Winter to Summer

Сидя в углу бара, Нацуо поймал себя на том, что спрашивает себя, зачем пришёл. Заявиться сюда было идеей его младшего брата. Зачем только он последовал совету пятнадцатилетки, который ещё ни на одном свидании не был? Но брату было наверняка трудно достать поддельное удостоверение, что лежало в кармане, и он не мог позволить этим стараниям пропасть втуне. Так было легче, нежели ждать дня рождения — к тому времени у него могло не хватить духу унять исследовательский зуд. Сегодняшний вечер же был тихим, что помогало нервам остыть. Он повращал бокал в руке, и золотистая жидкость закружилась, звякнув кусочками льда о кромку. Нацуо смотрел на напиток, подушечками пальцев чувствуя его прохладу и влажность конденсата. Наклонив стакан, он поднёс его к губам и был вынужден сдержать кашель. Жидкость обжигала, пока проваливалась внутрь, и это не то чувство, которое ему хотелось ощутить. Не выдержав, он закашлялся — и Нацуо мог поклясться, что слышал смешок бармена. Он сконфуженно отставил тумблер и опустил голову на скрещенные руки. Резкий вкус виски тяжело осел на корень языка, но он не осмелился попросить воды. Собственное горло всё ещё злилось на него за слишком крепкий для первого раза выбор. Вернувшийся бармен поставил перед ним другой напиток, почти прозрачный, с вкраплениями цвета от раздавленных соцветий свежей мяты. — Этот ощущается получше, когда пьёшь, но после нескольких тебя развезёт — если это то, за чем ты сюда пришёл, — сказал бармен, и Нацуо достал кошелёк, чтобы заплатить. Но его тормознули поднятой ладонью, кивая в сторону столика на двоих, занятый лишь одним человеком. — Кажется, ты кое-кому приглянулся. Бармен ухмыльнулся и удалился. Нацуо остановился, оглядываясь; его рука опустилась, чтобы впихнуть кошелёк обратно в задний карман джинсов, но он замер, увидев мужчину. Нацуо потёр основание шеи и поближе притянул коктейль, опоздав с тем, чтобы отказаться. Он правда старался унять горящий румянец на щеках, но одного «хочу» было явно недостаточно, чтобы заставить истаять оттенок розового. В конце концов, это гей-бар — он не должен быть так изумлён, что кто-то решил его угостить. И тем не менее Нацуо был огорошен. Перемешивая жидкость чёрной трубочкой, он поймал себя на том, что взгляд то и дело возвращался к столику. Приглушённое освещение не позволяло рассмотреть мужчину. Силуэт был массивным, крепким, определённо мускулистым. Нацуо посмотрел на свой напиток, спрашивая себя, что ему хотелось бы сделать дальше. Частично принятие решения у него отняли, потому что, когда он вновь обернулся к столику, тот оказался пуст. Остались лишь пустая коричневая бутылка да несколько скомканных салфеток. Вздохнув, он опустил плечи: несмотря ни на что, его настигло небольшое разочарование. Подтянув напиток к губам, он сделал маленький пробный глоток. И вправду не опалял, что было настоящим облегчением. Соседний табурет скрипуче просел под весом тела. — Виски не был похож на что-то в твоём вкусе, — сказала фигура, поднимая руку и складывая палец в жесте «подойдите». Бармен легко улыбнулся, уже с новым пивом в руках. — Надеюсь, то, что я заказал, окажется тебе по душе. Поставив бутылку на стойку, бармен нарзанником снял крышку и посмотрел на Нацуо: — Я оставлю вас… Просто махните, если захотите ещё. Он глянул на мохито в руке Нацуо прежде, чем скрыться в темноте бара. Сердце Нацуо отбивало чечётку, он одновременно ненавидел и наслаждался моментом. В новом свете он смог хорошенько оценить мужчину, что купил ему коктейль. Он был немного выше, с квадратной челюстью, иксобразным шрамом на левой щеке и телосложением здорового быка. Осанка Нацуо выпрямилась сама по себе, лесной пожар пробежался под кожей, а румянец сменил цвет с бледно-розового на позорный красный: — Вы — Король Влад! — выпалил Нацуо, и к нему неумолимо вернулось чувство ошеломления. Он