***
Ступив на мощёную улицу Ниана, Шарлотта вздохнула с облегчением: в полёте капюшон, даже немного стянутый тесёмками, норовил обнажить голову, плащ вместе с юбкой раздувались от ветра, и она сразу вспомнила, отчего так редко одевалась по-женски: некомфортно «неотразимым женщинам» при полном параде летать на мётлах по просторам Клевера. На площади царило относительное безлюдье, и какой-то мужчина в чёрном сидел на бортике фонтана в треть оборота к ней, пуская дымок в сумеречный воздух. Шарлотта прищурилась, гадая, Ями это или нет: знакомая мана от него не ощущалась. Её сомнения укрепились окончательно, когда фигура даже не пошевелилась в ответ на сделанные пару шагов, но стоило Шарлотте разочарованно подумать «Не он», как у неё за спиной усмехнулись знакомым прокуренным басом. — Я здесь, Королева шипов. — Й-йями! — от испуга вместо нормального голоса из горла исторгнулся полузадушенный хрип, и обернувшаяся Шарлотта таки задела мыском край платья. Хорошо ещё, что успела взмахнуть руками, удержав равновесие, иначе целовать бы ей сегодня не Ями, а хладные камни площади. Несчастное сердце чудом избежало очередного разрыва. — Господи, ты нормальный? — Ну, насчёт господа бога — это тебе в небесную канцелярию, а вот я очень даже в себе. Привет, Шарлотта. «Шутит ещё, противный мужчина. Да и я тоже хороша! Капитан Роз, запутавшаяся в платье!» — Кхм, да, здравствуй, — Шарлотта, дважды кашлянув в кулак, серьёзно кивнула и одновременно возблагодарила собственный капюшон, скрывавший пунцовевшее лицо. А потом устремила взгляд на приветливо-иронично ухмылявшегося Ями, впрочем, не найдя в нём иных перемен, кроме длинного плаща. Неужели стало холодно разгуливать в одной майке да подранной накидке? — Н-да, — он, явно довольный произведённым эффектом, наклонил голову и саркастично цокнул, — с тобой, конечно, и на минуту отойти нельзя. Чуть-чуть зазеваешься, а ты уже к какому-то бедолаге подкрадываешься. — А где тебя самого носило, позволь узнать? — Шарлотта, слишком взвинченная, чтобы припомнить хоть один совет Пури, кроме «вести себя естественно», закатила глаза, сложив на груди руки. — Мы же условились: у фонтана. — Было одно срочное дельце, — она фыркнула про себя, догадавшись про туалет, однако тут он, порывшись под плащом, неожиданно извлёк на свет пышную розовую хризантему. — Я подумал, чего Королеве роз розы дарить, так что вот. Надеюсь, не прогадал. Хвала капюшону в какой там раз? Ибо Шарлотта вновь впала в состояние глубокой растерянности. — Это... мне?.. — Тебе, разумеется. Кому же ещё? «Я даже не ожидала от него такого внимания… С чего вдруг, если только не… О боже... боже, боже! Он, выходит, решил, что я позвала его на свидание!» — С-спасибо, это... Так приятно... В самой сердцевине хризантемы таился тонкий свежий аромат, и Шарлотта, вдыхая его, снова оказалась в немилосердной власти нахлынувших чувств, которые, оставив её в смятении, вознеслись выше крыш Ниана. Ями пробормотал что-то, но она с горем пополам разобрала лишь «Ну, может, пойдём?». — А? — и вскинула голову, кое-как очнувшись от наваждения: капитан Быков задумчиво почёсывал в затылке, видимо, сбитый с толку её реакцией на цветок, в понимании Шарлотты стоивший роскошного букета. Краски на щеках стало больше прежнего. — Д-да! Разумеется! «Теперь главное — не испортить дело! Это просто свидание, просто первое в моей жизни свидание, и его надо пережить достойно леди! Ох, ну как же лицо горит — мне что, и правда придётся ему такой показаться?» Весь путь от площади до ресторана с качавшейся, поскрипывавшей вывеской, прошёл в глубоком