Возжигатель

      — Ай! Ну и сволочь же ты, Эрд!       Я отвернулся, силясь сдержать смех, но мне это не помогло: в тот же миг меня окатило внушительным снопом брызг, а часть их попала в глаза, отчего их сразу же защипало.       — И шутки у тебя дурацкие, — всё ещё недовольно пробормотал лежащий рядом со мной муж, дуя на обожжённые пальцы.       — Да ладно тебе, Арт, — всё же хихикнув, ткнул я его в плечо. — Зато, может, перестанешь засыпать, когда я с тобой разговариваю!       Он лишь вздохнул и снова растянулся на горячем песке, ещё глубже опустившись в солёную воду. Поднятая им рябь быстро улеглась, а мелкие волны снова тихо и размеренно зашуршали о берег.       — Прости, — наконец ответил Арт. — Ты сам знаешь, какие у меня были последние несколько... дней.       «Если не недель», — подумал я, но не стал ничего говорить. Вместо этого я тоже откинулся на землю и чуть прищурил глаза, защищая их от слепящего полуденного солнца.       — Если честно, я... — продолжил он и сразу же прерывисто вздохнул, — я вовсе не уверен, что Пламя можно восстановить хоть как-то. Когда дрова выгорают, любой огонь угасает сам собой, верно? Так где же взять ещё?       — Что взять, ты хочешь спросить? — повернул я голову к Арту. — Хозяйка как раз сейчас и занимается поисками. Она очень, очень мудра — думаю, её исследования дадут добрые плоды.       — Мне известно об этом, — вздохнул он ещё раз. — Только...       Арт не стал продолжать, а я потянулся рукой и крепко ухватил его за запястье. Я понимал его с полуслова — а он же прекрасно знал и это. Мы мыслили порою так же похоже, как похожи были и наши имена: Эрд и Арт; вернее, Эрдис и Арториас — именно так называли нас прочие, а простолюдины при этом ещё и уважительно склоняли головы.       Он вдруг широко распахнул глаза и посмотрел прямо на горящий огненный круг. Сегодня он завис в небе как-то слишком высоко, и теперь то и дело вспыхивал видимыми лишь мне протяжными красными языками. Худощавое лицо Арта очертилось ещё резче, чем раньше, а тонкие щёки будто бы запали ещё больше.       — Чувствуешь, как тянется время? — еле слышно проговорил муж.       — Как нить на веретене.       Я всегда ценил такие мгновения — почти с тех самых пор, как мы познакомились. А это произошло давно, и времени с тех пор утекло больше, чем я могу себе представить.       Когда я появился на свет, война уже ворвалась во все уголки того, что сейчас зовётся Лордраном. Драконы. Никто не знает, сколько веков и тысячелетий они правили миром до того, но любая власть имеет своё начало — и конец. Я думаю, они понимали это лучше всех прочих.       Именно потому Сит и перешёл на нашу сторону и присягнул Гвину в верности. Он, несчастный изгой, лишённый чешуи, был мудр и проницателен, и чувствовал, как эпоха присносущного тумана медленно растворяется и утекает сквозь пальцы. Исполинские деревья, цепляющиеся друг за друга своими скрюченными ветвями, были обречены стать топливом для костра.       И он загорелся. То самое Первое Пламя, имя которого теперь произносится с почтением и трепетом. Оно зародилось в кроне Древа, имя которого ныне запретно, и нашли его четверо: те, кому было предначертано стать повелителями из Повелителей. Гвин, величайший из них — тот, кому досталась Светлая Душа. Впитав её, он обрёл с ней силу самого небесного света — и молниями, рождающимися в его руках, разил врага без устали. Квила же овладела Душой Жизни и с её помощью сотворила новый Огонь. Гвина почитали, а её — боялись, ведь пламя за считанные мгновения из ласкового друга становится грозным врагом, которого так трудно снова умягчить. Хозяйкой называем её мы, её ученики, а прочие за глаза кличут Ведьмой. Ведьмой из Изалита.       Третий из них — Нито. Душу Смерти получил он, и она извратила, испортила его тело. Мало кто мог не скривиться в отвращении, увидев его — бесформенное чудовище, состоящее из тьмы и костей. Он тоже воевал с драконами, но как он их уничтожал... жалею, что никак не могу это забыть.       