помнил, как по новостям показывали, как этот мужчина остановил ограбление банка и спас семерых заложников. Это был тот самый мужчина, на которого он хотел походить, отстригши волосы. Король Влад сидел рядом с ним. Король Влад угостил его, из всех собравшихся он угостил именно его. — Я не на работе, пожалуйста, зови меня Кан, — сказал он с улыбкой, чокая горлышком бутылки краешек хайбола Нацуо. Нацуо кивнул, улыбаясь, когда они одновременно выпили. Холодный мятный привкус был освежающим и умиротворяющим. Это совсем не походило на терпкий огонь виски. Пивное донышко брякнуло о стойку. — Так ты скажешь своё имя? Или мне стоит оставить тебя одного? — Нацуо, — поспешно ответил он. Ему не хотелось, чтобы мужчина ушёл. Нацуо постарался не слишком заметно пялиться. Засученные манжеты открывали красивый вид на бугрящиеся мышцы предплечий. Несколько пуговиц были небрежно расстёгнуты, выставляя напоказ мощную грудь. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его суетливо пригубить мохито. Кан улыбнулся, и вместе они выдули ещё парочку напитков. Нацуо ни разу до этого не пил, поэтому, когда Кан встал и он поднялся следом, не ожидал, что у него откажут ноги. Трясясь наподобие желе, он запнулся. Врезавшись в Кана, он почувствовал, как чужая рука обернулась вокруг пояса, помогая выпрямиться. Смеясь, он неловко потёр лоб — лицо буквально горело. Он в принципе весь горел: — Прости… споткнулся. Рука осталась на месте, даже когда он наконец перестал путаться в собственных ногах. «Никогда не узнаешь пока не попробуешь». Нацуо практически слышал наставление младшего брата. И согласился, потому что он не хотел оканчивать вечер. Он больше не сомневался в своих мотивах оказаться здесь, готовый впиться ногтями во что-то новое и определённо приятное. Он должен был знать точно. Воздух сумерек был настоящей отрадой для разгорячённой кожи, возвращая приятную температуру тела. Посмотрев на Кана рядом, он почти растаял от мягкой улыбки на его лице. — Вызвать тебе такси? Или… — Кан был прерван ласковым прикосновением ладони к линии подбородка, за которым последовали осторожное давление губ и флёр мяты на языке. Нацуо отодвинулся на секунду — его губы задели чужие, когда он прошептал: — Или… или ты мог бы меня трахнуть. Он чувствовал себя храбрым, говоря такое, особенно потому, что это застало про-героя врасплох — достижение, которого нелегко добиться. Миг спустя тот притянул к себе Нацуо, целуя в ответ, пока они продвигались к тени проулка. Кан своей статью заполнил пространство между ними, а поцелуй его был требовательным и выдавал желание. Стена позади вонзилась холодными бурыми кирпичами в тонкую материю куртки. Будучи так близко, он мог уловить аромат, тёплый и неуловимо пряный, похожий на кардамон с корицей. Рот Кана на вкус был как пиво, он мог будто выпить его. Их губы разомкнулись, дыхание было поверхностным и частым. Нацуо покосился в сторону выхода с улочки. Ночь только собиралась, и их было заметно даже в полумраке. Кровь бежала по венам, крупная ладонь Кана держала его за запястье, и он кончиками пальцев мог легко уловить его бешеный пульс. Не было совершенно никакой возможности утаить возбуждённый стук сердца. Глаза Кана просканировали Нацуо. После он лёгким толчком вывел его из переулка, подводя к тому месту, где была припаркована его машина. — У меня дома подойдёт? — спросил он, открывая дверь. Кивнув, Нацуо залез на сиденье и пристегнулся, пока Кан захлопывал за ним дверь. Сложно сказать, как долго они провели в дороге, но его ногам было однозначно лучше, хотя по приезде рука Кана всё равно умостилась к нему на талию. Оказавшись в лифте одни, Нацуо снова его поцеловал, охочий до пылкой страсти, и руки его расправились с последними оставшимися пуговицами. Ладони пробежались по обнажённой коже, язык огладил белые зубы. Он не мог до конца поверить в реальность происходящего — ему хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли это. Вместо этого он притянул Кана, укладывая его руки на собственную поясницу и позволяя им самим найти путь куда ниже. Створки кабины распахнулись со слабым колокольным «дзинь!», но звук был слишком тихим, чтобы быть расслышанным поверх затруднённого дыхания. Подперев тростью двери, с накрученными бигуди и в светло-фрезовом платье, бывшая про-героиня, ставшая школьной медсестрой, прочистила горло: — Будьте так добры нажать кнопку цоколя, я хотела бы купить молока в магазине. Прошу прощения, мальчики, — она проскользнула между ними, безболезненно ударяя клюкой голень ближайшего из них. — Поторапливайтесь, это же ваш этаж? — Д-да, простите, — промямлил Кан, устыдившись, что был застукан своей соседкой и коллегой. Выпихнув первым Нацуо, он быстро ткнул нужную кнопку и повторно извинился прежде, чем лифт закрылся. В этот раз они держали руки при себе, и Кан повёл его к своей квартире. С той стороны послышался громкий шамкающий лай. — Всего лишь мой пёс, не переживай, он и мухи не обидит, — достав ключи, он открыл входную дверь, и упитанный кривоногий бульдог приветственно обмусолил ему брючину. Потрепав шкирку, он попытался загнать бульдога обратно. Нацуо не мог не сравнить их. Забавно, как собаки иногда походили на своих хозяев: у обоих выглядывали клыки из-под нижней губы. Он присел позади Кана и выставил ладонь, чтобы пёс мог обнюхать его. Но вместо этого широкий розовый язык покрыл её горячей слюной. Довольный, пёс потрусил от них, чтобы найти себе место где прилечь. Внутри пара направилась прямиком в спальню, запираясь от собаки. Стянув майку с его плеч, Кан подтолкнул Нацуо к кровати. Нацуо присел на пол; громадная ладонь придерживала ему затылок, впутывая пальцы в его белые волосы. Глядя наверх, он чувствовал, как сердце гулко отдавалось где-то в груди. — Эм-м, наверное, мне стоит тебя предупредить, но я никогда раньше этого не делал, — признался он, расстёгивая ремень Кана. — Что именно? Часть с сексом на одну ночь или часть с отсосом? — поддразнил Кан, беззлобно усмехаясь, когда увидел, как румянец затопил щёки Нацуо. Он помог достать ремень из шлёвок, ободряюще поглаживая затылок Нацуо, чтобы тот немного расслабился. — Обе, — сознался он и следующей расстегнул пуговицу. — Если быть совсем откровенным… я никогда не был до этого с парнем. До недавнего времени у меня была девушка… но мне стало… любопытно. Приблизившись, он зубами прихватил металлический бегунок и потянул молнию вниз. Пробежавшись языком по ткани, скрывающей бугор, он пальцами подцепил резинку трусов, снимая их. Вылезла внушительная эрекция, мазнувшая по щеке. — Не торопись, — ладонь Кана переместилась Нацуо сзади на шею, другой он придерживал причинное место. Нацуо сменил его, и язык облизнул губы прежде, чем он присосался к головке. Оттянув крайнюю плоть, он полностью взял её в рот, облизывая со всех сторон. — Хорошо… хорошо. Вот так, — Нацуо нетерпеливо прижался ближе, без подсказок заглатывая глубже. Нацуо прикрыл глаза, сконцентрировавшись на том, чтобы ослабить челюсть и найти нужный угол, дабы его не тошнило. Он держал ладонь близко ко рту, покачивая головой туда-сюда. Он пытался вспомнить, как это делала его бывшая, и старался правильно подражать. Простонав, когда Кан вновь вплёл пальцы ему в волосы, он заслушался прекрасными звуками, которые издал Кан, когда он насадился толику ниже. Несмотря на все усилия, он не мог продолжить: его рвотный рефлекс и так был на критической отметке. Когда он отстранился, ниточка блестящей слюны соединяла его губы с кончиком члена Кана. Усеяв всю длину поцелуями, он взглянул на него снизу вверх серыми глазами, тёмными от похоти. Он провёл языком по взбухшей венке, горячо выдыхая. — Мы можем попробовать что-то ещё? Или ты хочешь, чтобы я продолжил? — спросил он, пока руки отрывисто