Тот, кто хочет — по итогу сделает намного больше того человека, который может.
— Колено в сторону. Локоть. Выпад влево. Нет, не так, — Чонгук резко выравнивается и с недовольным видом ловит взгляд Чимина в отражении. — Рука должна быть параллельно полу. — Давай ещё раз, — Чимин сосредоточенно кивает, продувая мокрую чёлку. — На семь-восемь. — Семь-восемь! — командует Чонгук и, не давая ни секунды на передышку, повторяет связку движений с самого начала. — Раз-два-три-четыре, — отсчитывает громко. Ноги и руки напряжены до предела, движения чёткие, отточенные, словно они не одни в пустом танцзале, а на отчётном концерте перед всеми преподавателями. — Там-там-там-там. Чимин путается в последовательности в самом элементарном месте, сбивается с ритма и, психанув, уходит в сторону и падает на пол возле зеркала. — Ты меня загонял, — обиженно бубнит, откручивая от бутылки крышку. — Совсем меня не жалко? Я всё-таки первый день после больничного. — Какого больничного? — Чонгук фыркает, придирчиво разглядывая своё покрасневшее лицо в отражении. — Три недели без причины провалялся на кровати. — Перелом теперь не причина? — Трещина. — А для тебя перелом — это только если обломок кости торчит наружу? Чонгук напряженно надувает щёки и медленно выдыхает, думая о том, что со стороны Чимина было слишком безрассудно начинать учиться кататься на скейте за полтора месяца до важнейшего мероприятия, от которого зависит будущее Чонгука. Чимин понимающе заламывает брови и хлопает по паркету возле себя, чтобы тот, наконец, успокоился, перестал загоняться и присел. — Себя ты тоже не жалеешь. — Как я могу расслабляться сейчас? — Чонгук падает рядом на скрещенные ноги. — Времени совсем нет. — В запасе ещё три целые недели, — с нажимом произносит Чимин. — Я всё наверстаю, обещаю. Если, конечно, тебе не приспичит менять в последний момент трек или хорягу. Замечание справедливое — Чонгук уже два раза менял музыку для их выступления и помимо этого каждый божий день пытается усовершенствовать хореографию, добавляя всё новые сложные элементы. Она без шуток видится ему во сне. А всё потому, что будущий танцевальный экзамен значит для него слишком много. В своём маленьком городке Чонгук был лучшим из худших. Это комфортная позиция, поднимающая самооценку до небес, которая устроила бы большинство людей в его окружении, но не его самого. Он увлекался танцами сколько себя помнит, но лишь в четырнадцать лет понял, что это может стать делом всей жизни, когда тренер в их крохотном танцевальном коллективе однажды после тренировки попросил Чонгука задержаться и сказал, что ему нельзя хоронить свой дар в Санджу. Для этого придётся безмерно много работать, покинуть родной дом, друзей, придётся помимо учёбы подрабатывать, чтобы помогать родителям оплачивать дорогостоящее обучение, но в случае успеха все прожитые трудности и лишения будут казаться незначительными. Чонгук загорелся этой идеей, начал заниматься ещё усерднее и уже через два года переехал в Пусан, поступив на первый курс академии искусств. На первых порах он сильно переживал, что не сможет соответствовать уровню подготовки учебного заведения, где обучаются самые талантливые танцоры со всей страны. В его прежнюю танцевальную группу по хип-хопу принимали всех без разбора — и мальчиков, и девочек, и детей, и подростков, и чрезмерно худых, и до неприличия полных — кто не был способен даже присесть без одышки, куда уж там танцевать сложную хореографию под быстрый бит. Но каково же было его удивление, когда он начал узнавать об устройстве мира больше. Вот Чимин, к примеру. Он вообще не расстроится, даже если его отчислят. Для него танцы — хобби. У его родителей налаженный бизнес, связанный с покупкой подержанных автомобилей в Японии и с дальнейшей продажей их заграницу, и они вообще не парятся, даже если их сын будет искать себя в жизни лет до семидесяти. Хосок и Намджун помимо танцев углублённо занимаются вокалом. Сокджин посещает курсы актёрского мастерства и мечтает сниматься в кино, а танцы для него — веселый способ поддержания себя в форме. Кроме Чонгука никто не видит себя исключительно танцором, у каждого имеется дополнительная подушка безопасности. — Пошли поедим, — Чонгук решительно поднимается на ноги и за руку тянет Чимина наверх за собой. — Я голодный как волк. — Вот видишь, — тон Чимина нравоучительный. — Только когда остановился на минуту, сразу понял, что устал.*****
— Хочу кимпаб с крабом, веганский суп с тофу и два блинчика с бананом и Нутеллой, — произносит Чонгук мечтательно. Он из тех, кто не может полноценно функционировать на пустой желудок. — Ваш заказ принят, ожидайте, — отвечает Чимин с ухмылкой, за что получает шутливый толчок локтем. Они идут по шумному коридору в направлении кафетерия — Чонгук кивает и дежурно улыбается практически каждому встречному студенту. На людях он не показывает, что его может что-то волновать или тревожить, на лице маска, демонстрирующая сто процентов уверенности. У него много друзей и ещё больше знакомых, которых скорее можно отнести к разряду поклонников, потому что у большинства из них Чонгук не знает даже имени. Возле стенда с важными объявлениями стоит горстка людей, и Чонгук, не задумываясь, идёт к ним, потому что со дня на день там должны появиться даты выступлений. — Двадцать седьмое и двадцать восьмое мая, — озвучивает вслух Чимин. — Ну, неплохо. Чонгук достаёт телефон, проверяет по календарю. — Нас поставили в четверг, — восклицает он недовольно. — А пернатых в пятницу? Какого хуя? — Чонгук-хён раздавит этот курятник, — гордо заявляет какой-то низкорослый первогодка. — Да ладно тебе, неважно, — говорит Чимин, пытаясь оттащить его от толпы, которая готова завестись с пол-оборота, если Чонгук начнёт развивать тему. — Как это «неважно»? — возмущению Чонгука нет предела. — Тех, кто будет выступать в первый день — тупо не запомнят. — Значит будем стараться, чтобы запомнили. Чимину легко рассуждать. На отчётном концерте помимо преподавательского состава академии будет присутствовать ректор Сеульского института искусств, крупнейшего в стране учебного заведения для будущих актёров, певцов и танцоров. Ещё в марте прошёл слушок, что это не визит вежливости — он хочет отобрать лучших из лучших и предложить им места стипендиатов в столице. Чонгук, чьи родители вынуждены выкладывать круглую сумму на обучение каждый семестр, живёт этой идеей второй месяц. Он не из тех, кто упускает подобные судьбоносные шансы. Из его друзей никто не претендует на это место, поэтому они и согласны участвовать в танцевальной команде на второстепенных ролях. А вот пернатые… Классические танцоры, если говорить точнее. Ещё два года назад Чонгук относился к этому отделению благосклонно и положительно. Балерины часто оказывались в его постели или он оказывался в их, если с соседями по комнате в общежитии не удавалось договориться. Они милые, миниатюрные, гибкие и стройные, хотя последнее больше минус — все классические танцовщицы плоские что спереди, что сзади, да и в сексе не особо изобретательны. Но Чонгук никогда не жаловался — быстро снимал напряжение и даже не оставался ни с одной до утра. Всё изменилось, когда в новом учебном году в их исключительно женском коллективе появился парень. О нём стали говорить все: от сокурсниц до технических работников академии. Мальчик, увлекающийся классическими танцами. Звезда академии, мечта каждой девушки и заноза в заднице Чонгука. Ему не давало покоя всеобщее помешательство вокруг этого Ким Тэхёна. Всё внимание, которое всегда доставалось одному Чонгуку, вдруг в один момент перешло к нему. Тэхён перетянул на себя одеяло обожания, не прилагая к этому никаких особых усилий. Тогда-то Чонгук и начал присматриваться и анализировать вещи, которым никогда раньше не придавал значения, и которые впоследствии сильно пошатнули его восприятие справедливости. Во-первых, все без исключения студенты-классики получают стипендию. Во-вторых, Чонгуку хватило и во-первых, чтобы на фоне зависти начать их всех открыто ненавидеть и настраивать против них остальных. А когда однажды в балетном классе он заметил на стенах плакаты с изображением девушек в пышных пачках, чьи головы были украшены белыми перьями — в его голове родилось это прозвище: пернатые. Оно разошлось по академии стремительно и быстро приобрело негативный окрас. С тех самых пор все танцоры разделились на два лагеря и перестали общаться. По прошествии полутора лет уже никто и не вспомнит, из-за кого началась война и кто её развязал, но Чонгук помнит всё до мелочей. Чонгук жуёт кимпаб, потягивает через соломинку апельсиновый сок и между делом лениво блуждает взглядом по кафетерию в поисках знакомых лиц. По утрам до начала занятий здесь почти нет посетителей, большинство студентов забегают купить кофе на вынос, максимум — сэндвичи. Даже вкусная еда не помогает отвлечься: он никак не может успокоиться из-за вывешенного расписания предстоящего отчётного концерта. Это слишком несправедливо. Чонгук занимается в танцзале по восемь часов в сутки шесть дней в неделю, танцует до седьмого пота и до судорог в мышцах, сам ставит хореографию, добивается абсолютной синхронности движений в команде. И он видел, как тренируются в балетном зале — выгибают спину, приседают, тянут ручки к небу под медленную музыку. Это танцы или йога для беременных? Ничего сложного, ничего выдающегося. Они не потеют и не устают в отличие от него, Чонгука. Спасибо тем, кто придумал сделать в классе классического танца прозрачную дверь, чтобы вся эта чудовищная несправедливость вылезла наконец наружу. Он не подглядывал за ними целенаправленно, нет, просто никогда не видел вживую парней в бежевых лосинах, обтягивающих тело второй кожей. А когда увидел Тэхёна — завис. И потом ещё раз завис, когда наблюдал за тем, как тот машет ногами свои батманы. Стоя перед зеркалом, держится руками за станок, как за жёрдочку и любуется своим отражением. Прям как попугайчик. С тех самых пор Чонгук зависает регулярно при любой удобной возможности. Слава богу, свет из окон в балетном зале светит прямо на дверь и изнутри создаёт зеркальный эффект, из-за чего подглядывать можно незаметно. Чонгук на автомате оборачивается к вошедшей в кафетерий компании и зависает. Вспомни его — вот и оно, как говорится. Тэхён появляется в окружении подруг с курса, размеренным шагом проходит к холодильнику с напитками, достаёт бутылку газированной воды и несёт на кассу. Он всегда покупает только её, выпендрёжник хуев. На нём опять его любимые классические кофейные брюки свободного кроя, которые ему абсолютно не идут — он мог бы с лёгкостью уместиться в одной лишь штанине. Бесформенная кремовая рубашка на пять размеров больше заправлена в брюки, ткань собирается складками на рукавах, и даже расстёгнутые верхние пуговицы не открывают ни единого лишнего сантиметра. Даже косточек ключиц не видно. Чонгук с досадой вздыхает. Он и сам любит нарядиться в бесформенные чёрные шмотки, но ему хотя бы позволяет телосложение: широкие плечи и накачанные бёдра ими не скрыть. Тэхёна же подобная одежда просто уродует. Она не подчеркивает ни единого его достоинства, а скрывать недостатки ему нет необходимости. У него их попросту нет. Тэхён красивый, статный, грациозный, утонченный, сексуальный, благородный, возвышенный, сдержанный, обворожительный, притягательный… Да Чонгуку с таким богатым словарным запасом надо было идти в филологи, а не в танцоры, не иначе. Тэхён ставит бутылку на прилавок, убирает руки в глубокие карманы, улыбается стоящей рядом девчонке. Чонгук искренне ненавидит всё классическое. Скучную классическую музыку, которую они изучают на уроках истории искусства, убогие классические танцы, которые отчего-то ценятся больше, чем сложные современные, уродующую классическую одежду, которая прячет от его глаз соблазнительные изгибы, и даже тесные классические презервативы ненавидит. А что такого? Ничего не поделать — его дружку в таких некомфортно. — Будешь продолжать облизывать Тэхёна глазами — у тебя слюни начнут на стол капать. Чимин кладёт телефон на столик и лениво подпирает голову кулаком, изучающе переводя взгляд с одного парня на другого. — Эй, ничего я не облизываю. Чимин, ясное дело, не верит, сжимая губы в насмешке и изображая «ага, по тебе прям не видно». Он давно что-то подозревает, но не спрашивает прямо, а Чонгук не дурак признаваться чистосердечно во всех смертных грехах. Поэтому ему ничего другого не остаётся, как сыграть грязно, чтобы другу впредь было неповадно подкалывать его на болезненную тему безответной симпатии. — Сомин красотка, — произносит он наигранно беззаботно, ловко балансируя на задних ножках стула. — Я бы её трахнул. Чонгук давно заметил, что эта маленькая пташка ему небезразлична. Сомин всегда крутится рядом с Тэхёном, улыбается ему во весь клюв. Чонгук был бы рад, чтобы Чимин увёл её от него подальше. — Трахнешь её — и я трахну тебя, — Чимин, моментально забывая о Тэхёне, напрягается, защищает свою территорию. — И твоей заднице это не понравится, обещаю. — Э нет-нет, — лыбится Чонгук гаденько. — К моему чёрному входу никому не суждено подобраться. — Пока ты называешь свою задницу входом, — парирует Чимин, — у меня для тебя плохие новости. — Эй, пернатый! — кричит Чонгук через всё помещение и чуть ли не хрюкает от удовольствия, когда Тэхён оборачивается на голос и смотрит прямо в его сторону. Вот это да, пташка приучилась отзываться на прозвище. На его прозвище. Сердце от этой мысли сладко стучит между рёбрами. А в следующий момент Чонгук вскидывает руку и демонстрирует средний палец. Тэхён равнодушно отворачивается. — Ну ты и придурок, — сообщает Чимин обречённо. — Лучше бы пригласил его куда-нибудь. — Куда его можно пригласить, на озеро уток кормить? — Чонгук ощетинивается, притворяясь равнодушным. — С лебедями плавать? Отбирать в парке хлеб у голубей? — Ты заигрался, Чонгук, — осуждающий взгляд друга портит весь настрой. — Классиков теперь даже некоторые преподы пернатыми называют. — Ну и пусть, мне-то что? Чонгук играет бровями, раскачиваясь на стуле с лицом «ну не молодец ли я»? Пернатый отходит от кассы кафетерия с бутылкой бонаквы. Они мельком переглядываются с Чимином, здороваясь глазами, Тэхён ему едва заметно кивает. Чонгук не следит за ними, но всё равно это замечает. Чонгук знает, что за стенами академии Чимин и Тэхён общаются. А знает ли Чимин, что Чонгук знает, что они с Тэхёном тайком общаются? Скорее всего — да. А знает ли Тэхён, что Чимин знает, что Чонгук знает, что Чимин с Тэхёном тайно дружат? Сегодня этому вопросу суждено остаться без ответа, потому что Чонгук не собирается вскрывать ящик Пандоры, последствия которого его зацепят сильнее всего. Сейчас в его мыслях только отчётный концерт, и нет места ни для каких Тэхёнов. Местные Ромео и Джульетта могут спать спокойно. Чонгук убирает за собой столик, улыбается своим нелепым мыслям. Какие-то шекспировские страсти, не иначе.*****
