, глядя на ломившиеся от всевозможных яств столы. К тому же постоянные пробежки до дамской комнаты помогали разгонять кровь по телу. Ну и пусть весь персонал отеля смотрит на неё, как на сумасшедшую. Их реакция только забавляла, что разгоняло скуку, а следовательно, и... что? Правильно, сон! Арина захихикала, представляя, как выглядит со стороны. Диалоги с самой собой это, конечно, здорово, но пора бы уже и со старыми знакомыми пообщаться. Шлёпнув себя по щекам, она направилась в сторону Бунина и Куприна. Мужчины что-то живо обсуждали в углу зала, и судя по их лицам, разговор был не самым приятным. — Она так и не писала тебе больше? — донеслись до девушки слова Куприна. Тот с тревогой глядел на друга. — Всего один раз. И то с таким холодом и безразличием, что я неделю себе места не находил. Хотел позвонить, но ты же знаешь, как Варя относится к телефонам, — на лице Бунина застыло такое печальное выражение, что Арина невольно притормозила. Она явно будет лишней в этой беседе. Но не успела девушка развернутся, как оба мужчины почти одновременно повернулись к ней. «Опа, не успела», — подумала Арина и подошла ближе, натягивая улыбку. — Прошу прощения, что так бестактно прерываю вашу беседу. Просто решила поприветствовать Александра Ивановича, — она протянула руку Куприну. Тот вдруг схватил её и начал трясти, отчего Арина чуть не упала. — Оторвёшь ведь, Саш, — бросил ему Бунин, и толстяк, опомнившись, принялся извиняться, как не в себя, чем вызвал у девушки приступ смеха. Куприн всегда был таким: до безобразия неловким и комичным, но злым его назвать язык бы не повернулся. После того, как Арине кое-как удалось успокоиться, они обменялись парочкой вежливых фраз. Толстяк сокрушался её нездоровым видом, но девушка лишь отмахивалась, ссылаясь на сбившийся режим. — Снова бессонница? — нахмурившись, спросил Бунин. Его брови походили на крылья хищной птицы в полёте, что снова заставило девушку улыбнуться. — Пустяки, просто устала немного, — выдавила из себя Арина, прекрасно понимая, что ни один из них в это не поверит. В том числе и она сама. Иван Алексеевич ничего не ответил и только сильнее сузил серые глаза, явно давая понять, что его-то уж точно не проведёшь такой банальной отговоркой. — Если бы я тебя не знал, Лебедева, то ещё в аэропорту бы подумал, что ты тайно готовишься к восстанию по ночам. — Вы меня раскусили, — девушка шутливо охнула и подняла руки вверх, чем развеселила Куприна и вызвала лёгкую усмешку у Бунина, — кстати, Александр Иванович, прошу прощения за столь бестактный и прямой вопрос, но зачем вы прилетели? Что-то срочное? Толстяк вдруг замялся и кинул растерянный взгляд на друга. Арина мысленно дала себе пинка. «Вот ведь дура пустоголовая. Зачем спросила?» — она прикусила язык, но было уже поздно. Похоже, целью его визита была отнюдь не работа. Мужчины знали друг друга чуть ли не с пелёнок, и Куприн, вполне вероятно, приехал по просьбе товарища. Бог знает, что там у них приключилось, но определёно что-то серьёзное, раз бухгалтер решился вылезти из своего убежища да ещё и так далеко. — Я просто надеюсь, что это не связано с Достоевским, — поспешила развеять накалившуюся обстановку девушка. Оба вдруг вздрогнули, как от пощёчины, услышав это имя. Арина вновь мысленно шлёпнула себя по лбу. Фамилия Фёдора давно стала сродни бранному слову среди членов Двадцати Шести. Это она привыкла видеть в нём того бледного и тихого мальчишку, с которым часто играла в детстве. Для всех остальных же он был опасным преступником. Впрочем, Арине бы тоже пора начать воспринимать его так же. Учитывая, что именно по вине Достоевского она не спит уже больше суток и постоянно вынуждена носить щит. — Кстати, что тебе удалось узнать? Всех своих «крыс» собрал или в одиночку приехал? Гоголь и остальные из «Небожителей» тоже здесь? — с