Будет удача - свидимся на Западе

      Огнём горит деревня. Огонь радостно пляшет по соломенным крышам в весёлой игре с ветром. Огню нет ровно никакого дела до печалей Гили.       Мальчик стоит посреди пока ещё своего двора − ждёт, когда обвалятся чёрные балки крыши родного дома. Хочется быть с ним до конца: пока пламя не унесёт его туда, куда сельчан одного за другим уносила оспа. Хочется вспомнить родных и соседей, всю прошлую жизнь, детскую свою надежду на что-то светлое… Есть ещё несколько минут − целая вечность! − перед тем, как всё это рухнет с треском прогоревших балок.       Что есть у него? Еда на первое время и имя тётки, которая, может, ещё жива в каком-то селе на другом краю земли. Что за печаль! Где угодно среди людей выжить будет проще, чем в мёртвой деревне.       В беззубом проёме двери танцуют языки огня, и среди них Гили мерещится силуэт лежащего на полу мужчины. Мальчик смаргивает, но чем дальше, тем более чётким кажется образ. Не может такого быть: последним взрослым человеком здесь был его покойный отец.       Но вдруг фигура оживает: выкидывает вперёд руку, поднимается на локти. Гили не знает, бежать ему прочь или на помощь… Куда там! В оцепенении он не может сделать ни того, ни этого. Волосы человека длинные и черные, скулы и подбородок острые − никогда не было у них в деревне таких людей. Мужчина поднимается на ноги и со стоном падает снова. Он пьян? Он ранен? Кто он, рауг подери, и как здесь оказался?!       "Помоги", − хрипит человек голосом, неизвестно откуда знакомым. Среди клубов дыма мелькает кусочек его перепачканного сажей клетчатого плаща − и тоже занимается огнём.       Да нет, не плащ это вовсе!       "Берен!" − задыхается мальчик, и ноги будто сами несут его в полыхающий дом.       "Помоги, Руско!.."       Нет времени на вопросы. Задыхаясь от чёрного дыма, Гили отчаянно тянет наружу безвольное тело своего князя. Куртка на том уже тлеет вовсю и жжёт ладони, но отпустить Берена Руско боится больше, чем боли. До двери каких-то две сажени! Мальчик взывает к Небу, к Валар, к последней капле удачи, чтобы им выбраться из этого пекла. Чтобы умирающий дом не забрал их с собой...       Рывок! Ещё один. Ещё, скорее!..       Треск прогоревших балок над головой − вот то последнее, что дано Руско услышать.                            − Берен!       Гили подскакивает на своей узкой постели так, что падает не со скамейки, а вместе с ней.       Холодный воздух отрезвляет лучше ведра воды. Не успев выдохнуть от кошмара, парень враз вспоминает, где он, и с кем, и почему. Проклятье! Что ещё он умудрился выкрикнуть во сне?       В темноте скорее слышно, чем видно, как Эннор − ровесник Руско, оруженосец главного северянина в замке − поворачивается на другой бок и зажимает голову подушкой. Что ж, вряд ли ему будет дело до того, почему случайный оборванец зовёт во сне не кого-нибудь, а самого князя. Что до двух других своих соседей − воина Эрвега и счетовода Солля, − Гили не может разобрать, перебудил ли он их своим возгласом. Сердце пропускает удар в первый тревожный миг, но ничего не происходит. Парень находит в себе силы выдохнуть и поставить лавку, как полагается.              Он уже не тот крестьянский мальчишка, что сжёг свою деревню после эпидемии. Он оруженосец князя Берена, его связь с миром вне Тени. Он видел эльфов − и воспоминания о тех, что сейчас на Волчьем Острове служат залогом верности Берена Саурону, отзываются под лопатками больнее, чем ранил бы нож. Он прошёл через горы, чтобы найти князя, чтобы помочь ему выбраться самому и вытащить остальных. Если будет нужно, ради этого Гили отшагает ещё сколько же и даже больше... И знать обо всём об этом людям Моргота совершенно необязательно.              Не успевает Гили затащить на лавку набитый сеном матрасик, как дверь отворяется. Луч света от факела скользит по комнате.       − Это здесь кричали на Берена? Что он опять натворил?       Хотя за светом факела Гили не видит лица вошедшего, спокойный уверенный голос узнать нетрудно. Так холодно, ровно и по-хозяйски говорит в этом замке только военачальник Чёрных.       − Нет, господин Ильвэ, это я случайно, − отвечает Руско шёпотом. Он боится неправдоподобно соврать спросонья, и потому старается придумать что-то отстраненное, что при этом осталось бы правдой. − Приснилось… после вчерашнего. Здесь нет Берена. И… Кайриста тоже нет.       Кайрист − наместник замка, накануне попытавшийся заиметь Гили себе в постель, − единственное разумное оправдание, почему в кошмаре паренёк мог звать именно князя. Тот спас его − в очередной раз! − своротив этому хряку шею. После такого и впрямь могло присниться дурное…       К большому облегчению Руско, Чёрного рыцаря устраивает ответ. Он сухо кивает и закрывает дверь. Свет живого огня исчезает вместе с ним, и Гили снова остаётся в темноте, наедине с послевкусием от кошмара.       − Не переживай, − неожиданно шепчет Эннор, разбуженный голосом своего лорда. − Кайрист был тот ещё ублюдок, и Илльо хотел судить его сегодня, на рассвете… А тут Берен убил жирдяя прямо на пиру и всё испортил, вот лорд и злится. А я считаю, что князь всё правильно сделал. Знаешь, один из мальчиков Кайриста повесился недавно в конюшне...       Гили не имеет никакого желания продолжать такой разговор и лишь шуршит постелью. Руки предательски дрожат, но Гили надеется, что темнота сохранит в тайне эту его слабость.       − Что тут скажешь?.. − отстаёт оруженосец Ильвэ, не дождавшись ответа. − Лучше ложись дальше спать. Этот день уж вряд ли будет хуже прежнего.                     Утро выдаётся морозным и солнечным. Когда Эннор трогает Гили за плечо, вырывая из царства Ирмо, Эрвега и Солля уже нет в комнате. Но оруженосца наместника Дортониона это, похоже, не беспокоит.       − Они уехали затемно и не вернутся до вечера, − отмахивается он. − Скажи: ты скату в руках держал? Илльо обещал заняться со мной боем на мечах в это утро, и я хочу размяться заранее. Горцам, говорят, меч ещё в колыбель кладут − так пойдём и посмотрим, каков в этом прок.       Гили не может не признаться, что ему-то учебный меч достался в руки всего полгода как, но с готовностью одевается. В первую голову Руско решает спросить насчёт боя с Эннором у Берена: в конце концов, в Каргонде он остался оруженосцем князя − оруженосцем вдвойне… Но мальчишка Ильвэ останавливает его, смеясь: после выпитого вчера норпейха Берен проспится разве что к обеду.       Своей скаты у Руско нет. Эннор даёт ему деревянный тренировочный меч, а сам берёт железный. Драться приходится в касание, лишь обозначая удары: никому из них не хочется испортить деревянную скату. Эннор выше и массивнее Гили, но преимущество в силе удара теперь ему недоступно. Однако, пусть Руско и успевает закрываться от нападений противника, в мастерстве атак он безбожно проигрывает Эннору. Тот встречает его удары играючи, мгновенно заносит меч для собственных. Гили думает только о равновесии − и о тяжёлом, хоть и тупом, клинке, встречи с которым совершенно не ищет.       