— Я не понял, ты сейчас где? — В приёмной в госпитале, — говорит Чимин осторожно, еле шевеля губами. — Я поскользнулся в душе и, кажется, у меня снова перелом в том же самом месте. Чонгук падает спиной на кровать, прижимая телефон к уху, смотрит в потолок немигающим взглядом. — Ненавижу тебя, — произносит безжизненным голосом. — Нахрен ты в душ вообще полез? Субин, его сосед по комнате, исподлобья косится на Чонгука со своей кровати. — Не знаю. — Это может быть не перелом? — Снимки уже у врача, — Чимин тяжело вздыхает, — я ожидаю его в коридоре. На фоне его голоса слышится какой-то шум. Оба замолкают, на линии повисает тишина. Это лютый пиздец. Чонгук не знает, что говорить. Он не бесчувственная сволочь, ему жалко Чимина, которому наверняка и без его недовольства больно и обидно, но себя в этой конкретной ситуации Чонгук жалеет сильнее. Он чувствует в случившемся и свою вину, потому что сам настоял, чтобы Чимин снял с ноги фиксирующую повязку на целую неделю раньше установленного срока. Да как же так? Молодое тело, молодые кости. Такого не должно было произойти. — И что мне теперь делать? — спрашивает безжизненно через несколько минут обоюдного молчания Чонгук. Чимин долго думает перед ответом, а затем неуверенно предлагает: — Можете выступить вчетвером. — Не можем. Мы не можем! — он злится, потому что Чимин постоянно делает вид, что не понимает очевидных вещей. — Для этой хореографии обязательно нужен клин из пяти человек в три полосы. В этом и есть весь смысл, что нужно пять человек. Не четыре, не три, не шесть. — Найди кого-нибудь на замену, — продолжает выдвигать предложения Чимин. — За две недели до выступления? — Чонгук округляет глаза, будто слышит дикую чушь, хотя на самом деле так это и звучит. Субин засовывает в уши наушники и мигом ретируется из комнаты. — Кто согласится на это? Половинить свои репетиции ради помощи мне? Все уже давно занимаются своими проектами, никому из наших не будет никакого дела до меня и моих проблем. — Попроси Тэхёна. — И как я сразу не подумал об этом? — Чонгук издаёт нервный смешок, внутренний спидометр сарказометра зашкаливает. — Блестящее решение, и почему я сам об этом не подумал? Сейчас же позвоню ему, договорюсь о встрече в зале, ой, подожди сек, у меня же нет его номера! Если бы был, я бы прямо сейчас набрал. — Чонгук, — перебивает Чимин устало. — Я серьёзно тебе говорю. — А я по-твоему смеюсь? — он рывком садится на кровати. — К чему ты вообще решил приплести к разговору пернатого? — Потому что Тэхён, — выделяет он имя, — не будет выступать в один день с нами, это первое, и я уверен, это второе, что он без проблем согласится подменить меня, если ты обратишься к нему нормально. — Да он не танцор даже! — Чонгук умолкает, чтобы дать Чимину возможность оспорить сказанную реплику, но тот благоразумно молчит и только шумно выдыхает в микрофон телефона. — Ты же считаешь себя профессионалом, — обезоруживает одной фразой. — Будущий хореограф. Что, за две недели не обучишь танцора хореографии, которую при большом желании можно освоить за пару суток? — Он не станет со мной разговаривать, — Чонгук отбрыкивается уже не так активно. — Наверняка он даже имени моего не знает. — Знает он всё. — У меня нет его контактов. — Я тебе отправлю. Чимин шуршит чем-то в телефоне, а потом быстро тараторит «Меня зовут, пока» и отключается, оставляя Чонгука одного. С потными от нервов ладонями. Через полчаса присылает фотографию правой ноги в фиксирующем сапоге, грустный стикер с щенком и никнейм Тэхёна в мессенджере. Вот так просто. Пожалуйста, Чонгук, унижайся перед пернатым самостоятельно, если хочешь получить желаемое. Если бы Чонгук недельной давности знал, что в скором будущем будет нуждаться в помощи Тэхёна, он хотя бы воздержался и не показывал ему тогда в кафетерии фак. По большому счёту Чонгук не делал ему гадостей, не оскорблял, не унижал. Дразнил, да. Придумал прозвище, да. Но всё это напускная реакция, потому что Ким Тэхён не оставляет никого равнодушным. Чонгук подскакивает с постели, прыгает на стул и, подкатив на колёсиках к письменному столу, открывает пустое диалоговое окно и впадает в ступор, потому что без понятия, с чего начать разговор. jjFleX07: ✌🏻 Чонгук, как самый настоящий мудак, не придумывает ничего лучше, чем отправить вместо человеческого приветствия грёбаный смайлик. Смайлик! Тэхёну! И то какой-то ущербный, не улыбочку даже и не добродушную подмигивающую мордашку. Лучше бы стикер жалобного щенка с соплёй в носу отправил, это бы и то в лучшей степени отразило его внутреннее душевное состояние. Он понимает прекрасно, что на этом их диалог скорее всего и закончится, так и не начавшись, потому что сам Чонгук, будь он на месте Тэхёна, не стал бы ничего отвечать. Опыт в этом у него имеется богатый. milkwayV: привет Глупая улыбка расползается по лицу. От одного слова. Чонгук сползает ниже по креслу, как сливочное желе, зарывается подбородком в ворот футболки и, подхватив горловину зубами, начинает её пожевывать. Боже, как же хорошо, что таким его не видит никто. jjFleX07: это Чонгук Нужно срочно взять себя в руки и включить адекватность. Всё-таки он пишет ему с деловой просьбой, не на свидание зовёт. jjFleX07: из академии milkwayV: привет, Чонгук Всё, тупик. Слишком неожиданное развитие событий! Он языком выталкивает изо рта футболку, садится ровнее. Сначала надо было продумать речь, а потом писать. Но у Чонгука всегда так. А сейчас он паникует. Ему следует разговаривать с Тэхёном так, будто они знакомы? Или делать вид, что нет и начать знакомиться? Они знают друг о друге лишь заочно и ни разу не перемолвились даже парой слов. Чонгук делает вдох и как на духу набирает всё разом в одно сообщение. jjFleX07: 27 мая у нашего курса будет отчётный концерт. Мы с группой подготовили выступление, но сегодня один из танцоров повредил ногу и не сможет выступать. Курсор продолжает мигать, но Чонгук, не осмеливаясь написать всё сразу, жмёт «отправить». milkwayV: знаю milkwayV: Чимин мне писал А Чонгук знал, что они общаются! jjFleX07: он сказал, что я могу обратиться к тебе за помощью jjFleX07: ты сможешь выступить с нами в четверг? jjFleX07: вместо Чимина jjFleX07: если, конечно, хочешь jjFleX07: хореография поставлена полностью jjFleX07: уверен, за две недели её можно разучить даже с нуля Тэхён читает все сообщения, но ничего не отвечает. Чонгук жалеет о необдуманном порыве. Изначально было плохой идеей — вторгаться к чужому человеку со своими проблемами. Пернатый не захочет им помогать. И вместо прямого отказа ему достаточно будет ответить, что у него нет на это времени. milkwayV: завтра с 9 до 11 в моём танцклассе Чонгук сначала чуть не подпрыгивает на месте от радости — Тэхён согласился, но сразу же расстроенно опускается на землю. jjFleX07: у меня завтра важные пары jjFleX07: смогу только к 12 milkwayV: я говорил про вечер) Чонгук непроизвольно округляет глаза. Тэхён предлагает репетировать танцы ночью? Вдвоём. В пустой академии. У него от неприличных мыслей начинает дёргаться нога. jjFleX07: а зал разве не закрыт в это время? milkwayV: закрыт milkwayV: у меня есть ключ У Чонгука глаза блестят от восторга. Как через обыкновенную переписку можно ловить такие краши? jjFleX07: это круто jjFleX07: тогда до встречи jjFleX07: в девять jjFleX07: спасибо milkwayV: ✌🏻 Чонгук улыбается смайлику, поджимая смущённо губы, будто Тэхён только что не вышел из их диалога не попрощавшись, а совершенно очаровательным образом с ним флиртовал.*****
Чонгук приходит в академию на пятнадцать минут раньше договоренного времени. Быстро поднимается на нужный этаж и уверенно движется в направлении единственного источника света: в балетном классе горит свет и через стеклянную дверь проникает наружу, освещая неприветливую темноту коридора. Он заходит в класс без стука с таким опасливым напряжением, будто пробирается на территорию чужого государства без документов. Тэхён внутри не обнаруживается. Он наверняка где-то неподалёку, иначе бы не оставил свет и открытую дверь, но раз уж уговор был на девять часов — Тэхён вряд ли появится раньше хотя бы на минуту. Да и чёрт с ним. Чонгук не тратит время зря — делает лёгкую разминку, разогревает суставы, тянет мышцы и связки. От нечего делать подходит к зеркалу, хватается руками за перекладину балетного станка и пытается расшатать: прочная, не поддаётся. Чонгук на пробу машет в сторону ногой и чуть не ойкает от болезненного растяжения — неприятно. От дальнейшей идеи закинуть ногу и проверить свои данные в шпагате благоразумно отказывается. На часах ровно девять, а Тэхёна до сих пор нет. Чонгук опускается на корточки перед зеркалом, смотрится в отражение, играет с волосами, поправляя пальцами чёлку на разный манер. Всё-таки в этом помещении с пернатыми женщинами на плакатах и воздушными занавесками на окнах поддерживается какая-то особенная аура самолюбования. Чонгук группируется и делает кувырок назад, выходя в стойку на руках. Он легко удерживает равновесие, переставляя ладони по полу, пытается балансировать то на одной, то на другой руке. Кровь приятно ударяет в голову, давит на мозги, шумит в висках. Футболка задирается до груди, оголяя живот и в этот момент в поле зрения Чонгука попадают чужие ноги. Застыв на пороге, Тэхён нерешительно смотрит на него сверху вниз из-под длинной чёрной чёлки, сжимая в одной руке ремень сумки, а в другой бутылочку воды с синей этикеткой. — Извини, — кашлянув, выдавливает из себя, после того как Чонгук возвращается в нормальное вертикальное положение головой вверх и отдёргивает края футболки, опуская её на место. — Автомат с напитками не хотел принимать крупную купюру, — в доказательство он демонстрирует бутылку с водой. — Пришлось идти в магазин. — Ничего страшного, это я пришёл раньше, — Чонгук и сам откашливается, приглаживая растрепавшиеся волосы. — Было не заперто, поэтому я… решил войти и немного размяться. — Я специально оставил свет, чтобы ты понял, что дверь открыта, — Тэхён проходит вглубь зала, чтобы оставить там вещи. На нём свободные тренировочные брюки и широкая рубашка поверх футболки, в которой он чуть ли не тонет. На ногах белые носки и… шлёпанцы. Которые он аккуратно снимает возле стены и, положив рядом сумку, подходит к Чонгуку вот так, почти босиком и с бутылкой в руках. — Ты так и будешь? — спрашивает он оторопело. — Без обуви? — А зачем она? — Тэхён озадаченно выгибает обе ступни, свободно шевелит пальцами в белых носочках. — Мы же не чечётку будем танцевать. Чонгук недовольно поджимает губы, но сдерживается, не возникая с претензиями. Будь на его месте Чимин или Сокджин — Чонгук бы такой скандал им учинил и погнал искать кроссовки и подворачивать длинные штанины, что они бы на всю жизнь запомнили, но сейчас перед ним Тэхён, который делает Чонгуку одолжение одним только своим присутствием. Поэтому, пока ничего критичного не происходит — Чонгук может себе позволить ему уступить. В любом случае, откуда Тэхёну знать, что на паркете танцевать в носках быстрые танцы как минимум неудобно из-за плохого сцепления, а как максимум травмоопасно? — Я подключусь к вашей колонке? — Чонгук достаёт из кармана телефон и бросает на него вопросительный взгляд. — Хочу сначала показать тебе всю хореографию целиком. А потом будем разбирать по частям. — Да, конечно, — он