Возжигатель

      — Киаран! Киаран!       Она резко обернулась, а я еле успел затормозить, чтобы не врезаться в неё на полном ходу.       — Благословен Всеотец, что я смог отыскать тебя, — тяжело задышал я, упёршись руками в колени. — Я хотел спросить: ты не?..       Я вдруг осёкся и ощутил, как мои брови сами невольно сползаются к переносице. Её выражение лица — я видел это очень отчётливо — походило на моё слишком сильно.       — То есть, ты тоже, — вздохнула она и сцепила пальцы в замок. — Ты, значит, тоже…       — Скоро уже полгода, как его нет, — как-то неожиданно резко сказал я, наконец разогнувшись. — Ни единой весточки. Я думал, что хоть ты можешь знать, но…       — Я сама прибыла в Анор Лондо только пару дней назад, — решительно тряхнула Киаран головой. — Орнштейн сказал мне, что Арториас отбыл по поручению Гвина, но ни слова более. Я сразу же отправилась искать тебя — и… и вот.       — А сам Гвин? — ещё более раздражённо выплюнул я. — Или он, как всегда, слишком занят для аудиенций?       Киаран глубоко и неровно вздохнула.       — Гвина тоже нет в городе. Как я слышала, сейчас Гвинедд правит вместо него, а ещё…       Она вдруг отвела взгляд и странно запнулась; мне даже показалось на мгновение, что кожа на её лице поменяла оттенок.       — Ну же, не томи! — не выдержал я, когда молчание начало затягиваться.       — Он пообещал вернуться с дарами. Сообщил всем приближённым из числа людей, что они несправедливо обделены почётом и уважением. Как только он снова прибудет в Анор Лондо, сказал Гвин, то щедро воздаст по заслугам каждому.       Я невольно отступил на шаг. Её слова — казалось бы, самые простые и обычные — звучали не совсем так, как должны были. В них содержалось ещё нечто, нечто такое, что я пока не мог осознать.       — Пугающе звучит, верно? — вздохнула она, высказав и часть моих мыслей тоже. — И почему вдруг именно сейчас? Как бы и тебе не…       — Не думаю, что он меня вознаградит, — перебил я её. — Я сражался не под началом Праотца, а вместе с Арториасом и прочими из числа Повелителей. Да и душа моя теперь…       — Тем не менее, ты всё ещё человек, — на этот раз перебила уже она. — Твоё происхождение известно и понятно всем, Эрд — всем, кроме тебя. Советую и тебе не забывать о нём.       Слова Киаран прозвучали довольно резко — даже грубо, я бы сказал. И она сама поняла это в тот же миг, а потому так и замерла, не успев до конца закрыть рот, и вдруг бросила на меня виноватый взгляд.       — Киаран, — сделал я вид, что не услышал её, — я хотел бы показать тебе одну вещь. У тебя есть несколько свободных минут?       — Несколько свободных недель, я бы сказала, — попыталась улыбнуться она. — Давай, веди!       Я улыбнулся ей в ответ и быстро, перепрыгивая по несколько ступеней за раз, начал спускаться вниз по лестнице. Киаран не отставала, но по правде говоря, я мог и не вести её: дорогу к моему дому она знала прекрасно.       Лестницы, переходы и посты в Анор Лондо могли бы показаться совершенно одинаковыми и неотличимыми попавшему в него в первый раз. Что уж там; даже я, порой задумавшись, сбивался с пути и поворачивал не туда. Арториас, как я помню, однажды и вовсе опоздал на какой-то важный совет, спутав между собой две очень похожих друг на друга лестницы, и Орнштейн после этого подтрунивал над ним добрых пару месяцев.       — О, — вскинула она брови, когда мы уже почти пришли. — Ты, я смотрю, несколько расширился.       — Угу, — кивнул я, пытаясь нащупать в кармане ключ. — Ювелирную мастерскую наконец-то достроил, а вон та пристройка, — указал я пальцем вверх и влево, — соединяет её с кузней. Да и кузня сама выросла, как видишь.       — Не терпится ещё и внутри посмотреть, — на этот раз совершенно искренне улыбнулась Киаран.       — Всё будет! Но сперва — один небольшой подарок от меня. И не гвиновский, а вполне себе обыкновенный.       