Воздух

Вспышка! Удар! Ещё одна вспышка! Изуку Мидория зелёной молнией залетает в дряхлый заброшенный амбар. Вспышка! Грохот, треск и облако пыли, лезущее в нос. Ну где тут эти злодеи? Зелёная молния носится по грязному помещению, замирает возле груды ящиков, подаёт знак кому-то за спиной. А дальше — лёд. Стеной. Тодороки Шото со спокойной уверенностью ступает под ветхие своды. Пусть они опасно трещат, его лёд достаточно крепок, герои вполне успеют вытащить парочку предварительно оглушённых негодяев из убежища и выбраться. Ну, так он думает. Подходит к Мидории, собирается что-то сказать, как… БУЛЬК — странный и звонкий звук сопровождается внезапной тьмой в глазах у обоих. Злодеи выключили свет? Да тут и электричества нет, спасибо, что белый день на дворе. У злодеев причуды, связанные с тенью? Вроде бы тоже нет, по отчётам значился некий Жаб с какими-то непонятными пузырями и утыканный шипами Дикобраз. «О, это всё-таки был Жаб» — запоздало понимает Мидория, когда тьма вокруг начинает менять форму, поглощая его и Тодороки в сжимающийся шар. То есть пузырь. Довольно маленький — он и Шото оказываются на дне сферы и вжимаются друг в друга коленками. И довольно обидный — знали ведь, что это могла быть ловушка, но всё равно… а, что уж теперь. Когда пузырь формируется окончательно, свет возвращается — тусклый, но достаточный, чтобы Мидория и Тодороки могли видеть лица друг друга. Поверхность у него тёмная, плотная, но мягкая, будто резиновая. Вскоре у пузыря обнаруживается ещё два свойства, хорошее и плохое. С какого начать? Пожалуй, с плохого: внутри не работают причуды. То есть совсем. Зря Мидория пыжится и разные варианты Одного за всех перебирает, зря Тодороки руки тянет — ни-че-го. Жаль, их не предупредили об этом в отчётах, но что уж теперь. Чувство бессилия обидно корябает обоих. Но с другой стороны ясно: вне пузыря причуды обязательно вернутся. О втором свойстве им рассказывают сами злодеи. Два голоса, один скрипучий и резкий, другой — до бесячки медленный и тусклый. — Он ж воздух пропускает, верно, жирный? — Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а…. — А жаль, можно было бы оставить их так, и они б сами сдохли. — Не-е-е-е-е-е-е-е… — Придётся ждать ту дамочку. — Да-а-а-а-а-а-а-а-а…. — А я уже и тут! — пока Мидория и Тодороки обмениваются взглядами, радуясь второй новости — воздух экономить не нужно, пузырь газопроницаем, — к голосам прибавляется третий, тонкий, звонкий и явно девичий. Это не по плану: в материалах к делу не было никаких женщин, Мидория это точно помнит. Тем временем обладательница голоса оказывается обладательницей и хороших манер: — Зовите меня Лаванда, мальчики. Со мной будет весело! — Ла-а-а-а-а-а-адно-о-о-о-о-о…. — Давай, покажи, что ты умеешь. — Ооо, я покажу, ещё как покажу! Они там, эти двое? Как и предполагалось? — Да, Лёд-и-Пламя и суперсильный зелёный парень. Изуку и Шото вновь переглядываются — оказывается, на них у злодеев даже планы были. Но какие? Ответ им предполагается узнать опытным путём: никаких голосов снаружи больше не звучит, только уважительное «О-о-о-о-о-о-о» протягивает Жаб — видимо, вышеназванная Лаванда эффектно готовится к демонстрации своей причуды. Потом что-то шуршит, кто-то явно отходит от пузыря, кто-то наоборот — подходит, и следом появляется он. Запах. Едкий, пряный, тягучий и густой запах лаванды. Изуку и Шото догадываются одновременно — и зажимают носы сгибами локтей, лишь бы не вдыхать. Но поздно, они оба успевают запустить одуряюще сладкий яд к себе