каждым новым вопросом Бунин начинал нервничать всё сильнее и сильнее. После последнего вопроса он принялся было теребить край рукава, но тут же одёрнул себя. Судя по тому, как мужчины уставились на девушку, она сделала неутешительный вывод: никто ничего не знал, включая и Горького, иначе они не стали бы с таким пристрастием её расспрашивать. Как самый приближённый к Главе Двадцати Шести Бунин всегда был в курсе всех событий, к тому же, именно его старик первым посвящал в свои планы. Хоть никто из них не называл мужчину правой рукой Великого и Ужасного Начальника, но по факту именно таковым он и являлся. Благо Арина не сидела без дела всё это время — кой-какую информацию ей всё же удалось собрать. Этими крупицами, конечно, не похвастать, но слишком далеко заходить было опасно. Она и так теперь далеко не в самом завидном положении, и кто знает, что было бы, узнай Достоевский, что девушка ещё и активно капает под него. «И что ответить? «Простите, но я не могу вам его выдать со всеми потрохами, потому что мой любимый папуля обязал до конца дней своих присматривать за этим психопатом?». Посмотрела бы она на их лица после такого» — невесело усмехнулась про себя Арина. — Нет, ни Гоголь, ни Сигма, ни Стокер не появлялись. Пока что. Вероятно, Достоевский прибыл, чтобы всё подготовить. А затем уже и остальные подтянуться. Из «крыс» здесь точно есть Гончаров. — Его можно и пропустить, это и так очевидно, — нетерпеливо мотнул головой мужчина. И правда: верный слуга Фёдора всегда был при нём, — Пушкин? — М-м, не уверена, — задумчиво отозвалась Арина, — я пыталась найти хоть какую-нибудь информацию, но он как под землю провалился. Однако могу сказать точно, что Достоевский завербовал бывшего члена Гильдии — Готорна. — Натаниэля? — брови Бунина подлетели вверх, а серые глаза расширились до такой степени, что, кажется, ещё чуть-чуть и они вылезут из орбит. — Ты уверена? — Да, у меня ещё остались здесь связи. Я им полностью доверяю, — поспешила она заверить уже готового начать сомневаться коллегу. Тот некоторое время замолчал, потом произнёс глухим голосом: — Если даже священник переметнулся на сторону Дьявола, то этот мир не заслуживает спасения. — Вань, ну что ты так сразу, — пробормотал Куприн, кинув обеспокоенный взгляд на приятеля, — может, у него причина веская была? — Какая причина может стать оправданием такому поступку? — взорвался Бунин, отчего толстяк вздрогнул. — Это предательство не только своей веры, но и своего главы! — Гильдии больше не существует. Стейнек со своими «Выжившими Силами» не в счёт. Так что формально Фицджеральда никто не предавал, — Арина неоднозначно пожала плечами, а затем спросила, глядя прямо в серые глаза Бунина, — кстати, Иван Алексеевич, надеюсь, ещё одной войны не планируется? То письмо было не от меня, так что то происшествие с Портовой Мафией не должно послужить поводом для конфликта. Мужчина вдруг замялся и вновь принялся нервно теребить то пуговицы, то край рукавов. Арина напряглась, чувствуя, как внутри всё похолодело от нехорошего предчувствия. По его реакции было ясно, что этот вопрос уже поднимался, а то и не раз. — Видишь ли, Максим Алексеевич пока что ещё не решил... — начал мужчина, но девушка оборвала его. — Это безумие! Вы понимаете, что на этот раз будет втянуто слишком много людей? — Говори тише, Лебедева! Не забывай, что мы не дома. Даже у стен есть уши, — шикнул на неё Бунин, с опаской озираясь по сторонам. Но они стояли слишком далеко от основного действа. Куприн нервно переводил взгляд с неё на друга и обратно. На его лбу от напряжения уже выступил пот. — Кого здесь бояться? Официантов? — Арина ощутила, как внутри уже закипает гнев. К счастью, сон практически отступил, и сознание вернуло себе прежнюю ясность. — Не увиливайте от вопроса, Иван Алексеевич. Вы же сами