молчании. Шарлотта бережно сжимала в руках хризантему, стараясь ровным, глубоким дыханием вернуть себе вменяемый вид, а Ями, очевидно, не знал, о чём разговаривать, хотя сейчас у него была масса тем, начиная от её упорных пряток под плащом и заканчивая новостями, коих за пару дней накопилось больше обычного. Недорогое, но весьма приличное заведение встретило их толпой, обилием света и запахами еды, которую ели, разносили и готовили в кухне за высокими дверями. Шарлотта, изящным движением сбросив капюшон, вопросительно посмотрела на Ями, ожидая, где тот захочет сесть. Столик в углу, к слову, казался отличным вариантом, учитывая её малодушное желание не оставаться с ним совсем уж тет-а-тет. — Людно тут как-то, давай наверху место поищем. Ладно, там тоже неплохо. И воздух свежее, и красивый вид на город. Одни плюсы — Шарлотта сможет вдоволь отводить взгляд, не навлекая на себя подозрений. Ями пропустил её вперед по каменной лестнице, и она, подобрав плащ вместе с подолом, кусала губу, терзаясь догадкой, заметил он её прическу или нет. «Хотя здесь такой полумрак... Нет, вряд ли мог обратить внимание. Ну и хорошо, с платьем она куда лучше сочетается». Сегодня присутствие капитана Быков за спиной ощущалось до странного непривычно. Шарлотта знала, что не может слышать, как он дышит, и тем не менее ей это мерещилось, и она от волнения уже начала трепать бархатный лист на стебле хризантемы, рискуя к концу пути окончательно его оторвать. Слава богу, лестница закончилась быстрее, и они оказались на веранде, где из всех столов заняты были только три. Шарлотта вопросительно покосилась на Ями и почла нужным подкрепить это действие логичным обоснованием. Например, жестом. — Может, туда? Ткнула она наугад: просто в сторону баллюстрады, и чудо, что не промахнулась мимо стола. Ями бесстрастно посмотрел на него, видимо, заключил, что тот ничем не отличается от своих собратьев, и пожал плечами в знак согласия. — Ну давай. «Живость нашего разговора поразила бы даже искушённое воображение». Хризантеме нашлось место у ближнего к «улице» конца столешницы, плащ был аккуратно повешен на спинку отодвинутого стула, и чинно севшая Шарлотта, расправив складки платья, сложила руки в изящном жесте, прежде чем с замиранием сердца посмотреть на Ями и приготовиться выдержать любую реакцию на прекрасную себя. И какую же радость испытала при мысли, что тесный красный наряд не стал изюминкой этого вечера. «Кажется, о свиданиях у него весьма поверхностное представление». Но любимую майку он хотя бы постирал. Откуда-то материализовалась официантка, положила перед ними кожаные карты с рукописными меню, и Ями (вот же прожора!) с будничным видом раскрыл своё, продолжая бессовестно игнорировать ожидания Шарлотты. К слову, она только сейчас заметила отсутствие у него в зубах сигареты. — Пить будем? — Если только немного, — а коли ей снова померещится чувственность в уголках мужественных губ, Шарлотта не откажется пропустить и второй бокальчик, ибо в таком случае глазки по настоянию Пури состроятся сами собой. — Ну, тут уж каждому по потребностям, — в тоне Ями скользнули те самые ностальгически-понимающие нотки. — Эй, да расслабься ты хоть немного. Вся как на иголках сидишь. «Потому что ты даже не удосужился сказать, как я выгляжу! Мужлан, попить, поесть, в карты сыграть да подраться — и это ты-то мне такие красивые слова в церкви говорил!» Шарлотта, подчиняясь правилам хорошего тона, состроила дежурную полуулыбку, пряча булькавшее негодование. Отвлеклась на выбор блюд, решив повременить с действиями, и между ними снова повисло