Весенний сон

      А-ах, как же сильно он раздражает.       Почему он не может быть обычным парнем, для чего строить из себя непонятно кого, упиваясь собственной гордостью и презрением ко всему живому?       Ну почему он такой мудак?       Он что, специально каждый раз будто бы напрашивается на то, чтобы ему расквасили этот долбанный мелкий нос? Чтобы кровь залила тонкие искривлённые в усмешке губы, хах, тогда бы не посмел глаза свои блядские закатывать, ублюдок.       Эти размышления для Фэн Синя давно уже стали чем-то вроде мантры перед сном. Днём засранец по имени Му Цин выводит его из себя своей заносчивостью, а ночью телохранитель Его Высочества в красках представляет, как будет показывать надменному мальчишке, где его чертово место. Поскорее бы он наконец-то впал в немилость наследника, такая язвительность ведь и святого доведет, но Се Лянь, видимо, самый что ни на есть настоящий великомученик, раз терпит это хамло неотёсанное.       В тёмных покоях, освещаемых лишь светом лунного диска, молодой юноша, подающий надежды и уже с раннего возраста делающий ошеломляющую карьеру в императорском дворце, тихо чертыхается, поднимаясь на локтях и с совершенно излишней агрессией переворачивая плоскую подушку на другую сторону, не успевшую ещё нагреться от тепла человеческого тела. Парень елозит по кровати, сетуя на дурацкую весеннюю жару, пытаясь улечься поудобнее. Он то стягивает тонкое одеяло до середины обнаженного торса, то раскрывается полностью, а потом психует и вновь ныряет под хлопковую ткань, одна только смуглая пятка торчит. Фэн Синь хмурится и утыкается носом в подушку, сводя напряженные лопатки. Проходит несколько секунд, и юноша понимает, что, кажется, нашёл удобную позу для сна, и расслабляется, закрывая глаза. Так о чём он?       Ах да. Му-блять-Цин.       Пф, да он же всего лишь слуга! Не то чтобы Фэн Синь был из того типа лицемерных подонков, которые признают только равных себе и лебезят перед вышестоящими, но хотя бы уважение, сопоставимое со статусом, он имеет право требовать. Чёртов ублюдок.       На кота похож.       Фэн Синь прыскает от смеха, переворачиваясь набок с плотно закрытыми глазами. В темноте парень видит этого серого ободранного кота, рыскающего по помойкам и шипящего на прохожих, так, будто бы на обратной стороне его век выжгли эту картину. Ха, вот только самомнения у этого голодранца было бы чуть ли не больше, чем у жирнющих взлелеянных котов всяких чинуш, вальяжно разваливающихся на руках обожающих их хозяек и хозяев.       Фэн Синю кажется, что он видит чужие чертовы глаза, как обычно закатывающиеся, а когда те возвращаются и смотрят в упор, то тёмный зрачок становится по-кошачьему вытянутым и обрамлённым золотом радужки.       И это последнее, что юноша видит перед тем, как взгляд застилает тьма.

***

      Когда Фэн Синь распахивает глаза в следующий раз, яркий свет немилосердно режет их. Можно было бы испугаться, что он уже проспал, но парень и так знает, что у него окна выходят на солнечную сторону – стоит только яркому диску показаться из-за горизонта, как первые лучи тут же коснутся его лица, беспощадно поднимая юношу уже на рассвете. Поэтому Фэн Синь спокойно зевает и трёт глаза перед тем, как окончательно проснуться.       Но, к его удивлению, а вернее даже шоку (и абсолютно точно не ужасу), взгляду предстаёт вовсе не скромное убранство кельи на горе Тайцзан.       Быстрые и самую малость небрежные росчерки иероглифов, смутно знакомая каллиграфия – слова на листке бумаги складываются во фразу «Отчет об истреблении свирепого в Цзяннани», что бы она ни значила.        «Какого…»       – Какая же морока, – вдруг раздаётся негромкий мужской голос, и Фэн Синь потрясенно понимает: это двигались его собственные губы, хотя сам он ни слова не собирался произносить.       Что за чертовщина?!       Внутри все обжигает диким липким холодом, когда Фэн Синь пытается вскочить на ноги или хотя бы повернуть голову, чтобы оглядеться и понять, в каком месте он вообще оказался, но парню даже самостоятельно моргнуть не удаётся, всеми его движениями будто бы управляет кто-то другой – или же что-то другое.       Его тело тем временем зевает, прикрывая рот ладонью, и потягивается, разминая затёкшие мышцы. У Фэн Синя появляется возможность осмотреть это место. Так, не время сопли на кулак наматывать. Он засовывает брезжащую тревожным огоньком где-то на задворках сознания панику куда подальше, концентрируясь на сборе всей доступной информации.       Ого, надо же. Его запихнули в какое-то невероятно богатое поместье – не императорское, конечно, нет этой вычурной излишней роскоши, но это место, являющееся, по всей видимости, кабинетом, производит весьма солидное впечатление. Обращая внимание на резные панели из тёмного и красного сортов дерева на стенах, Фэн Синь с удовлетворением думает, что у хозяина этого места определенно есть вкус – будь у него у самого возможность обставить свои покои так, как он хочет, и все финансы для этого, он бы сделал что-то похожее.       А потом парень замечает настоящее сокровище, хранящееся в этой комнате – на противоположной от высокого стола, за которым он сидит, стене висит поражающий своей красотой и мощностью боевой лук, рядом с которым размещены отлично сделанные стрелы с идеально ровными орлиными перьями в качестве оперения, целый набор, вместе с кожаным колчаном, причём юноша не узнает зверя, отдавшего жизнь ради такой красоты – козёл? Нет, слишком нежная поверхность, тогда, возможно, лань?       Парню везёт, что тот, кто сейчас управляет его глазами, тоже решает задержать взгляд на этой красоте. Губы растягиваются в довольную усмешку, и Фэн Синь даже не осознаёт сначала, что сделал это не сам. После в поле зрения попадают чужие руки – длинные пальцы, крупные костяшки, смуглая загрубевшая от мелких шрамов и натёртостей кожа. Руки опытного лучника, подмечает немой наблюдатель. Ловкие пальцы впечатляют ещё совсем молодого, но уже много знающего стрелка, когда хозяин тела разминает кисти, малость затёкшие от долгого письма. Наверное, у Фэн Синя с его-то маниакальными тренировками будут похожие ладони, когда он повзрослеет.       Спустя несколько минут, за которые Фэн Синь невольно снова приступает к разбору непонятной документации, позволяя себе не особо концентрироваться на многочисленных иероглифах, парень удостоверяется в правдивости одной из своих теорий, объясняющих происходящее. Всё-таки Фэн Синь не занял бы свое положение, если бы был хорош только в бою; он ещё и стратег неплохой, а значит мозгом пользоваться умеет, что бы там ни думали всякие отродья. Ладно, грубо – просто драные коты.       Так вот. Очевидно уже, что это не похищение и не одержимость – парня просто утянуло в Сопереживание. Чёрт возьми, но откуда тут появились останки какого-то высокопоставленного чиновника?! Лживые монахи, ведь божились, что своих прославленных предшественников хоронят на другом склоне Тайцзан, а тут что выясняется? Что комната телохранителя Наследного Принца Сяньлэ стоит на чьих-то костях, вот что, очень здорово. Ну и взбучку он устроит служителям монастыря Хуанцзи, когда отсюда выберется, особенно одному зазнавшемуся засранцу!..       Впрочем, непонятно, почему убранство комнаты кажется таким современным, ведь, если бы недавно почил некто с таким высоким статусом, разве не должен был Фэн Синь быть хотя бы наслышан об этом человеке или о его смерти, на худой конец? И откуда на территории многовекового монастыря взялся труп человека из светского мира (тут и дурак поймёт, что подобный кабинет не будет принадлежать никому из духовенства)?       