неопределённо машет рукой. — Делай, что нужно. Тэхён отходит к зеркалу и садится на пол к нему спиной. Откручивает крышку бутылки и, сразу же закрутив обратно, начинает её трусить. Затем с шумным шипением открывает и закрывает снова, чтобы встряхнуть повторно. Чонгук косится на него, как на ненормального, и даже забывает, зачем вообще полез в телефон. Только когда газированная вода перестаёт издавать шипение при открытии, Тэхён делает несколько маленьких глотков. А не проще ли сразу покупать негазированную питьевую воду? Какое-то извращение, не иначе. Из портативной колонки начинает играть Post Malone и Чонгук на автомате прибавляет громкость почти до максимума, чтобы привычно чувствовать бас всем телом. Музыка — не часть его жизни, музыка — часть его самого. Когда он двигается, он совсем другой: меняются даже черты лица и взгляд. Особенно взгляд. В танце Чонгук собранный и сосредоточенный. Мужественный и взрослый. Опасный. Но одновременно с этим чувствительный и уязвимый. Демонстрировать свои навыки перед одним лишь зрителем привычное дело, но перед Тэхёном — нет. Тот, как назло, сидит расслабленно на полу и смотрит оценивающе, а потом и вовсе, прижав ноготь большого пальца к губам, прячет за рукой улыбку. Проходит не больше двадцати секунд песни. Чонгук не смотрит на него, но замечает периферийным зрением реакцию на себя. Тэхён откровенно над ним насмехается. Чонгук в жизни готов терпеть многое, но не это. — Что? — он выключает музыку, хмуро сводит к переносице брови. Дыхание сбивается, но больше от возмущения. — Почему ты смеёшься? — Я не смеялся, — Тэхён убирает от лица руку, делая лицо максимально серьёзным. — Просто улыбался. — С чего? — Просто так, — ясные глаза блестят неподдельной искренностью. — Продолжай, пожалуйста. Это очень круто. Чонгук косится на него недоверчиво, но словам верит, ощущая неожиданный прилив воодушевления. Даже если это сказано с сарказмом — у Чонгука всё хорошо с самооценкой, чтобы принять похвалу за чистую монету. Он включает трек с начала и начинает заново, также отдаваясь музыке и танцу по полной, хоть и понимает прекрасно, что групповое исполнение выглядело бы в разы зрелищнее. — Как-то так, — произносит Чонгук с притворной скромностью, выключив музыку. Дыхание сбилось окончательно. — Сегодня по возможности попробуем разобрать первый куплет. Тэхён без особых приглашений поднимается на ноги и подходит ближе к Чонгуку, становясь лицом к зеркалу. С этого ракурса несмотря на одинаковый рост разница их телосложений становится очевидной — изящность и хрупкость против монументальной брутальной мощности. — В хип-хопе задействованы и руки, и ноги, — говорит Чонгук, глядя на Тэхёна в отражении. — Сначала я покажу движения верхней части тела, потом отдельно нижней. Разучивать будем поочерёдно, а потом в связке. Тэхён кивает решительно, но Чонгук, хоть и не показывает вида, расстраивается авансом, подсознательно разочаровываясь ещё до начала: он не верит, что Тэхён сможет вписаться в команду. Даже при большом желании. Да, он будет стоять в третьем ряду и это не обсуждается, но на общую картинку это повлияет несильно — в клине каждый танцор как на ладони. В голове проносится сумасшедшая мысль — поменять часть хореографии, упростить, подстроить выступление под возможности пернатого. Пока он показывает медленно — Тэхён повторяет движения без проблем. Но Чонгук не обманывается успехом, с музыкой хореография ускорится минимум в два раза и без ошибок наверняка не обойдётся. — Руки параллельно полу, — Чонгук комментирует вслух каждое своё движение. — Правое колено внутрь и сразу в сторону, упор ноги на пятку. Тэхён старается делать всё правильно, в точности копируя положение рук, а когда повторяет за Чонгуком движение ноги и отводит её в сторону, его бедро раскрывается настолько широко, словно в нём напрочь отсутствует сустав. Это грубое движение выходит у Тэхёна таким естественным, плавным и сексуальным, что Чонгука непроизвольно бросает в жар в самых неожиданных местах, хотя эротического подтекста в поведении Тэхёна нет ни на грамм — он просто он. А если бы вместо чёрных штанов на нём сейчас были блядские телесные лосины? — Ты можешь делать нормально? — просит он наигранно строго. Как человек, а не как бог, — хочется добавить вслух, но об этом Чонгук молчит. — Извини, — Тэхён через зеркало мельком оценивает положение чужой ноги, разворачивает свою правую ступню идентично отражению и поднимает вопросительный взгляд на Чонгука, будто спрашивая безмолвно: «я молодец»? Издевательство в чистом виде. — Давай повторим всё сначала, под счёт, — резко предлагает Чонгук, усиленно прогоняя неуместные мысли. — Готов? — Можно сразу под музыку? — голос Тэхёна звучит неуверенно. — Так мне будет проще запоминать. — Это будет слишком быстро. — Я подстроюсь под тебя, — настаивает он. — Мне проще запоминать, если движение сразу ассоциируется с определённым звуком. — Ты не будешь за мной успевать, — Чонгук знает, о чём говорит. — Запутаешься на первых же секундах. И это если не брать во внимание тот факт, что Тэхёну с непривычки элементарно не хватит дыхания. Но Чонгук уступает снова. Уже через полчаса беспрерывного танца он проникается к Тэхёну уважением. Становится понятно, почему его так ценят преподаватели — в хрупком парне упорства ничуть не меньше, чем в самом Чонгуке. Он не боится браться за новое и неизведанное, в чёрных глазах нет страха или сомнения, что у него может не получиться. Чонгук вместо трека в проигрывателе включает клип на Ютубе, замедляет воспроизведение на двадцать пять процентов, и это хоть и немного, но упрощает их тренировку. Когда выпадает свободная секунда, пока Чонгук отвлекается на переключение трека на начало, Тэхён промакивает со лба пот длинным рукавом рубашки и жадно косится на оставшуюся на полу бутылку воды. Но ни разу не просит остановиться, чтобы взять передышку. — Всё, на сегодня тренировка закончена, — ровно в двадцать три часа Чонгук облизывает пересохшие губы и выключает телефон. — Спасибо, ты отлично поработал. — Супер, — Тэхён улыбается коротко, между бровей на короткое мгновение возникает складка боли. — Спасибо тебе. Он подхватывает бутылку с водой, откручивает крышку и делает два жадных глотка. Чонгук ощущает привычную после любой тренировки эйфорию из-за мощного выброса серотонина и сильную непривычную неловкость. Они оба распаренные, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, будто только что не хореографию с Тэхёном разучивали, а занимались бурным сексом. Эта неожиданно возникшая в голове ассоциация пугает до чёртиков. — Во сколько сможешь завтра? — спрашивает он, прокашлявшись, наблюдая за тем, как пернатый просовывает ноги в шлепанцы. — Завтра никак, — Тэхён расстёгивает на ходу сумку и, что-то в ней выискивая, направляется к выходу. — Давай послезавтра в это же время? — Нет-нет-нет, — Чонгук идёт за ним, моментально начиная паниковать. — Нам нужно обязательно репетировать каждый день. До выступления осталось две недели. Ты не успеешь подготовиться как надо, если пропускать дни. — У меня есть и мои занятия, мои собственные репетиции, которые мне нужно отрабатывать, — Тэхён непроизвольно повышает голос. — Я выступаю после вас на следующий день. Ты об этом забыл? — Я не забыл, — Чонгука, по правде говоря, выступление Тэхёна волнует меньше всего. — Но мы же всё равно тренируемся вечером. — И? — Я уже всё распланировал, разделил всю хореографию на блоки, — пернатому не понять, насколько ответственно Чонгук относится к танцам, никто из его окружения этого не понимает. — Если мы с тобой будем заниматься по два часа в день — ты сможешь выучить её за семь-восемь репетиций. Остальные четыре дня останутся для тренировки всей командой. — Окей, — Тэхён разворачивается всем корпусом и устало бросает сумку себе под ноги. — Давай. В его глазах смешанная со злостью обида. — Что давать? — Продолжим тренировку, — произносит он с вызовом. — Проведём завтрашнее занятие прямо сейчас. — Ты серьёзно? Чонгук выносливый, как чистокровный породистый жеребец, но даже он еле-еле дотянул до конца тренировки. Он устал, вспотел и проголодался. Тэхён или хорошо притворяется, чтобы взять «на слабо», или действительно неживой человек из стали. По решительному взгляду понятно, что второе. Тэхён готов отпахать ещё два часа. — Я готов сейчас, — говорит он уверенно. — Нет, не надо сейчас, — Чонгук устало трёт лицо рукой. — На пользу это всё равно не пойдёт — ты попросту не запомнишь столько всего нового сразу. — Давай ты не будешь решать за меня, на что я способен, а на что нет. — Извини, ладно? — Чонгук искренне сожалеет о своей несдержанности. — Я не хотел тебя обидеть. — Я не обидчивый. — Меня устраивает послезавтра, — уверяет он, сдаваясь. Кажется, в третий раз за один вечер. — Послезавтра в это же время. — Хорошо. Тэхён выдыхает облегчённо, наклоняется за своей сумкой. — Эй, подожди, — Чонгук окликает его у самой двери, нервно пряча руки в карманах. — Я хотел спросить, ты ешь вообще? Тэхён растерянно оборачивается, прижимает сумку крепче к груди. — Что? — Ну, или, может, пьёшь что-то, — каким же глупым он себя чувствует. — Кроме воды? Тэхён непонимающе опускает глаза на бутылку в руке, а потом поднимает их на Чонгука. По взгляду видно, что он ничего не понимает. — Просто я хотел тебя чем-нибудь угостить, — тараторит Чонгук, объясняясь. — Обедом или стаканчиком кофе, если ты пьёшь, не знаю, может, чаем? — чертовски неловкая ситуация. — Отблагодарить за помощь. — Ничего не нужно, — произносит он мягко, улыбаясь из вежливости. — Я согласился помочь ради Чимина, потому что он меня попросил. Ради Чимина, значит. — Собирайся, пожалуйста, — обращается к нему Тэхён, открывая дверь. — Мне нужно будет закрыть класс перед уходом. — Конечно. Чонгук мгновенно оживляется, с солдатской скоростью переодевает футболку, собирает все вещи в рюкзак и первым выходит в коридор. Тэхён гасит в танцзале свет, ключом закрывает снаружи дверь и снова начинает копошиться в сумке. Чонгук достаёт телефон, подсвечивает ему экраном. — Что-то потерял? — спрашивает он участливо. — Может, включить фонарик? — Не нужно, — Тэхён роется на самом дне сумки и с облегчением выдыхает, доставая оттуда что-то похожее на дезодорант и торопливо пряча предмет в карман. — Что это такое? — Чонгук не отходит и не опускает руку с телефоном, продолжая подсвечивать темноту между ними. — Дезик? — Нет. — А что? — Ничего особенного, — Тэхён поднимает на него выразительный взгляд. — Обыкновенный перцовый баллончик. — Перцовка? Зачем она тебе? — вопрос крайне неуместный, поэтому Чонгук меняет формулировку. — Ты боишься ходить один? — Боялся бы, — отвечает тот спокойно, — если бы не нашёл баллончик. Чонгук внимательно смотрит на его лицо. — Провести тебя домой? — срывается с его губ раньше, чем он успевает осознать смысл сказанного. — Спасибо, — губ Тэхёна касается благодарственная улыбка. — Но это лишнее, мне совсем в другую сторону. — Откуда ты знаешь, в какую мне сторону? — Ты ведь живешь в общежитии, — тон у него утвердительный. — А моя квартира в противоположной стороне. У Чонгука напрочь вылетело из головы, что Тэхён из совсем другой касты студентов. Ему нет необходимости делить свою комнату с ещё двумя парнями, нет нужды подрабатывать в свободное от учёбы и тренировок время. Наверняка он живёт в собственной квартире, подаренной родителями на совершеннолетие. Может даже со своей девушкой. Эти здравые мысли немного отрезвляют. — Спокойной ночи, Чонгук, — тихо произносит Тэхён и уходит, оставляя Чонгука в тёмном коридоре академии одного. — Спокойной ночи, пернатый, — с необъяснимой горечью отвечает Чонгук в пустоту.*****