в лёгкие. Что он мог с ними сделать? Какие свойства могут быть у такой причуды? Изуку знает, что самые разные. От той, что была у их учительницы Полночи — во взгляде Изуку мелькнула боль — причуды усыпляющего типа, до…. бесконечности вариантов. Что же им досталось? Аналитический режим Изуку включился и работает. А сам он — смотрит на глаза напротив. Такие замечательно разные и удивительно родные. Шото глядит с лёгкой тревогой, но без паники, и Изуку хочет его поблагодарить за это, но… Они оба начинают кашлять, надрывно, пропуская ещё больше отравленного воздуха через себя. — Ха, заработало, мальчики надышались моих цветочков! — Лаванда, безусловно, искренне рада такому раскладу. — И чо будет, они набьют друг другу морды ведь? — Фии, Дик, зачем ж так грубо. Моя причуда гораздо изящнее. Изуку перестаёт кашлять и смотрит на Шото с испугом. Что? В ответном взгляде читается тот же вопрос. А злодейка продолжает вещать. — Они подышали, и теперь в них проснётся жажда крови. Уии! Конечно, причуды в этом пузырике не работают, но подумайте, это два крепких, физически развитых парня с геройского курса! А-ах, как жаль, что мы не увидим, как они пытаются друг друга придушить, это наверняка та-а-а-к круто выглядит! — Слышь, ну это и есть набить друг другу морды. — Не-е-еть! Всё не так! Вот оно что, — думает Изуку, переставая вслушиваться в препирания Лаванды и Дикобраза. Причуда, вызывающая жажду крови. Не повезло. Они с Шото… Как он там, кстати, напротив? А Шото выжидающе смотрит на Изуку, всё ещё автоматически придерживая локоть у лица. Правая бровь, та, что белая, изогнута в немом вопросе — ну как, будем морды друг другу бить? Нет? Изуку ответа не знает и тоже удивлённо поднимает брови: мол, а хз, что тут вообще творится. Может, не надо? Не надо — облегчённо опускает руку Шото. И смотрит. В его глазах, замечательно разных, красивых и удивительных, Изуку читает доброту. Действительно, какие тут морды, зачем друг друга душить, если можно просто смотреть? Любоваться? Изуку чувствует, как учащается его пульс, а щёки подозрительно горячеют — наверняка покраснел, вот блин. Изуку смотрит. — Эй, что-то они подозрительно тихие! — голос Дикобраза звучит дальше, чем обычно, видимо, злодеи вышли из зоны поражения Лаванды. — Ну чо там, чо там? Может, проверить как? — Не переживай, Дик. Может, они как раз душат друг друга, аккуратненько так! Изуку и Шото никого душить не думают. Они смотрят друг на друга, продолжая бессловесный разговор. Он почему-то принимает направление, о котором Изуку раньше как-то не задумывался, но всегда, оказывается, ощущал где-то внутри себя. Просто было не до того. А сейчас эти ощущения всплывают, и он смотрит. Любуется. Один глаз — серый, второй — иссиня-бирюзовый, выглядящий ярче на контрасте с тёмной от ожога кожей. Оба — невероятные. И взгляд Шото — такой же. В нём — чуть-чуть усталого недоумения, с которым Тодороки, кажется, всегда на лице ходит. Капелька удивления. И море, целый океан затопляющей нежности, от которой Изуку хочется кричать, но он не может. Ему нечем. Смотрит в ответ, стараясь передать то, что чувствует. Восхищение. Конечно, он всегда восхищался Шото, но теперь они были близки друг к другу, это другой уровень. Друг к другу. Они ведь друзья, да? — Изуку не знает, почему думает именно об этом, но, кажется, Шото что-то понял. Склонил по-смешному голову на бок, вновь тонкую светлую бровь поднял. Конечно, да. Наверное, нет, — задыхается Изуку, когда Шото придвигается к нему, а они и так сидят тесно, и