А ладно, взялся и взялся, чего уже распаляться-то. Не это сейчас самое главное. Сопереживание ведь основано на самых травмирующих воспоминаниях неупокоенной души, обычно ими являются события, предшествующие непосредственно кончине. Там должно быть, наверное, много всяких лиц, быстро сменяющих друг друга событий, куча кровавых битв, и чтобы мечи торчали из грудин да стрелы летали туда-сюда, а здесь что? Бумажная волокита, будь она сожжена в вечном пламени Последнего круга Ада. Может ли быть такое, что юного лучника закинуло слишком далеко в воспоминаниях незнакомой души, и сидеть тут бедолаге Фэн Синю да маяться неизвестно сколько в ожидании последнего часа, пока хозяин тела корпит над документацией?       Чёрт, это было бы просто ужасно. Фэн Синь тоскливо думает о том, что было бы неплохо, если бы смертельная опасность настигла этого мужчину как можно быстрее да застала бы его врасплох, как бы крамольно и неуважительно это ни звучало по отношению к незнакомцу. А если бы ещё удалось напоследок схватить этот потрясающий лук да выпустить пару-тройку стрел во врагов, то было бы вообще сносно.       Видимо, хозяин этого места думает так же, потому что переводит взгляд на своё же оружие и тяжело вздыхает. Фэн Синю даже жаль становится бедолагу. Ещё бы, такая смерть ужасная грядёт – сдохнуть от скуки во время заполнения каких-то душных отчётов. Даже одна палочка благовоний навряд ли бы успела сгореть за то время, которое парень провёл в Сопереживании, а он уже думает, что даже согласился бы, чтобы ему приснился кошмар о борделе и его развратных работницах, чем вот это унылое нечто.       Внезапно раздаётся стук в дубовую дверь. Мужчина поднимает голову, а юноша внутри его сознания напрягается. Так, это оно самое или нет?       – Входи.       На пороге появляется мужчина неопределённого возраста, облачённый в строгий костюм младшего военного чина.       – Генерал Нанъян, – обращается он к хозяину тела, и Фэн Синь удивлённо присвистывает: генерал, ничего себе, тогда ясно, откуда у него такие покои и роскошный боевой лук, – к Вам посетитель.       «Кто таков?»       – Кто таков? – одновременно с мыслями юноши звучит грубый голос мужчины, и это кажется забавным. Этот генерал точно не промах.       – Генерал Сюаньчжэнь.       Это имя не говорит абсолютно ничего Фэн Синю, равно как и титул, которым обращались к нему, но вот хозяин тела реагирует абсолютно иначе. Брови сходятся на переносице, уголок губ искривляется, когда Нанъян, как того решил называть незваный гость, небрежно кидает кисть на стол. Край какого-то очередного листа бумаги оказывается перепачкан в туши, и генерал кривится, замечая это, а после скрещивает руки на груди, откидываясь назад.       – Сюаньчжэнь? Ну пусть заходит, – в голосе звучит нечто, отдалённо напоминающее усмешку, – а ты проследи, чтобы никого в радиусе ли не было рядом. Мы сами разберёмся.       Разберёмся? Неужели это вражеский генерал, который победит Нанъяна, а тот предвидит драку и считает, что справится с противником сам? Фэн Синь напряжённо следит за лицом слуги, но тот лишь безэмоционально кивает, совсем не впечатлённый необычным приказом господина.       – Слушаюсь, Генерал, – массивная дверь в кабинет закрывается, и Фэн Синь тяжело вздыхает вместе с хозяином тела. Что же, битва так битва. Нанъян тем временем убирает документы, разбросанные по всей поверхности стола, в немного неаккуратную стопку и бросает её на предназначенную для этого подставку. Какой ответственный, заботится о сохранении важных бумаг. Жаль только, что после его смерти это уже не будет иметь значения.       Генерал поднимает глаза и обводит помещение взглядом, будто бы ищет что-то, однако непонятно что именно. Нанъян не успокаивается, пока вдруг не натыкается взглядом на чернильницу, чья бронзовая поверхность хоть и искажённо, но всё-таки отражает его движения.       Фэн Синь думал, что уж теперь-то эта непонятная суета обретёт смысл, но не тут-то было – мужчина просто хватает эту чернильницу и подносит её к своему лицу. Парень видит тёмный соколиный глаз, густую бровь цвета вороного крыла и непослушную прядь волос, которую генерал тщетно пытается убрать обратно в причёску. И вот от этого юноша чуть ли не задыхается от возмущения.       Серьёзно? Это сейчас важно?! Ну да, Нанъян не знает, что его скоро убьют, но какой смысл прихорашиваться, он что, дама на выданье, которая спешит на свидание с суженным?       – Всерьёз думаешь, что с этим вороньим гнездом можно что-то сделать? Ну ты и наивный, – полный насмешки голос прерывает тишину кабинета, и мужчина ухмыляется, поднимая взгляд на вошедшего.       И Фэн Синь, кажется, перестаёт осознавать происходящее. Перед ним стоит бог. Самый что ни на есть настоящий небожитель, чей стройный стан облачён в лёгкую изящную броню алого и чёрного цветов, на фоне которых серебристые длинные волосы мужчины кажутся будто бы сияющими. Или же это аура божества? Это и есть генерал Сюаньчжэнь?       Бог войны. Это точно бог войны, пусть Фэн Синь всю свою жизнь думал, что они выглядят устрашающе, а не… притягательно? Стоп, что?       – Лучше заткнись, – рычит Нанъян, но его сторонний наблюдатель не может расслышать и толики угрозы в его тоне. Подождите, но если они оба генералы, а Нанъян позволяет себе так фамильярно говорить с небожителем, будто бы они равны по статусу, то может ли быть так, что он тоже?..       … Охренеть. Это точно не Сопереживание. Боги могли послать такое странное видение, но Фэн Синь отродясь не слышал о таких небожителях, а он, на секундочку, уже который месяц живёт при монастыре. Куда его вообще затянуло?       – А то что? – вздёргивает подбородок небожитель, скрещивая руки на груди, и Фэн Синь жадно пожирает взглядом тонкие запястья, выглядывающие из-за металлических наручей. Или же это делает генерал Нанъян, непонятно. – Пустишь в меня пяток или десяток своих вонючих стрел? Ну так я быстрее проткну тебя мечом.       – Провоцируешь? Ты, небось, снова хочешь мой дворец разнести? – снова?! Хэй, слуги, какого черта вы вообще его пустили так спокойно? – И зачем это?       – А ты как думаешь? Чтобы ты остался в моём.       Секунда, за которую Фэн Синь даже понять смысл брошенной так небрежно, но, очевидно, намеренно фразы не успевает – и Нанъян растягивает губы в хищном голодном оскале, юноша в его теле ощущает, как напрягаются мышцы ног и рук, когда генерал собирается резко встать, чтобы бросится наперерез Сюаньчжэню. Однако второй генерал, невиданно утончённый небожитель, в его металлической броне внезапно оказывается проворнее – с губ мужчины срывается практически неслышный вздох, когда бледная ладонь с длинными пальцами толкает его в грудь и прижимает к массивному креслу. Фэн Синь распахивает глаза – не физически, черт возьми – когда ощущает, что в его нижний даньтянь упирается чужое колено. Неслыханная дерзость!       Однако бедный юноша не успевает даже как следует возмутиться подобным низким поступком со стороны бога войны, как Сюаньчжэнь встряхивает головой, и все здравые мысли испаряются из головы Фэн Синя. Остаётся только одна, но и та кажется бредовой – то, как кончики кажущихся мягкими пепельных волос задевают скулу в резком хлёстком движении, ощущается смутно знакомым.       – Идиот, – с шипением выдыхает Сюаньчжэнь, мигом теряя всю свою выверенную торжественность, а Фэн Синь даже не огрызается на такое оскорбление, рассматривая оказавшиеся внезапно так близко к его лицу розоватые губы, что небожитель то и дело поджимает. В глаза бросается маленькая трещинка посередине нижней, не зажившая ещё, видимо, потому, что мужчина постоянно её грызёт. – Что, сдох бы, если бы предупредил, что миссия затянулась? И чего ты лыбишься?!       Фэн Синь, слишком сильно поглощённый чужим присутствием в его личном пространстве, сразу и не замечает, что действительно скалился всё это время. Нанъян только хмыкает на это замечание, улыбаясь ещё шире.       – Ты скучал по мне.       Фэн Синь бледнеет. Сюаньчжэнь краснеет. Блять, что?       – Мечтай, – спустя миг тишины и один глубокий вздох произносит нависающий над генералом небожитель, – я просто не хочу, чтобы ты умер не от моей руки.       – Кому ты врёшь, Сюаньчжэнь, – грудным голосом отвечает Нанъян, – после стольких упущенных возможностей убить меня мы оба знаем, что ты этого никогда не сделаешь.       А дальше мужчина без лишних раздумий кладёт руку на чужое колено, и Фэн Синь, настоящий идиот в этой ситуации, не придаёт этому значения, думая, что хозяин его тела сейчас просто отпихнёт сослуживца.       Да как бы, блять, не так.       Рука скользит по железу наколенника вверх, касаясь защитной пластины, крепящейся к поясу. Когда она внезапно ныряет под броню, касаясь внутренней стороны бедра через тонкие нательные штаны, генерал Сюаньчжэнь прищуривает свои глаза цвета молодого орешника.       Чужое тело ощущается под грубой мозолистой ладонью обжигающе горячим, и мозг Фэн Синя будто бы пронзает одной из его стрел. Он, никогда доселе не касавшийся ни единой души, кроме себя, в подобных местах, сейчас жаждет ощущить прикосновение кожи к коже, прикосновение наверняка мягкое, бархатное. Хочет сжать руку сильнее, хочет-       Генерал Сюаньчжэнь вдруг фыркает, усмехаясь, и Фэн Синь, смотрящий на эту лёгкую мимолётную улыбку, ощущает, как убыстряется сердцебиение.       – Да пошёл ты, – беззлобно выдыхает почти сидящий на его коленях бог.       О небеса.       – Скажи, – облизнув пересохшие губы, внезапно произносит Фэн Синь, утративший осознание того, что это не он говорит и не он делает, – почему ты надел броню?       Лёгкая полуулыбка превращается в довольный оскал, похожий на тот, что недавно был на его собственном лице, когда небожитель вдруг подаётся ещё ближе, двумя руками хватая генерала под собой за грудки и притягивая почти что вплотную к лицу. Чужое горячее дыхание оседает на мокрых от слюны губах, вызывая нестерпимый зуд.       – Потому что я знаю, как сильно ты любишь её с меня снимать.       Фэн Синь изнутри вспыхивает ярче, чем ритуальный огонь. Что этот красивый, сильный, изящный, невероятный бог войны несёт, он же мужчина-       Нанъяну же плевать на переживания своего юного гостя. Потому что в следующий миг он стискивает бедро ещё сильнее, так, как юноше и хотелось, впиваясь пальцами в плоть через ткань, а взгляд прикован к кошачьим глазам напротив.       Зрачки расширяются. Фэн Синь замирает.       В следующую секунду происходит… Происходит что-то, невозможно понять, что именно, потому что ощущения накрывают его волной.       Горячо. Влажно.       Приятно.       Фэн Синь никогда в жизни не целовался, впрочем, это не было чем-то, что его волновало. Мало того, что представительниц противоположного пола он боится остерегается, так, к тому же, слишком занят работой, чтобы интересоваться чем-то подобным. Фэн Синь не то чтобы полагал, что с ним такого никогда не произойдёт, просто… не думал об этом?       Но вот прямо сейчас на его бедрах сидит потрясающей красоты небожитель, прильнувший своим телом к его так тесно, что даже волос не получится протиснуть между ними. Его губы ощущаются нежными и податливыми, когда сминаются под натиском Нанъяна, и это настолько потрясает Фэн Синя, что он бы уже не сдержался и застонал, если бы только мог.       Осознание происходящего подобно вспышке молнии, когда от мокрого соприкосновения языков по коже пробегает легкая дрожь.       Его целует мужчина, а он уверенно, будто бы как-то даже по-хозяйски, сжимает его тренированное тело своими ладонями, ощущая холод металла брони, такой резкий на контрасте с его горячими губами, и настойчиво, умело отвечает ему.       Фэн Синь не думал, что поцелуи, которые всегда казались ему простым переоценённым касанием, могут быть настолько приятными. Наслаждение застилает разум пеленой, и он только и может, что наблюдать, как слюна поблескивает на покрасневших губах Сюаньчжэня, когда генерал отдаляется.       Нанъян решительнее – Фэн Синь еще даже осознать не успевает, чего именно ему хочется дальше, как тот вновь наклоняется к лицу небожителя и кусает за нижнюю губу, чуть оттягивая её.       Слуха юноши достигает резкий вздох, отдалённо напоминающий всхлип.       Восхитительное чувство.       – Проклятущая псина, – шипит Сюаньчжэнь, рефлекторно облизываясь. В его светло-карих, практически золотистых, глазах столько ярости, что Фэн Синя прошивает дрожью по позвоночнику, и он смотрит, как зачарованный.       – Но ошейник здесь носишь именно ты, – стоит только заметить полоску тёмно-коричневой кожи, выглядывающую из-под брони и плотно обхватывающую бледную шею прямо под острым кадыком, как юношу охватывает неописуемый и необъяснимый восторг, и он накрывает украшение ладонью, проводя пальцами по нему.       Фэн Синь поднимает взгляд на лицо Сюаньчжэня.       – Думаю, нам стоит начать именно с него.       Застежка на затылке, спрятанная от посторонних глаз копной густых волос, легко поддаётся чужим пальцам, и в установившейся тишине просторного кабинета металлический звук упавшего украшения становится спусковым крючка для двух мужчин, в напряжении смотрящим друг другу в глаза.       Вслед за ошейником на пол с лязганьем летят пластины брони, одна за одной, но Фэн Синь не обращает на этого абсолютно никакого внимания, поскольку они с генералом Сюаньчжэнем слишком заняты поцелуем куда более яростным и ошеломляющим, чем предыдущий, пусть это и кажется невозможным.       Скользить кончиком языка по твёрдому ребристому нёбу другого человека и чувствовать при этом ласкающие прикосновения его языка на собственной уздечке оказывается слишком приятным, чтобы Фэн Синь обошёлся всего лишь одним разом.       Он неожиданно приходит в себя в тот момент, когда генерал Сюаньчжэнь тянет его за волосы, отрывая от своей шеи – ох, он что, только что целовал этот кадык и прикусывал тонкую кожу на нём?       – Что и требовалось доказать, – с толикой самодовольства в голосе произносит облизывающий покрасневшие губы мужчина, растрёпанный самым бесстыдным образом. Глаза Фэн Синя опускаются на его ключицы – всё происходило так быстро, что он даже не успел заметить, как стянул плотно стягивающий ткань ханьфу пояс, отчего полы тонких нижних одеяний разошлись в стороны, обнажая молочно-белую, такую бледную на контрасте со смуглыми ладонями второго генерала, кожу. Через вырез видны твёрдые грудные мышцы, странным образом не утяжеляющие изящный образ Сюаньчжэня, а придающие ему нужную завершённость, тонкие выразительные кости плечевого пояса, россыпь мелких, будто капли росы, родинок, начинающаяся чуть правее солнечного сплетения и уходящая за светлый шёлк дорогих одежд дальше вниз по груди, и множество мелких шрамов, говорящих о битвах и подвигах этого генерала. Взгляд Фэн Синя, однако, прикипает к одному определённому месту: на тонкой коже под кадыком расцветает ярко-алый след. Его только что оставленная метка.       Внезапно юноша чувствует хватку цепких пальцев на подбородке, и его голову немилосердно вздёргивают кверху.       – Что смотришь? – выгибает бровь Сюаньчжэнь, – Наслаждаешься тем, что видишь?       Фэн Синь ухмыляется перед тем, как ответить:       – Как будто ты не знаешь.       – Генерал Нанъян, – внезапно небожитель переключается на официальный тон, выгибаясь в спине, будто бы потягиваясь. Фэн Синь жадным взглядом следит за тем, как тонкая ткань соскальзывает с плеч всё ниже. – Вы крайне непочтительно и неуважительно обращаетесь с Моим Превосходительством.       – М? Почему же? Разве это не Твое Превосходительство первым пришёл ко мне и–       – Я не об этом, – закатив глаза, раздражённо перебивает Сюаньчжэнь, а потом прочищает горло и сразу же возвращается в образ: – почему это я так возмутительно обнажен перед Вами, в то время как Генерал Нанъян плотно запахнул все свои одеяния? Складывается впечатление, что я – Ваш наложник, а не равный по статусу.       Почему-то мысль о подобном распределении ролей приходится Фэн Синю по душе, хотя никогда прежде ему и в голову не могло прийти, что это может возбуждать, и, очевидно, это отражается на его лице, потому что в следующую секунду сидящий на его бёдрах небожитель фыркает, закатив глаза, и наклоняется вплотную к чужому уху:       – Снимай свое ханьфу, если не хочешь, чтобы я снова его порвал. Мне твои оры к чертям не нужны.       – Блять, – Фэн Синь выдыхает прямо на скулу мужчины, и тонкая мягкая прядь волос, выпавшая из когда-то туго собранного хвоста, трепещет от колебаний воздуха.       В следующую секунду всё, о чем он только и может думать – солоноватый вкус кожи Сюаньчжэня, когда он впивается зубами в плечевой скат мужчины, пятная его быстро наливающимися кровью следами. Это немного сложно делать, когда руки заняты развязыванием собственного ханьфу. Блять, даже с броней было проще – очевидно, что небожитель специально расслабил все застёжки перед тем, как прийти к своему соратнику. Какой бесстыжий.       И этот бесстыжий бог войны сейчас прижимает голову Фэн Синя прямо к своему телу, запустив пальцы ему в волосы и окончательно растрепав пучок, в который они были уложены. Ткань двухслойных одеяний наконец-то падает на пол.       – Ты хуже животного, – хмыкает Сюаньчжэнь, сдувая челку с лица, – кто из нас ещё соскучился, ха. Долго меня вылизывать будешь или уже займёмся делом?       Делом? Фэн Синь отрывается от чужого тела, чтобы уточнить, что именно небожитель имеет в виду, ведь они уже занимаются чем-то очень приятным, но он не успевает ничего произнести, потому что в этот момент Сюаньчжэнь наклоняется, чтобы легко прикоснуться влажными губами к чужой щеке.       – Просто смотри, – негромко произносит он, надавливая руками на плечи Фэн Синя и прижимая его к спинке кресла. Парень не смеет ослушаться, но впивается пальцами в деревянные подлокотники, чтобы не было соблазна всё-таки дотронуться до манящего божества.       Сюаньчжэнь выглядит довольным, когда отодвигается и привстаёт на чужих бёдрах. Взору Фэн Синя предстаёт гибкий стан, развитые мышцы сочетаются с узкой талией, а мышцы живота напряжены из-за явного возбуждения, пока что скрытого нижними штанами.       Охуеть. У этого мужчины стояк из-за его, Фэн Синя, действий. И это не отталкивает ни капли, хотя с любым другим парень бы уже плевался от отвращения и точно бы вызвал оскорбившего его обрезанного рукава на бой. Но разве можно сравнивать этого прекрасного возвышенного небожителя, чья кожа словно бы сияет, до того она бледная и нежная, с какими-то обычными извращенцами? Ни за что и никогда.       Свой стояк Фэн Синь объясняет примерно тем же. Как может не встать на сексуального бога войны?       – Не хочу, чтобы ты меня порвал, Генерал Огромный Член, – с усмешкой выдыхает Сюаньчжэнь, а парень вспыхивает изнутри от такого постыдного прозвища, но он не успевает подумать об этом как следует, потому что дальше небожитель распускает завязки нательных штанов.       Ровный, аккуратный член с розоватой головкой буквально прижимается к поджарому животу. Фэн Синь сглатывает. Взгляд его распахнутых глаз прикован к узкому отверстию на вершине чужого органа, и прямо в этот момент на головке выступает прозрачная капелька предсемени, поблескивающая в свете солнечного дня.       Вау.       – Прекрати смотреть на него так, будто бы хочешь его съесть, – в голосе Сюаньчжэня, несмотря на напускное равнодушие, отчётливо чувствуется смущение.       Но Фэн Синь в самом деле хочет.       – Но я в самом деле хочу.       – Ты!.. Ты идиот.       Глубоко вдохнув, Сюаньчжэнь, бросивший на Фэн Синя один раздраженный взгляд и тут же закативший глаза, заводит руки себе за спину, прогнувшись в спине. Его дыхание сбивается, становясь более рваным, когда ушей его партнёра достигает какой-то неизвестный влажный звук. А после он повторяется. Снова и снова.       Фэн Синь изумлённо вслушивается и смотрит, как румянец заливает молочную кожу плеч. У него есть догадка, что там делает Сюаньчжэнь, но в это сложно поверить, потому что… А так разве можно?       С его губ, однако, слетает совершенно другой вопрос:       – Ты готовился?       Небожитель закатывает глаза, недовольный этим вопросом, однако всё же нехотя отвечает:       – Не хотелось тратить на это время здесь. Ты… Тебя три недели не было.       Румянец расцветает на щеках Сюаньчжэня, и тот выглядит так, будто бы хочет отвернуться, но перебарывает самого себя и упрямо смотрит в глаза Фэн Синя. Последний тоже чувствует, как жар приливает к лицу от подобной картины.       – Так ты изначально знал, что мы с тобой здесь будем делать это?       Сюаньчжэнь смотрит на него где-то секунду с таким видом, будто бы у него вторая голова выросла, а потом с фырканьем смеется:       – Нет, ну ты и правда идиот.       Следующие несколько минут проходят в томительном ожидании для Фэн Синя, потому что он всё ещё только и может, что смотреть и слушать.       Несколько раз дыхание Сюаньчжэня сбивается. Член его наблюдателя болезненно дёргается, натягивая плотную ткань штанов. Когда небожитель вдруг поджимает губы, вздрагивая, и мычит, Фэн Синь понимает, что вот-вот сорвётся.       Как же хорошо, что в этот момент генерал открывает глаза, облизывая покрывшиеся тончайшей плёнкой губы, и извлекает пальцы из своего тела.       – Какой ты сегодня послушный, – хмыкает Сюаньчжэнь, стягивая повисшую на локтях белоснежную рубаху и скидывая её куда-то на пол куда-то к собственной броне и одеяниям Фэн Синя, – Всегда бы так.       – Компенсирую своё отсутствие, – парирует юноша, вспомнив его слова про трёхнедельную отлучку, – ну а теперь…       Его рука касается голой кожи. Ладонь сжимает узкую талию, пока большой палец нежно оглаживает выпирающую кость нижнего ребра. Сюаньчжэнь ощутимо вздрагивает, но поджимает губы и бьёт ладонью по обнаглевшей конечности.       – Ещё нет, – он отстраняется сам, чудом балансируя на коленях Фэн Синя, и тянется к завязкам его штанов с одним очевидным намерением: развязать их. Юношу, однако, это неожиданно напрягает – зачем это? Он тоже возбужден до предела, но вряд ли его тело может сравниться красотой небожителя, а если его стояк отпугнёт прекрасного бога войны? По крайней мере, может, он не захочет к нему прикасаться?       – Давай я сам, – он пытается отстранить небожителя, но тот всё ещё поражает своей проворностью, и в следующий момент Фэн Синь с громким вдохом облегчения, не в силах сдержаться, откидывает голову назад, наконец-то перестав ощущать неприятное трение ткани благодаря ловким тонким пальцам, стянувшими и верхний, и нижний слой одеяний разом.       – Хах, как мало тебе нужно, чтобы стать таким твёрдым, Генерал Огромный Член, – с каким-то особым придыханием произносит генерал Сюаньчжэнь.       – Н-не зови меня так, – Фэн Синь не может сдержаться, потому что это звучит слишком смущающе. Да, он действительно природой был наделен не самым маленьким размером, однако это вовсе не повод давать такие странные прозвища!       – Хэй, – зовёт его Сюаньчжэнь, и юноша открывает глаза, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и тут же замирает. Божество войны выглядит так, будто бы одурманен каким-то зельем: разгорячённый, с прилипшими к щекам тонкими прядями и какой-то поволокой в светло-карих глазах, он тяжело дышит, закидывая руки на обнаженные плечи Фэн Синя, пододвигаясь к нему ближе, буквально нависая.       Его дыхание касается губ парня.       – Я хочу…       – Я тоже, – вторит ему Фэн Синь, словно забывшись, и не совсем понимает, о чём они оба вообще говорят, но, блять, разве это сейчас важно? Ведь такой яркий, такой знакомый запах Сюаньчжэня окутывает всё его тело, он так близко…       – Только… Ха-а, только я сам, – упрямо продолжает небожитель, – и Фэн Синь кивает, не особо вникая. Да, да, что угодно, только не отстраняйся, только-       Блять!       – Блять!       Фэн Синь не сдерживается, и его возглас сливается в унисон с криком Сюаньчжэня. Всё произошло слишком быстро, парень даже не успел понять, когда его член обхватила чужая ладонь, и это уже было охуенно, но генерал не остановился на этом, прижавшись вплотную к груди юноши, а после резко опустился вниз, проехавшись собственной грудью.       