Илльо так и находит их во внутреннем дворе замка: разгорячённых и весёлых, кружащих по небольшому пятачку ровной площадки и уже вытоптавших на ней свежий снег. Руско замечает его первым. Отвлекается, теряет равновесие и пропускает удар скаты в бедро.       − Ворона в рот залетит! − смеётся Эннор и тоже оборачивается к своему господину.       Наместник Дортониона сбрасывает шубу на деревянную ограду, вытаскивает свой тренировочный меч из-за пояса и быстро разминается. Движения Илльо чёткие и в то же время плавные, так похожие на движения эльдар…       Этого мужчину Руско боится больше других. Эльф обликом, он, тем не менее, служит Морготу − и как! Воином, полководцем − не каторжником. Берен успел намекнуть, что его надсмотрщица Тхуринейтель на вид эльфийка, но сутью лишь злой дух в мёртвом теле. Выходит, и Ильвэ − не то, чем кажется? Одно Руско чувствует точно: человек ли, эльф или тварь Моргота, глава северян умеет видеть в сердцах других. Почти как эльдар: у тех для такого даже слово мудрёное есть. С Ильвэ нужно не только в словах и поступках − ещё и в чувствах быть осторожным.       Когда Чёрный рыцарь заканчивает разминку, Руско тихо отходит к стене, уступая место на площадке. И вскоре осознаёт, как же его жалел Эннор: если бы дрался в полную силу, Гили не выстоял бы и минуты.       Своего оруженосца наместник Дортониона гоняет по всему двору, как неразумного щенка. Удары летят, кажется, со всех сторон разом. Затупленные клинки свистят, словно боевые, и летают вокруг воинов, сверкая на солнце. Эннор успевает уворачиваться, закрываться и − Гили совсем не понимает, как! − вклинивает между атаками учителя свои выпады. Неудивительно, что с таким наставником парень отбивал все удары Руско так легко!       В последний раз Гили видел такой красивый бой, когда Берен и Финрод грелись битвой в походе. Воспоминание больно колет в сердце. Все эльфы, делившие с ними ту дорогу, теперь на Волчьем Острове служат гарантами верности Берена Чёрным. Если Саурон хоть намёком узнает, что князь готовит мятеж, за жизнь каждого из заложников нельзя будет дать и гроша.       Впрочем, и сейчас нельзя…       Желание наблюдать за боем Чёрных, один из которых будто в насмешку так похож на дорогих сердцу друзей, пропадает напрочь. Руско подбирает деревянный меч и тихо возвращается в замок. Подождать пробуждения князя он сможет и там.                     Дни в замке идут своим чередом. Как оруженосец Берена, Гили проводит вечера в основной гостиной замка вместе с ним. Компания поражает его своей разношёрстностью. С одной стороны, у камина, Чёрные рыцари музицируют или общаются на какие-то свои высокие темы. В другом углу орк Болдог, глава волчьего отряда, попивает эль и маленькими глазками наблюдает за всеми: расслабленно, но недобро. Что до Берена, то он просто пьёт. Начинает с вина немногим позже обеда и к вечеру стаканами заливает в себя уже норпейх. Руско не может не заметить, как кривится от этого зрелища Тхуринейтель, с какой злостью на князя поглядывает Илльо... Нетрезвый Берен встревает в их разговоры − в отличие от Гили, он понимает мораль Чёрных и потому умеет ей противоречить, − чем несказанно злит ученицу их целительницы и заметно раздражает всех остальных. Гили знает, что некоторые Чёрные дадут ему две мили вперёд по части музыки, но всё же игрой на лютне пытается разрядить обстановку.       И вот наступает момент, когда князю становится уже всё равно. Он падает лицом в стол и требует помочь ему дойти до отхожего места. Тогда Тхуринейтель брезгливо делает парнишке знак рукой, и приходит оно − время, ради которого Руско здесь. Берен опирается на плечо оруженосца и вместе они плетутся на выход. Стоит им остаться одним, как князь начинает рассказывать об обстановке в Дортонионе, о расположении войск Чёрных и длинных сотен из рекрутированных горцев, которые князь собирается переманить на свою сторону. Говорит про Мэрдигана, начальника оружейников, и заложников, которыми держат в подобии верности почти весь командный состав. Гили пересказывает всё это князю, пока того рвёт над выгребной ямой. Берен глухо ругается и поправляет, стоит его оруженосцу что-то напутать, и Руско начинает сначала.       От этих разговоров у Гили голова пухнет. Парень знает: от его способности всё запомнить теперь зависят жизни не только Айменела, Финрода и остальных эльфов у Саурона, но и тысяч людей в Дортонионе − и его жизнь, в конце концов, тоже... Руско старается изо всех сил, раз за разом прокручивая в голове картинки и фразы, повторяя, повторяя… Обратно в залу он возвращается с пьяным Береном совершенно опустошенный и неспособный ни на что большее, чем пропускать мимо ушей богословские речи Тёмных. Больше всего он опасается, как бы Ильвэ не заметил этих резких перемен состояния: ведь выходит он разве что дотащить князя до отхожего места, что там может быть сложного? Однако Чёрному рыцарю нет до них с князем дела. Он лишь бегло проходится взглядом по Берену. На его лице грусть и плохо скрываемое раздражение.       Ильвэ, пожалуй, один не обращает никакого внимания на Руско, и потому на этом мужчине очень удобно отдыхать взглядом. В своём состоянии тупого просветления Гили беззастенчиво рассматривает его длинные волосы и острые уши. Интересно, кто же он всё-таки: эльф или?..       Берен спит сидя, уронив голову на руки. Гили вполуха слушает Тёмных, уставившись на Илльо, играет на лютне или рассказывает горские небылицы, когда о том просят. Постепенно зала пустеет: все расходятся ко сну, и вот уже Руско с Эннором помогают слугам прибраться перед тем, как тоже пойти спать. Завтра они снова будут биться на мечах − деревянном и железном, − Руско снова уступит место Ильвэ и снова будет учить расположение войск, волоча до уборной пьяного князя. Ещё несколько дней будет так. До тех пор, пока Берену есть, что рассказать, и пока он не побьёт Руско, прогоняя из замка. Пока не отпустит через горы на встречу с лордом Маэдросом − или на верную гибель.                     Когда случай снова свёл парнишку с наместником Дортониона, Руско и думать о нём забыл: столько всего произошло за то время. Военачальник Севера цепляет Гили в военном лагере Риана. Руско досадно, что из-за его пения влетело всей длинной сотне, но куда хуже было бы показать, что Гили приходил туда по делу. К тому же, Ильвэ сам предлагает привести его в замок обратно, а это дарит возможность ещё раз увидеть князя... Даст Эру, удастся переброситься с ярном парой слов о том, что сказали лорд Маэдрос и Риан.       