прекрасно понимаете, к чему всё приведёт. — Не смей говорить со мной в таком тоне, девочка, — мужчина вздёрнул подбородок, хищно сверкнув светлыми глазами, — я тебе не Лермонтов. Как решит Горький, так и будет. Он вдруг со странным выражением лица посмотрел куда-то за спину девушки, отчего та лишь сильнее завелась. — Оставьте эти формальности и услышьте меня в кои-то веки! Священный Орден во главе с Агатой только и... — но Арина так и не успела договорить. Сзади на неё вдруг навалилось что-то тяжёлое, отчего девушка с трудом не повалилась на пол. — О-ой, а ч-что тут за... ик... прошу прщнья... веселье? Девушка ощутила отвратительный запах алкоголя и скривилась, зажав нос пальцами. Скинув с себя уже успевшего опустошить не одну бутылку вина Лермонтова, она с презрением отпрянула от напарника. — Фу, твою мать. Эй, не трогай меня! — Арина едва успела увернуться от напарника, который, зашатавшись, едва не свалился на неё. — М-м, Л-леб... ик!.. Лебеде... ик! — попытался что-то сказать молодой человек, но язык его уже совершенно не слушался. Михаил вдруг выпрямился, слегка пошатываясь, и поднял указательный палец, давая понять, что вот сейчас-то он соберётся и все объяснит, однако так и не смог сказать ничего внятного. Наконец, Лермонтов махнул рукой и направился в сторону напарницы. — Так, прошу прощения, но я вынуждена откланяться. Время уже позднее, — Арина на всякий случай отошла подальше, с отвращением глядя на молодого человека, однако тот, шатаясь, как моряк во время шторма, не отставал. В пьяном угаре он мог вытворить всё, что угодно, поэтому самым надёжным вариантом было просто смыться куда подальше. Бунин лишь неодобрительно покачал головой и поджал губы. Куприна же происходящее явно забавляло. Девушка увернулась от очередного попытки молодого человека её схватить и услышала звонкий смех толстяка. «Я бы тоже хохотала, глядя, как этот пьянчуга гоняет твою толстую задницу по всему залу», — со раздражением подумала Арина и тут же раскаялась. Куприн был слишком наивным, почти как ребёнок, отчего порой мог и не заметить, что ляпнул или сделал что-то обидное. — Лебедева, проводи его до номера. Только проследи, чтобы по дороге не снёс ничего, — раздался сердитый голос Бунина. Арина чуть не упала на ровном месте, а затем с возмущением накинулась на него, попутно отбиваясь от Лермонтова. — Да какого хрена я должна за этим идиотом постоянно следить? Наймите няньку ему, раз сам не справляется! — Вы же с детства друг друга знаете. К тому же ваши отцы — двоюродные братья. Родственников надо любить. У тебя их и так практически не осталось, — ухмыльнулся мужчина и вместе с Куприным ушёл восвояси, оставив девушку один на один с разбушевавшимся напарником. Пока Арина провожала парочку злобным взглядом, тому, наконец, удалось поймать её. Повиснув на напарнице, Михаил опять начал нести какую-то ересь, состоявшую из звуков, мычания и икоты. Похоже, выбора ей как всегда никто не оставил. Стиснув зубы, Арина закинула руку молодого человека себе на плечо и потащила в сторону выхода из зала. Ничего, утром она отыграется. Ох, как отыграется. Никто из коллег даже не предложил помощь, что лишь подливало масло в огонь. Ладно ещё работники отеля, у них самих забот по горло, но хоть бы Горький одного из своих охранников дал. Девушка повернулась в сторону своего босса, однако тот уже клевал носом, вполуха слушая Маяковского и Чехова, горячо о чём-то споривших. Ну конечно, все заняты своими делами, либо активно притворяются слепыми. Русская баба же и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдёт, и пьяную тушу на своём горбу дотащит. Арина пихнула рыжего под бок, вложив в удар всю накопившуюся за эти дни злобу, и не без удовольствия услышала, как тот простонал. — Я тебе столько синяков наставлю, мать родная не узнает завтра. — Вам