И, наконец, последний. О нём мало говорят у нас, а имени и вовсе никто не помнит — и было ли оно? Мой отец... наш отец. Бережно коснувшись ладонями Тёмной Души, он не поглотил её и не использовал как-то иначе, но наоборот: подпитывал теплом и силой своей души, как будто бы растил единственное и самое любимое дитя. И когда тело его ссохлось, глаза запали, а губы истончились, он разделил Душу на множество мелких, родив нас — людей. Первое поколение он повёл в бой сам, лично, и многих рыцарей за их невероятную доблесть и мужество он отметил особенно: подарил им целый город. Город за стеной — так он сейчас называется. А праотца нашего — я сам видел — Гвин короновал как равного себе, но что стало с ним после того, мне неведомо, ибо более никто и никогда не видел его в Лордране.       Я не был ни первенцем нашего предка, ни кем-то особенным. И родителей своих я не знал: оба, отец и мать, погибли вскоре после того, как я родился. Меня взяли на воспитание их товарищи; не из людей, но из Повелителей, и растили как своего, не заботясь о том, что я принадлежал к другому народу.       Перед лицом общего врага все равны, не так ли?       Когда я стал несколько старше, мне самому пришлось брать в руки оружие. Меня отдали в ученики к Хозяйке — не насильно, но потому, что я сам того пожелал. То ли так стремилась к пламени моя частичка Тёмной Души, то ли дала плоды моя, пусть и недолгая, жизнь с Повелителями… кто знает? Одно могу сказать наверняка: всегда, сколько себя помню, я неистово обожал огонь.       И Квила приняла меня. Первого из людей — если не считать тех, кто сражался вместе с моим праотцем. Но они-то были особенными, а вот я — нет, и тем удивительнее для меня было то, что она относилась ко мне, совсем ещё юнцу, с теплотой и лаской. Помню как сейчас: мы стоим перед ней в высоком сводчатом соборе (а я — самый меньший среди всех) и она показывает нам свои руки. Стоило только Хозяйке коснуться Души, ещё тогда, как та обожгла её ладони до самых костей. Они зажили со временем, но покрылись сетью из странно сплетающихся ярко-белых рубцов.       Среди её учеников я вовсе не был первым в мастерстве, но не был и последним. И когда я выучился достаточно, настала пора мне с остальными учениками Квилы выходить в бой.       И там, в ровной степи, укрытой начинающим развеиваться туманом, я впервые встретил его. Он сразу же представился Артом — просто потому, что так проще и быстрее говорить — и сказал, что теперь он берёт над нами руководство. Имя Арториаса уже тогда было на слуху, и потому мне это показалось несколько удивительным: ведь он, как я знал, не владел ни магией, ни иными тайными искусствами. Но все мои сомнения развеялись, когда я наконец увидел его в деле.       Словно каким-то внутренним чувством он ощущал, куда всего через несколько мгновений нанесёт удар враг, и всегда отдавал нам только такие приказы, которые мы могли выполнить — и которые же, тем не менее, теснили противника всё дальше и дальше. Порой мне начинало казаться, что где-то внутри него находится целый громадный механизм, позволяющий ему просчитывать всё, что происходит на поле боя, и даже больше.       До сих пор не пойму, почему он решил выделить именно меня. Не то чтобы моё пламя было самым могучим или ноги — самыми проворными, но… Наверное, дело в том, что уже тогда начинал понимать его лучше всех прочих. Движения наших мыслей будто повторяли друг друга порой, и раз даже я это подмечал, то Арт — тем более.       Не хочу дальше рассыпаться в словах, описывая всю оставшуюся войну с драконами. Она была долгой, грязной и кровавой, и со временем, уже где-то к её середине, я дослужился до полковника. Арториас учил меня многому из ратного дела, а я старался быть добрым учеником. Не скажу, что всегда это удавалось, но… он видел, что я старался.       И вот — драконы дрогнули и начали отступать. Тогда и войско наше стало дробиться на всё более и более мелкие части: эти летающие змеи начинали прятаться в таких местах, куда не пробрались бы ни сотня, ни даже десяток. И я с одной стороны почти не удивился, а с другой — был безумно рад, когда Арт однажды сказал, что теперь мы станем работать вместе.       