не то чтобы тягостное, но слегка смущающее молчание. Губы машинально вернулись к суровой прямой линии. «Ведёт он себя совершенно обычно, но этот цветок не дает мне покоя. Даже есть расхотелось, вот досада. Спросить бы напрямик, но наверняка я дальше его имени остальные три слова не свяжу. Сосредоточься, сосредоточься. Что Пури говорила? Наблюдать и не торопиться: сейчас у нас ответственный шаг в отношениях». У них приняли заказ. К этому времени Шарлотта настолько взяла себя в руки, что смогла задумчиво обозреть дальние холмы с огоньками в домах, похожими на светлячков среди тёмной гущи. Следовало придумать какую-нибудь тему для разговора и при этом выглядеть так, словно она нашлась с ней абсолютно случайно. «Что бы такое сказать...» — Знаешь, это платье тебе больше идёт. Шарлотта, решительно не ожидавшая (точнее, уже отчаявшаяся) услышать нечто подобное, моргнула и бросила на Ями изумлённый взгляд. Одновременно испытав приступ внутреннего ликования, когда сознание переварило весь смысл его слов. «Так и знала: не стоило слишком наряжаться!» — О чём ты? — Ну, помнишь ужин перед заварушкой в Пиках? — Ями не сводил с неё глаз, словно изучая, или, может... под шумок любовался? При одном допущении подобного под ложечкой неистово засосало. — В том твоём платье с розочками и простудиться было недолго, да оно ещё тебя так, кхм, ужало, — тут он, осекшись, отвёл взгляд куда-то на холмы, и при должном уровне фантазии могло показаться, будто тема вызывающего наряда его смутила. — Боже, не напоминай. Я в тот вечер выглядела нелепо, — скулы снова порозовели, и жаль, что под рукой не было бокала с вином или хотя бы водой. Шарлотта прекрасно слышала робкий, оправдывающийся тон собственного голоса, и это напрочь расстраивало её планы вести себя свободно. — Девочки убедили меня, что это будет нечто вроде маленького раута, иначе я бы в жизни такое не надела... Ложь, конечно, лишь наполовину, но не будет же она с ходу признаваться, что всеми правдами и неправдами стремилась привлечь его внимание?! — Да нет, не нелепо, — протянул Ями, правда, с настолько громким сомнением, что Шарлотту могла утешить лишь его попытка как таковая. Пока она не услышала следующие слова, произнесённые ровным тоном глаза в глаза. — Но так ты на себя больше похожа. А красота либо есть, либо нет её, тут уж платье погоды не сделает. — Я, м, не совсем поняла, ч-что ты имеешь в вид-ду… — боже милостивый, снова она заикается, точно девочка! Даже имя его не рискнула произнести: не хватало и на нём споткнуться для полного конфуза! Спокойные серо-ореховые глаза призрачно блеснули. — То, что ты хороша, как ни оденешься. «Тук. Тук. Тук-тук». Её намертво приковало к стулу, только руки упали на колени и отчаянно вцепились в платье. Дышать стало больно, во рту пересохло, и Шарлотта растеряла не только заготовленные фразы, но и вообще любые слова. Если мужчина, ничего не испытывающий к женщине, может произносить подобное глубоким, задушевным тоном, она отказывается верить дальнейшим любовным советам и собственной интуиции. — О, а вот и выпить несут. «Как же вовремя! Вино мне теперь нужно ещё больше...» Кружка пива была огромна, и Шарлотта могла лишь тихо позавидовать, что после такого количества выпитого Ями мог остаться абсолютно трезв. Её бокал выглядел, как насмешка, но она стерпела, ибо план призвать опьянение на помощь обаянию временно откладывался в дальний ящик. — Ну, Шарлотта, за что будем пить? — Не знаю... — она бы охотно выпила за свидание, но по-прежнему опасалась поторопиться с выводами, и ничего гениальнее избитого «Да