опускали ещё ниже штаны с боксёрами. Пальцы в его волосах властно приблизили его к себе, делая так, чтобы он щекой опирался о бедро Кана. Эта же ладонь провела по лицу, очерчивая скулы. Запах кардамона кружил голову — пикантный в своей сладости, он опьянял его. — Что-то ещё? — Кан улыбнулся, пихнув Нацуо на матрац. Рука скользнула под кайму, приподнимая ткань. Нацуо стянул с него рубашку, захватывая в плен шею Кана, прикусывая зубами, водя языком по кругу. — Что у тебя на уме? — подзадорил он его, снимая джинсы Нацуо. Нацуо сдавило горло, его сердце бойко стучало. Его придерживали одной рукой, сократив промежуток меж их бёдер. Разум лихорадочно пытался придумать что-нибудь обходительное, чтобы создать нужное настроение. Кан большими пальцами обвёл его соски, вырывая стон. Нацуо не знал, куда деть руки, и в ответ оглаживал его всего. — Ты уже знаешь, о чём я думаю. Я хочу, чтобы ты взял меня, — он мог слышать, как внутренний голос, смутившись, накричал на него. Руки Кана сильнее стиснули его — он перевернул Нацуо на живот: — Я хочу этого не меньше. Он дотянулся до тумбочки и вытащил чёрный бутылёк с этикеткой какого-то дорогого бренда, что, наверное, имело значение. Невзирая на это, Кан не поскупился, щедро выдавливая лубрикант себе на пальцы. — Ты согласен, чтобы я позаботился о тебе пальцами? Иначе я не смогу войти. Ведь это то, чего ты так желаешь… меня внутри себя, не так ли? Нацуо нечаянно отпустил капельку мороза, потому что до него только сейчас дошёл смысл вопроса, вообще смысл всего происходящего. — Я… — он бросил взгляд через плечо на колом стоящий член Кана, фантомно чувствуя его размеры в своей глотке. Могло ли что-то подобное действительно влезть в него? Ему было неловко спрашивать. Обуздав панику и ослабив ледяную хватку на простынях, он промычал. — Пожалуйста. Пальцы Кана растёрли смазку по сжатому анусу; она всё ещё охлаждала, заставив Нацуо зябко вздрогнуть. Ему нравилась стужа, но он осознал, что жаждал сейчас тепла чужого тела. Это был омут жара, в который он бы с радостью нырнул. Палец Кана аккуратно вошёл внутрь, но он был такой толстый, что по ощущениям их было все два. Прохлада не задержалась надолго — смазка согрелась от трения. Само движение почти не приносило удовольствия, в основном дискомфорт, пока его тело не привыкло. Нацуо охнул, желая большего — испробовав маленький кусочек, ему не терпелось съесть всё блюдо целиком. Кусая ему холку, Кан придержал его за поясницу, не позволяя двигаться навстречу: — Не шевелись пока, ты очень тугой, ты можешь сделать себе больно, — шёпотом приказал он, оставляя след полукружия зубов, который бесспорно превратится в засос. Простонав, Нацуо зашипел сквозь зубы. Проталкиваясь дальше, Кан огладил стеночки, разрабатывая, чтобы они смогли его впустить: — Ты проявлял интерес, но ни разу не попробовал поиграть так с собой? Нацуо не нашёлся с ответом. Чем больше он расслаблялся, тем ему становилось приятнее. Было минутное напряжение, когда добавился второй палец, но к нему он привык быстрее. Пальцы протискивались, обмазывая его смазкой далеко внутри, делая мокрым для более волнительных объёмов. Имитируя толчки, Кан добавил ещё один след от укуса на нежной коже шеи. Стоны Нацуо от этого каждый раз обрывались задушенным хрипом — ему нравилось, как это звучало. — Пожалуйста, пожалуйста, мне нужно больше, — взмолился Нацуо, его чувствительное тело подрагивало под россыпью новых засосов, а бёдра обрывочно двигались навстречу. Он выдыхал морозной дымкой, лёд сковывал лёгкие, но по венам разливался бензин. Второй палец он принял легко, но третий напомнил, что ему стоило ещё потерпеть. Его тело ещё не было готово к большему, даже если возбуждение этого требовало. Судорожно вдохнув побольше воздуха, ему стоило успокоиться, задерживая дыхание и кусая губы. Боль растяжения нравилась ему — Нацуо бы никогда не