Мы из разных миров

Но невольно, сама на себя доносчица, Забывая, что призраки рано ли поздно уходят во мглу, — Я люблю одиночество! Я люблю одиночество — Защищаясь от ночи хозяйка стучит кулачком по столу. Ой ли, милая, ой ли? в этом крике — души нагота, Одиночество любят от боли, но от радости — никогда. Тишину одиночество дарит, избавляющую от обид, Одиночество не ударит, одиночество не оскорбит…* Если бы Чучу до встречи с Чёрными очками задали вопрос, мол, какими существительными она могла бы заменить местоимение «оно», девушка бы сразу, не задумываясь, перечислила следующие слова: «удовлетворение» и «счастье» (от того, что смогла закончить и среднюю, и для телеведущих школы, а потом её приняли в чрезвычайно престижное и недоступное многим место и доверили вести передачи для таких же людей, как она сама), «спокойствие» и «умиротворение» (зная, что теперь они оба с братом работают, у них есть квартира и всё самое интересное ещё впереди). А вот после общения с Хэем в голове вдруг возникло новое слово «чувство», и это её не просто настораживало, а пугало, потому что в душе она понимала, что они из разных миров и пресеклись лишь по странной случайности, что он в конце концов выздоровеет и уйдёт. А когда это случилось, то все мысли и чувства затопило страшное слово «одиночество». Несмотря на то, что скоро должен был вернуться из командировки брат, и на работе к ней все хорошо (а директор — даже слишком) относились и порой баловали то конфетой, то булочкой, то чашкой кофе, девушка испытывала, как говорится, одиночество в толпе. Только с раненым ей вдруг стало на некоторое время тепло, комфортно; только с ним получалось радоваться и смеяться от души, не притворяясь. Чучу не знала, в какой момент влюбилась в этого странного человека: тогда, когда вытаскивала пулю и перевязывала или когда тащила к дивану, или когда готовила ему еду, или когда… Тогда, когда он просто взял и появился в её жизни: красивый, колючий, как ёжик, ехидный, но честный, настоящий и добрый. Ведь даже уходя, он подарил ей надежду на то, что она сможет говорить. Никто никогда не давал ей такого обещания (которое хоть и среднего, бездушного рода, но так порой бывает необходимо для того, чтобы снова вставать по утрам, назло всем приводить себя в порядок и бежать на работу, хотя на самом деле хочется остаться в кровати, зарыться с головой в одеяло и/или плед и разрыдаться). А он, случайный прохожий, промелькнувший в её жизни ярким метеором, дал, и не просто дал, а исполнил. *** Доктор, который был то ли хорошим знакомым Хэя, то ли доверенным лицом (он не отвечал на те вопросы, который Чучу писала на листиках своего блокнота, пока сдавала анализы и готовилась к операции) относился к девушке очень вежливо, но прохладно, так сказать, профессионально, не соскальзывая во флирт, или панибратство. Он объяснил ей, что из-за родовой травмы у неё оказались не до конца развиты голосовые связки, но… именно им пять лет назад была разработана уникальная методика восстановления связок (как оказалось, Чучу не уникальна со своей немотой, такому подвержены, если обращаться к цифрам, примерно трое из десяти новорожденных). Доктор сказал, что девушка пробудет в клинике около двух-трёх недель, а потом сможет говорить. Медсестра, женщина средних лет, Бай, которую приставили к девушке, относилась к ней более тепло, по-матерински. Она показала Чучу всю клинику, проводила в вип-палату, помогла переодеться в больничную пижаму и принесла туалетные принадлежности вплоть до зубной щётки и расчёски. Бай постоянно тормошила девушку, не позволяя грустить и замыкаться в себе. А один раз даже сказала, что с нетерпением ждёт операции Чучу, потому что хочет послушать, как