Фэн Синю кажется, что внутри него что-то взорвалось.       Горячо. Как же, мать вашу, горячо. Так тесно, так влажно и невообразимо жарко.       Он думал уже, что приятнее поцелуев ничего быть не может? Забудьте, он пиздецки ошибался.       – Придурок, ты зачем на всю длину взял? – ругается Фэн Синь, а сам пытается понять, что именно сделали с его членом, что ему так хорошо. Что значит это «взял»? – Больно же, давай я–       – Да заткнись ты, ради всего святого, – шипит Сюаньчжэнь, пытаясь перевести дух. Фэн Синь на периферии сознания замечает, что он дрожит, но даже уцепиться за эту мысль парню не удаётся толком, потому что все его ощущения сейчас сконцентрированы в одном месте. – Я сейчас просто…       Генерал не заканчивает фразу, вместо этого вздрагивает всем телом и тихо при этом всхлипывает. Фэн Синь ощущает, как там, где он сейчас, внезапно становится ещё теснее. От удовольствия парню хочется закатить глаза, но внезапно это делает небожитель, из груди которого вырывается громкий стон. И это так…       Так красиво.       Когда Фэн Синь понимает, что такую реакцию вызвало его непроизвольное движение бёдрами, он повторяет его, сначала вжимаясь в твёрдое сиденье, а после, напрягая мышцы пресса и живота, чуть приподнимая их.       – Хнн!       – Ты такой тугой, – восхищённо шепчет парень, во все глаза смотря на прогнувшегося в спине небожителя. Тот опирается о Фэн Синя руками, лежащими у юноши на плечах, но последнему кажется это недостаточной поддержкой, ведь мужчину всё ещё пробивает дрожь, поэтому он кладёт обе ладони на чужую талию, поглаживая в успокаивающем жесте сверху вниз.       – Дай мне– блять, стой! Дай мне минуту, мне… Я хочу сам.       В другое время в голове бы промелькнула мысль о том, что этот бог войны слишком привык полагаться только на себя, но сейчас Фэн Синь занят осознанием того, что он занимается чёртовым сексом с мужчиной – да, он уже понял, что именно это и происходит, пусть он даже и не знал, что это возможно. И, чёрт побери, он этим так наслаждается.       Быть может, это невозможно с обычными людьми, но Фэн Синю несказанно повезло – на него снизошло благословение небожителя.       Белоснежная крепкая грудь Сюаньчжэня оказывается прямо перед лицом парня, и тот замечает две затвердевшие бусины сосков насыщенного розового цвета. По сравнению с привычными загорелому Фэн Синю собственными тёмными сосками эти кажутся такими невероятно нежными и уязвимыми, что парень даже не осмеливается прикоснуться к ним, боясь сделать больно. Приходится даже сглотнуть слюну и прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы приструнить собственное желание. Вместо этого парень приникает к чуть вспотевшей коже губами, совсем рядом с наверняка чувствительным местечком, ведь иначе стали бы соски генерала такими твёрдыми и яркими?       Кажется, это оказывается правильным решением, потому что сверху слышится довольный шумный выдох Сюаньчжэня, а его тело ощутимо расслабляется. Его партнёр чувствует, что находиться внутри горячего тела становится немногим легче.       Несколько мокрых нежных касаний – и Фэн Синь чувствует, как его макушку внезапно нежно оглаживают тонкие пальцы, призывая оторваться и обратить внимание на их владельца. Парень не может сопротивляться.       – Можно продолжать, – тихо выдыхает Сюаньчжэнь, и юноша кивает, сразу же откидываясь назад, опираясь о спинку стула. Небожитель сказал ему, что хочет сделать всё сам.       Мужчина ухмыляется, и прекрасно видно, что сейчас он, сидящий на чужом члене, ощущает себя куда увереннее и комфортнее, чем несколько мгновений назад. Генерал высовывает кончик розового языка, притрагиваясь к нему подушечками указательных и средних пальцев, а после ведёт ими от губ вниз по груди. Фэн Синь с жадностью смотрит на то, как Сюаньчжэнь останавливается на своих сосках, дразня их лёгкими мажущими движениями. Это расслабляет небожителя ещё больше, и вскоре мужчина довольно облизывается, убирая руки, и впивается пальцами в подлокотники кресла. Мышцы предплечий напрягаются, проступают вены.       Слишком красиво, его тело слишком красиво, Фэн Синь не знает, куда именно ему смотреть.       Впрочем, буквально в следующий момент все эти вопросы пропадают, потому что Сюаньчжэнь начинает двигаться.       И всё, голова пустеет, потому что вместо мыслей – только ощущения, жар, эмоции.       Дыхание сбивается слишком быстро у обоих, и Фэн Синь упивается чужими стонами, сначала еле-еле слышными, но не менее желанными. Парень настолько поглощён этим возбуждением, что пронизывает их обоих, будто бы раскалённая добела игла, что не замечает, как начинает направлять движения небожителя, то надавливая на его таз, то сжимая талию и дёргая вверх. Всё это, однако, происходит так плавно, идеально вписываясь в ритм, что даже у Сюаньчжэня, этого любителя самостоятельности, нет возражений.       – Хн… А! А-ахн!       От одних лишь этих звуков, ласкающих слух Фэн Синя, можно с ума сойти. И да, это то, что делает этот прекрасный соблазнительный и такой горячий бог войны – заставляет его терять голову. Именно поэтому в тот момент, когда Фэн Синь почему-то начинает о чём-то говорить, то сам не придаёт ни малейшего внимания этому. У него есть дела поважнее, чем слушать собственные восхищённые бредни.       Например, смотреть на то, как блестит слюна на распахнувшихся в немом крике тонких губах.       – Знаешь, а ведь у меня дежавю, – его голос звучит низко из-за напряжения, переполняющего всё тело.       – Какое… Какое ещё дежавю? – Сюаньчжэнь смотрит на него раздражённо, потому что говорить о подобном в постели, наверное, не к месту, но этот резкий, полный эмоций взгляд только распаляет больше, и Фэн Синя несёт дальше:       – А-а, ха, вспомнил. Я сопляком видел это, ммх…       Кадык Сюаньчжэня дёргается, и юноша, очарованный этим, приникает к уже зацелованной коже, чтобы провести языком снизу вверх по горячей коже.       – Да, это… Это был сон, и ты там тоже пришёл ко мне, злился, что я отправился на миссию без предупреждения.       Небожитель, однако, внезапно яростно хмурится, поджимая покрасневшие губы, и оттого вместо сорванных вздохов слышно только нечто, похожее то ли на мычание, то ли на скулёж. Фэн Синь замечает, что так особенно откровенно его партнёр будет реагировать в том случае, если входить под определённым углом, и сосредотачивается на этом.       – Сволочь ты драная, так ты потому мне не сказал ни черта?! Чтобы потешить свои сексуальные фантазии, только и– А-аргх!       Фэн Синь и сам срывается и стонет вместе с богом войны, потому что его сжимают изнутри слишком резко и слишком сильно. Юноша голодным взглядом наблюдает, как трепещут ресницы генерала, когда его глаза закатываются от удовольствия. И в следующий момент, когда словно бы помутившиеся от удовольствия зрачки в обрамлении потемневшей радужки устремляют свой взор на лицо Фэн Синя, Сюаньчжэнь стремительно наклоняется к нему, со всей силы вжимаясь в его рот своим.       Губы небожителя горят так же сильно, как его тело, а когда языки двух мужчин переплетаются воедино, то становится так же упоительно влажно и приятно, как от самого соития. Фэн Синь всё это время, как оказывается, просто-таки жаждал снова к ним прикоснуться, огладить кромку ровных зубов, покрыть поцелуями верхнюю губу и заласкать языком нижнюю, но не мог оторваться от созерцания. Красота этого небожителя воистину губительна – подобный бог войны мог бы взять юношу в плен лишь тем, что взмахнул бы своим серебристым хвостом.       Сюаньчжэнь, однако, не оставляет и малейшей возможности насладиться поцелуем медленно – он так требовательно впивается в чужие губы, напирая со всей силой, будто бы Фэн Синь стал его воздухом, и без него могущественное божество задохнётся.       Ритм ускоряется. Они стонут прямо друг другу в рот. Как же хорошо.       