Я наконец выудил ключ из глубин штанов и с силой вставил его в замочную скважину. Оборот — ещё один оборот — и дверь в кузницу распахнута, а внутри приветливо мерцают огоньки масляных ламп.       — Проходи пока вон туда, — ткнул я пальцем в сторону отдельно стоящего невзрачного стола, покрытого пурпурной тканью. — Я пока с замком разберусь.       В последнее время он действительно начал странновато чудить: открывался спокойно и без особых усилий, но стоило только попробовать обратно его закрыть, как он заклинивал почти намертво. Каждый раз приходилось придумывать какие-то новые ухищрения — и этот тоже не был исключением. Когда я наконец, запыхавшись, справился с ним, слегка даже погнув ключ, Киаран уже стояла прямо возле стола, а на её лице застыло выражение благоговейного восторга.       — Неужели это… — ахнула она, указывая на очертания предмета, укрытого тканью.       Я лишь загадочно ухмыльнулся и быстро сдёрнул покров. В глаза сразу же ударил слепящий золотой блеск, сменившийся почти сразу же тусклым и приятным мерцанием.       — Это же… Эрдис!..       Теперь я довольно и очень широко улыбаюсь. Она наверняка и не думала, что я запомню — и совершенно зря. Два меча, которыми она сражалась: Серебряный и Золотой След. Один был утерян в бою, а второй остался при ней. Я не уверен, что смог повторить подлинник правильно, но надеюсь хотя бы, что…       — Эрд, — она поворачивается ко мне и глядит в лицо очень, очень серьёзно. — Скажи мне честно: где ты его нашёл?       — В… в смысле? — не сразу удаётся мне ответить. — Я нигде и не искал. Чертежи, если хочешь посмотреть, вон там, — указываю пальцем вглубь кузницы, — там же и заклинания, которыми я его зачаровал.       — Эрд, — в голосе Киаран вдруг пробивается какой-то неловкий всхлип, — ты понимаешь?.. Он выглядел именно так! Тот мой Золотой След! Один в один!       — Да брось ты, — мне начинает становиться по-настоящему неловко. — Ты же лишилась его… сколько? Шестьсот лет назад? Тебе просто кажется, да и всего...       Я вдруг замолкаю под пронзительным взглядом её ярко-синих глаз, а она лишь медленно качает головой.       — Нет, Эрд. Я помню его облик так, как будто бы только вчера держала в руке. Если ты мне не лжёшь и это правда твоя работа, то…       Киаран склоняется ещё ниже и почти касается носом рукояти, а потом тихо вздыхает с невыразимым облегчением.       — Да, я вижу. Вот здесь, — показывает она пальцем на середину клинка, — изгиб не совсем такой, как был у моего Следа. У тебя он лишь самую малость мягче.       Я окончательно теряюсь, будучи совершенно не в силах понять, хорошо это или плохо — но она сама развеивает все сомнения, заключая меня в крепких объятиях.       — Благодарю тебя, — тихо шепчет она мне на ухо; хорошо, что я не вижу слёз в её глазах. — От всего сердца благодарю тебя. Это самый… самый лучший дар, который я только могла надеяться когда-либо получить.       — Для чего же нужны тогда друзья? — крепко прижимаю и я её к себе. — Быть может, и мне самому когда-то потом потребуется помощь — как знать?       Киаран отступила на шаг и решительно кивнула. В её ярких глазах плясали блики от приятно мерцающего золотистого свечения.       — Тогда попроси её без малейших сомнений. Обещаю: в любой миг я приду к тебе на помощь.       — Останешься на обед? — вдруг неожиданно выпаливаю я.       На самом деле, я даже не ожидал, что этот меч мог быть так важен для Киаран. Мне всегда казалось, что это просто воспоминание… память о былом, которое ушло многие десятки и сотни лет тому назад. Похоже, я ошибался — и из-за этого смущение было уже попросту тяжело выносить.       — С радостью!       Новый Золотой След я накрыл всё той же пурпурной тканью: ножны ещё не готовы до конца, так что Киаран придётся потерпеть денёк-другой. А раз она остаётся сейчас на обед, то кузницу я закрываю изнутри всё тем же еле поворачивающимся ключом: как раз недавно я до конца достроил переход, соединяющий её со всем остальным домом. Дева бросает последний обожающий взгляд на меч, а после мы поднимаемся вверх по крутым ступенями и сворачиваем в тёмный проход, освещаемый небольшим масляным светильником — он прикреплён к одной из стен как раз на уровне моей головы.       Заканчивается проход ярким проёмом, выходящим прямо в столовую. Не то чтобы я намеренно этого добивался — просто исторически сложилось так, что столовая оказалась к кузнице ближе всего. Так что Киаран я сразу же усаживаю за стол, а сам уже направляюсь на кухню: надо бы растопить уже угасшую печь, пожарить несколько яиц, а потом… В погребе точно должно было остаться не меньше половины свиного окорока, так что его тоже можно пустить в дело.       Пока я суечусь на кухне, Киаран спокойно ждёт, тихо напевая себе что-то под нос. На столе перед ней сначала появляется свежий хлеб, потом — тонко порезанный окорок, а после него — огромная миска с огурцами и разной зеленью, заправленными сметаной. Я по её лицу вижу, как её хочется наброситься на снедь прямо сейчас, но Гвин не зря удостоил её чести стать одной из его рыцарей: выдержка у неё точно просто потрясающая.       Наконец печь разогревается. Пожарить яйца — дело всего нескольких минут, так что моей подруге не придётся ждать долго.       — Слушай, Киаран, — завожу я разговор, чтобы хоть немного её отвлечь, — а до меня доносились какие-то слухи, что Гвин хочет ещё одну дочь родить. Это правда или?..       — Ну, знаешь ли, я к нему в постель не ложилась, — судя по странному звуку, донёсшемуся от неё, дева чуть не подавилась. — Может, и хочет, мне-то какое дело?       Удивительно; она раньше никогда так не раздражалась при упоминаниях нашего короля. Что-то произошло или?.. Впрочем, над этим можно будет подумать на досуге.       — Ладно, ладно, не кипятись ты так! — яйца на сковороде уже вовсю шкварчат. — Тогда скажи-ка другое: а с Арториасом у вас что? Он-то мне вообще ничего не говорит, только отмалчивается да отнекивается.       — О, — кажется, она хихикнула. — Вот это я рассказать могу. Но история долгая, так что давай-ка сперва наконец сядем поесть. А то так, не ровён час, у меня посреди рассказа живот к спине прилипнет!       Ждать её остаётся недолго: не проходит и минуты, как я беру сковороду в одну руку, а деревянную подставку — в другую, и быстрым шагом направляюсь в столовую, чтобы поставить всё это на стол. Тарелка мне, тарелка ей, каждому по одной вилке и ножу (в самом деле, не аристократы же мы) — и к обеду наконец можно приступать.       Киаран старается сперва есть сдержанно и не очень быстро, но сдаётся совсем скоро. Яйца исчезают в ней одно за другим, и ломти окорока поочерёдно с кусками хлеба — не с меньшей скоростью. Я сейчас не слишком голоден, а потому ем намного медленнее — и именно поэтому же мне начинает становиться немного страшно, что в конечном итоге от еды для меня почти ничего не останется.       Не улыбаться, глядя на неё, решительно невозможно, потому я оставляю Киаран на время и снова спускаюсь в погреб. Если уж обедать, так с удовольствием — а как раз для этого у меня там припасена початая бутылка молодого вина.       Когда же я возвращаюсь, то вижу, что Киаран немного поубавила в скорости, а молчаливое сосредоточение на её лице начинает понемногу сменяться блаженным спокойствием. Я быстро выуживаю из шкафа с посудой два немаленьких серебряных кубка, богато украшенных лиственными узорам (моя работа) и ставлю оба на стол.       — Тебе разбавлять? — спрашиваю я, поднося горлышко бутылки к её кубку.       — Нет, — отрицательно мотает головой она. — Спасибо, не нужно.       И себе, и ей я наливаю почти до самых краёв, а дальше снова сажусь за стол. Киаран — ровно в тот же миг — откидывается на спинку стула и протяжно вздыхает.       — Спасибо тебе, — то ли мечтательно, то ли довольно улыбаясь, повторяет она. — Ты меня чересчур балуешь сегодня.       — Будет тебе, — отпивая из кубка, машу головой я. — Чем рассыпаться в извинениях, расскажи лучше про Арта!       — О, — дева вдруг запрокидывает голову и устремляет взгляд в потолок. — Если коротко, то… дело в том, что он боится жён.       Я фыркаю так громко, что если бы не удосужился вовремя проглотить вино, весь стол бы сейчас наверняка был усеян красными каплями.       — То есть как это — боится? — немного недоверчиво переспрашиваю я.       — Как бы тебе сказать… если он пытается позвать меня куда-то — имею в виду так, чтобы там были только мы вдвоём — на его лицо становится страшно смотреть. Оно меняет цвет, — вдруг хихикает она, — как Сит, если его разозлить. Становится сперва белым, потом красным, а потом снова… и запинается он так, что ни единого слова не разобрать.       — Так может быть, Киаран, он не жён боится, а опасается некой одной девы?       Та самая некая дева тоже отпивает вина и звонко смеётся. Я до безумия обожал те немногие мгновения, в которые она может так беззаботно веселиться.       — Как знать, как знать! — закончив смеяться, она всё ещё продолжает лукаво улыбаться. — А если без шуток, то… Мы очень редко видим друг друга, Эрд. Порою мне даже кажется, что ещё реже, чем мы с тобой друг друга. Для Рыцарей Гвина всегда находятся дела, а минуты отдыха нам выпадают совсем нечасто.       — Но раньше бывали и дела и для четверых сразу, — мои брови сползаются к переносице всё ближе и ближе. — А сейчас, я так понимаю?..       — Всё меняется, Эрдис.       Киаран вздыхает — на этот раз уже тяжело и как-то тоскливо — а в её взгляде не остаётся и тени былого веселья.       — Ты говоришь, что Гвин боится происходящего… все мы, Эрд. Нет разницы: люди ли, Повелители ли — все мы страшимся неизвестности. Почти всю свою жизнь мы провели, согреваемые светом того самого Пламени, которое сейчас медленно угасает в Горниле. Мы не знаем другой жизни. Мы не помним её.       Я крепко сжал под столом обе ладони в кулаки — так крепко, что костяшки пальцев побелели.       — Ты замечаешь, что тебе постоянно чего-то не хватает, Эрдис? Казалось бы, прошли уже сотни лет, но тебе не довольно: Арториас редко видится с тобой, мы — и того меньше; Гвин и его семья будто бы вовсе забыли об остальных, а работа в кузне больше не приносит радости.       Она ненадолго прерывается, а я медленно киваю, не в силах поднять взгляд.       — Нет, не подумай, что я тебя попрекаю, — Киаран издала грустный смешок. — Я чувствую это и на своей шкуре тоже. Раньше я думала, что всё из-за того, что работы стало больше, но… нет. Бывало так, что я не возвращалась из походов годами, но тогда было иначе. Потому что Пламя горело ярко.       — Как думаешь, — я резко поднимаю глаза, сразу же чуть не утопая в её льдистой синеве. — Как думаешь, есть ли смысл пытаться восстановить его?       Залегает долгое молчание. Лицо Киаран кажется совсем окаменевшим; я не могу разглядеть на нём ни единого чувства, ни единого движения губ. И я, кажется, чувствую тоже. Эту резко нахлынувшую тоску — ту самую, которая, бывает, приступает в погожий летний день, когда солнце начинает клониться к закату. Когда его лучи словно останавливают весь мир и становится неестественно страшно — из-за того, что ты думаешь, будто бы он может замереть навеки.       — Я не знаю, — неожиданно осипшим голосом отвечает она. — Я не знаю, правильно ли это. Одна часть меня говорит, и говорит разумно, что любой костёр должен непременно догореть, а другая часть… если есть ещё топливо, то почему не попытаться разжечь его снова?       Лёгкий ветерок влетает в распахнутое окно. Я невероятно надеюсь, что он принесёт хоть что-то, кроме летнего зноя — и он приносит. Вместе с ним в столовую врывается мягкая свежесть вперемешку с солью, как будто бы с далёкого лазурного моря — вот он, кажется, тот самый вкус брызг, который я почти могу чувствовать на губах.       И Киаран ощущает его тоже. Её лицо проясняется на глазах, а в холодных синих глазах снова загорается искорка — та самая, которая вновь отразилась в её глазах, когда она увидела новый Золотой След.       — Слушай, Киаран, — я отчаянно пытаюсь сохранить эти мгновения как можно дольше, — а я вспомнил вдруг… То и дело говорят, что люди со всех краёв Лордрана поклоняются Гвину и его семейству как богам. Это правда или?..       Спокойствие на её лице сменяется ошеломлением, но искорка не только не гаснет, а наоборот — разгорается ещё ярче.       — А ты правда не слышал? — невероятно округлив глаза, спрашивает она. — А о том, что они поклоняются и тебе, ты тоже не знаешь?       Теперь время удивляться наступило уже для меня. Наверное, я сейчас выгляжу невероятно забавно; вот, Киаран даже начинает негромко хихикать — но поделать с этим, увы, ничего не могу.       — Ну тогда слушай! — восклицает дева, довольно задирая подбородок. — Ты, Эрдис, стал называться богом не по праву рождения, а по заслугам. Они известны каждому простолюдину, живущему хоть в далёких восточных землях, хоть у западных морей. Но на них я останавливаться не буду, а поведаю лучше иное: как знают все, боги вынуждены были принять тебя в их семью, ибо слава твоя гремела во всех краях Лордрана, но… заставить себя полюбить тебя, человека, они так и не смогли. И ты, Бог-Кузнец (именно так они тебя называют) стал отщепенцем, изгоем как среди людей, так и среди прочих богов, и хоть из-под твоей руки и выходят изделия, равных которым нет во всём мире, твоё сердце никогда не сможет обрести покой.       Всё, что я мог делать — разевать и закрывать рот как выброшенная на берег рыба необычного вида. Бог-Кузнец? Слава? Что за чушь?..       — А, ну и ещё одно, — Киаран теперь уже откровенно веселилась. — Единственный Бог, который признал тебя как равного себе — это Гвинедд. Но и ему приходится молчать, ведь Гвин может свергнуть его с лёгкостью. И поэтому ты нашёл себе друзей среди его слуг, ибо всегда был хоть и горяч, но отважен, добр и чист сердцем.       Я вдруг ощущаю, как на мои глаза начинают наворачиваться слёзы. Не то чтобы я был как-то изрядно растроган, но…       — Удивительно, — наконец я нашёл в себе силы, чтобы сказать хоть что-то. — Удивительно, как крупицы правды, собранные там и сям, могут превратиться в такое вот. Просто уму непостижимо.       — Вот так-то, господин бог Эрдис, — Киаран потянулась через весь стол и с силой хлопнула себя по плечу. — Мотай на ус! И не разочаровывай своих последователей, а то, глядишь, они и сами тебя невзначай свергнут.       — Постараюсь, — всё ещё неловко улыбаюсь я. — А Гвин… он разве не пытается как-то пресечь эти слухи?       — Попытался бы, они бы разгорелись снова, — пожимает плечами дева. — Да и добавили бы ещё, что это всё наверняка правда, раз Гвин не хочет, чтобы о ней знали. Так что пока, похоже, его всё устраивает.       В столовую врывается ещё один порыв ветра, а Киаран вдруг оборачивается к окну и неожиданно вскакивает.       — Вот я растяпа! — громко хлопает она себя по лбу. — Я же обещала своему брату, что забегу к нему сразу после полудня, а сейчас уже сам видишь что. Эрд, — поворачивается она уже ко мне, — ты прости, что я так…       — Ничего-ничего, — заверяю я её, тоже поднимаясь. — Я уже сам приберусь; времени у меня прилично, тем более. Так что давай, спеши поскорее к брату!       Она почти оббегает стол и снова заключает меня в объятьях — таких крепких, что дыхание во мне почти останавливается.       — Спасибо тебе ещё раз, — серьёзно кивает она. — Я знаю свой долг и никогда его не забуду.       Киаран покидает комнату так стремительно, что я не успеваю даже ничего ответить. Где-то там внизу вскоре хлопает дверь, а я понемногу начинаю собирать посуду со стола и уносить её в кухню. И когда я дохожу уже до последнего, что осталось — миски с зеленью — ветер врывается внутрь третий раз. На этот раз такой сильный, что занавески вихрящимися кружевами вздымаются вверх, и… в нём явственно слышен запах металла.       — Арториас, — повинуясь внезапному побуждению, я высовываю голову в окно и поднимаю её к небу. — Арт, где же ты сейчас?