зазвучит голос девушки. Окружённая таким внимание (оказывается не все слова средние рода несут отрицательный посыл), Чучу немного взбодрилась, ожила, но, засыпая по вечерам, во сне постоянно видела Чёрные Очки. *** Подошёл день операции, которая продолжалась четыре часа. Потом Чучу привезли в палату, и, когда она очнулась от наркоза, доктор велел ей помолчать еще день-два, чтобы связки восстановились после оперативного вмешательства. Наконец, настал тот день, когда в палату Чучу набилось много людей: тут были и ее вернувшийся брат, и двое коллег с работы, и Бай с ещё двумя медсестрами, и сам врач, который и попросил девушку чётко и громко произнести её имя. Чучу засмущалась, но потом взяла себя в руки, впервые напрягла связки, и её звонкий мягкий голос взорвал тишину палаты: — Чучу. Брат кинулся к сестре и, плача, совершенно не стесняясь своих слёз, обнял её. Чучу тоже разревелась, как и её коллеги. Бай кричала «ура» и обнималась с подругами. И только врач был спокоен и холоден, как и всегда. Он дождался, пока всеобщее ликование закончится, воцарится относительная тишина, и произнёс: — Завтра мы вас выпишем, но я бы порекомендовал какое-то время ещё пожить у нас. — Зачем? Что-то не так? — спросил, выпрямившись и мгновенно став серьёзным, брат Чучу. — Нет, всё так, просто… мне так было бы спокойнее, — и доктор многозначительно посмотрел на Чучу. *** Но девушка его не послушалась. Операция проведена успешно, она может говорить, на работе её ждать до бесконечности не будут, значит, надо возвращаться в привычный водоворот жизни… без него… В одиночество в толпе… *** Брат опять уехал в командировку и не смог встретить её на крыльце больницы. Чучу провожала только Бай. Не успели они обняться на прощание, как к крыльцу подлетел огромный чёрный джип с тонированными стёклами, его номер был запачкан грязью. Взвизгнули тормоза, передняя и задняя дверцы распахнулись одновременно. Вылетевшие из них «шкафы» буквально вырвали девушку из рук медсестры и затолкали на заднее сидение джипа. Дверцы захлопнулись, машина сорвалась с места и скрылась за углом клиники. Застывшая до того от удивления, которое сменилось ужасом, Бай вскрикнула и побежала к врачу: — Доктор, кто-то похитил Чучу! Они увезли её на чёрном джипе, но номеров не было видно из-за грязи. Что же делать? Может, позвонить в полицию? — Тихо. Замолчи и выйти. Я всё решу. — В голосе доктора зазвенел металл. Бай сразу же замолкла и вышла из кабинета. Доктору все здесь доверяли беспрекословно, и если он пообещал, что решит вопрос, значит, надо было ему довериться и ждать. Когда Бай вышла и плотно закрыла за собой дверь, доктор достал из ящика письменного стола сотовый, в котором был записан только один единственный номер… на крайний случай. Врач взял телефон в руку и нажал кнопку вызова. Пошёл гудок, но через секунду металлический голос произнёс: — Излагайте! — Чучу похитили с крыльца моей клиники. Машину можно увидеть на записи, но номер замазали грязью. Я не знаю, кто это. — Понятно. — В трубке запела мелодия отбоя. Врач убрал сотовый в стол. Он сделал то, что должен. Всё остальное в руках Барона. *** Затолкав Чучу в джип, незнакомцы накинули ей на голову чёрный мешок и, заломив руки за спину, сковали их наручниками. Девушка пыталась кричать, но в мешке было пыльно и душно, поэтому она вынуждена была замолчать. Чучу начала прислушиваться, надеясь почерпнуть хоть какую то информацию о том, кто эти люди и куда её везут. Она услышала, как человек, сидевший на переднем сидении около водителя, произнёс, видимо, в телефон: — Босс, она у нас… Нет, хвоста нет… Хорошо, едем. *** Чучу не поняла, как долго они ехали: машина то притормаживала, то неслась, как