здравствует королевство Клевер» на ум ей не пришло. — Может, за королевство? Ями фыркнул, явно не оценив её патриотический порыв. — Да что ты как на рыцарском банкете? Ладно, сам придумаю, — и покачал кружкой, разглядывая пенистую гладь пива. — Как тебе, ну, скажем, тост за любовь? «Он флиртует со мной, точно флиртует. Я не настолько безнадёжна в чтении намёков!» — Д-давай. П-почему бы и нет... — бокал с вином отозвался тонким стеклянным звоном при ударе о кружку, и Шарлотта, растягивая губы в улыбке (впервые за весь вечер не вымученной ценой самовнушения), разом осушила тот на треть. В голову незамедлительно ударило, и горьковатый привкус на языке, растворяясь, разливал по телу приятную лёгкость. «Что-то я поторопилась…» — Эй, Шарлотта, ты только сразу-то не налегай, — Ями с предостерегающей ухмылкой покосился на её руку. — Нам ещё даже поесть не принесли. — А сам ты едва пригубил, что это с тобой? — Шарлотта, самоуверенно тряхнув головой, откинулась на спинку стула, покачивая в руке бокалом. Губы никак не стягивались из улыбки обратно, а язык неожиданно развязался, да так, что её отряд аплодировал бы стоя. «Снова смотрю на его губы. И правда, какие чувственные. Стоп, что?» — Слушай, хорошее вино-то, кажется. И мне, что ли, попробовать… Брови Ями стремительно поползли наверх, как и её собственные, когда она поймала себя на вызывающем разглядывании капитана Быков. Бокал непринужденно покачался в руке, вино в нём играло оттенками багрового, а она почти положила нога на ногу, принимая вопиюще вальяжную позу. «Вот и дошла до кондиции! Надо срочно съесть что-нибудь, нельзя хмелеть дальше, нельзя!» Но еды не было — только Ями, который не спеша отпил пиво, продолжая буравить в ней дыры. Шарлотта, кашлянув, выпрямилась, стремительно поставила бокал на стол и, буквально взлетев с места, пробормотала что-то про уборную. Что именно — сама потом не могла вспомнить дословно из-за накрывавшей паники. «Дурная голова! Додумалась залпом пить натощак! Спокойно, спокойно, Шарлотта. Сейчас постоишь немного в тишине, успокоишься, а там и еду принести должны... Ну как можно было так вызывающе себя вести? Это уже не выказывание расположения, это соблазнение какое-то!» Сколько она простояла перед зеркалом в попытках унять расшалившиеся нервы и промакивая платочком выступивший от алкоголя и волнения пот, Шарлотта не считала. Но наверняка не так уж мало, пока убедилась, что земля не уходит из-под ног, дверь не расплывается и язык находится под контролем здравого смысла. А затем медленно вернулась на террасу, где Ями скучающе тянул пиво, наблюдая за вечерним пейзажем. Их взгляды пересеклись почти тотчас, и он медленно улыбнулся, отставляя кружку. Почуял её появление, не иначе. — А я уже начал переживать, куда ты пропала. Степенно опустившаяся на стул Шарлотта закатила глаза, испытывая неприятное дежавю, касавшееся давнего злополучного свидания. — Поправляла причёску, — и, нарочито спокойно отпивая из бокала с водой, благоразумно не стала острить насчёт компании пива с сигаретами, несмотря на оттенок провокации в тоне Ями. Хоть какие-то ошибки с прошлого раза следовало учесть, иначе ради чего она неделю выслушивает от Пури лекции из курса ловкой сердцеедки? — Ясно. Мне-то показалось, тебе от вина плохо стало, — при некотором старании в этом можно было усмотреть искреннее беспокойство за её судьбу, однако Шарлотта знала Ями слишком долго, и поэтому её подозрительность никогда не дремала в оба глаза. — Ты ж со стула подорвалась, точно он под тобой загорелся. Ещё и красная вся, бубнила что-то себе под нос... Эй, гляди-ка, а