подумал, что это возможно. Он никогда не был тем, кто кайфовал от боли, но эта заставляла нервные окончания искриться. Кан двигался теперь неспешно, плотные стенки неохотно поддавались пальцам, не желая выпускать их из жаркого капкана. — Дыши, — Кан дунул ему на ушко, свободной рукой убирая пряди с лица Нацуо. — Вот так, именно так, умница. Каждый выдох был заметной стынью, облаком мутной белизны. Когда Кан поцеловал его, то мороз был кусачим, настолько, что напрочь застудил мозги. Запах Нацуо был тёплым, вопреки холодной причуде, похож на цитрусовые, как апельсины. Ему нравился вкус затуманенного алкоголя у него во рту. Качнув пальцами ещё дальше, он медленно вытянул их обратно, слушая, как с губ Нацуо с придыханием сорвалось ругательство. Достав пальцы, он помассировал раскрытое отверстие снаружи прежде, чем ввинтить их обратно. Удовлетворившись, он ненадолго удалился, чтобы взять презерватив из шкафчика в ванной. Раскатав резинку по всей своей длине, он решил добавить ещё лубриканта до того, как войти. Пока он втирал его, Нацуо посмотрел на него через плечо. Он кусал краешек губы с видимым вопросом или предложением, вертящимся на самом кончике языка. Кан колебался: подтолкнуть ли Нацуо к озвучиванию просьбы до того, как он превратит его в развратное месиво, или нет. — Я хочу видеть твоё лицо… Я хочу помнить, что моим первым мужчиной был Король Влад… Я хочу иметь возможность представить тебя, когда мне это потом будет сниться. Кан с самодовольной улыбкой опрокинул его на спину, тесно прижимая нагое тело к себе. Неистово перемешивая поцелуи с укусами на ключицах, он приготовился тронуть членом вход Нацуо, когда вкрадчивое прикосновение к собственному запястью не позволило ему пойти дальше лёгкого потирания кожи. — Нет… это не то, что я имел в виду, — перевернув Кана под себя, Нацуо оседлал его, руками придерживаясь за необъятные плечи. Теперь, сделав то, что хотелось, он застыл, как олень в свете фар. Руки Кана прикоснулись к бёдрам Нацуо, прокрались дальше, чтобы дотронуться пальцами до дырочки: — Сдвинь слегка таз, — направил он, и Нацуо, всхлипнув, послушался. Член Кана скользнул между ягодицами. Заведя руку, Нацуо сосредоточился и навёл его. Тело чуть-чуть сопротивлялось, но со временем он смог преодолеть это. Прижав ладони к груди Кана, он подметил, как тот дёрнулся от расползающегося инея. Сжав пальцы в кулаки, он постарался отключить родной лёд. Он со всей осторожностью плавно опускался, пока не сел до конца. Пальцы не шли ни в какое сравнение с тем, каким наполненным он себя сейчас чувствовал. Руки Кана сжали его бёдра, сильно вцепившись пальцами ради лучшей хватки. Нацуо уловил нажатие, беззвучный приказ продолжать, и безропотно исполнил его, как послушная собачонка на поводке. Эти руки задали темп, направляя его движения тягучими мерными волнами. Как и ранее, не было мгновенного удовольствия, ему нужно было потрудиться, чтобы получить его, ведя самому и позволяя быть ведомым. Огонь и лёд затопили его изнутри, оставляя последние крохи самоконтроля, которые он вскоре бесповоротно утратит. Бёдра стали двигаться навстречу его движениям, изучая его глубоко изнутри. — Блять! — застонал он, срывая голос, ярко вожделея насадиться сильнее, но сковавшие его руки не позволили. Кан держал его на месте, приподняв над собою. Оттолкнувшись от надсадно скрипнувшего пружинами матраца, он что есть мочи ворвался в него. Ноготки острыми полосками прошлись по прессу. Уткнувшись лбом ему в плечо, Нацуо глухо застонал, выдыхая, грозя его коже обморожением: — Не останавливайся! Трахни меня! Целовать его было как получить снежком по лицу: шокирующе холодно, настолько, что показалось небольшим ожогом. Это было по-другому — испытывать лёд там, где обычно встречала лава. Он пока не растворился в нём, их тела всё ещё были сами по себе, но от этого было только азартнее. Двигаясь