Возможно, это была ошибка

Николай был солнцем. Главное Николай был его солнцем, что сиял и в полной темноте, без какого либо заклинательства. В этом он был особенным. Неповторимым. Единственным, кто будил в нем такую бурю чувств. – Я только понял истинное значение своего герба, Коль, – шептал он в шею сонному царевичу, прижимая к себе за спину, за поясницу, блуждая изящными ладонями книжника по коже. — М? — голос полный сонливой нежности заставил покрываться кожу мурашками снова, снова прижимать к себе крепче. – Саша, пожалуйста, я не... Настолько вынослив, – зашептал капризно его царь, под смех прямо у своей шеи, от которого Николай готов был умирать снова и снова. С другой стороны, может быть капризный тон скрывал за собой что-то чуть более, чем желание отдохнуть. — Затмение. Небесное ночное тело, которое прячет за собой солнце, укрывает от чужих глаз. Я твоё затмение, твоя защита, — продолжает шептать заклинатель опуская ладони на бедра, прижимая к себе ещё плотнее чтобы ощутить то, что король пытается скрыть за тонкой простыню. — Звучит романтично, мне нравится. — А говоришь что не вынослив, — комментирует мужчина с явный нотками бархатного удовольствия, снова начиная покрывать сладость кожи своего Солнца поцелуями. — Если это очень коварный план убийства короля Равки в собственной постели просто тем, чтобы затра... — Николай ловит недовольный кварцевый взгляд и поправляется с очередным коротким смешком, — залюбить его до смерти, то я опускаюсь на колени и молю о пощаде. И снова смех, от которого натяжение ткани простыни стало только ощутимее. Тело короля предавало его, показывая что спать он хочет в гораздо меньшей степени, чем ощущать на своей коже тепло чужой. — Колени, м? От заинтересованного тона заклинателя тело Николая отзывается ноющей и горячей болью, которая бежит мгновением от его низа живота к макушке, заставляя дыхание сбиться. Думать долго ему не дают, прежде чем перевернуть на живот парой движений и прижаться, всем телом, заставляя трепетать. Страха нет, есть только желание. — Становись на колени, мой царь, — произносит он тем самым холодным и полным власти голосом, и король действительно становится на колени, точнее на четвереньки, с абсолютно пустой головой. Только мысль, что из его уст это "мой царь" звучит не как титул, а подтверждение принадлежности бьётся одиноко в белом шуме его головы. Толчок. Царь не сразу замечает, что за толчком приходит глухая боль, за болью удовольствие и ласковые руки тьмы. Тьма везде, абсолютно везде, как будто в каждой клетке его тела отозвалась и запульсировала темнота. Тьма наклоняется к нему лаской, любовью, поцелуями за ухом и в загривок. – Солнце моё, Коля, — шепчет с удовольствием Александр, пока движение похожи на очень плавный танец, едва весомый. – Солнце моё, любимый, — зовёт он его и знает же, знает, что мальчишка улыбнётся прежде чем начать говорить, прежде чем найти его руки и заставить сцепить замком. — Саша, – первый полный удовольствие стон, разрывает ночную тишину королевской спальни, — Саша... Моё затмение. Они находят губы друг друга прежде чем ускориться, прижаться к друг другу ближе, стонать уже бессознательно слова, которые не имеют смысла. Кажется, он называл Александра своим повелителем, а тот его в ответ принцем, кажется, они улыбались и даже смеялись, успели сменить положение тел в этом горячем бреду. Так чтобы Николай мог забросить ноги на поясницу возлюбленного, а тот смог закрыть его от мира и зарываться пальцами в пшеничные волосы. — Коль... Мх... – Саааш... Один единственный вдох на двоих, после такой же глубокий и протяжный выдох. Солнце гаснет, а тьма падает в кровать без сил. В Равке снова одна из тех белых ночей.