нам ужин несут, — тут его взгляд внезапно устремился ей за спину, и он благополучно соскочил со скользкой темы, повинуясь великой силе: голоду. Господи, благослови повара, который приготовил мясо настолько вовремя, чтобы избавить Шарлотту от оправданий. «Как же хорошо, что поесть он любит не меньше, чем шутить. А мои надежды в это время снова висят на волоске из-за дурацких нервов!» Но Шарлотта Роузрей зашла слишком далеко, чтобы сдаваться при очередной оплошности, а розовая хризантема на столе являлась живым доказательством, что даже бесконечные пошучивания Ями могли быть не издёвкой, а попыткой разрядить атмосферу. Пусть и неуклюжим, чудаковатым способом.***
Еда оказала на ужин благотворное влияние: Ями перестал неотрывно таращиться на неё, подмечая много смущающих тонкостей, так что ближе к концу Шарлотта, благополучно обойдясь одним бокалом вина и графином с водой, чувствовала себя практически протрезвевшей и расслабленной. Пока Ями не сказал: «Ну, поели, теперь можно и прогуляться». Не то чтобы она рассчитывала исключительно на посиделки в ресторане, но снова идти рядом с ним, теребя в руках цветок, значило неизбежно подвергать испытанию шалившие нервы. Впрочем, сытый желудок, занявшийся перевариванием свиных рёбрышек под клюквенным соусом и маринованной спаржи с тушёными овощами, несколько притуплял чувства, посему Шарлотта, застёгивая плащ, не могла бы сказать, что её бьет откровенной паникой при мысли оказаться наедине с Ями под луной. Но, как водится, всё, включая осознание, приходит со временем. Вымощенная камнем улица медленно тянулась в темнеющую даль. Шарлотта, чувствуя, что плечо капитана Быков находится соблазнительно близко, нет-нет да подумывала, как было бы приятно невзначай прикоснуться к его руке или сплести пальцы. Она бы не убежала. Правда не убежала бы, знай наверняка, что он не оттолкнёт и не проигнорирует! «Прикоснуться или нет… Ну как же хочется…» Высокое небо походило на вздёрнутый полог, по нему россыпью мерцали белые точки, а полная луна висела круглым диском, щедро поливая землю белёсым светом. На пустынной улочке, куда они свернули, поднявшись по каменной лестнице, было ясно, практически как днём. Шаги глухо отдавались в тишине, да где-то неподалёку злобно ругались кошки, придавая атмсофере мистический оттенок. — Ночь такая звёздная... — К хорошей погоде, — коротко отозвался Ями, и Шарлотта кивнула, досадуя на необходимость заводить очередную пустую беседу, которая не приблизила бы её к пугающему и манящему знанию. Она машинально оторвала лист со стебля хризантемы, и тот остался одиноко валяться на камнях. — Надеюсь, что так. У меня в отряде уже два младших рыцаря слегли с простудой после того, как до нитки вымокли на задании. А у одной ни с того ни с сего так и вовсе началась сенная лихорадка. — Надо бы тебе их позакаливать, а то чего это они с такой чепухи сопли пускают. — Пожалуй, я и сама над этим думаю в последнее время. В первый момент она, поправляя выбившийся из причёски тонкий локон, не обратила внимание на выскользнувшую из-под плаща руку Ями. И лишь когда чужая ладонь перехватила её кисть, а крепкие пальцы сплелись в замок с её собственными, Шарлотта чуть не задохнулась от неожиданности, вспыхивая до ушей. Это было слишком интимно. — Только не убегай, — в предупреждающем шёпоте ясно читались ласковые нотки, и хотя ошарашенная Шарлотта мгновенно вперила взгляд в мостовую, она могла поклясться: в то короткое мгновение, пока они смотрели друг на друга, Ями улыбался. — Хоть на этот раз не разбивай моё хрустальное сердечко, как ты это делаешь