быстрее, Кан хотел вырваться из этой фикции, сотворить пламя между ними. — Ты такой холодный, — прошептал он ему в рот, точечным молотком врезаясь в него бёдрами, дрожа от испарины-изморози. — Прости… я порой становлюсь таким, когда завожусь. Если станет совсем худо, мы можем остановиться ненадолго, чтобы я согрелся, — он быстро качал бёдрами вверх и вниз, туда, обратно и вперёд. — Я сам тебя согрею: ты слишком хорош, чтобы я мог сейчас затормозить, — ответил ему Кан, с удовлетворением приметив, как что-то щёлкнуло в глубине красивых глаз напротив. Отпихнув руки с бёдер, Нацуо решился самому задать темп. Грубый. Такой, что кожа к коже, чтобы солёный липкий пот на секунду склеивал их вместе. Понижающаяся температура тела плохо сказывалась на смазке, сгущая до вязкой консистенции. Кан своей ладонью полностью накрыл его стояк. Толика полученной власти моментально исчезла. Не было более мыслей или плана действий — он жаждал лишь получить наслаждение. Кан откинул голову на подушку, он сбивчиво дышал, рыча и шипя сквозь стиснутые зубы. Его пёс поскрёб дверь, почти неслышимо ворча с той стороны дерева. Игнорируя его, он посмотрел на Нацуо, чьи пряди зачесались назад от струек пота, а лицо выражало сосредоточенность и что-то сродни хорошей злости. Промелькнуло что-то отдалённо знакомое в нём, но он не смог определить, что именно. По позвоночнику промаршировали мурашки, его тело стало ещё холоднее. Пот превращался в хрустящий пушистый снег. Тело Кана болезненно окоченело, когда лёд пополз вниз по его члену. Нацуо тотчас обмер, и его нерешительность стала именно тем, что было необходимо Кану. Схватив Нацуо за локоть, он рванул его с себя. Нацуо только и успел, что удивлённо вскрикнуть, когда его голова уже погрузилась в подушки. Руки паяльником прошлись по коже, покров белизны таял под их прикосновениями. — Плавься для меня, — тон глубокий, командующий, с осязаемым дыханием. Ладони Кана обжигали, и их продвижение по коже дарило искомый уют. Коротко кивнув, Нацуо поддался, не стал бороться с оранжевым огнём. Он почувствовал, как к щекам возвращалась жизнь под сладкими прикосновениями. Пальцы соблазнительно потеребили горошинки сосков, а горло купалось во внимании ненасытного языка. Его причуда была более чем рада отойти на задний план, лишь бы и дальше чувствовать тонкую бархатистую ласку. Рука Кана ковшиком сжала ему яйца, массируя. Разогревшись от чужого раскалённого тела и твёрдой руки, что размеренно двигалась по его плоти, он выдохнул, уже без облака пара: — Я в порядке… можешь меня растерзать, — бисеринка пота скатилась по его виску, тая с волос. Воздух был тяжёлым и обволакивающим — Нацуо мог смаковать его солёность. Его дыхание теперь было ровным, температура тела повышалась по мере того, как он успокаивался. — Не думаю, что вновь замёрзну, если ты займёшься этим прямо сейчас. Словно прощупывая почву, его вжали в матрац напористым поцелуем. Он был томным, обследующим его язык со всех сторон, проверяющим, не затесался ли где кусочек льда. Всецело раскрываясь ему, Нацуо безоговорочно расплавился, исступлённо отвечая снизу. Отведя ему ногу, Кан одним слитным движением навалился на него всем туловищем. Ощутить, как зима превратилась в лето под его ладонями, было непередаваемым чувством. Освежив член новой порцией смазки, он толкнулся обратно в манящую узость нутра, с облегчением урча. Понадобилось несколько неглубоких толчков, чтобы вернуться к прерванному акту, чтобы найти правильный ритм, от которого Нацуо не превратился бы снова в ледяной замок. Рука Нацуо зарылась в колечки коротких волосков на загривке, другая вцепилась в покрывало, подталкивая вверх ровно настолько, чтобы двигаться синхронно с Каном. Его стоны были громче прежних, в горле приятно царапался несдерживаемый экстаз. Хватка усилилась, когда мираж отступившего мороза прошелестел по позвонкам. Бёдра