Копыта благородного коня мерно шлепают по тающему снегу. Руско бодро бороздит лужи рядом, держась за путлище седла Илльо. Сам он ходит с мокрыми ногами уже несколько дней с тех пор, как снег начал таять: худые сапоги не просыхают за ночь даже у огня. Однако в воздухе уже пахнет весной, и даже мокрые до колен ноги не умаляют Гилиного счастья. До чего же славно быть живым!       Северный воин скрашивает дорогу разговорами − расслабленный, но внимательный. Он читает в сердце Руско и совершенно не скрывает этого, время от времени переспрашивая, что же так радует паренька или так задевает. Ему забава − а Гили ломает голову над тем, чтобы отвечать честно и при этом не вызывать подозрений. Впрочем, в своих чувствах к ярну, эльфам или предложению Илльо отправиться в Ангамандо Гили искренен в полной мере. Разве что вопрос про эльфийскую лютню режет пополам душу. Вилварин, подаривший её, теперь у Саурона, и ничего о его судьбе не известно. Вопреки всем надеждам звать его "мёртвым эльфом" − боль гораздо большая, чем стоило бы показать… Но Чёрный рыцарь, к счастью, находит чувствам паренька своё объяснение.       И всё-таки беседа приносит Гили не только печаль и страх. Ильвэ тоже рассказывает о себе, хоть Руско и не злоупотребляет возможностью спрашивать. Паренёк и сам не знает, почему верит рассказу о человеческой природе наместника, когда он же приказывает забыть "враки" о чудовище-Тхуринейтель. В отличие от её цепкого взгляда, от взгляда Илльо спина не покрывается холодным потом − может, поэтому. А может, Руско просто приятнее касаться своим предплечьем голени полуэльфа, чем ноги чудища в благовидном обличье...       Можно ли служить такой твари, как Моргот, и не быть тварью самому? Этот вопрос не отпускает Гили всё то время, пока он по просьбе Илльо поёт без музыки. Ведь его попутчик − воин, глава армии… Весной он поведёт войска на Хитлум. Погибнут люди − и с той стороны, и с этой. Так не чудовище ли он, если пришёл сюда, чтобы убивать и командовать убийцами?       Его князя тоже называют убийцей убийц. Берен многих врагов отправил на последний суд. Когда начнётся мятеж, и Руско возьмёт в руки меч… Так что же, и он станет тварью, если пойдёт воевать за Дортонион?       Однажды Гили уже решил для себя вопрос, почему это нужно делать. Берен пытается отстоять свою землю и свой народ, привыкший жить свободно. Чёрные, а не князь, начали эту войну. Под Тенью всё меняется, и выживает здесь лишь тот, кому повезло... О, как легко тогда было сделать этот вывод! Ведь всё просто: люди Дортониона за правое дело, а Морготовы люди − колдуны и чудовища, которых не должна держать эта земля... А теперь вот он − командир армии Севера, красивый, благородный − касается ногой его плеча и искренне верит, будто несёт этим землям добро. Искренне любит своего треклятого Учителя и готов убивать за его идею так же, как Руско готов умереть за Берена…       В душе Гили поднимается такая волна гнева на Моргота, что он даже сбивается в песне, перескакивая с середины опять на первый куплет. Да, этим Чёрным есть, за что любить своего Айанто... Среди них и учёные, и целители, и ремесленники − Моргот учил этих ребят и кормил сказками о том, будто бы такое знание доступно только ему. И многие даже не ведают, что эльфы умеют не хуже − и без всякой необходимости отдавать Тьме душу!       "Ох, Ильвэ, был бы ты с нами, − вдруг думается Руско, − ты бы тоже это видел! И тогда, может быть, понял бы"…       − Ты никак на третий круг пошёл, − раздается сверху слегка насмешливый голос. − Опять жалеешь меня?       Гили вдруг понимает, что и впрямь снова сбился. Спешно извиняется за забытые слова и начинает другую песню − повеселее. Но, похоже, на этот раз наместник не сердится за жалость.       − А про моё предложение отправиться в Аст-Ахэ всё-таки подумай. Ты бы многое понял, если бы посмотрел своими глазами...       Руско едва заметно кривится и продолжает петь. Хочется разом засмеяться и завыть от досады. Что ещё здесь можно сказать?                            Перекинуться парой слов с Береном удаётся, но лишь парой и при Илльо − а сразу после князь очень настаивает, чтобы тот убрал Руско из замка.       − Она прилетает сегодня! Поспрашивай, сколько людей в округе найдены мертвыми с тех пор, как мы поселились здесь. Узнай, какой они умерли смертью. Подумай хоть о чем-то кроме своих военных дел!       Ильвэ что-то отвечает ему, а Руско гадает, почему Берен гонит его так скоро. Столько ещё не рассказано! Да, Морготова эльфийка всегда наводила на паренька страх − а теперь, когда Берен был сам обеспокоен, опасность казалась куда большей… Но ради сведений, которые принёс Руско, паренёк мог уже давно сорваться в пропасть, замёрзнуть в горах, попасть в лапы орков...       − Нет, отправить пацана в дом к слугам тоже не пойдёт. Они болтливы, она узнает...       − Повторяю, Берен, я обещал Руско ночлег и не могу выгнать его на дорогу.       − Вот сам и сиди с ним теперь! − в сердцах выкрикивает князь, и Гили с Ильвэ удивлённо переглядываются. Князь вздыхает и продолжает уже спокойнее. − Забери его к себе в комнату, она самая дальняя от нашей с Тхурингветиль. И никому ни слова! Утром выпустишь его: она насосется моей крови и будет не опасна. Тогда Руско сможет уйти. А теперь − сгиньте отсюда! Оба!       Илльо сдаётся под таким напором и выталкивает парнишку из залы, напоследок бросив Берену, что разговор не окончен. Комната Илльо и правда далековато: по увешанным коврами унылым коридорам он ведёт Гили в соседнее крыло. Вместе они затаскивают в нужную дверь лавку из коридора, и Ильвэ указывает на свою кровать и шкаф, веля выбрать себе парочку одеял: ночь обещает быть холодной. Убедившись, что подопечный его услышал, Илльо выходит из комнаты − не иначе, расспрашивать Берена, почему драный мальчишка из Рованов так его волнует.       Интересно, наместник и теперь будет убеждать Гили, что слухи, будто Тхуринейтель − живой мертвец и сосет кровь из случайных прохожих, − всего лишь выдумка? А ну как на самом деле Илльо тоже вампир-оборотень, и часть найденных мёртвыми людей были его жертвами?       Руско становится не по себе. Маленькое окно почти не даёт света, к тому же за ним скоро начнёт темнеть. Парень разводит огонь в камине, стараясь не слишком суетиться. Пламя горит неярко, и тени за пределом небольшого круга сгущаются только сильнее. Зато от тонких веточек растопки и едва занимающихся поленьев уже веет теплом. Гили жмётся поближе, прислоняясь к стене.              Илльо приходит нескоро, и Руско много всего успевает навыдумать. За окном темень, но огонь разгорелся, и в его свете черты лица полуэльфа кажутся парнишке совсем резкими и неживыми. Гили стоит усилий воли не отшатнуться, когда воин скидывает дорожную куртку и присаживается у камина рядом с ним.       − Ты что, правда приходил сюда за смертью Берена? − спрашивает он слегка насмешливо. Кажется, то, что наплёл ему князь, веселит рыцаря, но − о Валар! − что же это было?! Если показания разойдутся, им конец! Руско сглатывает и пробует рассуждать логически.       − Понимаете, господин Ильвэ, я же Рован… А Берен убил нашего старика этой зимой − почти ни за что. Значит, я должен был отомстить. Но тут Берен спас мне жизнь, убив Кайриста, и, получается, теперь мне нужно сначала тоже его спасти, и уж потом сводить более старые счёты…       Гили не сводит напряжённого взгляда с лица Ильвэ: это ли ему рассказал Берен, или нужно срочно менять ход мысли? Но наместник Дортониона не хмурится и, кажется, с каждым словом расслабляется всё больше. И веселится, конечно… Гили продолжает рассказывать о нюансах кровной вражды.       − Так, значит, ты готов сохранить Берену жизнь, чтобы тут же забрать её? − смеётся мужчина в конце концов и подкидывает в камин полено. − И тебе это не кажется лишённым логики? Прямо вот ни капельки?       − Разумный или нет, порядок таков. Да и месть − дело не первое. Спасти Берена от смерти я теперь всё-таки должен.       Это Руско говорит абсолютно искренне. Пусть Илльо его объяснение и кажется странным − Гили и сам бы покрутил пальцем у виска, − но лорд принял его за чистую монету. Это главное… наверное.       − Ты, кстати, уже определись, жалеешь ты меня или боишься до тремора.       Руско поспешно хватает полено, чтобы дрожь в руках была не так заметна. Кидает его в огонь и, справившись с собой, оборачивается на Ильвэ.       − Это здесь просто холодно.       − Будет тебе врать-то, − улыбается Чёрный рыцарь. − Я чувствую твой страх.       − А с чего вы тогда взяли, что боюсь я именно вас?       Вместо ответа воин тянется к шее Гили тыльной стороной ладони. Паренёк отшатывается от неё, как от раскалённого прута. Илльо смеётся и убирает руку. Только тогда Руско осознаёт, что тот делал всё достаточно медленно, чтобы списать такую реакцию на неожиданность не вышло.       − Просто подумал, что рука тоже холодная, − бормочет Гили. Не очень уверенно.       − А точно ли не горячая? − продолжает шутить наместник.       По-хорошему, ему стоило бы зажечь свечу и начать составлять письма для глав войск. Гортхауэр назвал дату выступления − день Серебра − и Илльо отвечает головой за то, чтобы к этому сроку все были готовы. Но вихрастый рыжеволосый паренёк забавляет его всё больше. Ильвэ уже не жалеет, что Берен навязал Руско ему на этот вечер.       Полуэльф задумчиво оглядывается на рабочий стол и вдруг чувствует прохладную ладонь на собственной шее.       − Нет, − весело улыбается Гили. − Не горячая.       Наместник Дортониона треплет парнишку по голове и просит что-нибудь спеть.                     Треск над головой рвет до предела натянутые нервы. Но смерть не приходит, и вот уже Гили с Береном летят куда-то вниз, в подпол, и катятся по лестнице. Откуда у их деревенского домика лестница в подполе? Гили не удивляется, Гили сворачивается в клубочек, чтобы не свернуть об ступени шею и хотя бы с одной стороны прикрыть Берена. Но прогоревшая ткань куртки рвётся − и вот они катятся кубарем уже по отдельности. Огонь пылает и здесь, в подвале, будто полыхают ковры на стенах. Со всего размаху Гили, наконец, врезается в одну из них, и падение кончается. Боли нет, только звон в ушах, жар и страшное, гнетущее чувство безнадёжности. Подвал оборачивается перекрестьем коридоров − и в каждой стене двери, двери, двери… Двери из железных прутьев. Сквозь слезы, дым и плывущий от жара воздух Руско видит за одной такой решеткой почти бессознательного Берена. Так близко и так невообразимо далеко… Как вытащить? Чем разогнуть прутья? О Эру, где взять силы хотя бы подняться на ноги?!       Горячий камень стены жжёт Руско щёку, становится совершенно нечем дышать и пахнет палёной шерстью… Вдруг кто-то хватает парнишку за плечо, рывком отрывая от стены. От неожиданности Гили вскрикивает и замахивается, но разом становится темно и прохладно. Руско крепко-крепко цепляется за спасительное предплечье. Зарывается носом в прохладную кофту неизвестного, когда тот прижимает перепуганного парнишку к себе. Горящее подземелье оборачивается полумраком комнаты. И Гили наконец промаргивается, осознавая себя в пространстве. А ещё понимает, что жар на щеке и запах палёных волос ему отнюдь не почудились.       − Не стоит так засыпать возле камина, − после недолгой паузы проговаривает Илльо. − Ещё немного, и рухнул бы лицом прямо в угли. Эй, ты чего?       Руско вжимается лицом в плечо Илльо так крепко, как только может. Кошмар прошёл, и щека уже отходит после горячей стены камина, но отчаяние так и продолжает выедать ложечкой душу. Берен и наяву всё там же: в душной, горящей изнутри клетке. Гили всё так же не знает выхода.       Зато какой-то выход видит Берен. И хоть случайно намекнуть об этом человеку, в которого сейчас страдает Руско, − всё равно что самому прыгнуть в огонь и утянуть князя следом.       − Простите, господин Ильвэ, − хрипит Гили, едва совладав с мыслями, но ещё не с голосом. − И спасибо, что вытащили.       Полуэльф кивает и возвращается за стол, где, видно, работал над какими-то бумагами. Похоже, Гили достаточно долго дремал у камина, прежде чем начать в него падать. Оглянувшись на огонь, Руско разувается и, завалившись на свою лавку, заворачивается там в одеяло. Засыпать теперь совершенно не хочется − не потому, что Гили хватило сна, а потому, что кошмар всё равно не снимет усталости... Положив голову на сложенные руки, парень наблюдает за работой наместника Дортониона и тихонько напевает, чтобы снова не провалиться в сон. Это одна из тех длинных горских баллад, какие поют пастухи, сторожа ночами стадо. Они много спели таких с Аваном и Рандиром, когда в первый раз шли в Дортонион через горы. Если бы кто-то заснул в ту последнюю ночь на перевале, непременно замёрз бы насмерть…       Илльо что-то сосредоточенно пишет в неровном свете свечи. Гили рассматривает его лицо, такое спокойное сейчас. Его черты ярко выраженные, но утончённые − как у любого эльфа.       В конце концов Ильвэ откладывает стопку бумаг и кладёт перо.       − Ты не спишь? − удивляется он так, словно видит и слышит Гили впервые с того момента, как тот лёг.       Руско мотает головой, продолжая тихо петь без слов. Но Илльо улыбается и, видно, хочет беседы.       − Выспался? Или просто снова меня боишься?       Не скидывая одеяла, Руско поднимается и подходит ближе, чтобы не кричать через всю комнату. Огибает большую кровать, оказываясь сбоку от собеседника, садится на пол и прислоняется спиной к её деревянному боку. Пол по зимнему времени устлан соломой − для тепла, − и какой-то тонкий стебель неприятно колет спину. Гили заворачивается глубже в одеяло. Полуэльф наблюдает за ним расслабленно и дружелюбно. Он, кажется, в одинаковой степени ждёт и не ждёт ответа, готовый списать это на шутку − и продолжить шутить дальше.       − Я не боюсь вас, господин Ильвэ. А вот снова лететь спиной в горящее подземелье мне очень не хочется.       − Кошмары замучили?       Лицо Илльо ни на каплю не меняет своего расслабленно-любопытного выражения. Руско удивился бы, будь оно по-другому.       − Времена неспокойные, − пожимает парень плечами. − Многим снятся.       − Я надеюсь, достаточно скоро всё это закончится.       − Я тоже.       Илльо усмехается. Сказанная горцем, эта фраза звучит двусмысленно. Гили отдаёт себе в этом отчёт − как и в том, что под "всё" имел в виду именно власть Чёрных. Но мысли − ещё не слова, да и его мнение Ильвэ бы вряд ли принял всерьёз. В его картине мира следующий шаг − война за земли эльфов, а Дортонион − этап пройденный. Однако подчинение горцев − ещё не верность, а потому временно. Впрочем… кто Руско такой, чтобы напоминать?       − Так значит, снов ты боишься больше, чем меня? А ну как я кусаюсь?       Гили фыркает. Неужели его беспокойство настолько хорошо видно? Однако сейчас полульф смотрит на него не иначе, как на забавного зверька − и сам тоже выглядит от этого смешно.       − Тогда уж я кусаюсь тоже! Вот захотите выпить из меня всю кровь ночью − а я проснусь да и вцеплюсь в ответ. Так и будем друг друга кусать до утра, туда-сюда кровь гоняя.       Илльо смеётся. Сейчас он кажется куда моложе и живее, чем выглядел днём, закованный в броню своей серьёзности.       − Я должен был это предусмотреть! О нет, теперь я останусь без ужина…       И, посмотрев, как Гили сглатывет при напоминании о еде, наместник двигает в его сторону тарелку.       − Слуги принесли, когда ты уже дремал. Дай угадаю: в последний раз ты ел вчера ночью, когда пел в солдатском бараке?       Кивнув, Гили порывается взять еду и вернуться на место, но Илльо прикрикивает на него, заставляет взять стул и сесть за столом по-человечески.       Руско ест торопливо и молча, быстро и тщательно жуя. Насколько Илльо доводилось видеть, многие горцы делают так − забирают из пищи максимум. Особенно те, кто досыта ест нечасто.       − Скажи мне, Руско, − задумчиво и снова серьёзно спрашивает воин, стоит парнишке доесть, − почему ты так противишься тому, чтобы отправиться со мной в Аст-Ахэ? Ты ведь умный парень. Из тебя вышло бы много толку, но ты побираешься по торгам и замкам, мёрзнешь в дырявых сапогах и помираешь от голода. Неужели ты так боишься Учителя, чтобы даже не попытаться ничего поменять?       Гили только качает головой и хочет было сползти на пол обратно. Сидеть на земле, расслабляя спину, ему всегда было удобнее…       − Не уходи. Я задал вопрос.       Снова этот голос, не терпящий возражений. Парнишка поднимает на полуэльфа взгляд, и тот усмехается про себя. Вызова в глазах всегда спокойного и дружелюбного подростка Илльо ещё не видел.       − Я не хочу отвечать на него, господин рыцарь. Я знаю: вы почувствуете враньё. А мои настоящие мысли вам вряд ли понравятся.       Илльо ловит себя на мысли, что ему хочется зарыться пальцами в эти непослушные рыжие волосы и, хорошенько дёрнув за них, больше не позволить мальчишке отвести взгляд. Хочется тихим спокойным голосом, которого боятся больше, чем откровенно рассерженного, пригрозить из него этот ответ выбить.       Илльо никогда бы этого не сделал. Он − глава и лицо армии Мелькора, он обязан действовать по справедливости и только, а бессмысленная жестокость претит ему в той же степени, что и Берену. Полуэльф кривится от собственного желания, но от мальчишки не отстаёт.       − Это уж мне решать. Говори.       Руско пожимает плечами и снова смотрит в глаза.       − Я не боюсь ни вас, ни вашего Айанто. Пусть мне мало лет и я почти не помню, как было до вас, но всё-таки я уже не мальчик, чтобы забирать меня на Север и воспитывать под себя. Я вырос здесь, я верю Валар. И... Не думаете же вы, что я один тут такой оборванец? Вы собираете в этих краях силы на новую войну. У вас есть еда, потому что голодает Дортонион. Я не хочу служить вам, чтобы хоть не увеличивать число ртов, требующих еды… Можете приказать выдрать меня в конюшне за эти слова, но я не возьму их назад.       С абсолютно непроницаемым лицом Илльо встаёт из кресла и подходит к Гили вплотную. Мальчишка едва достаёт ему до плеча и смотрит куда-то вбок. Полуэльфу не приходится высоко поднимать руку, чтобы, ещё немного помедлив, всё-таки запустить пальцы в его волосы и сжать кулак.       − Запомни одну вещь, парень. Я не орк, чтобы заталкивать людям слова обратно в глотку вместе с зубами. Особенно если сам приказал говорить. Но выражать мысли можно и без дерзости… Ещё один раз − и я действительно тебя высеку: здесь, сам.       Волосы Гили оказываются мягкими на ощупь. Даже грязные, они так удобно лежат в ладони… Мальчишка стоит не шевелясь и послушно поворачивает голову по движению руки Илльо. Худое его лицо с добрыми и темными, как у оленя, глазами было бы красиво, если б не стало рябым после оспы...       − Как вы относитесь к оркам? − вдруг спрашивает Руско абсолютно серьёзно. − Откуда они появились, по вашей версии?       Илльо поднимает бровь в молчаливом вопросе. Парень, это именно то, что тебя сейчас волнует? Но Гили спокойно выдерживает его взгляд и вправду ждёт рассказа. Илльо решает уступить. В конце концов, ему не сложно.       − Орки оркам рознь… у нас на севере живут Иртхэ − относительно мирное племя земледельцев. Уруг-ай и полудикие кочевники, которых вы видите здесь… Их мало кто любит даже среди северян, − Илльо вздыхает и отпускает рыжие волосы. − Фэарни используют их в войне, потому что они ничего не умеют, кроме как рубить головы… Что до происхождения − они возникли от эльфов, отделившихся в первые дни от сородичей и оставшихся наедине со своими внутренними раугами. Учитель нашёл их такими − дикими и жестокими − и попытался перестроить. С кем-то это получилось лучше, как с Иртхэ, а с кем-то… Зачем ты спросил об этом?       Усмешка Руско неприятно задевает Илльо, но быстро сходит с его лица, оставляя только задумчивость и, кажется, грусть. А потом парнишка и вовсе опускает голову.       − Мы разное знаем об одних вещах, господин Ильвэ. Не хочу расстраивать вас местными рассказами про эльфов, ставших орками... Мне не переспорить вас, а вам − не выбить наши легенды из меня. Но это и неважно, правда? Завтра Берен выставит меня взашей, и мы, наверное, не увидимся больше. Но я знаю, за что готов умирать от голода или бича. И мне действительно интересно, за что вы идёте под эльфийские стрелы…       Илльо хочется дать рыжему паршивцу хороший подзатыльник. Сопляк пятнадцати лет от роду, а туда же: рассуждает о смысле жизни и смерти за идею… Тут Гили поднимает голову, и в тусклом свете свечи его лицо кажется старше, чем он есть. В его взгляде читается что-то такое, что заставляет Ильвэ повременить с волшебными тумаками.       − Ты оборванец, байстрюк из дальней ветки рода, не воин, а менестрель, которого бьют все, кому не лениво… А ты − ты будто знаешь, о чём сейчас говоришь!..       Наместник Дортониона вдруг понимает, что думает вслух. Руско же дёргается от страха. Случайно он вспомнил, как стоял перед пропастью на балконе Маэдроса и готовился прыгнуть туда − лишь бы лорд поверил, что Берен не предатель, лишь бы сделал всё по изначальному плану… и как думал обо всём после, когда Маэдрос дал своё слово и отказался от платы. Руско сглупил, забыл, что Морготов полуэльф читает в сердцах, дал Илльо увидеть… Дал ли? Раз он спрашивает, значит, ещё нет. Но он в любой момент может догадаться!       Мысли Гили порой летают быстрее птиц, зато по куда более причудливым траекториям. Илльо нужно отвлечь от раздумий. Руско срочно нужно нарваться.       Но, рауг возьми, как?!       Парень никогда не подумал бы, что злые усмешки даются так тяжело.       − Простите, господин рыцарь, если я чем-то вас разозлил. Я поверил, будто вы действительно не орк, чтобы принимать близко к сердцу слова − видно, ошибся…       Волосы Руско снова оказываются в кулаке наместника − быстрее, чем парень успевает понять, как тот успел оказаться у него за спиной. Илльо нависает над ним, заставляя запрокинуть голову и встретиться с ним взглядом.       − Если ты действительно пытался сейчас извиниться, то стало только хуже.       Полуэльф шипит парнишке в лицо, сильно нахмурившись. Он тянет его за волосы так, что Гили приходится приоткрыть рот, чтобы запрокинуть голову в достаточной степени. Но, вопреки всем его ожиданиям, мальчишка заметно расслабляется. На движения руки Илльо в волосах Руско отзывается так послушно, как его собственный конь не всегда делает, − а взгляд парня в то же время весёлый и наглый. Никто из горцев ещё не смотрел ему так в глаза. И, пожалуй, есть в этом контрасте что-то, чего наместник Дортониона там находить не должен…       Гили же думает об одном: Илльо ещё не настолько зол, чтобы потом не вернуться к прерванной мысли. Про орка − хорошо вышло, но остановиться пока нельзя. И он улыбается шире.       − А что вы мне сделаете-то? Побьёте? Да меня и так колотят по поводу и без, сами же заметили… Или, может, и вы здесь не против чего пострашнее? Верно, теперь ведь рядом нет князя, чтобы меня не отдать!..       Сначала Илльо не понимает. А потом − как понимает… Сложно не понять, когда мелкий паршивец выгибается под рукой и прижимается задницей как раз к тому месту, с которым полуэльф уже какое-то время пытается вести конструктивный диалог. Впрочем, для Руско тот явно становится неожиданностью. Он замирает и, кажется, забывает дышать. Волна страха, поднимающаяся в нём, вырывает Илльо самого из оцепенения.       Гили летит на кровать прежде, чем успевает связно подумать: "О, кшасы!.." Путается в собственном дирголе и, пока вылезает, слышит звон пряжки пояса Илльо. Слегка выдыхает, когда освобождает голову и видит, что больше полуэльф ничего не снимает. А потом переводит взгляд на лицо наместника и понимает, что лучше бы снял…       Кожа у Илльо бледная, как у мраморной статуи, но Гили бы многое отдал за то, чтобы взгляд его стал таким же бессмысленным и холодным. Чтобы скулы полуэльфа не выделялись так резко, а глаза не пылали не злостью − бешенством… Илльо делает шаг вперёд, и Гили переводит взгляд на его руки как раз тогда, когда воин поудобнее перехватывает тяжёлый ремень. Так, что Руско понимает: полуэльф будет бить сразу пряжкой − вот этой здоровенной угловатой пряжкой! − и сразу на поражение.       Время становится тягучим и вязким. Медленно, будто под водой, Гили сворачивается в клубок, закрывая лицо и виски локтями, поджимает под себя босые ноги. Внезапно приходит мысль, что он не может умереть вот так: он ещё ничего не сказал Берену о том, что велел передать Маэдрос… Но нет, то не так важно. Главное − высокий эльф поверил им, и Берен уже это понял… Аван и Рандир знают, где Палантир, они свяжутся с Маэдросом, когда выступят Чёрные. Да, это будет позже на несколько дней, но куда хуже получится, если глава армии Аст-Ахэ о чем-то сейчас догадается. Всё обойдётся без Руско. И пряжкой в затылок − это же быстро, правда?.. А значит, почти не больно…       В последний момент Гили вспоминает свой самый частый кошмар. Иногда в огонь падал только Берен, иногда − они оба… А теперь погибает только он, оставляя князя один на один с пламенем и дымом. Закончить сравнение Руско не успевает: мысли почти привычно прекращают звук удара и резкий треск.              Боли всё нет. Гили кажется, будто вечность проходит перед тем, как он решается приоткрыть глаза. Илльо стоит неподвижно, всё такой же бледный. А потом складывает ремень вчетверо и кидает на кровать. Молча отворачивается к столу и шумно выдыхает, опираясь на него обеими руками. Гили переводит взгляд вниз. Кусок простыни лоскутом свисает с края кровати: на огромной скорости угловатая пряжка зацепилась углом за ткань, разорвав её. Верхний мешок матраца тоже порван, и сено проклевывается в широкой дырке, начинающейся в каких-то двух пядях от Руско. Илльо в последний момент отвёл руку.       Воин тяжело дышит, наклонившись над столом − ждёт, когда сможет слышать хоть что-нибудь кроме стука крови в ушах. Нехотя ярость уходит, уступая место противной слабости. Руки дрожат, подгибаются в локтях, и Илльо падает в кресло, роняя на них голову.       − Скажи, Руско, ты совсем дурак? − говорит он устало. − Я был готов убить тебя… И я почти это сделал.       − Бываю иногда, − хрипит Гили и кашляет: пересохшее горло не желает издать ни звука. − Почему?.. Вы были бы правы.       − Не знаю. Ты хотел жить. Но слишком честно был готов и ответить за то, что сказал... Если бы кричал или пытался удрать − наверное, убил бы...       Гили свешивает ноги с кровати. Солому на полу они с Илльо теперь разглядывают вместе. Какое-то время гнетущую тишину нарушает лишь треск поленьев.       − А вы это серьёзно? − не выдерживает Гили в конце концов. − Ну, то, во что я… Я бы в жизнь так не сказал, если бы хоть подумал, что это может быть правдой! Представляю, как было обидно...       − Обидно? Обидно?! − срывается Илльо, но снова роняет голову на руки. − Ты то нарываешься на грубость, то становишься тише воды, то всё это разом. Я боюсь сам себя, потому что мне впервые хочется отхлестать человека ни за что − и много чего ещё натворить, − и изо всех сил держу себя в руках… И на всё на это ты ничтоже сумняшеся сравниваешь меня с Кайристом! Обидно… Да Берен за меньшее самому Кайристу шею свернул, не побрезговал. Вот что мне делать-то с тобой теперь, идиотом таким?       