последние семь лет, Шарлотта. Семь лет? Она не ослышалась? Лет? «Рука горит, не могу дышать!» — П-пожалуйста, скажи, что ты шутишь... — её знобило, а несчастная рука постыдно дрожала от пальцев до плеча, и Шарлотта, отчаянно стараясь совладать с чувствами, судорожно стиснула стебель многострадальной хризантемы, которая такими темпами могла переломиться надвое. В голове воцарился сущий сумбур из облегчения, испуга, восторга и стыда, и этот ураган рисковал закончиться если не обмороком, то полной прострацией. Она и за словами не следила, наверняка бормоча невпопад, но нереальность происходящего слишком сильно давила на сознание. А прокуренный шёпот продолжал звучать в воздухе: тёплый, окутывающий, точно туман, и от него в животе билась стая бабочек. — Да нет, ты давно мне нравишься. И не отпирайся, я знаю, что взаимно. — Не может быть!.. Откуда?! — Шарлотта изумлённо уставилась на него, однако улыбавшийся Ями встретил её взгляд без единого колебания, добродушно пожав плечами. — Помнишь, я пришёл спросить тебя про проклятье? Ну, вот тогда малец меня и натолкнул на кое-какую мыслишку, — он задумчиво хмыкнул, лукаво подмигнув ей. — Хотя, конечно, пришлось здорово пораскинуть мозгами, чтобы тебя раскусить. Она не находила слов! Он знал и молчал, продолжая вести себя как ни в чём не бывало: шутил, дразнил и всячески демонстрировал отсутствие любого мужского интереса вместе с убийственной твердолобостью. Да это нормально вообще — быть таким сухарём?! — И ты мне даже знака не подал за всё это время! Ями, ты. Ты… — Шарлотта по-прежнему испытывала трудности с дыханием, и это пагубно отражалось на связности речи. — Невероятно! «А я его завлекала, как дура! Боже мой, да он наверняка со смеху про себя покатывался!» — Намекал я тебе, только всё без толку. Ты ж на меня то шипишь, то орёшь, то отворачиваешься. Или в закат сваливаешь, так что пыль столбом стоит, — Ями иронично фыркнул, щекотно проводя большим пальцем по внутренней стороне её ладони. — Скажи, как мне с тобой такой было сладить, а, чудная Королева? Она утопала в стыде. В голове стремительно проносились обрывки воспоминаний: как потрёпанный Ями, усмехаясь, предлагал ей позаботиться друг о друге в старости, как из раза в раз просил не перенапрягаться и больше полагаться на других, как иногда смотрел в её сторону, но так бесстрастно, что Шарлотта только злилась да смущалась. Как они совсем недавно стояли в церкви замка Лутлу, а потом устроили лесоповал, и он придерживал её за плечо, за что в любой иной день огрёб бы по первое число. И ещё многое, слишком многое — Ями заполонил все мало-мальски не занятые углы в её голове. Ничего, кроме жалкой попытки защититься, состроив разочарованно-скептическую мину, на ум ей не пришло. — Идею догнать меня ты, разумеется, не рассматривал. Ответом ей ожидаемо послужил короткий смешок, отдававший нежностью пополам с искренним, намекающим сарказмом. — Как-то не улыбалось бегать за тобой по всему городу, чтобы ты потом мне ещё и влепила леща. «Стыдно соглашаться, но я бы могла… Случайно, конечно, но сути дела не меняет. Неврастеничка». — Я пыталась тебе признаться, и между прочим, не раз... — сухо пробормотала Шарлотта, бросая на него обиженно-нахмуренный взгляд снизу вверх. — Только всё вечно шло не так. Иногда и по твоей вине, Ями. — Почему бы нам тогда сейчас не объясниться? — он наклонился к ней, кутаясь в черноту, а белёсый лунный свет проливался на пряди непослушных волос и растекался по плечам сероватыми разводами. Улыбка сочилась в глухом голосе, граничившем с шёпотом искусителя. — М, Шарлотта? Время