помочь? — к ним так внезапно подскочил тот самый молоденький администратор, что девушка сперва растерялась, а затем с радостью и облегчением закивала. Ну хоть кто-то. Вдвоём они кое-как дотащили Лермонтова до номера. Тот уже успел заснуть, изредка что-то бормоча сквозь сон. Арина выдохнула, искренне поблагодарила юношу за помощь и заволокла пьяную тушу в номер, пнув под зад. Администратор почему-то не уходил, переминаясь с ноги на ногу на пороге. «Денег хочет, — с раздражением подумала девушка, — хотя я бы сама за такое как минимум моральную компенсацию требовала». Она достала несколько купюр и протянул ему, но к её удивлению, юноша принялся махать руками и кланяться. «Издеваешься ты что ли?» — рассеянно подумала Арина. — Вам просили передать вот это, — наконец, выпалил он и выудил из кармана небольшой конверт. — Кто? — девушка настороженно оглядела его, но в руки не взяла. Годы работы в мафии научили её не доверять ничему и никому. Даже себе. — Представился, как Осаму Дазай. Она изумлённо вскинула брови. Они же условились оставлять записки друг другу. Как его вообще через охрану пропустили? — Спасибо, — Арина в полном недоумении взяла конверт и оглядела. Сзади было корявыми буквами написано её имя. Причём, по-русски. Она вдруг представила, как молодой человек старательно выводил каждую чёрточку, потея и пыхтя, отчего стало и смешно, и чертовски неловко одновременно. — Если вам что-то ещё понадобиться, то... — начал было администратор, но девушка отмахнулась, запихнув ему в карман деньги, и захлопнула дверь. Грубо, да, но ей ужасно надоело весь день слушать пустую болтовню, что сил уже ни на что не оставалось. Арина повернулась к развалившему на полу Михаилу. Тот уже во всю храпел, пуская слюни на ковёр. Девушка ещё разок пнула его, а затем задумалась, стоит ли перетаскивать напарника на кровать или оставить всё как есть. Утром спина точно ещё даст о себе знать после такой ноши, но она решила довести начатое до конца, чтобы потом какой-нибудь Бунин не решил предъявить ей претензии. С огромным трудом ей все же удалось затащить рыжего на кровать. Девушка охнула, ощущая, как в позвоночнике что-то хрустнуло. — Ну всё, завтра тебе продуху не дам, пьянь чёртова, — шипя сквозь зубы, пробормотала она. Как только боль утихла, Арина ещё раз пихнула напарника. Напоследок, так сказать. Тот промычал что-то и заворочался. Внезапно девушка заметила, что из его кармана торчит что-то белое. Записка? Она без зазрения совести достала бумажку. После всех мучений могла себе позволить. Ничего примечательного, обычный лист. Любовная записка что ли? Ухмыльнувшись, Арина развернула её, мысленно потирая руки в предвкушении компромата на Лермонтова, но, пробежавшись взглядом по одной единственной фразе, застыла, чувствуя, как сердце падает куда-то вниз. «Прошу просто обдумать». Написано по-русски. Красивым витиеватым почерком, который она прекрасно знала. Нет, этого просто быть не может. Девушка перечитала ещё раз. Затем покрутила записку, осматривая каждый миллиметр, в надежде найти что-нибудь ещё. Однако больше там ничего не обнаружила. Дрожащими пальцами Арина свернула бумагу пополам, запихнула обратно в карман и попятилась к двери. Выскочив из номера, она привалилась к стене, чувствуя, как бьётся сердце. Прокручивая в голове ту единственную фразу, девушка чудом добрела до своей комнаты. Хорошо, что подавляющее большинство членов Двадцати Шести ещё были внизу, празднуя... а собственно, что они вообще праздновали? Удачную посадку? Арина мотнула головой. О чём она вообще думает, когда тут такое творится? В сознании всё перемешалось, отчего сосредоточиться на одной конкретной мысли никак не удавалось. Девушка широко зевнула, ощущая, как возвращается усталость и сон. Если и в эту ночь она продолжит экспериментировать над собой, то завтра рискует уже не отвертеться от Бунина с Горьким. Те уже и так начали что-то подозревать. Арина добрела до кровати и, не раздеваясь, рухнула вниз. Веки тут же начали слипаться, стоило только голове коснутся мягкой подушки, но девушка заставила себя перевернуться на спину. Страх захватил весь разум без остатка, вытесняя остальные чувства и мысли. Сильная паника призывала немедля обдумать случившееся, броситься сию же минуту вниз и закричать на весь зал. Почему они веселятся, когда прямо под носом у них происходит такое? Но мышцы отказывались подчиняться, ноя при малейшем движении. И правда, лучше уж дать воспалённому от перегрузки и постоянного стресса сознанию отдых, вдруг это она не так всё поняла и сейчас просто надумывает невесть что? — Боже, да как ещё такое можно понять-то? — пробормотала себе под нос девушка. Голова начала гудеть ещё сильнее, и она, плюнув на всё, сняла щит, и наконец-то позволила себе провалиться в сон. По лицу пробежало что-то мягкое, нежно касаясь кожи. Арина с трудом разлепила глаза и едва не охнула их от удивления. Сверху вместо высокого потолка распростёрлось бескрайнее лазурное небо с медленно плывущими по нему облаками, напоминающие замки и огромные корабли. Девушка осторожно приподнялась и огляделась. Везде, до куда мог достать взгляд, виднелись ромашки. Цветов было так много, что травы под ними практически не было видно. Ни деревьев, ни кустов, ничего. Арина провела рукой по поверхности белоснежного моря, чувствуя, как цветы податливо прогибаются под ладонью. — Значит, снова осознанный сон? — пробормотала себе под нос девушка, разглядывая жёлтую пыльцу, оставшуюся на пальцах. Смутное ощущение, что это место она уже когда-то видела, охватило девушку. Воспоминание витало совсем близко, стоило только протянуть руку и схватить, но каждый раз оно ускользало, оставляя после себя неприятное ощущение потерянности. — А? — Арина вдруг с удивлением обнаружила, что вместо привычных юбки и свитера на ней было лёгкое бело платье с коротким рукавом. Снова промелькнуло чувство дежавю, но тут же же быстро улетучилось. — Нравится? — раздалось совсем рядом. Девушка вскинула голову и инстинктивно отпрыгнула назад. Прямо напротив неё появился словно из ниоткуда Достоевский. В тёмно-бардовых глазах застыло странное выражение, отчего по телу Арины побежали мурашки. Сердце вдруг сковал панический страх, и оно забилось с неистовой силой. — Интересное место ты выбрал для пыток, — после долгой паузы сказала девушка, стараясь, чтобы голос не выдал её настоящих эмоций. Фёдор ничего не ответил. Да и вообще он был слишком уж тихим и спокойным. Конечно, и в обычное время Достоевский был скуп на эмоции, лишь изредка выдавая что-то вроде лёгкой ухмылки или едва заметного недовольства. Но Арина уже давно научилась угадывать его настроение по, казалось бы, совершенно незначительным деталям. Сейчас, например, тёмные брови молодого человека были чуть вздёрнуты, а уголки губ слишком уж растянуты для его привычной полуулыбки, что определённо говорило о его хорошем настроении. Необычайное явление и почти такое же редкое, как выигрыш в казино. Девушка с раздражением мотнула головой, отгоняя надоедливые мысли. Что за дурацкие сравнения? Да и вообще, кому какое дело до эмоций этого психопата? — Не узнаёшь? — Фёдор склонил голову набок. Арина качнула головой. В тёмных глазах Достоевского промелькнуло что-то отдалённо напоминающее сожаление и печаль, что ещё больше удивило и насторожило девушку. — А я-то надеялся, что ты сохранила память о нашем счастливом детстве. Какая досада. Арина сперва растерянно посмотрела на него, а затем ещё раз огляделась. И охнула, чувствуя, как в сознании, наконец, всплывают давние образы. Ну конечно! Как она могла забыть? Это же то самое поле, куда они, будучи ещё совсем детьми, приходили иногда играть. В памяти оно сохранилось примерно похожим, но вряд ли в реальности всё было так же волшебно, да и цветов как-то уж слишком много. Мозг склонен преувеличивать и приукрашивать старое, ведь проще верить в сказки, чем в серую действительность. — Но почему именно оно? — Арина вновь обернулась к Достоевскому и вопросительно вскинула брови. Тот лишь улыбнулся и закрыл глаза, предоставляя девушке возможность самой ответить на вопрос. — Мы же просто иногда приходили сюда побегать. Перед мысленным взором всплыла картина, как она носится по полю с дикими воплями, безжалостно топча ни в чём не повинные цветы, а Фёдор, как обычно молча, наблюдает, стоя в сторонке. Чувство стыда заставила Арину простонать. Да, её точно нельзя было назвать примерным и послушным ребёнком. В отличие от того же Достоевского. — Меня всегда восхищало твоё свободолюбие, — неожиданно произнёс молодой человек, — в прежние времена ты была похожа на вольную птицу — могла в любой момент сорваться с ветки и полететь, куда вздумается. Однако теперь ты другая. — Время меняет людей, — отозвалась Арина неестественно глухим голосом. Фёдор хмыкнул и отрицательно качнул головой, затем опустился на корточки и принялся аккуратно срывать цветы. — Людей меняет отнюдь не прожитые года, а они сами, — ответил молодой человек, выдержав короткую паузу. — В таком случае я снова не укладываюсь в общие стандарты, — девушка пожала плечами, наблюдая за его пальцами. — Это верно, но Господь дал тебе жизнь, будь благодарна. — С чего бы? Я не просила о такой щедрости. И прошу — не заводи опять свою старую шарманку про Бога. — Почему нет? Твои детские суждения о Нём забавляют. Даже иногда проскальзывает нечто занятное. — И где был твой драгоценный Господь, когда я так в нём нуждалась? — Арина нахмурилась и отвернулась. Их с Фёдором дискуссии на тему религии всегда заходили в тупик: Достоевский фанатично верил в Высшие Силы, отказываясь воспринимать или хотя бы просто выслушать любую другую точку зрения, что приводило девушку в бешенство. Она всегда считала, что любое мнение имеет право на жизнь, независимо от предмета спора. В чужих словах, если, конечно, получится преодолеть собственную гордость, порой можно было услышать что-нибудь новое, посмотреть на старые вещи с другого ракурса. Но Фёдора было не пронять ничем. — Не гневайся, тебе не идёт, — послышался сзади насмешливый голос молодого человека. — Банка консервная, — бросила сквозь зубы девушка, — одно и то же каждый раз. Придумай что-ниб... Она вдруг осеклась. С чего это вдруг он ведёт себя так спокойно и дружелюбно, словно в тот раз ничего не было? Решил сбить с толку, а затем напасть исподтишка? С таким, как Достоевский, лучше не расслабляться, а Арина уже в который раз нарушила это правило. Она вновь посмотрела на молодого человека. Тот уже нарвал целую охапку ромашек. Девушка молча наблюдала и ждала, когда молодой человек, наконец, закончит, однако он, похоже, никуда не торопился, придирчиво разглядывая каждый цветок. — Удивительно, я-то думала, ты мне ноги и руки вырывать начнёшь, а не по лугам выгуливать, — Арине нервно рассмеялась. Ожидание хуже всего. Особенно когда знаешь, что ничего хорошего впереди точно не ждёт. Фёдор вновь оставил её слова без ответа и поднялся, держа в руках огромный букет. Некоторые цветы, точно белые снежинки, падали вниз, где их тут же подхватывал и уносил ветер. Достоевский уже было сделал шаг навстречу к девушке, однако та тут же отступила на два назад и покачала головой. На бледном лице молодого человека сперва отразилось непонимание, которое затем сменилось привычной полуулыбкой. — Не переживай, яда на них нет, — молодой человек снова попытался подойти, однако Арина была непреклонна, — хочешь поиграть в догонялки, как в детстве? — Тогда нам нужно поменяться местами, — ответила она, чувствуя, как живот скручивает от нарастающей тревоги. — И то верно. Раньше ты ненавидела убегать. Судьба порой играет с нами злую шутку. — Не тебе меня судить, — девушка прикусила губу. Бороться в случае чего вряд ли получится — в этом мире всем заправлял Достоевский. Бежать тоже некуда. Конечно, можно попробовать активировать способность, но чутьё подсказывало, что это пустая трата времени. Арина сосредоточилась, ожидая почувствовать привычное покалывание по всему телу, однако его не последовало. Она замерла, в полной растерянности, и не заметила, как старый знакомый подобрался почти вплотную. — Бесполезная затея, — произнёс он совсем рядом, словно прочитав её мысли, отчего девушка чуть не подскочила, а затем протянул цветы, — возьми. Арина уставилась на ромашки отрешённым взглядом, совершенно не понимая, что происходит. Инстинкты били тревогу, призывая убираться куда подальше и как можно скорее. Но куда? — Спасибо, но не стоило, — она медленно покачала головой, боясь поднять глаза на Фёдора. Однако тот даже не пошевелился. — Бери, — повторил молодой человек. В его тоне появились стальные нотки, и Арина ощутила, как по спине пробежал холодок. В сознании вдруг послышался тихий голосок, жалобно прося подчиниться и смириться, но девушка со злостью тут же отмела эту мысль. «Веди себя достойно. И смерть встреть подобающим образом», — подумала девушка, а затем выпрямилась и с вызовом посмотрела на Достоевского. — Отпусти меня. Или убей. От улыбки на лице молодого человека не осталось и следа. Кровавые глаза сперва расширились от удивления, а затем сузились, блеснув недобрым огнём. — Это твой окончательный ответ? — Да, — Арина постаралась, чтобы голос прозвучал громко и чётко. Фёдор ничего не сказал. Его руки безвольно упали вдоль тела, отпуская цветы. Сильный порыв ветра тут же подхватил их, унося куда-то вдаль. Внезапная резкая боль в области живота заставила девушку скривиться и упасть на колени. Во рту появился знакомый металлический привкус, а спустя мгновение по подбородку заструилась тёплые струйки. Арина инстинктивно закашляла. Белоснежные венчики покрылись ярко-алым, словно кто-то вдруг решил покрасить их в красный, но уронил банку, отчего вся краска вылилась наружу. «Сегодня я тот самый садовник», — в сознании вдруг всплыл отрывок из «Алисы в Стране чудес», — «а Красная Королева уже пришла». — Голову с плеч, — тихо рассмеялась Арина. — Что? Лица Фёдора она не видела, но по голосу поняла, что он как минимум в замешательстве. Девушка попыталась воспользоваться ситуацией и подняться, но новый удар невидимого ножа повалил её на спину. Страх холодной рукой сдавил горло, отчего каждый вдох давался с огромным трудом. Кровь изо рта и раны на животе хлынула с новой силой. — Вот твоя истинная красота, — раздалось где-то сбоку, а спустя некоторое время рядом появилось расплывчатое пятно, напоминающее Достоевского. Кажется, на его лице играла широкая улыбка, но Арине никак не удавалось сфокусировать взгляд, и она, оставив все попытки, посмотрела на лазурное небо над головой, которое по непонятным причинам осталось прежним. Что ж, закончить жизнь, пусть и такую короткую и пустую, в прекрасном месте, как это, тоже неплохо. Хотя бы не на свалке, где ей, собственно, и место. — Уже к папеньке не терпится? — произнёс Фёдор. Очередной удар. Теперь уже точно в сердце. Крик застрял где-то в области горла. Вместо него наружу вырвался новый кровавый фонтан. Внутрь груди будто вогнали длинный штопор и теперь медленно вкручивали его, разрывая плоть в клочья. Внезапно холодные пальцы коснулись лба девушки, убирая слипшиеся пряди волос. — У нас впереди много ночей, душа моя. А потом и дней, — ласково произнёс Фёдор, и Арина почти что кожей ощутила, как невидимая рука вновь заносит над ней нож. Спустя мгновение он опустился вновь.