Гили глубоко выдыхает, словно решаясь на что-то. Скидывает с плеча диргол и вылезает из расстёгнутой накидки. Тихо складывает их на кровати и подходит к креслу Илльо. Ждёт, пока наместник поднимет на него взгляд. И расслабляет шнуровку ворота у рубашки.       − Если всё, что вы сейчас сказали, правда, − говорит он совершенно серьёзно, − то не мне объяснять вам, что со мной делать. Вы не Кайрист, господин Ильвэ. А я действительно отвечаю за свои слова.       Одной рукой наместник Дортониона так сжимает подлокотник кресла, что белеют пальцы.       − Я давал обет безбрачия, Руско. Ты не знал, поэтому я не в обиде, но…       − Я не девушка, господин Ильвэ, не потребую от вас брака. Но решаете вы. Мне просто показалось, что вам это нужно.       Руско отходит к камину и протягивает к огню руки. Когда парень прощался с жизнью, кровь будто застыла в жилах заранее и не очень-то хочет восстанавливать бег. Гили растирает ледяными ладонями запястья и борется с желанием сунуть их прямо в огонь. Мягко подойдя по соломе, Илльо перехватывает горячей ладонью одну его руку.       − Ты сам-то хочешь этого? Или тебе просто кажется, что ты должен? Мне это нужно, но я не собираюсь ловить тебя на слове. И не сделаю ничего, если ты не…       − Проверьте сами, господин Ильвэ, − пожимает плечами Гили, разворачиваясь лицом. Неловко улыбается и кладёт ладонь Илльо себе на ключицу, слушая, как тот шумно втягивает носом воздух. − Меня беспокоит только то, что мы оба в этом деле ничего не понимаем. Но я замёрз, а вы тёплый и нравитесь мне. Я не против попробовать.       Наместник Дортониона ведёт ладонью вдоль ключицы паренька, переходит на веснушчатую шею и в шутку вертит его лицо, сжимая пальцами острый подбородок. У Гили тонкая и светлая кожа, свойственная всем рыжим, но лицо побито оспой и сильно обветренно. Илльо всё равно. Руско так послушно покоряется руке и так упрямо смотрит почти чёрными глазищами, что всё остальное становится неважно…       Проведя языком по сухим от ветра губам паренька, полуэльф чувствует себя малолетним дурачком, впервые дорвавшимся до поцелуев. Это странно, неловко и очень непонятно. Тело, такое удобное в битвах, вдруг становится деревянным и будто не понимает, что от него требуется. Руско отвечает охотно, но так же неумело. Они то и дело сталкиваются носами и попадают языками по зубам, не в состоянии настроиться друг на друга. В конце концов, Илльо надоедает. Он запрокидывает голову парнишки, удерживая за волосы, и забирается в его рот языком так глубоко, как только может, наводя в нём свои порядки.       Гили в его руках стонет так, что ещё немного − и Илльо, не сдержавшись, возьмёт его прямо сейчас, на грязной соломе у этого чёртового камина. Эта мысль отрезвляет. Полуэльф отрывается от мальчишки и даже почти не теряет ход мыслей, встретив его плывущий взгляд.       − В замке есть баня. От меня так разит лошадьми, что волки Болдога смотрят голодным взором. Как ты на то, чтобы пойти помыться?       Судя по выражению лица Руско, парень готов сейчас идти за Илльо хоть ко внешнему морю.       − А… Тхуринейтель?       − А Тхуринейтели придётся найти себе другую жертву. Ты уже мой. Ясно?              Гили просыпается с наместником Дортониона под одним одеялом. Сквозь плотную занавеску вокруг кровати (название этой штуки, нужной для тепла, парень не может вспомнить) уже пробивается свет, но Илльо, похоже, и не думает вставать. Он дышит медленно и неглубоко, а лицо у него даже во сне кажется очень довольным.       Гили невольно вспоминает, как выгибался под ним сначала в купальне, а потом здесь, на этой самой кровати… Вопреки его опасениям, Чёрный рыцарь достаточно знал о том, что и как нужно делать. И хотя им обоим сначала было страшно и хотелось провалиться под землю от смущения, в итоге оно того стоило.       Спать в обнимку оказалось неудобно, поэтому они с Илльо просто держались за руки. Руско проводит большими пальцами по крепким и тёплым ладоням мечника. Удивительно, как одни и те же руки могут и удерживать так крепко, что не вырваться, и гладить так нежно, что хочется стать котом и больше никуда не уходить.       Не уходить… Илльо уже много раз предлагал уйти с ним в Аст-Ахэ − и ночью тоже. Казалось бы, согласись − и расставаться не придётся. Он выучится, станет таким же сильным и красивым, как Илльо, будет ему ровней... Гили бросает взгляд на лицо полуэльфа и закрывает глаза. А потом осторожно, чтобы не разбудить вчерашнего партнёра, вылезает из-под одеяла.       Илльо действительно нравится Руско. Но пойти с ним означает бросить Берена, Финрода, Айменела… И каждый раз, видя эльфийские черты лица любовника, представлять друзей в подвале Тол-ин-Гаурхот.       Да к раугам её, такую любовь!       Свет бьёт в глаза так же, как ночь из ночи бил в лицо огонь пожара. Гили запоздало понимает, что в этот раз он снова был в подземелье. Берен всё так же лежал за стеной из прутьев, и некому было вытянуть Гили из огня. И всё закончилось, не успев начаться. В дальнем конце коридора, заметил Руско, балки потолка прогорели сильнее. Задыхаясь от дыма, он бежал к ним − и был на месте как раз когда потолок с грохотом рухнул перед ним, и можно было влезть по обугленным брёвнам наверх, к свежему воздуху. Гили не знал, что окажется там, но упрямо лез, обжигая колени и ладони, шипя от лопающихся на коже ожоговых волдырей... Это был единственный выход − наверх, и времени было мало. А наверху оказались эльфы. Он позвал их за собой в пекло, к Берену, и решётки расступились перед Старшим народом. Стоило последнему эльфу выйти обратно, как здание рухнуло позади. Впервые − не на голову…       Руско аккуратно садится на кровати, стараясь не потревожить Ильвэ, и поспешно обувается. Помощь эльфов − на это ли рассчитывает Берен? Но всё упирается в дату выхода Чёрных… Значит − предугадать, когда прогорят балки?       Вдруг Гили приходит идея, что Берен неспроста послал его к Илльо. Вряд ли князь мог и подумать о том, во что это выльется, и уж наверняка не хотел от оруженосца только этого… Илльо ехал откуда-то, когда подобрал его в лагере Риана. Может ли быть так, что он уже знает время?       Дрожа от утреннего холода и с тоской оглядываясь на длинный балдахин, Гили начинает нарезать круги по комнате. В какой-то момент взгляд его падает на стопку бумаг, на которых что-то вчера строчил Ильвэ. О, если Берен хотел от него этого, то разумнее было бы послать подзаборную кошку. Выросший в деревне, Руско и мечом-то едва владеет − уж совсем не грамотой...       