***
— Он скоро придет, сержант, — сказал капитан. Солнечные лучи ярко струились через прикрытое ставнями окно позади него, деформируя его лысую макушку. Потом он бросил взгляд на твои напряжённые плечи и облокотился на офисное кресло так, как будто только что выиграл спор. — Расслабься, сынок. Он всегда рано или поздно объявляется. — Да, сэр, — ты и так это знаешь. Капитан просто попытался тебя успокоить. У тебя чесались руки — очень хотелось пощипать бороду, но ты сидел смирно, держа ладони плотно сжатыми на коленях. Мерно тикали часы. Было 9:06. А он должен был явиться к 8:30. — Ну, раз уж мы ждем, давайте поболтаем что ли, — капитан Птолемей Прайс, легенда РГМ, печально известный своими методами допроса, которые заставляли выплевывать свои кишки даже самых закоренелых преступников, встал и начал поливать приземистый, фарфоровый горшочек с цветами на столе, по дереву которого тут и там были вырезаны незабудки. — Ты же понимаешь, что все это просто формальности. На столе покоилась папка с тремя полями для подписей: одна для твоей, одна для Прайса и одна для него. — Я уверен, что, когда вы наконец официально станете напарниками, вы будете работать куда более слаженно. На тот момент ты был знаком со своим будущим напарником чуть меньше двух месяцев, хотя много слышал о нем раньше. Ты не был уверен, каким образом Прайс рассудил, что вам двоим суждено быть вместе. — Посмотрим, сэр, — посрать. Твой блуждающий палец наконец залез в подбородок и начал там шуровать. Под звуки журчащей воды Прайс продолжил: — Вижу, ты не уверен, что у вас все будет гладко, — он убрал крошечную пластиковую леечку в сторону и сложил руки на коленях. — Почему? Вы оба знали, что у тебя никак не получится переубедить его изменить свое решение. Впрочем, в глазах капитана не было никакой неприязни, он искренне хотел бы узнать причину. Ты тут же расправил плечи. Подтяжки какие-то слишком тугие. — Сержант Дюбуа, без сомнения, один из самых… чудных людей, которых я когда-либо встречал. Капитан кивнул, а ты продолжил: — Он опытный офицер, который, несомненно, быстро продолжит подниматься по служебной лестнице, — тут ты указываешь на себя рукой. — Но я с ним работал только пару раз при Бердяеве. Есть, наверное, и куда более подходящие лица на эту должность. Маккой, например. Капитану понадобилось некоторое время, чтобы обдумать твои слова и сформулировать ответ: — Сержант, ты и сам опытный офицер. Тебя рекомендовали для перевода в 41 за твое усердие, преданность и внимательность. Ты мотнул плечами: — Дюбуа раскрыл 11 дел в прошлом году. В одиночку. Маккой — единственный, кто хоть немного приблизился к таким цифрам, — ты склонил голову. — Ну, кроме вас, конечно, сэр. — Офицер Викмар, количество раскрытых дел ничего не решает. Это просто статистика, — капитан осторожно мял в руке листик цветка. — Я выбрал тебя по другим причинам. Ты ждал, пока он разъяснит сказанное. Капитан продолжил: — Маккой пусть и опытный, но, скажем так, гордый человек. Если бы я и назначил ему напарника, то выбрал бы того, кто понимает, что вмешиваться в его работу вовсе не нужно, и в этом не было бы ничего постыдного. Партнёры, обрабатывающие и развивающие теории своих коллег-офицеров, находясь при этом на втором плане, составляют основу РГМ. Дюбуа, к слову, совсем не такой человек. А теперь вернемся к вам, — он покрутил в руках фарфоровый горшок, поворачивая его к свету. — Гарри, так же, как и Маккой… «грубоватый индивидуалист». Тут капитан рассмеялся какой-то непонятной тебе шутке и продолжил: — И именно из-за его странностей, к слову, довольно эффективных в работе, он периодически наносит всем нам ущерб: пострадавшие гражданские, подрыв авторитета милиции, так далее и так далее. А что еще более примечательно, ты, как и все, наверняка знаешь, *насколько* с ним тяжело работать. Он наконец отпустил горшок. Его руки собрались в замок, и он посмотрел прямо тебе в глаза. — Ты единственный офицер, который смог обуздать его разрушающую все вокруг силу, и, более того, направить ее в нужное, полицейское русло. Я, по крайней мере, таких больше не встречал. Очень приятно было наблюдать за тем, как вы работаете со ШИФРОВАЛЬЩИКОМ, — ты кивнул. Все помнишь. — Ты не порицал, э-э, методы детектива. А ведь все пытаются, но это же все равно что попытаться перекрыть Эсперанс. Ты же нашел способ контролировать и направлять его. В результате, вы раскрыли дело в рекордное время. Ты, — он ткнул пальцем тебе в грудь. — Будешь его швартовкой. Его заземлителем. Ты прекрасно понимаешь, что это значит: — Его предохранителем*. Капитан хмурится. Ему не понравилась формулировка. — Сержант… В дверь глухо постучали. Три раза. Он пришел.***