— Ты взял пернатого в нашу команду? Недоумевающие взгляды парней устремляются на Чонгука, но тот лишь невозмутимо пожимает плечами, засовывая в рот очередной сочный пельмень. — У меня не было выбора, — бормочет он с набитым ртом. — Чимин опять на больничном с переломом, а с нашего отделения никто не захочет танцевать на вторых ролях. Они вчетвером обедают в кафе, окна которого выходят на пышно-зелёный парк вблизи академии. Внутри небольшого помещения всегда людно, шумно и вкусно пахнет, но цены по сравнению с другими ресторанчиками Пусана, нацеленными на туристов, демократичные, доступные для студентов. Чонгук обожает вкусно покушать, но не любит тратить на еду много денег, поэтому хранит это место втайне от всех непосвящённых, как пещеру с сокровищами. — Не проще ли было оставить как есть и выступить вчетвером? — на всякий случай спрашивает Сокджин, на что Чонгук, даже не дослушивая вопрос до конца, начинает категорично мотать головой. — Разве твою хореографию можно освоить за две недели с нуля? — У нас уже было две тренировки, — говорит Чонгук воодушевлённо. — И у пернатого очень даже хорошо выходит. — Если всё получится, — говорит Намджун, отрываясь от телефона. — То это будет только твоя заслуга. — Ага, — Хосок издаёт нервный смешок. — А если он провалит выступление, то и виноват будешь один только ты. — Ваша поддержка неоценима, — хмыкает Чонгук. — Ты только не вздумай менять под него хорягу за неделю до концерта, — говорит Сокджин, предостерегающе глядя на Чонгука исподлобья, на что тот закатывает глаза. — Пусть лучше он подстраивается под нас. — Ага, — неожиданно весело хмыкает Намджун. — Чтобы завтра не оказалось, что всем нам нужно садиться на шпагат. Чонгук улыбается кривой самодовольной улыбкой и устремляет взгляд в окно, погружаясь глубоко в свои мысли. Мысли о Тэхёне. Есть ли шанс обратить его внимание на себя? Когда Чонгук переехал в Пусан, в первый год жизни в новом городе его восприятие мира очень сильно изменилось. Вдали от семьи, от друзей, он старался примкнуть к кому угодно, лишь бы не чувствовать себя в мегаполисе одиночкой. Ему было всего шестнадцать. Вечеринки со старшекурсниками, алкоголь, сигареты — он не отказывался ни от чего, приглушал собственные потребности и желания, только бы быть частью компании. Он боялся не соответствовать, оказаться белой вороной. На одной из вечеринок помимо алкоголя была марихуана. Чонгук так и не понял, какой у нее эффект, потому что курил не в затяг и не почувствовал ничего, даже головокружения. Подхихикивать остальным было легко. Он вышел на кухню попить воды, следом за ним вошёл Феликс. Чонгук не знал о нём ничего, даже настоящего имени. Знал только, что за стеной находилась его девушка, с которой они встречались два года. Разговаривали они меньше минуты, а потом язык парня оказался у Чонгука во рту, а крепкая ладонь до боли сжала зад. Это было слишком неожиданно. Чонгук чувствовал себя использованным, но даже не пытался оттолкнуть его от себя. Опасность происходящего заводила своей порочностью. Из-за стены доносились голоса и смех, к ним могли зайти в любой момент, но Феликса это не останавливало, он дёрганными движениями расстегнул чужую ширинку и уверенно опустился на колени. В одну секунду они поменялись ролями, и теперь хозяином положения был Чонгук. Всё произошло за считанные минуты, от настойчивого мокрого рта он кончил слишком быстро с протяжным выдохом. Ощущения были крышесносными, только колени прогибались от внезапно нахлынувшей слабости. Феликс легко поднялся на ноги, усмехнулся хитро, вытирая с уголков губ несуществующие следы чужого присутствия и, прежде чем молча уйти, отпил из его стакана несколько глотков воды. Чонгук долго не мог ответить себе на вопрос, что именно волновало его в случившемся: то, что с ним занялся оральным сексом незнакомый парень, или то, что ему отсосал человек, находившийся в отношениях. Только через год он впервые обсудил этот случай, поделившись с Юнги — самым близким человеком и единственным на то время другом. Это нормально, — сказал он тогда в ответ на чонгуков рассказ, — в творческих личностях слишком много эмоций, нуждающихся в постоянном высвобождении. Люди искусства редко моногамны и гетеросексуальны. Кто-то выбирает полигамию, двигаясь в одной плоскости и наслаждаясь разнообразием блюд, кто-то экспериментирует с разными кухнями. В сравнении с едой Чонгуку было понять проще. «И как мне в таком случае понять, привлекают меня парни или нет»? «Хочешь, могу отсосать тебе в качестве эксперимента, меня привлекают писюны помоложе». «Нет уж, спасибо, хён. Я, кажется, вот только что для себя всё понял». «И что же ты понял»? «Что я гетеро». «Ха, это потому, что я тебя не возбуждаю? Могу тебя расстроить, но это так не работает. Тебя могут не привлекать сотни людей обоих полов, а потом однажды — бац, и окажется что ты запал на какого-то парня. И вот тебя уже не то что не пугает перспектива того, что твой член окажется у него во рту, а ты и сам готов это с ним сделать». Чонгук вздыхает, потому что Юнги был очень прав в своих предсказаниях. Запасть на парня, который тебе не по зубам — это худшее, что произошло с ним за три года учебы, а дерьма он пережил немало. Возможно, он бы позволил себе сделать первый шаг навстречу, если бы имелась хоть малейшая надежда, что всё не закончится категоричным отказом. Конечно, Чонгук всегда держал в голове мысль, что красивые утончённые мальчики, увлекающиеся классическими танцами, похожи на принцев не только внешне, но и являются людьми голубых кровей. Только вот Тэхён всегда, всегда крутился в обществе одних лишь девчонок, и это по полной подшатывало чонгуковы аналитические выводы о его природе. Сплетни в академии разносились со скоростью света, и, если бы Тэхён хоть раз был замечен в компании какого-нибудь парня, нашлись бы пташки, которые нащебетали бы Чонгуку об этом. — Я придумал одно новое движение, — восклицает Чонгук резко, чуть не подпрыгивая на стуле, на что остальные парни замолкают, а на их лицах появляется мучительское выражение. Сидящий рядом Намджун нешуточно хватается за сердце. — Какое ещё движение, — хнычет Хосок. — Пощади. Чонгук отталкивает стул назад и, балансируя на задних ножках, не придерживаясь руками за стол, довольно заявляет: — Хочу добавить в хореографию боди ролл.*****
Перед вечерней тренировкой Чонгук забегает в кофейню и покупает два кофе на вынос. Разнообразие меню за спиной бариста занимает всю стену мелким шрифтом, и на выбор у него уходит не меньше получаса. Он не имеет понятия, какие напитки предпочитает Тэхён, зато прекрасно знает по личному опыту, что совместное распитие ароматного кофе, как и совместное поглощение вкусной еды, сближает. Чонгук останавливается перед дверью в танцкласс, понимая: сегодня он пришёл вторым. Тэхён стоит возле зеркала и, сжимая пальцами перекладину балетного станка, немигающим пристальным взглядом вглядывается в своё отражение. Правая нога согнута, босая ступня прижата к колену. Чонгук думает, что Тэхён похож на фламинго. Всё его существо излучает изящество и благородную грацию. Рука отрывается от гладкой поверхности деревянных брусьев, бездумно тянется к лицу. Тонкие пальцы дотрагиваются до лица, гладят кожу щеки, спускаются к шее, к спрятанным под рубашкой ключицам. Тэхён продолжает стоять неподвижно и смотреть прямо себе в глаза. У Чонгука от увиденного зрелища перехватывает дыхание и открывается рот. Собственная ладонь тянется к разделяющей их двери, прижимается к прохладному стеклу. Тэхён резко переводит сфокусированный взгляд за свою спину, вздрагивает испуганно и разворачивается всем телом к дверям, вжимаясь поясницей в перекладину. За весь ебаный год Чонгука впервые поймали за подглядыванием с поличным. — Давно ты там стоишь? — раздаётся вкрадчивый голос, когда Чонгук, как ни в чём не бывало, распахивает дверь и заходит в класс. — Я только подошёл, извини, если напугал, — он нарочно останавливается в центре зала, ведь как известно, лучшая защита — это нападение, и исследует Тэхёна пытливым взглядом. Тот отворачивается, смущённо пряча лицо под длинной чёлкой. — Я купил нам кофе, — он вытягивает вперёд руку с подставкой с двумя стаканами, продолжая исследовать его профиль. — Я не знал, какой ты любишь, поэтому взял разные: сладкий карамельный латте со сливками и американо без сахара на соевом молоке. — Спасибо, — Тэхён не глядя подхватывает пальцами ближайший к нему стаканчик и уходит с ним к окну, где оставляет на подоконнике, так и не отпив ни глотка. — Ты даже не спросил, где какой напиток, — говорит Чонгук, сдерживая в голосе детскую обиду. — Ох, просто я не сильно люблю кофе, — густые брови заламываются в снисхождении. — Извини, если обидел. Опять эта никому не нужная вежливость. Вместо извинений лучше бы сказал, что он любит, чтобы Чонгук в следующий раз не сходил с ума понапрасну. И вопрос вовсе не в пристрастии к горячим напиткам. С каждой тренировкой танцевать у Тэхёна получается всё лучше и лучше, и это не может не радовать. Он впитывает всё, чему учит его Чонгук, тщательно старается повторять за ним все движения, и даже если у него не получается сразу — Чонгук не показывает виду, не придирается. Он профессионал своего дела. Его основная задача — научить Тэхёна быть убедительным на сцене, а второстепенная — порадовать себя эстетикой красивого тела. — Подожди, подожди, — Тэхён растерянно останавливает Чонгука и ловит его взгляд в зеркале, как только тот начинает показывать следующую связку для разучивания. — Этого движения грудью не было в той хореографии, которую ты показывал мне на самой первой тренировке? — в голосе сомнение, а вот в глазах полная уверенность в своих словах. Наблюдательный сукин сын. — Да, я немного изменил последовательность во втором куплете, — Чонгук в своём коварстве потрясающе невозмутим. — И добавил волну. В ней нет ничего сложного. Попробуешь? — Покажи ещё раз, — Тэхён ставит руки на талию и, как бы невзначай облизывая сухие губы, поворачивается к Чонгуку, чтобы смотреть прямо на него, а не через отражение. — Вот так, — он выставляет вперёд правую ногу и несколько раз в замедленном темпе выгибается в позвоночнике. — От бедра вверх. Волна выходит легко, непринуждённо. Обычно Чонгук не злоупотребляет сексуальными мувами в хореографии, стараясь их избегать, но тут его просто вынудили. Тэхён сосредоточенно отворачивается обратно к зеркалу и пытается повторить, неуклюже выпячивая вперёд живот. Замирает в такой позе, глядя на Чонгука до умопомрачения уязвимым и беспомощным взглядом. Чонгук с трудом сдерживает смешок. Пернатый прокололся на такой элементарной ерунде, вот тебе и талантливый танцор, жемчужина академии. Чонгук подходит к Тэхёну сбоку, чтобы не загораживать собой зеркало, одну раскрытую ладонь бесцеремонно кладет на его грудь, другую на спину между лопаток. — Грудная клетка двигается только после живота, — объясняет спокойно, глядя на них в отражении. — Попробуй медленно. Тэхён ловит взгляд Чонгука и, удерживая зрительный контакт, плавно выгибается в его руках, податливо, как тёплый воск. У Чонгука глаза расширяются в непонимании, когда Тэхён со свойственным только ему одному изяществом проделывает волну снова. Он демонстрирует наглядно, как тело беспрекословно слушается хозяина. Уголок его губ едва заметно дёргается вверх в ехидной ухмылке, которую тот старается скрыть, вот только Чонгук замечает. — Ты стебёшь меня? — спрашивает он у отражения. — Зачем ты меняешь хореографию за неделю до выступления? — Тэхён опускает глаза на чужую ладонь на груди, а потом поворачивает к Чонгуку голову, стреляя любопытным взглядом с короткого расстояния. Смотрит сначала в глаза, потом на губы. И боже, если с его стороны это не флирт — то дважды два равно пять. Чонгук готов проверить на калькуляторе. — Я часто меняю хореографию в процессе, — произносит Чонгук, убирая руки, пока те не успели позорно вспотеть. — Если считаю это уместным. — Понятно… — они снова обмениваются многозначительными взглядами; у Тэхёна в глазах пляшут чёртики, будто ему и правда всё понятно, он улыбается, облизывая кончиком языка уголок рта. — Тогда продолжаем? Чонгук пытается взять себя в руки, но после такого перформанса у него заканчиваются все силы. Это то, о чем он думает? Тэхён намекает на свою заинтересованность, или Чонгук видит то, что ему хочется видеть? Как прощупать почву, чтобы удостовериться в своих догадках наверняка? Оставшееся время Тэхён ведёт себя как ни в чём не бывало. Он серьёзен, сосредоточен и непоколебим. Два часа пролетают слишком быстро. За пять минут до конца тренировки Чонгук благодарит Тэхёна за старание, хвалит его успехи и когда тот, скромно улыбнувшись, кивает, благодаря в ответ, и уже собирается уходить, спрашивает: — Покажешь, что готовишь к выступлению своего курса? — Зачем? — спрашивает Тэхён напряжённо, словно предчувствуя в просьбе какой-то подвох. — Просто так, а почему нет? — Чонгук подтягивается на руках, усаживаясь на высокий подоконник. — Ты видел всю мою хореографию, и тем более, мы с тобой не соперники. Как по мне, это будет честно, если я увижу твой номер. Тэхён ничего не отвечает, он смахивает со лба влажную чёлку и, подцепив пальцами стоящую на полу бутылку воды, перед тем как открыть её, встряхивает. Крышка при открытии не издаёт ни единого звука. — Ты постоянно покупаешь газировку, но перед тем, как пить, выпускаешь из неё весь газ. Зачем? — Чего? — Тэхён растерянно замирает с бутылкой некогда газированной Бонаквы у рта. — Откуда ты знаешь? Ну да, откуда ж Тэхёну знать, что Чонгук никогда не сводит с него глаз, стоит тому попасть в стенах академии в поле зрения. — Просто подметил, — дёргает он плечом равнодушно. — Не проще ли сразу покупать обычную воду? — Не знаю, — говорит Тэхён озадаченно. — Так вкуснее. — Ты будешь танцевать соло на отчётнике? Чонгук решает проявить больше участия, потому что ему действительно интересно. Тэхён с жадностью делает два больших глотка воды и только потом отвечает короткое: — Да. — Покажешь? Тэхён задумывается на мгновение, закручивая крышку обратно. Его лицо смягчается, взгляд становится более доверительным. У Чонгука мелькает в голове глупое предположение, что Тэхён отказал ему изначально, потому что подумал, что Чонгук спросил о его выступлении из ёбаной вежливости. Какой же он приторный, ей-богу. — Что, прям в этом? — уточняет Тэхён неуверенно, кивая на свой не совсем подходящий внешний вид: широкие серые спортивки и футболку. — У меня нет с собой другой одежды. — Если тебе это не помешает танцевать… — Тебе