Гили берет верхний лист из стопки и вскоре разбирается, где у него верх. По внешнему виду записей он догадывается, что это письмо: Гили видел много писем раньше, и все они походили друг на друга скоплениями букв. Вот обращение к кому-то в левом углу, вот дата в правом, вот какой-то текст посередине и подпись внизу листа… Интересно, если умыкнуть одно, чтобы отдать Берену, Илльо заметит?       Руско сравнивает листы друг с другом. Кое-какие слова в них различаются, но в целом наборы букв очень похожи… Значит, одно содержание разным людям, а не одно длинное письмо какому-нибудь Саурону. Пожалуй, если Илльо недосчитается какого-то письма, он сможет много чего заподозрить. Эльфы ведь ничего не забывают…       Гили с тоской смотрит на перо и закрытую чернильницу. Он мог бы попытаться перерисовать непонятные ему значки и понадеяться, что Берен сможет их разобрать. Но сколько времени на это потребуется − полчаса, час? Илльо успеет два раза проснуться и застать его за этим делом. Кусая губы, Руско рассматривает чернильницу и перья − те с металлическим наконечником, а не обычные гусиные. Начальник армии Хэлгор может позволить себе не скупиться на хорошие пишущие принадлежности, которые будут служить долго…       Да вот же оно − решение! Металлическое перо прожимает тонкую бумагу, оставляя едва заметный след на следующем в стопке листе. Гили осматривает верхний лист из пустых и различает на нём спасительные вмятинки. Кажется, он впервые обращается с бумагой так бережно, когда складывает случайную копию письма себе за пазуху.       Больше Руско в этой комнате делать нечего, но он позволяет себе одну слабость прежде, чем тихо выскользнуть за дверь. Чуть отодвинув занавеску кровати, он осторожно гладит чёрные волосы Илльо. Они нравились ему внешне ещё с тех пор, как он отдыхал на рыцаре взглядом, а на ощупь вчера понравились ещё больше. Пожалуй, нехорошо уходить вот так, втихаря, но выбора нет: передать листок Берену, когда проснётся Илльо, шансов будет мало… Руско проводит большим пальцем вдоль линии бровей полуэльфа − в последний раз... В голову лезет всякая чепуха, и паренёк резко отворачивается. Вчера он испытывал страсть, сегодня нежность, но ничто из этого само по себе − ещё не любовь.       Напоследок Руско закрепляет диргол на плече верёвкой и снимает с него свою фибулу − незатейливую, и, может, потому узнаваемую. Он греет металлический кругляш в руке − дольше, чем было бы нужно... "Я не готов ради тебя забывать всё своё прошлое, и ты не сделаешь того же для меня. Но если б мы служили одним силам, я бы не пожалел для тебя жизни. Будет удача − свидимся на Западе"...       Руско знает, что Чёрный рыцарь умеет читать в сердцах − не в вещах. Но, закалывая фибулу на ремешке перевязи полуэльфа, парень надеется: Илльо поймёт.       В большом зале замка Берен заливает в себя красное вино, едва не падая со стула. Сутулая служанка подбирает пустые бутылки и тихо уходит, оставляя его в одиночестве. Гили тенью просачивается в дверь вместо неё, и князь хмуро ему кивает.       Гили старается не смотреть на шею Берена, бинты на которой уже пропитались свежей кровью. Он рассказывает про встречу с Маэдросом тихо, смотря себе под ноги. Тихо показывает листок из-под письма Илльо. Тихо ждёт, пока Берен доковыляет до камина и, едва касаясь, проведёт по нему испачканной сажей рукой, проявляя вмятинки. И тихо кивает, когда Берен вычитывает дату выхода Чёрных войск и велит ему срочно мчаться к Эйтелингам.       То, что предположения насчёт важности писем оправдались, радости Руско не приносит.                     Илльо бился с Береном в поединке, на маленьком островке посреди реки. Говорят, он был ранен в бедро и призывал силу Моргота, чтобы не испытывать боли. Говорят, Илльо умер как человек, когда Берен пронзил его мечом в челюсть, не дав сказать чёрные слова и отдать Морготу душу. Да много чего ещё говорят...       Гили этого своими глазами не видел. Гили приобнял коня и уставился в его рыжую гриву, когда Илльо начал теснить Берена, ещё конный. После он долго думал про себя дурное, да и перед горцами уже тогда было бы стыдно, скажи ему кто хоть слово. К счастью, всем было не до того: Бретильские Драконы то громко подбадривали ярна, то так же громко за него волновались. А Гили молча смотрел коню в гриву: удары Берена резали его сердце немногим меньше, чем выпады Чёрного рыцаря.       Руско бы ни в жизнь не потревожил князя вопросом: в сражении тот был и сам ранен, да и без разговоров хватало хлопот. И тем не менее, вечером следующего после сражения дня Берен сам находит его, отдыхающего на сухой траве, и измождённо садится рядом.       − Я не знаю, что случилось между вами с Илльо, когда я послал тебя к нему в Каргонде. Но мне показалось, что это твоё…       Простенькая фибула витым кольцом блестит на ладони Берена в лучах заходящего солнца. Наверное, тот снял её с перевязи, когда упал на лежачего Илльо вместе со своим последним ударом... Гили замирает. Значит, полуэльф всё-таки оставил её на память?..       − Спасибо. Моё.       Берен хмуро молчит, наблюдая, как Гили прячет заколку в карман вместо того, чтобы прицепить на диргол обратно.       − Осталось ли что-то, чего я ещё не знаю, хотя должен?       В серых глазах Берена Гили видит сочувствие и недоверие. Нет, князь не допускает и мысли, что Гили мог бы предать его. Скорее ему сложно представить, в каком случае военачальник Аст-Ахэ и менестрель-оборванец могли обменяться фибулами. Гили прыснул бы со смеху, если б на душе не скребли так кошки: у него не повернётся язык сказать ярну правду, а Илльо… Илльо уже никому ничего не скажет. На этом свете − точно.       − Нет, ярн. Но есть кое-что, что я хотел бы спросить, − признаётся парень, и Берен кивает с усталой серьёзностью. − Тот, кто умирает как человек… Что ждёт его перед тем, как душа уйдёт туда, куда никто не знает?       − Никто не возвращался, чтобы сказать… Я думаю, всё-таки в Мандос. Нужно же где-то представать перед судом Намо.       − И что, люди собираются там?       − Суд Намо − личное дело каждого. Но кому-то, эльфы говорят, за Гранью суждено встретиться. Это ты хотел узнать? Костровые россказни?       Руско знает Берена достаточно, чтобы понять: тот не злится, а грубит от досады. Вопросам чести, долга и смерти князь посвящал достаточно мыслей, и надумал явно больше, чем сказал сейчас, но всё же не мог знать наверняка. И Берена тяготила эта неизвестность. Гили − давала надежду.       Времена неспокойные. Никто не знает, сколько ему жить и как, и где. Руско любит эту жизнь, даже так: впроголодь, в вечных походах, в неуверенности, наступит ли завтрашний день. И всё-таки теперь Руско не так боится и смерти. Нагретый металл фибулы оттягивает карман. Почему-то верится, что та последняя Грань сотрёт все деления − и на Западе Гили будет, кого искать.