самое подходящее. Шарлотта сглотнула подступивший к горлу ком, чувствуя себя кроликом, в которого вот-вот вонзит клыки огромная змея. Между ними повисло давящее молчание. — Э. Эм. Я... Й-ям-ми... й-я, ну... «Не могу выговорить, пока он так пристально смотрит! Что тогда, в штабе, что теперь, тело словно чужое и язык не поворачивается. Ты мне нравишься, Ями! Четыре слова, Шарлотта, четыре! Ты берегла их десять лет, сколько можно-то?» — Ямиялюблютебя. Пот катился градом, как у монашки во грехе, и Шарлотта, не выдержав, зажмурилась, глубоко дыша через нос. Сердцебиение болезненно отдавалось в рёбра, кончики пальцев начали холодеть, а колени снова позорно задрожали. А ведь по всем канонам любовных романов (а также великим законам логики), сейчас её должно было посетить невероятное облегчение, но никак не мысль, насколько жалко она выглядит со стороны! По ушам резануло громким стуком — это мётлы упали на мостовую, а её саму аккуратно потянули за руку, и Шарлотта шагнула, запнувшись о злополучный подол. Кулак с зажатым в нём цветком упёрся в могучую грудь, и она практически упала в объятия Ями, а он прижал её теснее, обвив рукой за плечи. Шарлотта, словно опьяневшая от этой близости, робко прижалась щекой к грубой ткани плаща, едва выдерживая сердечное напряжение. Но стоило ей несколько раз выдохнуть и прикрыть глаза, как душевная буря начала стихать, а покалывание в груди превратилось из болезненного в приятное. Озноб сменился на жидкий, густой жар, растекавшийся по всему телу, и слегка взлохмаченную причёску встревожило дуновением воздуха — Ями наклонил голову, шумно вздыхая ей в волосы. И если бы Шарлотта в ту минуту могла хоть немного соображать от счастья и дикой слабости, она бы сказала, что определённо не могла представить себе ничего более романтичного. А даже представив, не пожелала бы иного. «Как же безнадёжно я в него влюблена и ни капли об этом не жалею...»***
Ями проводил её до самого штаба, несмотря на то, что база Быков располагалась совсем в другой стороне, и ни разу не потянулся за сигаретой, ибо обе его руки были заняты: мётлами и ладонью Шарлотты. Ни с тем, ни тем более с другим расставаться он не хотел. Сейчас они стояли возле высокого каменного забора, за которым располагался штаб Голубых Роз, и в голове тревожно улыбавшейся Шарлотты происходила отчаянная борьба малодушия с искушением: пресловутый «невинный» поцелуй из рекомендаций Пури превратился в навязчивую мысль, которая и манила, и кололась. — Доброй ночи, Ями. Спасибо, что проводил. «Нет, мне хотелось бы поцеловать его на прощание... Наверное. Хорошо-хорошо, больше чем просто "наверное", хотя не много ли сближения для первого свидания?» — За спасибо — всегда пожалуйста, конечно, но знаешь… — Ями неожиданно подался ей навстречу, да так решительно, что она не успела и глазом моргнуть. Его тяжёлые ладони невесть как оказались у неё на плечах и медленным, скользящим движением опустились по линии рук под плащом, отрезая пути к сопротивлению. — Я бы от благодарности и посущественней не отказался. Шарлотта, вздрогнув, испуганно уставилась прямо в лицо капитана Быков, в ужасе осознавая, что просвет между ними едва ли составлял ширину одной-единственной ладони. Опасно вспыхнувшие глаза, утопающие в грубых тенях, слегка щурились, и её обдало густым, приглушенным басом, в котором успокаивающая нежность смешивалась с очаровательной наглостью. «Если он захочет вас поцеловать...» — эхом пролетели слова Пури, и Шарлотта, несмотря на безумное влечение к этому мужчине, здесь и сейчас поняла важную, критически важную вещь. «Я