гоночная. Наконец, тормоза взвизгнули в последний раз, и джип остановился. Девушку выволокли из машины и буквально понесли куда-то. Она извивалась всем телом, пытаясь или лягнуть, или укусить похитителей, но её больно ударили по голове и по животу, приказав молчать, если не хочет, чтобы с ней порезвились на лужайке у дома. Чучу поставили на ноги, когда какая-то дверь сзади сначала хлопнула, потом щёлкнула, и грубый властный голос произнёс: — Снимите с неё мешок и посадите вон на тот стул. Глаза сначала защипало от резкого яркого света, а когда девушка присмотрелась, то увидела, что в кресле перед ней сидит упитанный мужчина средних лет в дорогом костюме и таких же ботинках, все руки у него в перстнях, на шее толстая золотая цепочка, в зубах — сигара. — Дорогуша, — ласковое обращение прозвучало фальшиво и наигранно, — мы знаем, что твой любовник, Чёрные очки, жил и восстанавливался после ранения у тебя в квартире некоторое время, а потом исчез. Не могла бы ты нам сказать, где его можно найти, а то он задолжал моему казино неприлично большую сумму и не отдал. — Я не знаю, о чём вы говорите. — Не знаешь? Тогда давай посмотрим любопытный документальный фильм. Принесите планшет. Мужчине передали планшет, он что-то в нём попереключал и затем повернул экран к девушке. Она всмотрелась и обмерла: на видео, по всей видимости, взятом с камеры наблюдения из соседнего магазина, она тащила Хэя в подъезд, а потом выходила с лопаткой, чтобы закидать следы крови снегом. На следующем кадре она спешила домой с двумя полными продуктов сумками. — Ну, и что ты теперь нам поведаешь? — Ничего. — Босс, — раздался из-за её спины противный гнусавый голос, — а отдайте её мне на часик. Обещаю, у меня она станет шёлковой и всё расскажет. — Замолчи, Обезьяна, после твоих «бесед» разговаривать уже не с кем. Даже если останется жива, то станет овощем. Ты же людей буквально разрываешь на кусочки. — Босс произнёс ворчливо. — Нет, мы подождём. Древние говорили, терпение — добродетель. Отведите её в карцер на сутки: воды и еды не давать, руки пусть остаются в наручниках. Пока будете тащить в карцер, разрешаю пару раз дать ей по морде, но так, чтоб она и видела, и могла говорить, а то я знаю вас. Нет, лучше сам. — Босс подошёл к девушке и неожиданно ударил её сначала по рту, а потом по щеке. Чучу почувствовала острую боль, а потом — солёный вкус во рту. Из глаз сами собой хлынули слёзы. — Босс, — опять зазвучал голос Обезьяны, — полапать-то её чуток можно, пока будем идти до карцера? А то вон какие сиськи аппетитные, как раз по моей руке. — Нет, я сказал. Ещё успеете… Все… — И он весело взглянул на Чучу. — Девочка, ведь ты ещё небось девственница, значит, всех не выдержись, коньки отбросишь. Посиди в темноте с пауками и подумай, что имеешь мне рассказать, если не хочешь стать подстилкой для моих орлов. А они у меня… о-го-го какие… по женской части… Только подавай целок… Мужчина ударил Чучу по другой щеке с такой силой, что она на мгновение потеряла сознание, а когда пришла в себя, то почувствовала, как её куда-то тащили. И вопреки приказу босса чья-то рука мяла её грудь через кофту, а другая — пыталась забраться в джинсы. Но, на её счастье, впереди показалась дверь карцера, которую открыли и грубо впихнули Чучу в темноту. Девушку сильно качнуло вперёд, и она упала лицом вниз на бетонный пол, очень больно ударившись лбом, грудью и животом. Сил не было ни повернуться на спину, ни встать на колени. Девушка лежала ничком в холоде и темноте и горько плакала. Ожидание страдания, горя, истязания, мучения — всё это ужасные, жестокие, полные боли и крови, слова среднего рода, порождение безнадёжного замешательства. Хэй, где ты? Увидимся ли мы вновь?