правда интересно? — щурится Тэхён с подозрением, на что получает в ответ утвердительный кивок. Неохотно сдаваясь, он шепчет себе под нос «ладно», опускает взгляд на свои ноги и говорит безрадостно: — Только мне нужно будет обуться. — Круто, — Чонгук чуть ли не подпрыгивает на месте от зудящего под кожей предвкушения. Тэхён вздыхает обрывисто и наклоняется к своей спортивной сумке, чтобы достать оттуда атласные балетные тапочки нежно-бежевого цвета. Садится на пол и, стянув носки, аккуратно надевает их на босые ноги. Медлительный пингвин. Чонгук спрыгивает с подоконника, отходит к зеркалу в центр зала и, сев на пол, опирается позвоночником о металлический столбик балетной стойки. Закусив губу, Тэхён долго шарит в телефоне, выбирая подходящую музыку из своего плейлиста. Чонгук про себя хмыкает, понимая, что делается это с целью не палить трек, подготовленный для выступления. Когда из колонки, наконец, начинает играть незнакомая мелодия без слов, Тэхён убирает телефон на подоконник, наклоняется, чтобы подкатить длинные штанины до колен и, выпрямившись, идёт к стене с выключателями, на ходу завязывая на животе края широкой футболки. Он выключает три из четырёх выключателей, оставляя гореть одну потолочную лампу дневного света в углу помещения. Танцевальная студия погружается в таинственный полумрак. Тэхён проходит в центр зала, ложится на пол и закрывает глаза, выпрямляя носки и выгибаясь в позвоночнике. Тонкие мышцы икр натягиваются под кожей струнами. Он лежит несколько долгих секунд, а потом резко садится, прижимая колени к груди, будто скручивается от боли, и сразу подпрыгивает на ноги. Тэхён меняется на глазах, попадая в свою привычную стихию, так же, как меняется Чонгук. Концепция танца быстро меняется, Тэхён волочит носки по паркету, словно с каждым шагом борется с сильной внутренней болью, медленно отходит к противоположной стене. Его руки вывернуты назад, словно сломанные крылья, голова покорно склонена. Дойдя до самого угла студии, он резко разворачивается на носках и бежит в противоположную сторону; подпрыгивает высоко, как пружинка, делая в воздухе шпагат. У Чонгука отвисает нижняя челюсть. Движения Тэхёна невесомые, а сам он неземной. Чонгук смотрит на его танец не только как зритель, но и как профессионал, которому видна изнанка. Он как никто другой понимает, сколько тяжёлого труда вложено в показную лёгкость, насколько сложна окончательная простота. Он подпрыгивает, извивается, крутится вокруг своей оси на одной ноге, как Щелкунчик, и неожиданно обрушивается на паркет, раскидывая руки и ноги в стороны. У Чонгука замирает сердце от тоскливой мысли, что танец на этом закончился. У Тэхёна тяжело вздымается грудь, будто он выдохся до предела, потратил без остатка все силы, и кажется, что он не сможет подняться. Он лежит на спине раненой птицей, а затем вытягивает вперёд ступни и, прижимая напряжённые пальцы к полу, подтягивает ноги к себе. Руки закидывает за голову, царапает пальцами тёмное дерево, отрывает лопатки от пола. Чонгук может поклясться, что в этот момент в голове у Тэхёна играет своя музыка — он бы всё отдал, чтобы тоже её услышать. Он отталкивается пальцами от пола, выгибая тело дугой, и плавным рывком поднимается на носки, каким-то чудом удерживая равновесие на кончиках пальцев. Всего на секунду, перед тем как отпрыгнуть в сторону, но от этого даже мимолётного волшебства в груди взрываются фейерверки. Чонгук восхищён и однозначно влюблён. Он приходит в себя, только когда Тэхён падает на колени, и, садясь на ноги, закрывает ладонями лицо. Лёгкая мелодия в колонке продолжает играть ненавязчивую композицию инструментальных звуков. — Вау, — Чонгук искренне хлопает в ладоши, потому что не знает, как ещё можно выразить восторг. — Это невероятно круто. — Спасибо, — Тэхён поднимается на ноги, включает лампы, которые были выключены и распускает узел на футболке. — Ты первый, кому я показал этот номер. — Ты сам его поставил? — Конечно, — он поддевает пальцами задники, стягивая неудобную обувь. — Тут нет ничего особенного. Чонгук бы поспорил, будь его мнение в классических танцах более авторитетным. — У тебя есть чёрные джинсы? — спрашивает он вместо этого. — Зачем тебе? — Это не мне, это для выступления, — Чонгук вешает лямки рюкзака на плечо, забирает стаканы с кофе, отдавая один из них в руки Тэхёна и идёт к выходу следом за ним. — Мы все будем в чёрных джинсах и куртках. — Я поищу у себя, — кивает он с пониманием. — Если не найду — куплю. — Если что, запасная чёрная куртка у меня есть. Они выходят в тёмный коридор, Тэхён достаёт из бокового кармана связку ключей, ищет на ощупь нужный. В тишине пустой академии они одни, и более подходящего случая может и не быть. Чонгук приближается к Тэхёну со спины в тот момент, когда тот просовывает ключ в замочную скважину, и накрывает рукой его ладонь. Оба на секунду замирают, Тэхён от неожиданности сжимается, избегая соприкосновения с чонгуковой грудью, и крепко вцепляется пальцами в ключ. Чонгук молчит и не дышит тоже. Большим пальцем на пробу поглаживает тыльную сторону его ладони, нежно, интимно. Бабочки в животе взволнованно трепещут хрупкими крыльями. Тэхён не проявляет признаков паники, не отдёргивает руку, не отталкивает локтем и не высказывает недовольства. Покорно позволяет к себе прикасаться. Он скорее напуган, насторожен, Чонгук ощущает мощные волны дрожи. Тэхён словно испуганный беспомощный зверёк, которого поймали в ловушку. — Что ты делаешь? — спрашивает он еле слышно, без укора. — Глажу, — отвечает просто, хотя всё нихуя не просто. Сердце в груди отбивает сумасшедший ритм. — У тебя очень нежная кожа. — Это всё крем с молоком и мёдом, — говорит он зачем-то, словно в своё оправдание, продолжая стоять завороженным зверьком, осторожно принимающим чужую ласку. — Могу дать название бренда, он недорогой, продается в любом супермаркете. Тэхён склоняет голову к плечу, робко заглядывая за спину. Если бы Чонгук до смерти не боялся его спугнуть, он бы прямо сейчас его поцеловал. — Поужинаем как-нибудь вместе? — спрашивает низким полушёпотом. — Выберешь любой ресторан на свой вкус. Чонгук замолкает, морща лоб от собственных слов. Ясное дело, что на «любой» у него не хватит денег. Но если бы были — он бы не задумываясь отвёл Тэхёна в лучшее заведение города. С ним такое происходит впервые, когда во что бы то ни стало хочется заботиться и ухаживать за предметом воздыхания, а также молиться всем богам, чтобы когда-нибудь это тёплое чувство стало взаимным. — Я не люблю есть в шумных местах, — тихо отзывается Тэхён. Аура его сладкого одеколона окутывает пеленой, опьяняя сознание. — Можем поужинать дома, — Чонгук отступать не намерен. — Я приглашаю. Пообщаемся, посмотрим на ноуте какой-нибудь фильм. Фильмы ты любишь? — Люблю. — Значит ужин у меня, — подытоживает безапелляционно. — Когда тебе удобно, в пятницу или в субботу? Тэхён, улыбаясь, хмыкает. — Неплохая маркетинговая уловка, — говорит расслабленно. — Где научился? — Почему сразу уловка? — Потому что ты предлагаешь мне выбрать, хотя по факту всё уже решил за меня. — Этому меня научил менеджер по продажам, — Чонгук улыбается тоже. — Прошлым летом я продавал прохожим на улице билеты в дельфинарий. — Много продал? — Если не стану танцором — с голоду не умру, — Чонгук копирует его игривый тон, напряжение между ними усиливается с каждой секундой. — И всё-таки, мне ждать тебя в пятницу? — Пятница — это уже завтра. — Я не тороплю, можем встретиться и в субботу. — Ужин и кино… — повторяет Тэхён задумчиво. — Похоже на свидание. — Дружеское свидание, — он уже не знает, что говорить, лишь бы получить его согласие. — Я смогу в субботу. — Отлично. — Чонгук. — М? — Можно я закрою дверь? — Конечно. Он широко улыбается, нехотя вызволяя чужую ладонь из плена своих горячих пальцев, отступает чуть в сторону и припадает плечом к дверному косяку. Тэхён нервно прокручивает ключ в замке на два оборота, всё время пряча от Чонгука глаза, чтобы избежать пересечения взглядами, а тот и не настаивает: он так рад первой крохотной победе, что ему ничего больше и не надо. Послезавтра они проведут вместе целый вечер. — Спасибо ещё раз за кофе, — благодарит Тэхён на крыльце академии, приподнимая в руках напиток в закрытом стаканчике. — Это капучино с карамелью и сливками, — Чонгук отхлёбывает со своего стакана давно остывший американо без сахара. Они прощаются, расходясь со двора в разные стороны. Чонгук не может сдержать рвущуюся наружу глупую улыбку и не отказывает себе в удовольствии обернуться назад, чтобы в последний раз увидеть любимую удаляющуюся фигуру, но улыбка сходит с его лица, потому что последнее, что Чонгук видит — как нетронутый стакан карамельного капучино равнодушным взмахом изящной руки отправляется в мусорную урну.*****
Чонгук суетливо вбегает в спальню общежития, начиная диалог с двух звонких щелчков пальцами в воздухе. — Давайте, собирайтесь, — холодно произносит он приказным тоном. — Чтобы к девяти никого из вас тут не было. Двое лежащих на кроватях парней синхронно выглядывают из-за своих телефонов. — Ну хё-ё-ён, — тянет Джиён, чуть не хныча. — Ты не мог раньше предупредить? — Надолго? — смиренно спрашивает Субин, привыкший к подобному за год их совместной жизни в общежитии. — До утра. — Как до утра? — Субин садится на кровати. — Ты же всё равно не собираешься трахаться всю ночь. — Да, хён, давай как обычно, часов до двух хотя бы, чтобы нам не проситься ночевать в другие комнаты? — Будете торговаться — проведёте ночь в прачечной. Каждый раз, когда Чонгук нуждается в личном пространстве, он без стеснения выпроваживает соседей по комнате погулять на пару-тройку часов. На правах старшего, разумеется. Остальным его соседям такого не позволено. Сейчас у него нет лишнего времени, чтобы тратить его на капризы двух разнеженных первокурсников — он только что вернулся с тренировки и ему нужно успеть до прихода Тэхёна принять душ. За последние сутки Чонгук спал один час. В четверг, поздно вечером ему написал Тэхён. Сам. Чонгук не поверил своим глазам, когда увидел оповещение. Особенно после того, как он увидел выброшенное в помойку капучино. Ему показалось, что у Тэхёна к нему глубоко скрытая неприязнь, брезгливость или даже ненависть, и что встретиться он согласился из-за страха или по какой-то другой неизвестной ему причине: есть же такие люди, которые просто не умеют говорить «нет». Они сначала соглашаются из вежливости, для вида, а потом в самый последний момент сливаются, выдумывая причины из разряда охуеть не встать. Заклинил звонок, затопили соседи сверху, собака погрызла единственные кроссовки. Или делают на отъебись, чтобы просивший сам пожалел, что связался. Поэтому на свидание Чонгук уже не рассчитывал. Но Тэхён вёл себя совершенно противоположно. Спрашивал Чонгука, какие фильмы ему нравятся, когда он ходил в кино в последний раз и смотрит ли сериалы на Netflix. В ответ Чонгук спрашивал Тэхёна о любимой музыке, и был очень удивлён, что тот не слушает ни Шопена, ни Моцарта, и знает всех популярных современных артистов по именам. Они переписывались всю ночь, пока в телефоне не зазвонил будильник. В пятницу перед парами Чонгук созвонился со своим старым знакомым и попросился выйти за него в ночную смену посудомойщиком в ресторан, где тот работал на постоянной основе. Менеджер ресторана знал Чонгука в лицо, и там платили наличными в конце каждой смены, что было крайне удобно и надёжно. Сорок баксов за ночь — неплохие деньги, чтобы оплатить доставку вкусной еды для двоих человек. И напрягаться особо не надо, знай себе, намыливай тарелки пеной и смывай моющее средство холодной водой. Джинён согласился легко, обрадованный внезапно свалившимся на голову выходным днём. А Чонгука ждала вторая подряд ночь без сна. — Я иду в душ, — говорит он, проверяя на телефоне точное время. — Чтобы, когда я вернусь, вас здесь уже не было.*****