Фэн Синь не знает, много ли, мало ли времени проходит, но, когда Сюаньчжэнь разрывает поцелуй, он выглядит таким блядски горячим, что не подобрать нужных слов при всём желании.       – Какой же… Какой же ты засранец, Фэн Синь!       Что.       – Повтори, – требует юноша хриплым низким голосом. Темп замедляется, Сюаньчжэнь не может этого не заметить.       – Ха-а… Чего? – он даже как будто бы теряется, не понимая.       Зрачки Фэн Синя расширяются, вытесняя тёмную радужку почти такого же цвета. Пальцы впиваются в чужие бёдра до синяков.       – Назови меня по имени.       – А?       Сюаньчжэнь недоумённо моргает, пытаясь сквозь тягучую пелену удовольствия понять, что от него хотят, и в следующую секунду вдруг вздрагивает почему-то всем телом. А дальше звучит невообразимо прекрасный, громкий, заливистый смех, когда небожитель даже запрокидывает голову, не в силах сдержаться и продолжая хохотать:       – Ахаха, о небеса, Фэн Синь! Ты такой извращенец, ужасно!       Юношу обдаёт волной невыносимого жара.       О да. Вот оно. Он хотел услышать именно это.       Его имя никогда не звучало так красиво до этого – очевидно, что только в устах бога войны, генерала Сюаньчжэня, оно звучит так же прекрасно, что Фэн Синь и самого себя ощущает богом.       Небожитель зовёт именно его. Он его хочет, он его жаждет, он в нём нуждается. Разве можно не откликнуться? Конечно же нет, нельзя пренебрегать волей божества.       Кровь бурлит, расплавляя все здравые мысли. Фэн Синь чувствует, как губы растягиваются в хищном довольном оскале, а после всё выжигается ярким пламенным наслаждением.       – Ты– А-а-ах!       Сюаньчжэнь кричит, прогибаясь в спине, такой восхитительно громкий и открытый, и ритм становится совсем бешеным.       Вверх. Вниз.       Сильнее. Глубже.       Бесстыже громкие шлепки плоти о плоть практически заглушают сбившееся дыхание двух мужчин, и тело Сюаньчжэня прошивает крупной дрожью, когда края плотной дорогой ткани впиваются в нежную кожу ягодиц. Фэн Синь хмурится – он не хочет, чтобы его божеству было неприятно от их занятия. Именно поэтому в следующий миг его зубы впиваются в плечевой скат, уже изрядно пестрящий следами их страсти, а пальцы – в упругую кожу ягодиц, которую так приятно мять, сжимая и разжимая пальцы.       Сюаньчжэнь довольно стонет и намеренно толкается вперёд, крутит бёдрами. Его истекающий член трётся о пресс Фэн Синя, пачкая в вязкой полупрозрачной субстанции, блестящей на рельефных мышцах, стекающей во впадину пупка. След, остающийся от предэякулята, чуть холодит на воздухе, но член бога войны слишком горячий, чтобы на это можно было обратить внимание.       Юноша рычит утробно, когда разводит чужие ягодицы в сторону, вбиваясь в горячее нутро, практически насаживая мужчину на себя, пронзая его снова и снова. Хлюпающие звуки достигают его ушей, и Фэн Синь, повинуясь остро возникшему желанию, практически потребности, скользит ладонью по коже чуть ниже, чтобы дотронуться до того места, что дарит ему столько удовольствия.       Небожитель от этого по-настоящему скулит, дёргаясь в тщетной попытке уйти от прикосновения, и ещё сильнее прижимается грудью к юноше, рвано выдыхая ему прямо в макушку, не прекращая тихо постанывать в такт особо удачным толчкам.       Двумя пальцами Фэн Синь прикасается к горячей, куда более горячей, чем где-либо ещё на теле генерала, натянутой, словно тетива боевого лука перед выстрелом, коже, тонкой и влажной, натёртой от беспощадных прикосновений. Они оба стонут от ощущений, потому что вкупе с нежными, практически изучающими прикосновениями ритм не снижается ни на секунду.       Узел внизу живота закручивается всё туже. Фэн Синь жмурится и кусает себя за язык, не желая слишком рано закончить. Это помогает держаться дальше, но рука возвращается на ягодицу, потому что терпеть этот жар невозможно.       Юноша медленно раскрывает глаза, одновременно с этим утыкаясь лбом в плечо, наполовину укрытое пепельными нитями рассыпавшихся по спине волос. Белоснежная кожа Сюаньчжэня покрылась испариной и расцвела лихорадочным румянцем, и небожитель обвивает дрожащими руками шею парня, зарываясь носом в его растрёпанные волосы. Дыхание Фэн Синя перемежается со стонами и тихим, несдержанным рыком, когда его сжимают слишком резко, а взгляд юноши расфокусирован.       Тем не менее, пусть его зрение размыто, он не может не смотреть на этот красивый, уже целиком мокрый ствол, увенчанный ярко-малиновой головкой. Жемчужные нити предсемени тянутся от уретры до живота Фэн Синя, обрываясь в те моменты, когда чужой член, крепкий, как и его собственный, вздрагивает от толчков внутри. Юноша облизывается; терпеть подобное возбуждение без возможности прикоснуться к себе должно быть мучительно.       Его руки знают, что делать.       Оторвать ладонь от покрасневшей ягодицы оказывается самую малость затруднительно, ведь влажная от пота кожа прилипает, а пальцы впились так крепко и цепко, что, наверное, даже сейчас можно будет увидеть следы. Тем не менее, Фэн Синь справляется с этим, и в следующий момент его длинные, грубые пальцы оглаживают ствол небожителя снизу вверх, прежде чем прикоснуться к головке, а потом сжать всей ладонью и с силой провести вниз по всей длине.       По позвоночнику пробегают мурашки от осознания того, как красиво член Сюаньчжэня смотрится в его руке.       – Бля-я, – не сдерживается генерал, подмахивая бёдрами, толкаясь в большую ладонь юноши так самозабвенно, что Фэн Синь гулко сглатывает от этой картины, продолжая смотреть на то, как сочащаяся соками головка то появляется, то прячется за грубыми пальцами.       – Фэн Синь, Фэн Синь, ха-а… – сорванно зовёт его небожитель, зарывшись пальцами в волосы парня и оттягивая их, царапая кожу черепа короткими ногтями, – Фэн Синь, я– меня так надолго не… Мнх! Не хватит, я скоро…       «Ну так давай», – кричит всё внутри Фэн Синя, закусившего губу от всепоглощающего удовольствия, и дело тут далеко не столько в жаре и влажности тела небожителя, сколько в его ауре, красоте, гибкости, запахе, голосе, дыхании…       В нём всём.       – Фэн Синь, нет, я… Я не так хочу, стой!       Но юноша еле-еле понимает смысл этих слов, продолжая надрачивать чужой член. Им так хорошо, как может Сюаньчжэнь быть против?       Однако у того свои мысли на этот счёт, потому что в какой-то момент мужчина упрямо замирает, напрягшись всем телом и не двигаясь навстречу движениям Фэн Синя, а пальцы, ласкавшие смоляные пряди, вдруг тянут назад с такой силой, что аж слёзы боли почти что выступают на глазах.       Недовольный этой внезапной остановкой, Фэн Синь поднимает голову.       – В чём дело?       – Ты что, оглох от счастья? – цыкает Сюаньчжэнь, смотря с раздражением сверху вниз, и закатывает глаза, что совершенно не похоже на выражение удовольствия, но Фэн Синю кажется до зуда знакомым. – Я же сказал, что хочу по-другому.       Юноша выразительно поднимает бровь. Да ладно, они же почти кончили, видно, что и возбуждение никуда не ушло, так зачем так обламывать?       – И как ты хочешь?       В ответ на это генерал ничего не говорит, лишь хмыкает многозначительно и резким движением головы отбрасывает волосы, упавшие на лицо, себе за спину. Конечно же, кончики хлещут Фэн Синя по лицу, но Сюаньчжэнь, очевидно довольный своей выходкой, даже не думает извиняться перед своим партнёром, а тот этого и не ждёт.       Небожитель прогибается в спине и закусывает губу, когда напрягает бёдра и приподнимается, соскальзывая со стоящего колом члена с тихим шипением. Фэн Синь хмурится, ощущая неприятный сейчас холод комнаты, но не успевает возмутиться, потому что небожитель изящно, несмотря на периодически пробегаемую по его телу видимую дрожь, поднимается с чужих колен.       Взгляд Фэн Синя прикипает к длинным стройным ногам, когда бельё, стягивавшее, видимо, ноги Сюаньчжэня во время их соития, падает вниз. Тот переступает через светлую ткань, босой и полностью обнажённый стоит перед другим мужчиной на холодном мраморе. Фэн Синь не помнит, когда он успел скинуть свои сапоги, но это не особо и волнует юношу. Он разглядывает чужое ладное тело, начиная от аккуратных пальцев ног и заканчивая словно бы по-мальчишески острым подбородком.       Тело бога войны, прекрасное, идеальное, что не может принадлежать человеку.       Однако в этот момент Сюаньчжэнь улыбается так, будто бы прекрасно знает, о чём Фэн Синь думает, и гордится этим, как собственной победой, и юноша понимает, что как раз сам бог войны готов принадлежать ему.       Фэн Синь бы принёс себя в жертву на его алтаре.       – Что ты–       – Тс-с-с, – бог войны прикладывает палец к губам и выглядит так, будто бы искренне забавляется, будучи при этом до жути возбуждённым. Его дыхание такое же рваное, а глаза лихорадочно блестят, но он держится с небывалым достоинством.       И в следующий момент он делает шаг вплотную к Фэн Синю и тут же разворачивается к нему спиной. Вау, вот это мышцы… Юноша только собирается прикоснуться к узкой, но сильной спине, от красоты забыв о своём возбуждении напрочь, как Сюаньчжэнь поражает его ещё больше.       Босые стопы прижимаются к частично обнажённым бёдрам Фэн Синя, когда небожитель изящным движением, опёршись руками о подлокотники, забирается на кресло с ногами. Упругие наощупь, ягодицы Сюаньчжэня оказываются ещё и округлыми, и дыхание парня сбивается.       На них действительно расцвели алым отпечатки его пальцев, будто бы метки. Кровь приливает к голове.       Резкий жар.       Фэн Синь с силой сжимает челюсти, но надсадный стон всё равно вырывается из груди, когда Сюаньчжэнь единым слитным движением опускается вниз, вплоть до самых бедёр своего партнёра. Юноша закусывает собственный кулак, смотря диким, почти что животным взглядом на видимую дугу позвоночника, когда небожитель выгибается в спине, наклонив голову, и волосы падают ему на лицо.       Фэн Синь дышит совсем сорвано, сердце неугомонно колотится, ему даже тяжелее, чем при первом проникновении, потому что теперь он вошёл ещё глубже. Мышцы обхватывают его изнутри, стенки обволакивают напряжённый орган, и глаза парня наливаются кровью.       А вот Сюаньчжэню сейчас требуется куда меньше времени на то, чтобы привыкнуть. Он лишь делает несколько глубоких вдохов, срываясь на сиплые хрипы, когда, сдув мокрую чёлку с лица, выпрямляет спину и изящно поворачивает голову смотря себе за плечо.       – Хах, – Сюаньчжэнь устало, но сыто, словно объевшийся козьего молока кот, улыбается, и убирает упавшую на лицо прядь за ухо лёгким движением длинных пальцев. Сердце юноши сбивается с ритма. – Так ведь куда лучше, не правда ли, Фэн Синь?       Впрочем, ответ ему, видимо, и не нужен. Уже одна усмешка мужчины говорит о том, что он и так прекрасно знает обо всём, что происходит с его несчастным партнёром. А тот, кажется, вот-вот взорвётся. И лишь тогда, когда Фэн Синь уже почти что рычит, вцепляясь грубыми пальцами в чистую от всяких меток – ненадолго – спину, сдерживаясь из последних сил, Сюаньчжэнь решает прекратить его мучать.       Первое же движение размашистое, задающее тот дикий темп, который был у них несколько мгновений назад. Только теперь ощущения ещё острее, ярче, и оттого юноша, в самом деле впервые испытывающий наслаждение такой силы, не сдерживает низкого стона, впиваясь зубами в затылок небожителя, словно дикий зверь. Судя по тому, как вскрикивает Сюаньчжэнь и как он сжимается внутри, богу войны на ум тоже приходит такое сравнение.       И оно ему очень, очень нравится.       – Ха-а… – лица Сюаньчжэня не видно, но так его стоны и сорванные хриплые вздохи становятся будто бы громче, небожителю явно труднее их сдерживать. Но этого и не нужно. – А-анх!       – Хорошо? – рваное дыхания Фэн Синя перебивает его собственный голос, – тебе хорошо?       – Ты- мм!       Глубокий толчок. Ещё один. Фэн Синь подкидывает бёдра кверху.       – А-а-а!! Блять, да!!! Да, да, да, мне- А-ах!       Фэн Синь не знал, что стоны могут быть настолько красивыми.       Юноша покрывает взмокшую спину укусами, целует завившиеся на концах от влаги пряди мягких пепельных волос. Вкус чужой кожи чуть солоноват, а из-за пылающего внутри возбуждения, разгорающегося с каждым грубым толчком внутри, кажется немного острым. Фэн Синь вспоминает о приятном занятии, от которого его так бесцеремонно оторвали, и скользит руками по спине дальше.       – С-стой, я же так… Не надо, Ф- А!       Все возражения Сюаньчжэня тонут в его громких, практически захлёбывающихся, стонах, когда большая ладонь Фэн Синя находит вслепую его ствол. Парень случайно ударяет пальцами по головке, не получается быть аккуратным, когда ни черта не видно, но тут же исправляет свою оплошность, наглаживая сверхчувствительную плоть. Генерал, однако, толкается в его ладонь с такой яростью, словно приказывает действовать решительнее.       В который раз за этот день Фэн Синь мысленно дрожит от чужой властной ауры, практически осязаемой даже сейчас, и в который раз не смеет ослушаться.       Он перехватывает чужое тело поперёк груди, пальцами прикоснувшись к правому соску и тут же без лишних раздумий сжав его. Юноша с силой вжимает чужую спину в свою грудь, и их с Сюаньчжэнем одновременно пробивает восхитительной дрожью от того, насколько глубоко теперь получается входить.       Чужой член пульсирует в мокрой от смазки ладони.       – Я… Фэн С- я сейчас-       Фэн Синь закрывает глаза и втягивает ноздрями тягучий, будто бы мёд, тяжёлый запах пота и секса, распространившийся по всему кабинету, а после вжимается в скат чужого плеча. В висках стучит от подступающей волны удовольствия, что грозит обрушиться на них обоих как цунами.       Да, он тоже.       Тугие стенки дрожат, когда юноша с силой одновременно и вбивается внутрь, и проводит сверху вниз, к самой мошонке, по напряжённому органу, и Сюаньчжэнь кричит.       Вот оно.       У Фэн Синя под закрытыми веками взрываются звёзды, когда он чувствует горячую вязкую влагу на своих пальцах, и юноша, утративший над собой последний контроль, впивается зубами в напрягшиеся мышцы плеча, изливаясь внутрь.       Как хорошо…       Проходит несколько неимоверно долгих мгновений, за которые к Фэн Синю, утратившему, как выясняется, не только способность здраво мыслить, но ещё и адекватно воспринимать мир вокруг, возвращаются одно за другим все пять чувств. Сначала он начинает слышать своё загнанное сердцебиение, потом кожей груди ощущает, как колотится в унисон с его сердце Сюаньчжэня. Вполне недвусмысленный вязкий запах крахмала заполняет ноздри, когда Фэн Синь опускает голову, перегибаясь через чужое плечо, чтобы посмотреть на перепачканный подтёками спермы подрагивающий пресс небожителя, откинувшегося в его объятиях на плечо юноши, будто бы потерявшего последние силы, чтобы как-либо двигаться. Парень облизывает рефлекторно и так влажные губы, хранящие лёгкий привкус чужого тела.       Фэн Синь всё ещё внутри ставшего куда более влажным тела, потому что ни у одного нет сил на то, чтобы двигаться, но, кажется, ни ему, ни его любовнику нет до этого дела.       Небожитель шумно выдыхает, когда юноша лениво целует его в чуть прикрытый прилипшими завитками волос висок.       – Предупреждай меня в следующий раз, когда уходишь, – его голос звучит немного сипло, и враньём будет сказать, что Фэн Синь этим не наслаждается.       – Хорошо. Прости уж.       Он мягко усмехается, прижимаясь носом к чужим волосам, а потом произносит что-то невнятное:       – Я люблю тебя, Му Цин.       …       А?       Внутри Фэн Синя становится холоднее, чем в ледяных пустынях Севера.       Как он его назвал?       Небожитель в его руках фыркает, прикрыв глаза, и юноша с ужасом осознаёт, что тот отзывается:       – Дурак, – беззлобно ругается мужчина, поворачивая голову, чтобы ткнуться губами в чужую щёку: – знаешь ведь, что я тебя тоже.       Что.       Фэн Синю кажется, что он в аду.       Сюаньчжэнь?       Му Цин?!

