*****
В огромном зрительном зале нет ни одного свободного кресла. Их четыре места — в восьмом ряду чуть правее центра: но даже оттуда закрытая роскошным занавесом сцена кажется захватывающе гигантской. Лилит и Джихё на правах старших занимают крайние кресла, уступая уютные центральные места младшеньким. Тёплый свет театральных прожекторов мягко рассеивается между многоуровневыми рядами и балконами, создавая завораживающую загадочную обстановку. Девушки неосознанно крутят головами, выискивая в окружающих знакомые лица, и не найдя никого, синхронно тянутся за телефонами, чтобы убрать звуковые оповещения. Музыканты занимают места в оркестровой яме. — Нужно было взять бинокли, — расстроенно шепчет Юки, возбуждённо ёрзая на месте. — Я в этих линзах ничего не увижу. — Это балет, а не театр, — Лилит добродушно улыбается. — Необязательно видеть лица танцоров, чтобы понять суть происходящего на сцене. — Всё равно это интересно. — Господи, смотрите! — бесшумно взвизгивает Джихё, указывая пальцем на проход между сценой и первым рядом. — Чонгук! Боже, он в костюме! Три пары горящих интересом глаз синхронно прослеживают её взгляд. Конечно, место Чонгука в первом ряду. Естественно, в их сторону он не смотрит. — Кто это сел рядом с ним? — спрашивает Юки. — Какое-то знакомое лицо. — Это… — Лилит от удивления теряет дар речи. — Кажется, премьер-министр. — С ума сойти. Чонгук не один, с какой-то взрослой женщиной. Очень красивой, в элегантном чёрном брючном костюме и алой водолазке. Та садится от него по левую руку, они, улыбаясь, переговариваются, а потом она тянется к нему и что-то шепчет на ухо, непринуждённо касаясь ладонью плеча. Вот так просто. Если бы спутница по возрасту не годилась Чонгуку в матери, Лилит бы подумала, что она с ним флиртует. Свет в зале постепенно тускнеет, яркие софиты услужливым путеводителем сосредотачивают внимание зрителей на пока ещё закрытой сцене. Края тяжёлого позолоченного полотна медленно расходятся, начинает звучать первая скрипка, в которую поочередно искусно вплетаются остальные высокие и низкие живые звуки. На сцену одновременно с двух сторон выносится вихрь танцоров. Их много, не меньше пятидесяти, мужчины вперемешку с женщинами, все стройные, грациозные и в одинаковой одежде разных пудровых оттенков: от холодного серого до бледно-розового и тепло-бежевого. Они кружатся в танце по строго выверенному обманчиво хаотичному маршруту, объединяются в группы и снова распадаются. Отыскать в толпе Казуху несложно: она единственная танцовщица в пышной юбке до колена, а не в набедренной повязке из нескольких коротких лоскутов. Чонгук сосредоточенно следит за происходящим на сцене, а Лилит, которая больше всех остальных мечтала попасть на это выступление, не отводит взгляда от Чонгука. Он для неё, как и для остальных девчонок, не просто учитель, наставник и тренер. Он — неотъемлемая часть их жизни. Поначалу, когда их только сформировали как группу, и они ещё не были с ним знакомы, они единогласно молились всем мыслимым и немыслимым богам, чтобы их хореографом стал кто угодно, но только не Чон Чонгук. Невероятно честолюбивый, строгий и сверхтребовательный. В то время среди стафа как раз ходили слухи, что Чонгук хочет уйти из агентства: слишком сильно по его самолюбию ударил распад предыдущих подопечных. Мужская группа, с которой он проработал больше года, просуществовала всего семь месяцев после дебюта. Причиной тому послужил неудачный эксперимент: агрессивный концепт, сложная к восприятию наполненная нравственным и социальным посылом музыка, сплошная выверенная до миллиметра механика и техника движений и никаких эмоций. Постфактум все как один говорили: очень жаль ребят, но группу не спасли даже танцы. Даже танцы. Но честолюбивый Чонгук воспринял их провал на свой счёт. Доля вины была, по его мнению, и на нём. С девчонками работать, насколько они знали, он тоже не хотел. Всё изменилось в первый же день их знакомства. «Когда рядом нет посторонних, обращаетесь ко мне по имени», — первое, что он им тогда сказал. На этом правиле и строились их дальнейшие отношения. За полгода Чонгук стал им настоящим другом. «Если хотите о чём-то переживать — переживайте о занятиях по актёрскому мастерству и вокалу, с танцами у вас проблем не будет». И они больше не тряслись от волнения перед тренировками. «Еда или календарь? Отпустить не могу. Если календарь, бери коврик для йоги и ложись здесь. Предупреждаю всех: я не предоставляю выходных по этому поводу. Болит живот — приходите, ложитесь в зале и наблюдаете». До этого дня никто и никогда не давал им подобных поблажек. В Чонгука нельзя было не влюбиться, и Лилит прекрасно понимала Минни: её собственный восторг граничил с влюбленностью на протяжении первых двух месяцев. Все они стремились заполучить расположение молодого и красивого хореографа, выделиться и заслужить похвалу. Соперничество доводило до крупных ссор. Джихё крутила пальцем у виска: «вы что делаете, мы все для него просто работа». А потом их собрали, чтобы сообщить, что руководство приняло решение из пяти девчонок оставить группу из четырёх. Они сидели в конференц-зале за большим овальным столом среди серьёзных взрослых мужчин, выслушивали их циничные хладнокровные аргументы и безмолвными испуганными птенцами взирали на Чонгука, ища в нём поддержки. На такие фундаментальные решения он, естественно, повлиять не мог, но в память врезались его глаза: мёртвый стеклянный взгляд незримо смотрел в одну точку перед собой. Ему тоже было больно. Они были для него больше, чем просто работа. Танцоры тем временем внезапно начинают суетиться и разбегаться по сцене, сбегая за кулисы. Один из танцоров перехватывает Казуху за руку, не давая ей уйти за всеми. Музыка меняется, и они, оставшись вдвоём, начинают танцевать вместе. В каждое их движение несомненно заложен смысл, каждое соприкосновение и взмах руки — часть одной большой истории. Казуха парит над сценой, падает в объятия партнёра, кружится с ним, а потом, словно земного притяжения не существует, взмывает вверх и снова падает, но уже на паркет. Он ложится рядом с ней, они борются, катаясь по полу, Казуха оказывается сверху, их пальцы сплетаются, лица близко, почти соприкасаются губами, но это лишь замысел номера и отвлекающий манёвр — в следующую секунду она ставит ногу на его ступню, и он выталкивает её вверх, Казуха раскрывается в воздухе и снова оказывается в его объятиях. Лилит трёт покрывшееся мурашками предплечье: то, что происходит на сцене, не похоже на классический балет. Это безумная смесь стилей, наполненная множеством современных элементов. Лилит наклоняется, чтобы взглянуть на Джихё: та предсказуемо наблюдает за происходящим с открытым ртом. Лилит ловит её взгляд и с улыбкой вскидывает брови, одними глазами спрашивая: «ну как, не скучно?», на что Джихё активно мотает головой и снова переводит внимание на сцену, куда опять со всех сторон выносятся танцоры. Лилит замечает, что Чонгук ведёт себя странно: сидит в напряжённой позе и смотрит исподлобья, прижимая к губам кулак. Он всегда так делает, когда волнуется и до предела сосредоточен. Видеть его таким — значит быть уверенным, что он будет придираться даже к тому, как во время танца ты моргаешь. Чонгук не похож на обычного зрителя, который наслаждается выступлением впервые. Он выглядит так, будто для него в этом есть что-то личное… Лилит снова смотрит на сцену, пытается увидеть её его глазами. И всё-таки поверить в то, что Чонгук и Казуха вместе… Да такое просто невозможно! Они неоднократно, собираясь редкими свободными вечерами своей маленькой компанией, сплетничали о преподавателях, и когда разговор заходил о хореографе, все единогласно сходились во мнении: у Чонгука никого нет. Ну не мог человек, которого кто-то ждёт дома, проводить на работе по восемнадцать часов в сутки и время от времени оставаться на ней ночевать. Да и Казуха, Лилит читала о ней, последние несколько лет почти не жила в Корее, разъезжая то по Японии, то по Америке. Да, они могли познакомиться и влюбиться друг в друга совсем недавно, но… Если бы они действительно были парой, это была бы шекспировская история, не меньше. От этих мыслей противно жжёт в груди ядовитая ревность. Минни больно толкает Лилит локтем и в ответ на грозный вопросительный взгляд даёт ей раскрытую программку, указывая пальцем на последнее имя в столбике из пяти фамилий. У балета «Winter Lake» пять постановщиков, и один из них Чон Чонгук. Лилит от удивления округляет глаза, переглядывается с Минни, на лице которой читается искренний, почти детский восторг. