Всё новое - хорошо забытое старое

      I       Утро следующего дня девушки встретили вместе. Наших героинь мы застаем на кухне, где Костья хлопочет с каким-то подобием омлета у плиты, а Бэлль сидит за столом и изучает глазами любимую спину. Повар из Костьи был не очень, поэтому до ушей Кузнецовой то и дело доносились недовольные бурчания и нецензурная брань, от которой Бэлла каждый раз украдкой улыбалась.       - Я знаю, что ты там лыбишься! Прекращай – донесся до светловолосой суровый картавый голос. – Лучше бы встала и помогла бы… Блять! – Костья отскакивает от плиты, и пихает обожжённый палец под холодную воду в раковине неподалеку. – Ну вот не повар я нихуя, ну нет – хмурится татуированная.       - Кооость, ну ты же сама вызвалась. Сказала – буду тебя откармливать, ну вот вперёд – я жду – Бэлла демонстративно сделала бровки домиком и ударила вилкой по столу. – Тем более то, что ты готовишь, это так… Так… - Бэлла начала широко улыбаться уже в открытую.       - Ну? Как так? - Костья хмурилась, потирая покрасневший палец. Бэлль конечно было очень жалко её, но от вида этой хмурой насупившейся девушки, которая мило ругаясь хлопочет у плиты ради неё - она не могла сдержать эмоции. И улыбалась во весь рот, уже чуть ли не хихикая.       - Ну не знаю… Мило. Это мило, Кость, прости – Кузнецова немного втянула голову в плечи, зная, что на эти слова последует бурная негативная реакция. Она слишком хорошо знала Костью и её отношение ко всему, что «мило».       - Ну бляяять, Бэлл! – темноволосая закатывает глаза. – Ну давай без этого вот всего – однако, снова отвернувшись к плите, Купер ловко скрыла появившуюся на её губах теплую улыбку. Точнее думала, что скрыла.       - Кас, я даже по затылку вижу, что ты тоже лыбишься, блять – хохотнула Бэлла.       - Иди в жопу… И готовься есть – буркнула темноволосая. – Посмотри на себя, скелет совсем стала… И дааааа блять даже не говори мне ничего про «мило» сейчас – предупредила Костья, зная, что замечание по поводу исхудавшей Бэлль снова умилит светловолосую.       - Ой как скажешь, тащи уже сюда свою яичницу, или что там у тебя… - теперь была очередь младшей девушки недовольно закатить глаза.       Костья взяла тарелки, налила по стаканам молоко (ведь к удивлению девушек, в доме оказывается закончился весь чай). Наполнив содержимое тарелок завтраком, который был далек от идеала по форме, но идеален по содержанию, ведь в содержание была вложена душа, поставила одну из тарелок перед Бэлль, вторую взяла себе и села напротив за кухонным столом.       Кузнецова жадно набросилась на еду. Привыкнув последние недели питаться алкогольными напитками, сигаретами, и, изредка, едой быстрого приготовления, она была очень рада нормальной горячей пище. И была очень рада тому, что у неё наконец появился аппетит.       Костья же ела не с такой жадностью, но то и дело украдкой бросала жадные взгляды на светловолосую девушку, сидящую по ту сторону стола. Живая Бэлль. Бэлль, которая с аппетитом уплетает яичницу за обе щеки. Бэлль, у которой, кажется, снова появились искорки жизни в глазах – всё это было картиной из разряда «смотреть – не насмотреться» для татуированной. И она смотрела, из-за чего каждый раз была опасность пронести ложку мимо рта.       - Кас! Ну хватит – пробурчала Бэлль с набитым ртом. - Ешь давай, потом полюбуешься.       - Бэлл… Блин… - Костья с серьезным лицом отложила ложку в сторону. – Я так рада… Я не могу просто, правда. И говори, что это «мило», да-да, пусть будет так. Но то, что я вижу сейчас тебя рядом с собой, и что ты… Что ты в порядке… Я не могу. Мне в общем так не сказать красиво – темноволосая потупила взгляд.       - Кас, не надо ничего говорить, я всё поняла – Бэлла протянула руку через стол и накрыла пальцы Костьи своими. – Ты не можешь красиво говорить, но ты можешь пиздец как красиво смотреть, и это… Вместо тысячи слов короче… - серьезно произнесла голубоглазая.       Остаток трапезы тонкие бледные пальцы так и не отпустили татуированные.              II              - Леха! Стоп! Послушай…! – раскрасневшаяся Купер нарезала круги по комнате с трубкой в руках. – Да послушай ты меня! – по интонациям темноволосой можно было понять, что абонент на том конце провода слушать категорически не хотел.       Бэлла сидела на диванчике и не спускала глаз с Костьи, которая перемещалась по комнате с такой скоростью, что казалось, будто светловолосая смотрит матч по пинг-понгу. Бледные руки от волнения ковыряли старые болячки и то и дело ерошили светлый пучок на голове. Кузнецова знала, как много зависит сейчас от этого разговора, и что будет значить для неё (для них) каждый его исход.       - Да почему, Леш? Почему? Я же тебе всё объяснила, что ты уперся как баран? – татуированные пальцы свободной от телефона руки уже напряженно сжимались и разжимались – недобрый знак, который уловила Бэлль.       Светловолосая не в силах больше наблюдать за метающейся Купер, ведь от этого зрелища уже начинала кружиться голова, просто откинулась на спинку дивана и уставилась в потолок. Бэлль понимала, по обрывкам доносящихся до неё фраз – дело плохо. Голубые глаза начали наполняться слезами, девушка моргнула чтобы прогнать их.       - Всё ясно, друг, спасибо тебе. Пока! – Купер нажимает на сброс и плюхается на диванчик рядом с Кузнецовой. – Дело–дрянь – зло изрекает она.       Бэлла это итак уже понимала, и при следующем взмахе ресниц, смотрящих в потолок глаз, по щекам скатились две слезинки. Купер как раз повернула голову в сторону светловолосой, и увидела это. У татуированной девушки резко и больно кольнуло где-то под ребрами.       - Бээлл! Бейбик! Ты чегооо? – Купер села вплотную к Бэлль и обхватила её рукой, Кузнецова же положила свою макушку со светлыми прядями на плечо темноволосой.       - Кооость, не вышло, да? Значит – всё? – теперь слезинка скатилась уже на плечо Купер.       - Что всё? Бэлл, ты о чем вообще?       - Ну не получилось же договориться с Сухаревым…       - Ну не получилось – и что? – Костья вопросительно подняла брови, продолжая, приобняв, гладить Бэлль по предплечью.       - Ну значит ты уедешь… Опять… И всё… - младшая громко шмыгнула носом и еще глубже зарылось в родное плечо.       - Дура!? – услышанное как будто дало Костье смачную оплеуху. Темноволосая девушка резко отстранила заплаканную девушку от своего плеча и заключила её лицо в своих сильных пальцах, смотря прямо в голубые и влажные глаза. – Ты дура – я тебе говорю!?       - Кооость… Ты чего… - Бэлль пытается вырваться из этих рук, чтобы отвернуться, но попытки тщетны.       - Ты не поняла ещё? Я. Никуда. Блять. Ну. Уеду. И если Сухарев против, чтобы я вела дела отсюда, значит пошло оно всё нахуй – мне это не надо! – изумрудные глаза сверлят голубые, в них читается упрёк за то, что Бэлль смогла подумать, что Купер опять её оставит.       - Ты… Ты серьезно сейчас, Кость? – светловолосая говорит тихо-тихо, словно боится спугнуть. Ведь за последние несколько минут её мир опять уже успел рухнуть, она опять представила в красках громкий хлопок дверью и новую порцию бесконечного отчаяния впереди. И вот ей говорят, что этого не случится. Что дверь не хлопнет и отчаяние тоже больше не вернется в эти стены. Бэлль хочет кричать от счастья, улюлюкать, и топать ногами. Но почему-то лишь шепчет тихо-тихо, чтобы не спугнуть.       - Господииии, бейбик, ну иди сюда – Купер притягивает всхлипывающую девушку к себе и заключает в крепкие объятия, от которых кажется у Бэлль может сломаться пару костей. А по факту лишь срастаются кости изломанного скелета души. – Я же тебе сказала… Я не оставлю тебя больше… Нет. Что во фразе «я люблю тебя, Бэлла Кузнецова» было тебе непонятно?       - Ну а как тогда? Как дальше? – младшая размыкает объятия и смотрит на Костью, взяв её за руки. – Ну то есть… Блять, я не понимаю… - Бэлла трясет головой.       - Бэлл, я понимаю, что ты сейчас отсюда никуда не поедешь. Прошло ещё слишком мало времени, у тебя здесь бабушка и младшая сестра, и им сейчас совсем не сахар, как и тебе. Ты должна быть здесь, с ними. Ну и… Раз ты должна быть здесь, с ними, то и я… Должна быть здесь, с тобой… – Костья запинается и волнуется, голос дрожит, а вместе с ним дрожат и руки. – Бэлл… Блять… Ну вот опять мне приходится говорить всю эту трогательную хуету, ну не умею… Просто не плачь пожалуйста… Малыш… - после нескольких секунд колебаний выдавливает из себя Купер с неловкой и смущенной улыбкой.       Несмотря на просьбу Костьи, от всего сказанного, слезы у Бэллы стали катиться ещё сильнее и ещё больше. Она посмотрела на эту смущенную улыбку темноволосой девушки напротив, и поймала себя на мысли, что больше всего на свете ей бы сейчас хотелось её поцеловать. Шмыгнув носом, младшая неловко приблизилась к Купер и мягко прикоснулась своими губами к этой улыбке напротив.       Костья ответила на поцелуй, он был мягкий и нежный, чувственный. Ведь начала его Бэлль, и, несмотря на всю внешнюю атрибутику сильной и грубой пацанки, целовалась она как самая настоящая милая и нежная девушка, робкая и влюбленная. Темноволосая поймала себя на мысли, что только с Бэлль она готова к таким проявлениям чувств, только ей она может показать и свою нежность в ответ, только с ней она может позволить себе это пресловутое и раздражающее для Купер «мило». И, да, с Бэлль оно кажется переставало быть раздражающим.       Темноволосая просто наслаждалась поцелуем и прикосновениями рук, она не предпринимала попыток перейти на следующую стадию, ведь понимала, что это сейчас было бы неуместным. Эта милая и хрупкая Бэлль, нежно целующая её, перенесла столько боли в последние месяцы, столько потерь и предательств, была несколько раз разбита и собрана по частям заново. Костья всё это понимала, и просто не могла себе позволить что-то большее сейчас, эмоциональное состояние её малышки было в разы важнее, чем всё остальное. Поэтому, несмотря на разгорающийся внутри татуированной нешуточный пожар, она лишь нежно сжимала пальцами тонкую талию Бэлль под широким худи.       - Кость – вдруг отстранилась Бэлль. – Я понимаю, что ты… Ну… Хотела бы… - теперь очередь Бэллы краснеть и мучительно подбирать слова.       - Бэлл, всё хорошо. Сейчас не до этого, правда… Что я, не понимаю, что ли? –Купер нежно гладит красную щеку светловолосой. – Даже не парься об этом, правда. Я не тороплю.       Младшая с благодарностью накрывает руку Костьи, которая всё еще лежит на её щеке – своей, и притягивает татуированные пальцы к губам, одаривая каждый поцелуем. Если бы Костья была бы мороженым, она бы точно растаяла сейчас, окончательно и бесповоротно, ведь рядом с ней было настоящее ласковое солнце. Да она и растаяла, по правде говоря.       - Смотри, снег пошёл… - вдруг кивает Бэлла на вид окна.       Там, в свете фонарей действительно летели белые хлопья. Светловолосая поднимается с дивана и тянет Костью за собой, к окну, та повинуется. Несколько минут девушки в молчании стояли у подоконника и созерцали. Да, они не умели говорить красивые слова и мастерски описывать свои чувства. Да, они прятались за панцирями жесткости и силы. Но они ещё были способны видеть красоту. Они ещё были способны ей наслаждаться. И наедине с друг другом они могли не стесняться это делать.       - Слушай… – вдруг с хрипотцой от долгого молчания говорит Костья. - Со всеми нашими постоянными пиздецами, разлуками, депрессиями и прочей херней, мы кажется и забыли, что уже декабрь… Пора бы уже и снег… Давно пора бы… – татуированная мечтательно улыбается, смотря туда-же, куда и Бэлль. – А ведь скоро Новый Год, ты представляешь?       - И ты… Будешь встречать его здесь со мной? В этой дыре? – голубоглазая с недоверием смотрит на Костью, и опять говорит тихо-тихо, и опять боится спугнуть.       - Ну… Видимо так… Москва такая же дыра, если подумать… Если без тебя… Знаешь ведь как говорят – как Новый Год встретишь, так его и проведешь? – темноволосая говорит на полном серьезе, пристально смотря в голубые глаза. – Ну вот может «с кем встретишь – с тем и проведешь» - тоже работает?       - А говорит не умеет красиво говорить, ну-ну, Кас… – с блаженной улыбкой Бэлль снова кладет голову на плечо старшей, та в свою очередь приобнимает её за талию.       - С тобой учусь, кажется… Малыш… - нежный поцелуй в светлую макушку.       Костья немного лукавила, ведь она часто говорила своим девушкам о чувствах и постоянно называла их различного рода милыми словечками, и она умела это делать. Действительно умела. Но почему-то у неё очень плохо получалось это именно с той самой смешной светловолосой девчонкой, стоящей рядом. Именно с ней она долго подбирала слова, и терялась в волнении. Наверно, потому что именно с ней это наконец-то было искренне. Это наконец-то было правдой, и по-настоящему.       Обе девушки продолжили молча смотреть в окно, где в свете уличного фонаря медленно кружились в танце белые хлопья. Первый снег этого декабря, который скоро покрасит город в белый цвет, и принесет с собой обновление. Первый снег, который своей медленной и завораживающей поступью внушает веру в будущее, будущее в белом цвете, без черных полос.       Конечно, так не бывает, но никто не может запретить сейчас двум влюбленным верить в это. Никто не отнимет у них эту веру. Веру в этот снег, веру в друг друга, веру в исцеляющую силу любви.