он ощущает дыхание на своём лице, одновременно и горячее, и ледяное, и в мозгу запоздало вспоминается, что это от причуды, и неужели даже дыхание у Шото по-разному температуру выдаёт, и как это странно, ведь причуды в пузыре не работают, а свойства тела остались, и может, ему это вовсе чудится, но Изуку думать об этом не хочет и не может — он смотрит, смотрит и не может налюбоваться. Невозможно быть таким красивым и родным. Невозможно оторваться от этих глаз. Он невозможно, невозможно влюблённый. Эту мысль Изуку тоже думает каким-то краешком сознания — он её чувствует. И с восторгом видит в глазах напротив такой же бешеный водоворот чувств. Разговор без слов сотрясает воздух, в котором по-прежнему плывёт приторный лавандовый дух, а глаза продолжают смотреть и любоваться, смотреть и говорить — нет, кричать! — о нежности, о том, что друг другу они всё, что только можно и нужно, и о дыхании, которого, кажется, нет, и о сердцах, стучащих в диком темпе… — Такс, дамочка! Чо-то тут не то, — Изуку будто забывает, что они не одни, какие вообще злодеи, когда напротив — этот космос, пропитанный нежностью? Но пришлось вспоминать. И Шото, кажется, тоже выплывает из транса — а он у него был, полный изумрудов и восхищения. Так, собраться. Слушать, может, полезное что скажут. Что, в конце концов, происходит-то? — Чо происходит? — дублирует мерзкий Дик висящую в пропитанном цветами воздухе мысль. — Я тебе не дамочка, а Лаванда! И я не знаю! — голос чуть уходит в визг, но потом передумывает и тянет. — Хотя… — Я уверен, что мы б услышали звуки борьбы. Жаб, ты слышал звуки борьбы? — Не-е-е-е-е-е-е-е-е…. — Вот и я нет, Лаванда. Не по уговору это. Они должны были отмутузить друг друга, и мы бы их тёпленькими взяли, а там они сидят щас злые и… — Не злые, Дик. Это вряд ли. Моя причуда в любом случае действует. — Ну и чо за хрень тогда? — Есть… одно… исключение. Но этого быть не может, правда! — Лаванда снова немножко визжит. — Это ведь те два парня, точно? Вы уверены? — Ну ёпрст, да, уверен. Тодороки Шото, Мидория Изуку. Тодороки Шото и Мидория Изуку снова переглядываются. С перехватывающей дух заботой, но призывая друг друга не забывать, что они вообще-то в опасности. — Это два парня в самом горячем возрасте, ну не может быть такого, чтоб они… я наводила справки, ничего такого про них там не было! — Да колись уже, чо за фигня, а. — Да-а-а-а-а-а-а-а…. Да, колись, — смотрят Изуку и Шото. Всем уже интересно. — В общем, моя причуда заставляет ненавидеть друг друга всех. Вообще всех, кроме тех, кто друг друга любит. — Тююю… хрень у тебя, а не причуда. Те двое постоянно вместе, они ж напарники, хорошо друг к другу относятся, вот у тебя вхолостую и вышло. — Нет, дурак, ты не понял! Действительно, что-то он не понял, — смотрит Изуку в глаза Шото, который вновь придвинулся близко. Очень близко. И дыхание, и воздух между ними, и… так, стоп! Собраться! — одёргивает себя Изуку и слушает Лаванду. — Осечка происходит, если любят по-настоящему. На всех уровнях, усёк? И взаимно, обязательно. Если всё так, то эти чувства от моей причуды лишь усиливаются. Ах, вот оно что, — разум Изуку словно раздваивается, одна часть осознаёт безумное, крышесносное услышанное, другая и так это всё прекрасно знала, просто никогда вслух не произносила и из глубин не выносила. — Более того, — недовольно вещает Лаванда, — она так даже не на всех официальных парах работает! Регулярно мутузить начинают женатые люди, такая умора. Чтобы не возникло жажды крови, любовь должна быть