Тэхён выглядит так, будто действительно собирался на свидание. Чего только стоят бежевые брюки, которые чудом удерживаются на узких бёдрах без помощи ремня, или заправленная в них шелковая рубашка небесного цвета с двумя расстёгнутыми у горловины пуговицами. Короче, испытание не для слабонервных. Чонгук на его фоне в обычных шортах и футболке выглядит жалко. Но это всё равно не мешает Тэхёну облизать его взглядом с ног до головы. — Проходи, — Чонгук жестом предлагает войти. — Надеюсь, ты нашёл нужное крыло без проблем? — Чонгук воровато выглядывает в коридор, а затем, закрыв дверь, поворачивает внутренний замок, чтобы к ним никто не вломился и вокруг Тэхёна не пошли нежелательные сплетни. Тэхён несмело заходит в студенческую спальню, рассчитанную для комфортной жизни трёх взрослых человек. Три отдельно стоящие кровати, небольшие двухстворчатые шкафы для одежды каждого, письменные столы с компьютерами, мягкие кресла с эргономичными спинками для поддержки позвоночника. Два окна, большое количество светильников, собственная ванная комната. Пройдя в глубь комнаты, Тэхён разворачивается к Чонгуку, присаживается на край письменного стола и скрещивает на груди руки, принимая закрытую воинствующую позу. — Я, наверное, зря пришёл. — Почему? — Чонгук озадаченно зачёсывает назад рассыпающиеся после душа непослушные волосы, подходит ближе. — Что случилось? — Мы вроде договаривались на ужин, — произносит Тэхён с нотой разочарования, на что Чонгук уверенно кивает. — Это поэтому здесь нет никакой еды, зато есть презервативы на тумбочке? — он кивает подбородком за спину Чонгука. — Это же твоя кровать? — А? — Чонгук с тупым лицом прослеживает его взгляд, врезается глазами в прикроватную тумбочку, на которой небрежно разбросаны упаковки резинок. — А-а-а… Не обращай внимания, они всегда там лежат. — Ну да, — издаёт он саркастичный смешок. Чонгук с подозрительным прищуром поворачивается обратно к Тэхёну. Боже, как же сложно соображать на пустой желудок. — Ты что, подумал, что я позвал тебя ради секса? Вырвавшийся нервный смешок сдержать не получается, потому что у Чонгука и в мыслях такого не было. Конечно, Тэхён до чёртиков красив и до дрожи привлекает его физически, но мысль о том, что они когда-нибудь займутся сексом, находится в настолько далёкой перспективе, что подобное обвинение абсурдно. Всё, что входило в сегодняшние планы — побыть наедине в расслабленной обстановке, вкусно поужинать и посмотреть вместе фильм. Возможно, лёжа рядом на кровати подержаться за руки. А если бы почувствовалось, что атмосфера располагает к чему-то большему — Чонгук без зазрений совести осмелился бы подмять Тэхёна под себя и исследовать языком и губами его рот. Он специально для этой цели даже фильм подобрал с максимально большой продолжительностью — режиссёрскую версию «Властелина колец», длительностью почти четыре часа. Если бы Чонгук хотел перепихнуться, ему было бы достаточно просто набрать любой номер из своей записной книжки. — Я специально не заказывал без тебя ничего, потому что не знал, какую кухню ты предпочитаешь, — Чонгук останавливает Тэхёна ладонью, по мрачному лицу которого видно, что он собирается уходить. — Хотел, чтобы мы вместе выбрали ресторан. — И поэтому положил на видное место презервативы. — Они всегда там лежат, не считаю нужным их прятать. И вообще, — Чонгук с хитрецой заламывает бровь. — Что плохого в том, что я за безопасность? — Пфффф, — Тэхён закатывает глаза, его щёки стыдливо розовеют. Чонгук был бы рад, будь эта реакция проявлением ревности. — Я месяц ни с кем не спал, — говорит он на всякий случай. — И дальше не планирую. — Сочувствую, но меня это не касается, — Тэхён обнимает себя за локти. — Ты вроде как звал меня на дружеское свидание. — Так и есть. Чонгук ловит его уязвлённый взгляд; видит в глазах опасение, будто Тэхён небезосновательно боится. Неужели он оказывался в подобных ситуациях раньше? Оказывался с парнями? Он поэтому по вечерам носит с собой средство самозащиты? Боже, если Чонгук узнает, что кто-то посмел обидеть Тэхёна — он возьмёт шею этого человека, положит себе под коленку и согнёт ногу. — Тэхён, не уходи, — просит. — Давай начнём вечер заново? Хочешь, я спрячу резинки в ящик, если тебе неприятно. — Так всё-таки знаешь, как меня зовут? — усмехается он кокетливо. Чонгука бросает в жар от его взгляда. — Первый раз называешь моё имя. — Если тебе нравится, буду так звать тебя чаще. — Так это, значит, твой временный дом, — Тэхён резко меняет тему, отворачиваясь, чтобы осмотреться. — Типа того. — А где остальные? — У них дела, они вернутся только утром. Тэхён мычит понимающе; определить, поверил он или нет невозможно. — А ты… с кем-то живёшь? — С мамой, — Тэхён кивает, губ касается тёплая улыбка. — Мы живём вдвоем. — Круто, — Чонгук садится на кровать на согнутую ногу. — Она придёт на твоё выступление? — Вряд ли у неё получится. Она работает провизором в аптеке, и как раз в этот день у неё суточная смена. — Всё равно это здорово. Я свою маму уже два года не видел. — Прям не видел? — удивляется он. — А как же видеосвязь? Чонгук невесело хмыкает. — Это не одно и то же. — Почему нет? — Тэхён подходит к столу и задерживает задумчивый взгляд на пробковой доске с множеством прикреплённых цветных стикеров и полароидных снимков. Его голос постепенно ослабевает, затихая. — Иногда достаточно наблюдать за любимым человеком издалека, чтобы чувствовать себя хорошо. Чонгук замечает, что что-то захватило его внимание. Он поднимается на ноги, подходит к Тэхёну со спины и смотрит туда же. Четыре красные кнопки удерживают углы большой фотографии, на которой запечатлена его танцевальная студия, в которой Чонгук прозанимался всё своё детство. Групповой снимок с улыбающимся тренером в центре и множеством подростков вокруг, которыми тот искренне гордился. — Угадаешь, где на фото я? — не без гордости предлагает Чонгук. — Предупреждаю, это сложно. Фотография была сделана почти пять лет назад, и с тех пор он нехило изменился в лучшую сторону. — Слева от мужчины в центре? — отгадывает он с первой попытки. — Тебя легко узнать по улыбке. Сколько тебе здесь? Лет двенадцать? — Четырнадцать вроде бы, — отвечает Чонгук с улыбкой. — Это танцевальная студия в Санджу. А мужчина в центре — мой первый тренер по хип-хопу. — Здесь не все похожи на танцоров. — Потому что город маленький, и принимали всех желающих, — Чонгук вытягивает руку, указывая пальцем на самого крайнего ребёнка на фото. — Видишь этого толстого мальчика с большими ушами? Он всё время плакал, ныл каждую ебаную тренировку. Целый год ходил без пропусков, зарёванный сидел на лавочке около стены, потому что не мог осилить даже элементарную разминку. Тэхён чешет голову, бездумно расчёсывая пальцами волосы у правого уха; желудок Чонгука издаёт жалобный голодный звук, который в образовавшейся тишине раздаётся чуть ли не раскатом грома. — Ты голодный? — Тэхён поворачивает к нему голову, заглядывает в лицо своими большими ясными глазами. — Если честно, я еле стою на ногах, — нехотя признаётся Чонгук, немного преувеличивая своё состояние. Шокированный взгляд напротив вызывает в груди приятную волну тепла. — Утром не успел поесть, а потом весь день ждал вечера, чтобы поужинать с тобой. — Нельзя так к себе относиться, — произносит Тэхён сердито, без силы хлопая Чонгука по плечу чуть выше груди. Это больше похоже не на удар, а на резкое прикосновение. Он задерживает ладонь, ведёт чуть ниже, где под тонким хлопком чувствуется сумасшедшее сердцебиение. Когда у Чонгука пустой желудок, его голова пустеет вдогонку — это аксиома. Он наблюдает за тем, как Тэхён не торопится разрывать между ними тактильный контакт, как наглаживает большим пальцем через футболку грудную мышцу. Ни одна девушка не прикасалась к нему с такой нежностью. От электрических импульсов кожа покрывается мурашками, а возбуждённый сосок начинает предательски просвечивать через ткань. — Я тебя сейчас поцелую. Чонгук наступает, мягко вжимая Тэхёна в столешницу. — Ты так предупреждаешь, — помутнённый взгляд переносится с груди на губы, — как будто это может не понравиться. — Можно было без предупреждений? — шёпотом выдыхает Чонгук в губы. — Этого ты уже не узнаешь. А он и не хочет знать. Их губы смыкаются мягко, бережно. У Чонгука сухие, у Тэхёна слегка липкие от бесцветного уходового бальзама, потрясающе нежные. Чонгук не напирает — Тэхён сам размыкает губы, приглашая его внутрь. Напряжение нарастает, когда их языки встречаются, обмениваются вкусами. Чонгук опьянён до беспамятства. Он подхватывает Тэхёна под бёдра, усаживает перед собой на письменный стол. Пока его ладони оглаживают бока, перемещаясь на поясницу, Тэхён несмело обнимает руками за шею, робко перебирает пальцами волосы на чувствительном затылке. Боже, Чонгук и не знал раньше, что это его эрогенная зона. На этом нужно срочно тормозить. Он распахивает глаза, отстраняясь буквально на миллиметр от влажных губ, дышит громко, сглатывает. Ждёт, когда Тэхён тоже придёт в себя и посмотрит на него. Они только что целовались. По-настоящему. И это было так просто и естественно, будто они созданные друг для друга две детали одного целого механизма, который способен полноценно работать исключительно в собранном состоянии. Или это у Чонгука уже начинаются голодные галлюцинации. — Закажем китайскую еду? — первое что говорит Чонгук, напрочь разрушая низменными потребностями возвышенную романтическую атмосферу. Тэхён широко улыбается, отодвигает парня от себя и спрыгивает на пол. — Доставка приедет через полчаса, не раньше, — говорит он со знанием дела. — Здесь рядом на углу есть круглосуточный магазинчик, у них всегда много готовой еды на продажу. — Полуфабрикаты? — Нужно будет только разогреть, — Тэхён кивает, утягивая Чонгука за руку к входной двери. — У них есть, если что, микроволновка. — Я не хочу кормить тебя едой из забегаловки, — он дёргает его на себя, возвращая обратно. — Давай закажем из ресторана. После этих слов желудок Чонгука издаёт новый протестующий звук, жалобно жалуясь Тэхёну и начиная, кажется, поедать соседние внутренние органы. Тэхён пользуется этим, улыбается довольно и, переплетая с Чонгуком пальцы, уводит за собой. Они крадучись выбираются из общежития, пряча лица под медицинскими масками. В магазине Чонгук покупает две порции готового риса, упаковку кисло-сладкой свинины, несколько закусок и сладкий бисквитный рулет с молочным шоколадом. На кассе добавляет бутылку фруктового чая, а Тэхён скромно добавляет на ленту бутылочку газировки. Через маску не видно, как он улыбается, но блеск в зрачках, лёгкий прищур и морщинки в уголках глаз выдают его настроение с головой. — Всё нормально? — спрашивает Чонгук с набитым ртом, наблюдая за тем как Тэхён кисло ковыряется палочками в полной тарелке и изредка отправляет в рот по одной рисинке. — Ты почти ничего не съел. Тарелка Чонгука за это время успела почти полностью опустеть. — Аппетита нет, — Тэхён задумчиво смотрит на свою порцию и двигает её на центр кровати. — Извини, я не буду. — Ты ешь вообще? — Чонгук глотает недожеванный кусок мяса, его лицо становится серьёзным. — Вас заставляют сидеть на диете? — Нет, нет, — Тэхён опускает взгляд на руки и часто мотает головой. — Нас не заставляют, просто… Это сложно. — Если хочешь об этом поговорить — ты всегда можешь поделиться со мной. — В другой раз, ладно? — он глубоко вдыхает, расправляя плечи. — Давай сменим тему, пожалуйста. — Посмотрим фильм? — Чонгук воодушевлённо хлопает себя по коленкам. Вкусная еда сделала своё дело, открыла ему второе дыхание. — Я выбрал несколько интересных, которые ещё не видел. — Любой на твой вкус, — тут же отвечает Тэхён. — Не думаю, что мы будем долго его смотреть. Он смотрит исподлобья многозначительным соблазнительным взглядом, будто в его голове со всеми подробностями проигрывается сценарий позы 69 с ним и Чонгуком в главных ролях, не меньше. У Чонгука сами по себе вспыхивают румянцем щёки. Он быстро убирает с кровати тарелки, включает компьютер и, поставив его в изножье кровати, выключает в спальне свет. Они размещаются полусидя, сложив подушки у изголовья, рука Чонгука приобнимает Тэхёна за плечи. Они действительно смотрят фильм недолго. Тэхён зарывается пальцами в чонгуковы угольные волосы, и Фродо даже не успевает покинуть родную деревню к моменту, как он, сытый, довольный и разнеженный в тёплых объятьях, отключается, проваливаясь в сладкий сон.*****
По утрам Чонгук занимает танцкласс отделения современных танцев для своих индивидуальных репетиций. Ему нравится продумывать хореографию в спокойной обстановке, до прихода основной массы студентов в академию, нравится в одиночестве прослушивать новые треки на большой громкости или просто мечтать перед зеркалом, как он выступает перед многотысячным залом. В его случае честолюбие — достоинство, а не недостаток. Честолюбие является недостатком в том случае, когда желания не совпадают с возможностями. Когда хочется иметь всё и сразу, прикладывая при этом минимум усилий. Но Чонгук счастливчик, которому помимо необоснованного стремления выделяться среди толпы пустышкой, повезло быть наделённым железной волей, трудолюбием и прекрасной восприимчивостью. — Это пиздец, Чонгук, ты уже видел? — Сокджин заходит в класс с таким лицом, будто его любимого хомячка переехал поезд. — Как твой тверк под Лил Наса не залетел в реки? — Чонгук с трудом сдерживает смех. — Так снимать надо тренды, а не что попало. Что попало залетает только у Чимина. — Я спрашивал про расписание отчётника вообще-то. — А что с ним. — У-у-у… тебе лучше заценить самому, — Чонгук цокает языком на его серьёзный тон, скидывает в рюкзак вещи и идёт к выходу. — И грустный тверк, кстати, сейчас в тренде, — добавляет Сокджин обиженно. — Надо было слушать меня и снимать радостный тверк под WAP, — хохочет Чонгук. — Когда это реально было в тренде. — У меня нет такой растяжки, я же не пернатый. — Назовёшь моего пернатого пернатым в его присутствии, — предупреждает он с напускной строгостью, — будешь на коленках собирать по паркету зубы. Они останавливаются около стенда с важными объявлениями, Чонгук замечает сразу, что вместо двух прежних листов с расписанием центр доски занимает только один, вверху которого крупным шрифтом указана дата 28 мая. — Это пиздец, — выдыхает он поражённо, глядя на обновлённое объявление. Это конец. Два концертных дня сократились до одного пятничного вечера. Но это не самое страшное, что заставляет впасть в панику: изменилась наиважнейшая часть, в которой говорилось об отборе лучших студентов. Теперь стипендию в столичном университете получит только один танцор. Ниже в два столбика расписан список из сорока студентов, которые подавали заявки лично. Чонгук совсем забыл об этом опросе, это было ещё два месяца назад, и тогда никого не ставили в известность, зачем нужны анкеты, где основная часть вопросов и заполняемой информации связана с возможностью и желанием перевода в Сеульский университет. Он пробегается глазами по списку в поисках знакомых имён. Хван Хёнджин и Им Джебом — отмечены как два соло танцора. Оба парня с его отделения, сильные ребята. Второй и третий курс. Ли Тэмин с первого. Бан Чан. Из женского дуэта «BlackBerry» заявлены сразу две девчонки, Л. Манобан и Дж. Ким. Они выступают вместе, но будут конкурировать не только с другими студентами, но и друг с другом. Очень много незнакомых имён с отделения классических танцев стоят вперемешку с современниками. Теперь это не просто отчётный концерт, не просто соревнование, где выделят лучших из лучших. Это самый настоящий конкурс, где смысл в том, чтобы при сорока имеющихся участниках обойти тридцать девять. 39. «born to shine», Чон Чонгук 40. Ким Тэхён, соло Разве могло быть что-то хуже этого? У них с Тэхёном оставалась ещё одна репетиция, малюсенький блок хореографии, который Чонгук специально не торопился ему давать, чтобы растянуть количество вечерних свиданий. А теперь оказывается, что все усилия были напрасны. Какова вероятность, что Тэхён захочет помогать его команде, учитывая, что будет только одно имя победителя и одно стипендиальное место? Они конкуренты, и недавнее сближение только сильнее всё портит, ставит в тупик. Чонгук не имеет права настаивать, чтобы Тэхён выступал за него, а Тэхён в свою очередь, даже если согласится, имеет полное право заруинить ему выступление. С одной стороны, между ними зародилось нечто трепетное, от чего Чонгук не хочет отказываться, а с другой — ему до сих пор жизненно необходимо выиграть. Он щёлкает на телефон расписание и отправляет его в их с Чимином диалог. Всё-таки Чонгук оказался в этой ситуации по его милости, пусть тоже помогает разгребать навалившееся дерьмо. «Тэхён сольётся» — отправляет он вдогонку к фотографии, но никакой реакции не следует, сообщения не отмечаются прочитанными. Наверняка Чимин лёг спать только под утро и увидит их не раньше полудня. Чонгук стоит на месте минут десять, обдумывая дальнейшие действия, а потом уходит, с надеждой перехватить Тэхёна раньше, чем он увидит всё своими глазами. Он обнаруживается в очереди кафетерия в компании подруг. Чонгук, не раздумывая, подходит к ним, надевает на лицо служебную дружественную улыбку. — Привет, — здоровается со всеми, а затем обращается к Тэхёну. — Поговорим наедине? — Это срочно? — Да, очень. Тэхён смотрит на подошедшую к кассе очередь, но всё равно кивает, соглашаясь отойти. Одна из девчонок, кажется, Чеён, останавливает его за руку. — Что тебе взять? Чонгук отворачивается, незаметно закатывая глаза. Понятное дело, «что». Тэхён всегда покупает в кафетерии одно и тоже. — Воду с газом, — говорит он спокойно, одаривая девушку благодарной улыбкой. Лавируя между столиками, они выходят в коридор. Чонгук заводит его в ближайшую незапертую аудиторию, подальше от чужих ушей, закрывает дверь изнутри. Тэхён выглядит чересчур расслабленным — наверняка он ещё не успел ни о чём узнать. — Расписание отчётника изменили, — прямо сообщает Чонгук, решая ничего не скрывать. — Мы теперь все выступаем в один день. — Да, я знаю, — отвечает Тэхён просто. Чонгук теряется в растерянности. — И… тебя это не смущает? — спрашивает он с долей сомнения. — Что мы выступаем друг за другом и что выберут только одного из нас? — Нисколько. Лицо Чонгука озаряет улыбка, с плеч будто сваливается целая гора. Он тянется к Тэхёну, чтобы поцеловать в губы, потому что его захлёстывают чувства, но Тэхён упирается ладонью ему в грудь, не позволяя к себе приблизиться. — Если ты переживаешь насчёт репетиций, то можешь не волноваться, я не сольюсь. Он выделяет последнее слово особой интонацией, взгляд его становится нечитаемым. Возникает ощущение, что между ними земля расходится трещиной, из которой веет могильным холодом. — Чимин сливает тебе мою с ним переписку? — Чонгук смотрит на него с презрительным прищуром, отступает назад. — Заебись друг. — Нет, он ничего мне не сливал. Он написал о том, что изменили расписание выступлений и почему-то спросил, не собираюсь ли я из-за этого слиться, — Тэхён скрещивает на груди руки, морально закрываясь на замок. — Я сразу подумал, что это слово из твоего лексикона. И мой ответ по-прежнему «нет», повторяю ещё раз: всё в силе. Я дал слово, что помогу, и сделаю это. Так что, знаешь, — Тэхён надломленно улыбается, отворачиваясь в сторону. — Подстраховываться свиданием было лишним. — Наше свидание не было никак связано с выступлением. — Просто совпадение, — равнодушно кивает Тэхён в ложном согласии. — Надеюсь, ты хотя бы не сильно брезговал засовывать язык ко мне в рот. Чонгук от неожиданности вопроса теряет дар речи. — По мне было похоже? — Нет, не было. У тебя впечатляющие актёрские способности, — Тэхён саркастично показывает в воздухе два больших пальца, но голос его дрожит, выдавая волнение. — Это я дурак — не сразу понял, почему это ты так подозрительно быстро уснул, стоило мне прикоснуться к тебе на кровати. Чонгук молчит, не пытается оправдываться, позволяет ему уйти. Он видит, что разговаривать сейчас — бесполезно. Тэхён настроен воинственно. И источник его обиды неясен — Чонгук не сделал ему ничего плохого. У них осталось ровно три репетиции, на которых, несмотря ни на что, придётся взаимодействовать. А через пять дней решающий всё отчётный концерт.*****
Ближе к концу вечера отведенная под гримёрку комната постепенно пустеет. Тэхён стоит напротив большого зеркала и, оттягивая пальцами нижнее веко, аккуратно прокрашивает его чёрным карандашом. Его гладкая кожа мерцает бронзой, острые скулы выделены тёмным контуром, а глаза выразительно подчёркнуты размытой чёрной дымкой. — Хочу сразу накраситься к своему выступлению, — произносит он вполголоса, замечая наблюдающего за ним Чонгука. — Между выступлениями времени хватит только на то, чтобы переодеться. — Я знаю. Чонгук поднимается со стула и подходит ближе, позволяя себе продолжить разглядывать Тэхёна через отражение. На нём самом узкие чёрные джинсы, затянутые на талии кожаным ремнем, и заправленная в них приталенная однотонная футболка. Тэхён тоже во всём чёрном, разве что футболка смотрится на нём более свободно. Они мельком переглядываются в отражении, Чонгук подбадривающе ему улыбается, получая такую же нежную улыбку в ответ. Теперь становится очевидным, что раньше Тэхён никогда не наносил макияж в повседневности. Потому что, если бы он это делал, мир бы точно не выдержал такой красоты, и Чонгук вряд ли бы дожил до своих девятнадцати лет. — Чел, Чимин передал подарки! — громкий голос Хосока раздаётся неожиданно. Парень врывается в гримёрку ураганом и суёт Чонгуку в руки свёрнутый пакет без опознавательных знаков. — Что здесь? — У меня что, рентгеновское зрение? Чимин сказал отдать тебе. — А он сам где? — Сказал, что будет в зрительном зале. Хосок уходит к Намджуну, который ржёт на всю комнату, разглядывая что-то в телефоне; Чонгук раскрывает пакет, достаёт пять одинаковых чёрных панам из плотной джинсовой ткани, украшенных стальными булавками. Поверх них лежит свёрнутая вдвое записка от Чимина со словами: «Пусть на вас будет хоть что-то одинаковое. Удачи в соревновании, желаю победы». И в конце красное сердечко. — Эй, куда ты идёшь? — окликает он идущего к выходу Тэхёна. Из-за волнения получается немного грубо. — Нам через десять минут на сцену. — В туалет, — отвечает тот, с вызовом вскидывая брови. — Нужно получить особое разрешение? — Нет, конечно нет, — Чонгук мысленно бьёт себя по лбу. — Извини. Его ещё никогда и ни один человек не заставлял чувствовать таким ничтожеством. Чонгук до сих пор не знает — друзья они или нет, хоть и друзьями с ним быть он не хочет. Тэхён ведёт себя странно. Чонгук не может отделаться от абсурдной мысли, что он держится на расстоянии не потому, что Чонгук ему не нравится, а потому что считает, что его намерения не искренние. Те, кому всё равно — не терзают себя сомнениями. У Чонгука перед выступлением зашкаливает адреналин. Он раздаёт парням головные уборы и просит идти за кулисы и ждать его там, а сам остаётся в гримёрке. Ему до коликов под ребрами нужно внести хоть какую-то ясность в их с Тэхёном отношения. — Тэхён, подожди, — Чонгук бросается к нему с порога. — Остановись на секунду, я должен тебе кое-что сказать. — Я тоже, Чонгук, — он снимает со спинки стула куртку. — Это очень важно. — Эй, вы идёте? — Намджун заглядывает к ним через щель в двери. — У нас минута. — Да, идём, — Чонгук глазами просит его закрыть дверь. — Выслушай меня. — Дай мне сказать, — просит Тэхён. — Сначала я, — он делает глубокий вдох. — Чонгук, сейчас не время… — Возможно, я влюблён в тебя. — Что? Тэхён медленно моргает, крепко сжимая в руках куртку. Он мечется взглядом по чонгуковым зрачкам, в его испуганных глазах плещется смятение. — Нет, я неправильно выразился, — Чонгук хмурит брови. Он не до конца отдаёт себе отчёт в том, что это одно из самых важных событий в его жизни. — Я хотел сказать, что возможно влюблён в тебя уже очень долгое время. — Чонгук… — Тэхён поджимает губы. — Ты понимаешь, что ты говоришь? — Я тогда уснул так рано, потому что накануне пошёл на ночную работу, чтобы заработать денег на свидание с тобой. Я мечтал зацеловать тебя во время фильма, но когда твои пальцы оказались в моих волосах, я не знаю, но мне вдруг стало так спокойно и уютно, как не было уже много лет. Рядом с тобой я впервые за три года почувствовал себя дома. И если это не любовь, тогда я вообще не знаю, как она выглядит. Я восхищаюсь твоей красотой и силой, — Чонгук открыто и без стеснения влюблённо разглядывает его лицо. — Тебе, кстати, очень сильно идёт этот блеск, — он нежно касается ладонью его лица, ведёт большим пальцем по гладкой щеке. — Мне кажется, он будет хорошо смотреться на моих губах. — Нам пора идти. Тэхён убирает от своего лица его руку и, аккуратно обойдя, стараясь не задеть плечом, надевает на ходу куртку. Чонгук готов провалиться от неловкости под землю. Он молча отдаёт ему джинсовую шапку, прячет глаза под козырьком своей. Они успевают выйти на сцену последними. Яркий слепящий свет софитов не позволяет разглядеть зрительный зал, но Чонгук не сомневается — он заполнен под завязку. Он со всем присущим ему уважением кланяется преподавателям, они занимают свои позиции. Пять неподвижных фигур, одновременно оживающих с первыми звуками музыки. У Чонгука под ребрами саднит сердце, и он очень благодарен Чимину за то, что под плотными полями его лицо хотя бы наполовину скрыто от любопытных глаз. Каждое движение доведено до автоматизма. Чонгук не сомневается в своих танцорах, он уверен, что все они двигаются как единый живой организм. А что, если Тэхён подумал, что Чонгук сказал ему о своих чувствах только затем, чтобы тот не испортил ему выступление? Выражение его лица говорило именно об этом. Теперь Тэхён будет относиться к нему с ещё большим недоверием. Чонгук настолько глубоко теряется в своих мыслях, что перестаёт слышать музыку. Бас отбивает ритм на периферии сознания, и когда он сосредотачивается на ней снова, понимает: он перепутал хореографию, повторив во втором припеве связку движений из первого. Выступление продолжается, но Чонгук уже хочет всё бросить. Сбежать со сцены или провалиться под неё. Этот позор видел весь зал. Видели его преподаватели и четверо танцоров за его спиной. Чонгук только что собственными руками перечеркнул своё будущее. Он задыхается, дотанцовывая через силу, и как только музыка умолкает, он сбегает под незаслуженные аплодисменты непритязательной публики. — Что случилось? — Сокджин догоняет его первым. — Я ошибся. Чонгук зажмуривается, не веря своим собственным словам. Сказать подобное вслух — равносильно добровольному признанию в поражении. Он сгибается пополам, упираясь ладонями в колени. Кто-то из парней пытается положить руку ему на плечо, но Чонгук смахивает, выворачиваясь. Не нужно его жалеть, ему не нужна жалость. Кровь стучит в висках, к горлу поднимается тошнота. Он снимает с головы давящую шапку, отбрасывает её куда-то на пол. Волосы под ней взмокли. — Это было не критично, успокойся, всё было круто. Зрителям понравилось. «Было не критично» и «зрителям понравилось» — не оправдание, и ожидать после такого первое место бессмысленно. И никакие слова поддержки и утешения не помогут. Поток студентов выносит его за кулисы к работникам сцены, кто-то из дежурных по технической части даёт распоряжение поменять на сцене освещение. Опомнившись, Чонгук поднимает голову, возвращаясь в чувства. Он чуть не забыл, что прямо