***

      Фэн Синь распахивает глаза.       Его сердце колотится, но в какой-то момент парень понимает, что не только оно – кто-то стучит в дверь комнаты. Комнаты? Да, кажется, это его комната на горе Тайцзан, так? Но ведь он был в каком-то ином месте, когда он успел…       Юноша сглатывает вязкую слюну, пытаясь понять, где он и что происходит.       – Фэн Синь! Ты там что, умер? – раздаётся вдруг приглушенный толстым деревом двери голос, и юноша бледнеет при одном только имени, сказанным этим человеком, – Его Высочество Наследный Принц уже проснулся, что прикажешь ему говорить?!       «Му Цин»       Юноша вздрагивает всем телом, понимая, кто именно стоит за дверью и настойчиво просится внутрь. Он практически подскакивает на кровати, ощущая себя будто бы запертым в ловушке, но вдруг останавливается, с ошеломлённым видом опуская взгляд на своё тело.       К крепкому загорелому пресса юноши прилипла белоснежная простыня, скрывая его живот и бёдра. И липнет ткань к торсу и бёдрам Фэн Синя вовсе не из-за пота. Кровь приливает к щекам юноши.       Твою мать.       – Знаешь что? Мне это надоело, – знакомый голос звучит привычно раздражённо, и Фэн Синь может представить, как юноша по ту сторону закатывает глаза, – я пытался сделать всё как подобает, но ты не оставляешь мне выбора.       А дальше слышится звук открываемого замка. Ледяная рука ужаса сжимает внутренности парня, и у него есть всего мгновение, чтобы ничком упасть на кровать, скрывая постыдные следы на монастырском имуществе своим телом.       Слышно, как открывается дверь, и кто-то входит внутрь. Поступь лёгкая, почти невесомая, подобная шагу кошки, но Фэн Синь, не первый день проводящий против своей воли бок о бок с этим человеком, прекрасно может её заметить.       Правда, сейчас это проблематично сделать из-за бешено бьющегося сердца.       У генерала во сне тоже была изящная парящая поступь.       – Какого чёрта у тебя есть ключ от моих покоев?! – орёт Фэн Синь, прячущий лицо в свою подушку, из-за чего планировавшийся грозным крик выходит совсем уж скомканным.       Му Цин, чёртов ублюдок, очевидно, усмехается за его спиной.       – О, так ты не спишь. Нравится заставлять слуг скакать вокруг тебя, многоуважаемый телохранитель? Как смею я, безликая чернь, требовать отклика от молодого господина?       Эта мерзкая попытка уязвить достоинство юноши, как обычно, проходит на ура. Кажется, Му Цину необязательно даже что-то говорить, чтобы раз за разом доводить Фэн Синя до белого каления. Пусть парню и хватает благоразумия ухватить край заткнутого куда-то между стеной и кроватью узорчатого плотного покрывала, чтобы скрыть своё срамное состояние, его, увы, оказывается недостаточно для того, чтобы остановить юношу. Фэн Синь рывком переворачивается на спину, гневно сверкая чёрными соколиными глазами и взирая на непрошенного гостя, подошедшего к самому краю постели, снизу вверх.       И буквально спустя две секунды он осознаёт, как сильно проебался.       – Се Лянь дал его, у него есть запасной. Сказал тебя разбудить.       Му Цин, чьи тусклые серые, как крысиный хвост, волосы собраны в расслабленный пучок, раздражённо заправляет выпавшую из лохматой причёски прядь за ухо.       Фэн Синь судорожно сглатывает.

      – Хах, – длинные бледные, чуть порозовевшие на костяшках пальцы заправляют мягкую тонкую прядь за ухо, – Так ведь куда лучше, не правда ли, Фэн Синь?

      Му Цин выглядит абсолютно не впечатлённым его реакцией, вернее, её отсутствием, и закатывает глаза.       – Ты болен или что?

      – Сволочь ты драная, так ты потому мне не сказал ни черта?! Чтобы потешить свои сексуальные фантазии, только и– А-аргх!       Длинные ресницы трепещут, когда золотисто-карие глаза закатываются от наслаждения. Поцелуй такой яростный и влажный, будто бы смертельная битва, в которой погибают оба.       – Какой же… Какой же ты засранец, Фэн Синь!

      Блять.       – Прекрати это сейчас же!!!       Му Цин цыкает, раздражённо скрещивая руки на груди.       – Что именно? Я тебя даже не трогал. Ох, или тебе просто противно находиться со мной в одной комнате, а сейчас ты наконец-то можешь заявить об этом открыто? Ну так спешу порадовать – это взаимно.       Фэн Синь чувствует, как при взгляде на эти тонкие губы становится горячо – и вовсе не так же, как раньше, когда жгло желанием их разбить. Совершенно другое желание, которое рождается внутри, ненормально, противоестественно и до того велико, что парня обволакивает сущим ужасом.       – Послушай сюда! – рычит юный лучник, рывком садясь на кровати, и Му Цин рефлекторно делает шаг назад, – у тебя была только одна задача, не так ли?! Пришёл, разбудил – молодец, иди похвастайся Се Ляню, какой ты полезный и исполнительный, а меня оставь в покое, я солдат, я соберусь и буду готов сразу же, как будет надо, и без твоей вшивой помощи!       Только после того, как продиктованная смятением тирада слетает с губ Фэн Синя, он понимает, насколько грубыми были его слова. Му Цин даже теряет на мгновение свой идеальный контроль над эмоциями, и на дне светло-карих глаз телохранитель принца видит досаду и обиду, которые сам только что посеял совсем незаслуженно.       Это внезапно отдаётся болью в груди, что поражает ещё больше.       Но прежде, чем Фэн Синь успевает сказать хоть что-то, одетый в монашеское платье юноша возвращает себе свой привычный вид, поджав и так тонкие губы с такой силой, что его рот начинает напоминать нить. Му Цин резко разворачивается, кончики длинных волос хлещут Фэн Синя по лицу.       Юноша вздрагивает, застигнутый врасплох.       Му Цин делает два быстрых уверенных шага к распахнутой двери, но замирает на пороге, будто бы собираясь что-то сказать и сомневаясь. Спустя мгновение с его уст срывается чуть слышный вздох – Фэн Синю он кажется непомерно тяжёлым – и юноша чуть поворачивает голову, чтобы тихо проронить перед тем, как выйти из комнаты:       – Ты… Ты идиот.

      – Прекрати смотреть на него так, будто бы хочешь его съесть.       – Но я в самом деле хочу.       – Ты!.. Ты идиот.

      Фэн Синь, замотанный в несчастное покрывало, разъярённым коршуном подлетает к двери и сам захлопывает её за Му Цином.       Когда проходит где-то секунд десять, напряжённый парень, всё это время державший пальцы на ручке двери, будто боясь, что кто-то зайдёт снова, медленно разворачивается и, приваливший спиной к дереву, съезжает вниз.       Как это могло произойти? Он же ни капли не был похож, что всё это значит…       Не был похож?       Фэн Синь закусывает губу.       Пепельные волосы, намного более длинные, но на самом деле такие же мягкие. Эти светлые глаза, на солнечном свету почти что золотые, и длинные тёмные ресницы, еле заметно подрагивающие, стоит ему закатить глаза. Запах, лёгкий, еле ощутимый на расстоянии, но такой явственный вблизи. Голос, манера речи, движения и поступь…

      – Я люблю тебя, Му Цин.       – Дурак, – усталая, но искренняя улыбка, ленивый поцелуй в красную щёку, – знаешь ведь, что я тебя тоже.

      Чёрт возьми, Му Цин.       Фэн Синь закрывает красное, как спелая локва, лицо руками и заглушает ладонью громкий, полный отчаяния стон.       Гуй его раздери, почему ему приснилось подобное?!