Кана яростно втрахивали его в постель, снова и снова ударяя по блаженной точке. Из уст Нацуо вырвалась скулящая мольба: — Здесь! Вот здесь, да! Трахни меня, Король Влад, заставь меня кончить для тебя! — он насадился бёдрами, силясь получить членом по комку простаты. Кан заскрежетал клыками, притягивая ближе, ближе, ещё ближе. — Больше я не буду сдерживаться, — хмыкнул он, оставляя синяки на бёдрах Нацуо. Тот ему ничего не ответил, сильнее зарываясь Кану в волосы и шире раздвигая ноги. Подхватив ноги Нацуо под коленями, он запрокинул их, сильнее приподнимая бёдра, складывая его пополам. Он сотрясал его грубыми шлепками, врывался в него, не сдерживая свою силу. Изголовье бронебойно молотило по стене, и с каждым разом оно обрастало всё новыми трещинами. Деревянные ножки натужно трещали, вот-вот готовые сломаться, но едва ли Кан мог расслышать что-либо из этого поверх его выкрикиваемого геройского имени. Удовольствие. Боль. Оба начали войну против всех его рецепторов. Нацуо не мог сдержать голоса, его стоны превратились в жалкие распутные крики. Если бы он унаследовал огненную причуду, то в комнате давно разверзнулся бы ад. Языки нестихающего костра уже облизывали низ его живота. У него не было сил пытаться поспевать за Каном. Он держался за спинку кровати — вся его выносливость уходила на то, чтобы не расколошматить себе голову. Гипсокартон начал осыпаться на кровать от нескончаемых ударов изголовья. Рассерженный стук соседа раздался из-за прилегающей стены: — Христа ради, Влад! Закругляйся, я тут спать пытаюсь! — крикнул голос, хриплый от истощения; было несложно представить бедного парня, зажавшего уши подушками. Лицо Нацуо приобрело лиловую окраску, он ненадолго забыл, что они находились в квартире, и что в здании жили и другие люди. Он задался вопросом, сколько ещё соседей его услышали. Словами не описать, какой стыд он испытал, но даже это не смогло остановить его от новых пошлых стонов вперемешку с криками. Кан ни на йоту не сбился — он, наоборот, стал ещё быстрее втрахиваться в Нацуо. Всё нутро Нацуо теснее сжалось вокруг него, готовясь к кульминации. Порыкивая, Кан стал усерднее биться в жадную дырку, сохраняя безумный темп, всем своим богатырским весом укладываясь сверху на колени Нацуо и глубоко толкаясь в него. Он хотел заполнить его своим семенем, но латекс вокруг члена был препятствием его потаённым желаниям. Нацуо задыхался, руки нещадно трясло, и душа наконец покинула его тело. Горячая сперма бурным потоком выплеснулась из него, пачкая ему грудь и живот. Он пытался перевести дыхание, его лёгкие ныли, стремились поймать толику кислорода между непрекращающимися шлепками. Ноги била крупная дрожь, и ему казалось, что ещё немного — и он повторно кончит. Движения Кана изменились, стали резче и хаотичнее. — Я кончаю, — его плечи напряглись, пока он продолжал всё быстрее как куклу натягивать на себя Нацуо. Лицо украсилось звериным оскалом. — Кончаю… Он сместил руку, чтобы сдавить бедро Нацуо. Сделав последний, самый глубокий рывок, он сморщил нос от накала страстей и остроты ощущений, и рокочущий стон поднялся вверх по горлу. Он излился, до основания вжавшись в округлости тёплых ягодиц, оставляя следы синяков на коже и растраханное его хуем отверстие позади. Его оргазм стал финальным аккордом для ножек кровати, которые с щелчком подвернулись, ломаясь — но ни один из них не придал этому значения. Вытянув член, Кан снял презерватив и, завязав узлом, выбросил его в мусорку в ванной. Нацуо растёкся лужицей по кровати, не в силах и мизинцем пошевелить, чтобы привести себя в порядок. Всё, на что его хватило — это тихое «вау». Кан вернулся с влажной тряпкой в руках. — Не ванна, но лучше, чем ничего, — сказал Кан, взбираясь обратно на постель и протирая живот Нацуо. Более или менее отмыв друг друга, пара не стала долго бороться с усталостью и поддалась сну.