сейчас будет выступать Тэхён, а они разминулись, ушли в разных направлениях от сцены, и теперь он даже не сможет пожелать ему удачи. Подумаешь, Чонгуку не ответили взаимностью на признание после двухнедельного общения. Он всё равно не намерен отступать. Он выбирается из закулисья в тёмный зрительный зал, пригнувшись, проходит между рядами и опускается на ступеньки в самом центре, напротив сцены. Прямо перед ним под сценой восседает преподавательский состав вместе с приглашенным столичным гостем. Они о чём-то оживленно перешёптываются, активно используя жестикуляцию. Или обсуждают предвкушение от предстоящего выступления, или обсуждают то, как только что опозорился один из лучших студентов третьего курса. Весь свет гаснет, и когда зал погружается во мрак — начинает играть незнакомая песня с приятным женским вокалом. Прожекторы загораются, но не перед сценой, как это обычно бывает, а за ней, подсвечивая лежащую на полу фигуру. Тёплая яркость нарастает, рассеивая темноту. Тэхён рывком поднимается на ноги, начинает танцевать. Статный силуэт светится из-за направленных в спину прожекторов. Слабый верхний свет позволяет рассмотреть, что он во всём чёрном. Облегающие лосины подчёркивают каждый изгиб стройных рельефных ног. Длинные рукава, грудь и горловина кофты расшиты крупными чёрными перьями, из-за чего плечи кажутся шире, чем есть на самом деле. Чонгук видел эту хореографию только раз, но он помнит её досконально, и в сочетании с музыкой движения приобретают ещё больше смысла, впечатляют сильнее. У танца есть история, в которой Тэхён — птица со сломанными крыльями, мечтающая о свободе, которая мечется, пытаясь выбраться из тесной клетки. Тэхён кружится на месте на одной ноге и обрушивается на пол в момент, когда быстрая мелодия резко прерывается на бридж. «Ладно, разве ты сам ещё не устал искать одобрение»? — поёт женский голос, повторяя одну и ту же фразу на повторе. Тэхён лежит на спине, даже с дальнего расстояния видно, как тревожно вздымается его грудная клетка. Чонгук понимает, что сейчас будет та самая кульминация его номера, которая поразила его на репетиции, он интуитивно проверяет реакцию зрителей в зале и сидящих за столом преподавателей — те наблюдают завороженно. Чонгук заранее гордится им. Тэхён сгибает ноги, подтягивает носки к туловищу, одновременно закидывая руки за голову. «И ты удивляешься — почему? Почему?», — таинственный голос нагнетает напряжение, свет прожекторов раскаляется практически до бела. — «Никого нет рядом, никого нет рядом с тобой, когда комната погружается в тишину». Оттолкнувшись руками от пола, Тэхён приподнимается на носки, и в момент кульминации, когда его тело мощным толчком взмывает в воздух, он падает навзничь, не вложив в руки достаточно силы. Зрители на соседних от Чонгука креслах восторженно ахают, принимая падение за часть шоу, но Тэхён продолжает лежать неподвижно, устремляя взгляд в потолок и не предпринимая попыток подняться. Чонгук на него злится, потому что в его случае обыграть ошибку было элементарно просто. Песня обрывается, боковой свет гаснет, а когда загорается снова — сцена оказывается пуста. Выходят ведущие, поздравляют выступивших с окончанием основной части отчётного концерта и объявляют пятнадцатиминутный перерыв, после которого выступит хор академии и будут объявлены результаты. Чонгук вскакивает на ноги, бежит в гримёрку, но Тэхёна там не находит. Его нет ни на этаже с автоматами, ни в туалете. Он выбегает на улицу и, заметив вдалеке удаляющуюся чёрную макушку, со всех ног несётся за ним и догоняет только на углу возле перекрёстка, где заканчивается высокий забор академии с резным кованым узором. — Тэхён, — окликает он загнанно, касаясь рукой плеча. — Тэхён, подожди! Тот резко оборачивается, и Чонгук упирается взглядом в его мокрое опухшее лицо с красными заплаканными глазами. Слезы ровными дорожками текут по его щекам, оставляя на коже грязный след от размытого макияжа. — Зачем ты пошёл за мной? — спрашивает он с укором, слабо отталкивая Чонгука от себя. — Возвращайся обратно, сейчас будут объявлять имя победителя. Тебе нужно быть там, — строгий голос звучит слишком уверенно. — Да плевать мне на победителя, это всё равно не я. — Ты не дал мне сказать, когда я тебя просил, — Тэхён растирает по лицу слёзы. — Я случайно подслушал разговор директора Квана с ректором этого института. Они мыли руки в туалете и обсуждали выступивших студентов, обсуждали нас. И весь этот концерт — не более, чем фарс и постанова. Они уже давно отобрали главных претендентов, и выбирали сегодня только между ними двумя. Между мной и тобой, Чонгук. Я хотел сказать тебе это, но ты не стал меня слушать. — Тогда мне жаль, — в горле застревает горький ком. — Очень жаль, что у тебя не получилось. Ты танцевал так достойно, и то, что ты упал… — Чонгук… — перебивает его Тэхён, нарочно растягивая имя. — Я не упал. Они испытывающе долго смотрят друг другу в глаза. — Если бы я дотанцевал до конца, — продолжает он после паузы, — они с большой долей вероятности выбрали бы меня. — Зачем тогда ты сделал это, если знал? — Потому что я здесь только из-за тебя. — То, что ты согласился выступить за меня в моей команде, — злая обида заставляет его повысить голос, — не обязывало тебя… — Дело не в сегодняшнем концерте, боже, Чонгук! — прикрикивает Тэхён. — Не тупи. Он смотрит на него с осуждением, будто Чонгук должен знать о чём-то, должен о чём-то догадаться. — Ты ведь не узнал меня, да? — Тэхён пытается выдавить из себя улыбку, шмыгает мокрым носом. — А я ещё всегда заступался за тебя перед Чимином, когда он называл тебя тупым. — Я не понимаю тебя. — Толстый мальчик с большими ушами, который всё время плакал, — у Тэхёна на глазах наворачиваются новые слёзы. — Который ничего не мог. Знаешь, почему он всё время плакал? — Чонгук бездумно мотает головой. — Потому что его отец — военный, который по полгода отсутствовал дома, а потом в один прекрасный день вспомнил, что у него есть сын и решил заняться его воспитанием. Ему не понравились проблемы ребёнка с лишним весом, поэтому он заставил его заняться спортом. На выбор — боксом или борьбой, ведь только это может сделать из ленивого дармоеда человека. Мама тайком от отца разрешила выбрать танцы, потому что мальчик до смерти боялся. Боялся людей, боялся других детей и их реакции. И она отвела его в единственную студию танцев в их маленьком городе. Где вышло так, что её сын влюбился. В другого мальчика. Чонгук гулко сглатывает, потому что догадывается о том, что было дальше. — А потом он узнал, — продолжает Тэхён дрожащим голосом. — Что этот мальчик, человек, ради которого он приходил в танцевальную студию — уехал. И уехал, вероятно, навсегда. И тогда он понял, что они больше никогда не увидятся, если ничего не изменится. Он плакал и упрашивал маму отпустить его через два года учиться в Пусан, но когда она начала узнавать об академии искусств — обучение оказалось платным. Отец сказал, что не даст на это ни копейки денег, что это не мужское занятие — танцевать, и тем более туда не возьмут такого тюленя, как я, — Тэхён давится рыданиями. — И я признался ему во всём… Сказал о себе правду… Я думал, он будет кричать, что я ему больше не сын, что будет оскорблять последними словами, но он схватил меня и чуть не пробил мной в стене дыру. Чонгук не выдерживает ни его горьких слёз, ни его душераздирающего рассказа — притягивает Тэхёна к себе и крепко обнимает. — Мама за меня заступилась и сразу подала на развод, — продолжает он, тихо всхлипывая. — Я перестал есть. Совсем. У меня началась булимия, и я за первое же лето потерял двадцать килограмм. А потом я узнал, что здесь существует стипендиальная программа для тех, кто занимается классическими танцами. Мне было тринадцать, учить меня балету профессионально никто бы не взялся, но мне повезло — у меня оказалась большая природная гибкость и очень подвижные суставы. Тренировки по четырнадцать часов в день дали свои результаты. Я сел на первый шпагат за три недели, — Тэхён замолкает, будто только сейчас начинает осознавать, что находится в чужих объятиях. Чонгук молчит, поражённый его словами, покачивает бережно, не расслабляя сильной хватки. — На вступительных экзаменах я боялся, что меня не примут. Мой уровень всё ещё был недостаточным, я был в этом уверен. Мне сказали, что я странно танцую и что они не могут понять природу моих навыков. Я сказал, что занимаюсь танцами только два года, и знаешь, что сказал мне наш директор? — Чонгук осторожно отстраняет его от себя, чтобы внимательно посмотреть в глаза. — Он сказал, что тот, кто хочет — по итогу сделает намного больше того человека, который может. Но я никогда не хотел танцевать, я просто хотел быть ближе к тебе. — Боже, радость, — Чонгук берёт его лицо в ладони, бережно стирает грязные разводы пальцами. — Всё же сейчас хорошо, почему ты до сих пор плачешь? — Потому что, возможно, я понял сегодня, что я хочу, очень хочу продолжать танцевать. — Твоё место на большой сцене, — уверенно соглашается Чонгук. — Ты должен их всех в этом убедить. Он крепко берёт его за руку, тянет за собой. — Куда мы? — Возвращаемся обратно, чтобы ты выступил перед судьями ещё раз. — Я не пойду, — Тэхён испуганно округляет глаза, пытаясь тормозить подошвами. — Никто не будет давать мне второй шанс, особенно если узнают, что я специально сорвал своё выступление. Чонгук резко разворачивается и прижимается губами к его губам, сминает их в грубом, но чувственном поцелуе. — Просто доверься мне, — просит он. — Хорошо? Тэхён беззвучно кивает, позволяет вести себя за руку, как ребёнка. Они переходят на бег. Чонгук отправляет Тэхёна в гримёрку умыться и переодеться, а сам бежит по коридору в главный зал. Зрители постепенно начинают расходиться, покидают зал группами. Всех, кого Чонгук встречает по пути — он просит вернуться обратно, потому что главное выступление вечера ещё не состоялось. Уговаривать преподавателей дать Тэхёну шанс не приходится. Те неумело изображают строгость, но тот факт, что об этом их просит сам Чонгук — заинтересовывает всех. Чонгук садится на своё прежнее место на ступеньках, прижимает к лицу крепко сплетённые от волнения пальцы. Он в жизни так не волновался. В этот раз свет не гаснет. Тэхён выходит на сцену, коротким цепким взглядом ищет в зале Чонгука. Находит сразу. А потом он танцует. Маленький утёнок из сказки, превратившийся в прекрасного лебедя. Чонгук улыбается сквозь слёзы. Он так влюблён и так счастлив. Они приехали в Пусан с разными целями и мечтами, а в итоге добились совершенно противоположного. Приглашённый гость, ректор института в строгом сером костюме поднимает руку, давая сигнал выключить музыку. Один из преподавателей жестом приглашает Тэхёна спуститься к ним, и Чонгук машинально поднимается на ноги и тоже направляется к их столу. — Если вы выбираете между мной и Чонгуком, то я прошу вас выбрать его. Чонгук ускоряет шаг, торопясь вмешаться. — Директор Кван, не слушайте его, — кричит он, подбегая ближе. — Тэхён именно тот человек, который по-настоящему достоин обучения в Сеуле. — Не вмешивайся, Чонгук, — шипит Тэхён строго. — Ты профессиональный танцор… — Поэтому я как никто другой вижу твой потенциал! — Ты заслуживаешь быть там больше меня. — Молодые люди, вы закончили? — обрывает их директор. — Или, может нам оставить вас наедине? — Простите, — произносят они в один голос, виновато склоняя головы. — Итак, насколько я понял, — спокойно произносит ректор, заглядывая в лежащий перед ним лист. — Вы оба претендуете на стипендию в моём институте, но оба готовы отказаться от нее в пользу другого. Синхронные кивки заставляют всех преподавателей озадаченно переглянуться между собой. Чонгук сверлит Тэхёна укоризненным взглядом, и тот не остаётся в долгу, прищуривается многозначительно, посылая по воздуху вибрации своей неукротимой энергии. — А знаете, что, пусть они сами решают между собой, — мужчина в сером костюме опускает ручку на стол, провозглашая свой вердикт, и поднимается на ноги. — Завтра до полудня жду заявление от одного из вас. — Отнесёте ко мне в приёмную, — оживляется директор, следом поднимаясь со своего стула. Остальные преподаватели следуют его примеру. — Оставите у секретаря. Чонгук не разделяет тэхёновой радости от объявленного решения, но когда преподаватели неторопливо уходят к выходу, бурно обсуждая выбор ресторана на вечер и оставляют их в пустом концертном зале одних, он не сдерживает себя от порыва обнять Тэхёна за талию и, притянув ближе, уложить его голову себе на плечо. — Завтра приведу тебя за руку писать заявление, — шепчет Чонгук. — Ты поедешь, — отрезает Тэхён. — Я и так здесь на стипендии, забыл? И тебе будет проще адаптироваться на новом месте, потому что, если уеду я — мне придётся оставлять и тебя, и маму. — Я только нашёл тебя, чтобы опять потерять? — Не потеряешь, у нас будет WhatsApp. — Ты же знаешь, что это не одно и то же. — Что ж, страсти у вас здесь происходят, достойные Шекспира, — последнее, что улавливает их слух из чужого разговора, прежде чем за ними закрывается тяжелая дверь.Panic! At The Disco — High Hopes