Работа была тяжёлой, а местами просто отвратительной. Порой мы уставали так, что не хотелось даже говорить — в такие мгновения мы только и могли что, натужно сопя, подниматься по мокрым, скользким скалам к очередному логову. К тому времени я ростом уже почти сровнялся с Артом, но даже это… помогало не особенно.       Но рано или поздно всему приходит конец. Война закончилась, и я вздохнул с облегчением. Вот, думал я тогда, наконец мы сможем с Арториасом обсудить всё-всё, что накопилось за эти долгие годы, но… теперь его забрал к себе на службу Гвин. И хоть мой друг и просил за меня тоже, король отказал — только потому, что я был человеком. И несмотря на то, что добрую часть моей человечности уже охватил огонь… всё равно.       Помимо Арта, такой чести удостоились ещё трое: Орнштейн, Гох и Киаран — последняя была особенно близка как Арториасу, так и мне. Порой нам удавалось провести время втроём — или даже всем пятерым вместе — но больше всего я ценил те мгновения, когда мне удавалось побыть с другом наедине.       Хотя бы несколько коротких часов.       — Эрд…       Его голос вывел меня из задумчивости.       — Эрд, — на этот раз он звучал даже несколько неуверенно, — я должен сказать тебе кое-что.       Я немного нахмурился и снова повернулся к нему.       — Гвин отправляет меня в очень долгое и опасное путешествие, — еле заметно дёрнул он щекой. — Настолько опасное, что я даже не уверен до конца, вернусь ли из него живым.       — Брось ты, — недовольно поморщился я. — Если не ты, то кто тогда?       Он нервно мотнул головой и привстал на локтях.       — Я не об этом сейчас. Чем дальше, тем всё чаще я ухожу из Лордрана и дольше отсутствую. Мне хотелось бы иметь что-то здесь, дома. Какую-то небольшую частичку, которая была бы…       — Нет! — я почти вскрикнул, испуганно отшатнувшись от него. — Ты не можешь! Ты — из повелителей, а я…       — Да какая, сгори она чернотой, разница?!       Арт раздражённо сжал зубы и пристально посмотрел мне в лицо — прямо в глаза.       — Я устал это слышать! Мы дышим одним и тем же воздухом — едим и пьём ту же самую пищу и воду. Говорим на одном языке и становимся сильнее от одних и тех же душ — так какова разница между нами? Где она? Покажи же мне!       Он резко вскочил на ноги, а я поднялся вслед за ним; Арториас был немного, всего на полголовы, выше меня.       — Даже гиганты пользуются в Лордране большим почётом, чем люди! Даже мертвецы Нито! И ты можешь мне рассказывать что угодно про сродство человечности и Бездны — я тебя даже и слушать не стану. Мне на это наплевать.       — И ты… — устало выдохнул я, — ты не боишься последствий?       — Нет.       Арториас сделал короткий шаг навстречу мне и неуверенно приподнял руки — а я, смирившись, слабо кивнул. Он возложил свои ладони мне на голову, а я — на его. Солнце продолжало светить так же ярко, а волны мягко поглаживали намокающий и темнеющий песок.       Мы заговорили одновременно.       — Erthis souor aethan Artoriae… — тихо шептал я, — Artorias souor aethan Erthi… — строго чеканил он, — …neau guesan, gathar layen, gathar guopian tel dauthus quimmithe upan megh.       Только последнее слово слетело с моих уст, как я ощутил слабое движение где-то в глуби сердца. Малая его часть, еле ощутимо вздрагивая, начала рваться наружу — и наконец нашла себе выход. Обе мои руки оплели длинные чёрные нити и, ласково погладив мою огрубевшую кожу, обвили голову Арта. Его же руки вспыхнули ярко горящим светим, и сам я в тот же миг ощутил жар, охвативший мои волосы и лицо.       — Tel dauthus quimmithe upan megh, — вместе повторили мы.       Лицо перестало гореть, но вместо этого стало как-то непонятно тепло где-то внутри — около сердца, над животом. Частица огненной души беспокойно шевелилась, но моя прирождённая чернота тихо поглаживала и ласково касалась её — и скоро та успокоилась.       Я убрал руки с головы Арториаса и отшагнул назад. Он, неуверенно улыбнувшись, посмотрел на меня и как-то непонятно вздохнул.       — Всегда? — улыбнувшись тоже, спросил я.       — Всегда.