истинной. Ах, вот оно что, — уже ничему не удивлён Изуку. Взгляд Шото напротив напоминает довольного кота, который наконец-то дорвался до миски со сметаной. Столько в нём спокойной радости: теперь всё будет хорошо, теперь-то всё как надо. Но дыхание по-прежнему рваное, а воздух между ними, которого так мало осталось, кажется, скоро будет искрить. От нежности. — Мда, хрень с твоей лавандой, Лаванда. Походу эти пацаны, ну, это… того. Педики грёбаные, и сосутся там небось вместо драки. Изуку смотрит на Шото, чей взгляд становится немного разочарованным. Действительно, почему они не — фу, слово-то какое — сосутся, хотя это стоило сделать ещё в прошлой жизни? Чего они медлят? Обсудить это взглядами им не дают — как и порассуждать злодеям. Ветхий амбар содрогнулся от небольшого взрыва и громкого ора: — Деку!!! Двумордый!!! Где вас черти носят, долбаные вы… БУМ! ТЫДЫЩЬ! Дальше идёт звук борьбы, писк Лаванды, спокойный голос Асуи и деловитые команды Ииды — вторая часть группы наконец-то добирается до точки назначения. Они взволнованы: в последний момент, когда Тодороки и Мидория уже умчались на задание, пришла дополнительная информация об ещё одной злодейке, очень опасной. И о коварных пузырях Жаба. Взрывы, спокойствие, деловитость — обступают пузырь, боясь, что они обнаружат внутри два избитых и придушенных тела. — Как их достать-то оттуда? — Да гавно вопрос, сейчас я… — Бакуго, стой! В отчёте было сказано, что пузырь силой не вскрыть. Цуи, потряси Жаба, у него на руках где-то должны быть железы с секретом… — Момент. Изуку и Шото смотрят со смесью любопытства и облегчения — ура, их спасают, и это конечно немного неловко, но лучше, чем быть схваченными злодеями, и всё же обидно, что они так и не успели… ВЖУХ! Пузырь начинает растворяться, Изуку инстинктивно хватается за Шото, и так они в обнимку приземляются на грязный пол — оказывается, шар висел в метре его поверхности. Смотрят. Взрывы, спокойствие, деловитость — смотрят в ответ. Удивлённо. Не избитые. Вообще нет. — А-а-а-а-а-а… — понимающе тянет Асуи. — Кхем, давайте без комментариев, — тактичный Иида уверенным жестом не глядя закрывает рот Бакуго, который готов высказать всё, что думает о грёбаных педиках. Изуку и Шото смотрят и понимают, что все вообще-то в курсе о причуде Лаванды и причинах, по которым они не набили друг другу морды. Что ж, так проще — Изуку с благодарностью смотрит на Шото, который встаёт первым и протягивает ему руку. Такую замечательную и родную. Холодную. Так они и выходят из амбара, держась за руки — и даже Бакуго бурчит себе под нос не слишком уж громко. Полицейские, которых привёл Иида с командой, как раз следом выводят повязанных злодеев. Изуку смотрит: Жаб ожидаемо крупный и медлительный, Дикобраз выглядит ещё более противно, чем звучит его голос, а Лаванда — миловидная девушка с фиолетовыми волосами. Он ловит её взгляд: в нём обида, огорчение и странная примесь восхищения, будто не каждый день она встречает тех, на ком причуда срабатывает, а не вызывает взаимный гнев, и ей как носительнице такого дара… Интересно? Изуку чувствует другой взгляд — это Шото смотрит, понимающе, в уголках глаз — смешинки. Ему тоже приятно, что Лаванде попались именно они и что всё сложилось именно так, и рука Изуку сжимает его ладонь с заботой и бессловесной договорённостью: всё хорошо. А издёвки Бакуго они как-нибудь переживут. И то, чего не успели и чего так хотели — всё будет, обязательно. Изуку смотрит в глаза Шото, видит в них бесконечную любовь и улыбается.