Стук в дверь. Да еб твою мать. Было три, блять, утра, проливной дождь отчаянно бился в окно в спальне. Ты полежал еще некоторое время в надежде, что стучащий просто уйдет. Но он, однако, уходить не собирался, стуча все громче и громче. Ты с ворчаниями вышел из спальни и открыл-таки дверь, ведь иначе этот мудила ее бы выломал. У него воняло изо рта — когда он, блять, в последний раз чистил зубы? — а еще, конечно, все твое лицо тут же обволокло стойким ароматом алкоголя. Тебя даже это уже не раздражало, все-таки за четыре года вполне возможно привыкнуть к бесконечному отчаянию Дюбуа. Он тут же упал вперед. Его зрачки были как всегда расширены. Ты поймал его, почувствовав оглушающий грохот — так неестественно быстро и громко билось его сердце. На пару секунд ты замер. Он скорее всего под спидами, попперсами, кокаином и еще хуй знает под чем. Может, все сразу. Впрочем, ты уже ничему не удивлялся. Он простонал что-то тебе в плечо. Ты поднял его руку и проверил, нет ли следов уколов. Ничего. И на том спасибо. Нетрудно догадаться, что сегодня спать тебе придется на диване. Когда ты взвалил эту необъятную тушу на себя и потащил ее в спальню, ты еще отчётливее слышал грохот его сердца. Слава, блять, богу, что он настолько устал, что, по крайней мере, не брыкается. — Дора?.. — прошептал он. Ты пихнул его на кровать, отвернул голову, чтобы его, упаси господь, не вырвало на простыни и надавил на грудь, чтобы тот не вставал. Он прищурился, попытавшись разглядеть тебя получше. — Мудила. Да, блять, это твоя жена Дора, вернулась, наконец, из Мировы, чтобы надрать тебе зад, — ты обтер руки об штаны. — А ты… Тут он вытянул руки и обхватил твою голову. Ты, споткнувшись обо что-то на полу и не удержавшись, упал на кровать. — Сука! Одно быстрое движение, и Гарри уже над тобой, прижал тебя к матрацу. Ты попытался ударить его. Потом закричал. — Слезь с меня нахуй! — в его глазах ничего не отражалось, хотя они и были направлены на тебя. Сквозь тебя. Он изо всей силы, до синяков сжал твои предплечья. — Это же, блять, я, идиот! Твой напарник! Он не слушал. От ужаса у тебя скрутило живот. Ты еще раз попытался спихнуть его. Он потихоньку начал сползать. Ты видел, как в сантиметре от тебя пульсирует вена у него на шее. Блять! Ты мотнул головой. Его рука взметнулась вверх, стремительно упала вниз и обхватила твой подбородок, притянув к себе. Прежде чем ты успел что-либо предпринять, он поцеловал тебя. Ласково. Нежно. Твое сердце вздрогнуло и замерло. Уши заполнил звенящий шум. Когда ты не ответил, он попытался углубить поцелуй. И ты позволил ему. Губы у него потрескавшиеся и пахнут горьким вином, но, в общем-то, все равно. Его язык прошелся по твоим зубам. Это все ради него. Это все ради того, чтобы он хоть на пару мгновений почувствовал себя счастливым, предавшись мечте о вернувшейся Доре. Но ты, однако, не Дора. И никогда не сможешь ее заменить. Боже, он такой теплый. Ты обхватил его лицо руками и тоже целуешь, изо всех сил стараясь напомнить себе, что он целует вовсе не тебя, а ее. Он даже не знает, что это ты. Все это ради него. Боже, все это ради него. Так и должно быть. Он наконец отпустил тебя, но только чтобы снова сомкнуть ладони на твоей спине и скользнуть под рубашку. Твои глаза широко распахнулись, а все тело сотрясла крупная дрожь. — Подожди, блять… Он все еще не понял, где находится. Ты попытался вывернуться из его хватки, но он изо всех сил вцепился тебе в рубашку. На мгновение молния освещает его лицо, обнажая все его темные, петляющие желания, а потом он снова погружается в тень. — Нет! — Ты, сам того не осознавая, в панике поджал колени и ударил его пяткой в лицо. Его челюсть громко клацнула от удара. Он закричал от боли. Как только его хватка ослабла, ты с хрипом упал с кровати, прижался к стене и попытался вытереть вкус его губ со своих. Но ничего не получилось. Гарри повернул глаза на тебя. Теперь они были ничем не затуманены. — Жан?.. Ох, блять. Выскользнув из комнаты, ты хлопнул за собой дверью и навалился на ее всем своим весом, трясущимися пальцами пытаясь повернуть ручку. Гарри толкнул дверь, попытавшись ее открыть. — Жан? Погоди. Черт. Жан! — он сорвался на крик и задрожал. Ты почувствовал это даже через дверь. Затем последовал глухой удар. Ты не двигался. — Погоди, мне жаль. Я… Я не… Снаружи сверкали молнии. Ты молишься каким бы там, блять, ни было богам, чтобы Гарри не вспомнил все это завтрашним утром. Ты надеешься, что и ты не будешь помнить это завтрашним утром. Туша, что все это время давила на дверь, съехала на пол. Ты услышал, как он разрыдался. Хрупкая фанерная дверь не могла сдержать его стенаний. — Мне жаль, мне так… Я просто ебаный неудачник. Ты этого не заслуживаешь. Лучше бы я просто, блять, убил себя. Тогда бы все наладилось. — Ты стиснул зубы. Его сожаления звучат так искренне, так, как обычно и звучит правда, но ты понимаешь: это ненадолго. Всегда так. — Прости меня. Пожалуйста, прости меня. «Это все неправда», — уговаривал ты себя. — «Сейчас ты моргнешь, и…» — Жан?! Он ударил кулаком по двери. Если бы ты там не стоял, он бы, наверное, проломил ее. — ВЫПУСТИ МЕНЯ, — заорал он. — Что? Я тебя пугаю, да? Пидор ебаный. Чувствительная, блять, сучка. Что, небось от страха обосрал свои пидорские штанишки? Тишина. Сверкают молнии. Минут через тридцать Гарри заснет на твоей кровати. Еще через час ему опять приснится кошмар, и тогда ты осторожно разбудишь его и снова уложишь. Дрожащими пальцами ты коснулся своих распухших губ. Не обращай внимания на это покалывание на коже, не думай об огне в легких, о том, как они обращаются в пепел, смешанный с кровью. Если закрыть глаза, то его храп нельзя будет отличить от бушующего снаружи ветра. Если закрыть глаза, то ты снова увидишь, как он тебя целует.***
Капал дождик. Ты посмотрел наверх. Небо гудело — приближался шторм. Ты перевел взгляд на часы: уже 23:48. Вывески баров маняще сверкали в темноте, но тебе никогда не были милы эти неоновые огни и золотистая атмосфера, которую они излучали. Из здания, перед которым ты стоял, глухо доносились ритмичные удары, смех и улюлюканье. Ты переступил порог, сложил зонтик и кинул его в специальное ведерко на входе. Ты выдохнул. Все нормально. Ты знал, что такое будет происходить время от времени. Ты, все-таки, как-никак, его предохранитель. Как правило, офицеры РГМ часто шляются по барам, но твой партнер исключение. Без сомнений, каждый бар в Джармоке по крайней мере слышал о нем, а еще четверть из них поместила его в черный список. Не без оснований. Ты осмотрелся. Посетители бара столпились вокруг двух мужчин, стоящих в центре. Из столов и стульев выставили импровизированный ринг. Деньги плыли из рук в руки, невысокий мужчина принимал ставки, записывая их в блокнотик. И он, блять, там, стоял без рубашки, ковыляя по рингу как бык на родео. На лице у него уже красовался огромный фингал. Однако его оппоненту досталось сильнее. Тот едва стоял, пытаясь удержаться на дрожащих ногах. Тебя начало тошнить от духоты, смердящего запаха выпивки и пота. Кажется, ему дважды зарядили в челюсть. Во взгляде Гарри нет и намёка на трезвость. Его лицо искажено гримасой, зрачки расширены, а глаза ничего не видят. Ты вздохнул. Тебе бы лучше вмешаться, пока он не забил того беднягу до смерти. — ПРЕКРАЩАЙТЕ, — прикрикнул ты. Несколько голов тут же повернулись на тебя. Но не его. Его кровожадный взгляд все еще был направлен на противника. Работая локтями, ты продрался через толпу и встал внутри круга. — ОФИЦЕР РГМ! Ты повернулся, чтобы каждый смог увидеть твои галогенные знаки на куртке. — Отойди. Можете продолжить драку на улице, мне плевать. — ГАРРИ! Гарри схватил бутылку и разбил ее о барную стойку. Толпа тут же оживилась. Блять! Ты по инерции встал прямо перед ним, поднял руку и уже открыл рот, чтобы выкрикнуть, что ты его чертов *напарник*– Бутылка описала в воздухе дугу, разбрызгивая алые капли по дощатому полу.***