не готова...» Она не готова! Запас её самообладания и так уже исчерпался практически до дна, а если Ями добьётся своего (в чём она ни разу не сомневалась), Шарлотта за себя не отвечает. А когда Шарлотта за себя не отвечает, впоследствии она мечтает провалиться под землю. — Ты ведь не против засчитать мне это за желание? Против! Решительно против руками, ногами и всем существом, но треклятый язык снова отказал в самый нужный момент, и Шарлотта смогла только разлепить губы, на выдохе судорожно исторгая из себя набор звуков, которые должны были сложиться то ли в «Ями», то ли в «нет». Тело взяло верх над разумом, не давая времени осознать катастрофический масштаб грядущей оплошности. Ями замер, изогнув брови, а она в ужасе ощутила, как кожу ладони покалывает короткая щетина. И его губы. Губы, о которых она бессовестно мечтала, тоже теперь касались её руки, и это было хлеще любой фантазии! Желудок прилип к позвоночнику, покрывшись коркой льда, а вся кровь отлила от лица, чтобы снова — с невероятной силой — ударить в него. У неё закружилась голова. «Вот точно дура. Сама себе выкопала яму». — Й-йя-м-ми, й-йя-я... «Убери руку. Убери, пока он ещё не понял, что ты сделала! Господи, сердце, ты сейчас разорвёшься, прекрати так колотиться!» Однако Ями сегодня соображал с пугающей быстротой. Шарлотта обмерла, на минуту забывая, где она и кто вообще есть. Свет в сознании потух, оставляя лишь до боли знакомое ощущение паники и шершавое прикосновение чужих пальцев и суховатых губ. — Ну вот, Королева шипов, за пари мы с тобой теперь в расчёте. «Ями... Меня... Прямо в р-руку... О святой Господь!» Лёгкие словно скукожились, дыхание перехватило, и Шарлотта затряслась от макушки до пят. Болезненный жар от поцелуя был словно ожог, а шёпот, мазнувший тёплым дыханием по безвольным пальцам, успешно довершил непоправимое. А ведь она честно пыталась его остановить! — Эй, даже не ду... Тьму огласил вопль, который, казалось, сотряс до основания весь штаб и улицу в оба конца. В соседнем особняке протяжно завыла собака, а Шарлотта, нечеловеческим усилием вырвав свою руку из руки Ями, бросилась к воротам, с одного магического удара распахивая их настежь и раскорёживая сделанную на заказ ковку. Ворвалась в штаб в урагане из гравия с пылью и понеслась по мощёной дорожке, то и дело цепляя подол. Мимо промелькнули аллея с розами, несколько деревьев, потом перед ней выросла стена с дверью, и через мгновение Шарлотта уже оставляла её позади, едва не протаранив насквозь. А потом была лестница, свет, крики, перепуганные рыцари, высовывавшиеся из комнат и выскакивавшие в коридор, снова лестница и наконец Пури, прокричавшая что-то вроде «Остановитесь, Капитан!». Осипшая Шарлотта, игнорируя всех и вся, с размаху впечатала в стену последнюю, собственную, дверь и, упав на кровать, на втором дыхании истошно заорала в подушку. «Ненормальная! Ненормальная! Женщина, позорящая собственный орден! Ты только что испортила самый прекрасный момент этих чёртовых десяти лет!» А Ями, так и оставшийся стоять на улице рядом с прислонёнными к стене мётлами, увидел, как в окнах второго этажа в особняке напротив засуетились фигуры в ночных колпаках и чепцах. Голос Шарлотты эхом прокатывался где-то внутри штаба, и ему подпевали собаки под грустный скрип кованых ворот, превратившихся в побитую жизнью гармошку. — Время идёт, а Колючка не меняется. Эх, только б не расшиблась, а... Наклонившись, он поднял с земли слегка увядшую хризантему и, тепло улыбнувшись, заткнул ту под ремень, чтобы не потерять по дороге в штаб. Свидание определённо удалось.