Капелька алых чернил растеклась по твоей записной книжке. Все размазалось. Это уже вторая сломанная ручка за сегодня. Боже, блять. Ты кинул ее на землю и полез в пальто за запасной. В поле зрения появилась рука, протягивающая тебе старую, потрепанную авторучку. Ты поднял глаза. Гарри, избегая встречаться с тобой взглядом, держал ручку в кулаке. Ты молча, с какой-то опаской принял ее. Гарри тут же отдернул руку. Ты снял колпачок, сглотнул и начал писать. На пару строчек какое-то невнятное чувство заставило твою ладонь вихлять из стороны в сторону, кривя предложения. Впрочем, потом все прошло.***
— И… Готово! — Прайс размашисто расписался на документе. Вот и все. Теперь ты напарник некого сержанта Гаррье Дюбуа. Ты взглянул на него. Ничем не отягощенный, он непринужденно опирался на стол и самоуверенно ухмылялся, глядя на тебя в ответ. Ты протянул ему руку. — Надеюсь, сработаемся, сержант. Даже несмотря на предстоящую тебе работу «предохранителя», ты правда надеялся. Безбашенность Дюбуа напоминала тебе о чем-то таком, ради чего ты, кажется, уже миллионы лет назад пошел работать в милицию, и что было почти раздавлено грудой бумаг и нераскрываемых дел. Тебе никогда не светила слава — как в общем-то никому в Ревашоле, но… кажется, с ним ты хоть немного мог понежиться в ее лучах. — Я тоже, Жан, — он пожал твою руку и тут же высоко поднял свою. Ладно, ладно, разочек можно. Громкий, смачный хлопок разнесся по всей комнате. Ты удивился, насколько у него были горячие руки. Тепло, передавшееся тебе от хлопка, еще долго разливалось по ладони и не отставало, даже когда вы вышли из офиса Прайса и пошли в бар, чтобы отпраздновать событие всем остальным участком. Ты улыбнулся. Гарри, заметив это, ухмыльнулся еще шире. Он поднял бокал и произнес тост: — Пусть наш дуэт запомнится всем и надолго! — прокричал он. Весь сорок первый заликовал. — Нас, блять, не остановить! Раскрыть или сдохнуть! Ты рассмеялся и чокнулся с ним, пролив немного золотистой пены на пальцы. Снова было на что надеяться.***
Каждое утро ты лично здороваешься с Кацураги. Каждое утро ты таким образом пытаешься разглядеть, нет ли на нем синяков, отметин, порезов от разбитых бутылок, может, ребро сломано– Ты снова хлебнул виски из фляжки. Она уже наполовину пустая. В любом случае, а что бы ты сделал, если бы в один прекрасный день разглядел что-нибудь? С лейтенантом уже два месяца как ничего не происходит. Ты все ждешь, ждешь, а они не появляются. И никогда не появятся, но перестать проверять выше твоих сил. Это уже как традиция. За эти пять с половиной лет ты так и не смог ни остановить, ни изменить Гарри. Стало только хуже. А лейтенанту понадобилась всего неделя — и вуаля, мудак, столько лет терроризировавший участок, просто пропал, испарился! Вместо него теперь работала новенькая, бесконечно добрая версия того человека, которого ты когда-то знал. Блять, господи. Ты обхватил голову руками. Снова попытался утопить скверные мысли в выпивке. Они оба ушли из участка где-то час назад, Гарри предложил лейтенанту поужинать. Сидят сейчас где-нибудь в теплой кафешке, хохочут в тусклом свете и наслаждаются обществом друг друга. Ты же стоял в переулке рядом со станцией. Темно. Мимо тебя пронеслась измождённая худая крыса. Ты хлебнул еще раз. Свет фар проезжающих машин кляксами падает на фляжку — там отражается его лицо, его мраморно-стеклянные глаза, его челюсть, отвисшая от опьянения, будто оторванный кусок кожи, — хотя, нет, глаза слишком светлые, а борода слишком короткая. Это совсем не его лицо. Это твое. Шесть лет спустя ты наконец понял, каково это быть по-настоящему *брошенным*. Теперь ты наконец понял, почему он срывался на тебе. Стряхивая с плеч жалкое ощущение того, что ты — это он, ты закрываешь глаза и в молитве поднимаешь голову к небу, прося о мгновении, всего лишь об одном мгновении, когда ты сможешь обо всем забыть. Впрочем, ты знаешь, что ночью он снова тебе приснится. Но никто тебя не разбудит.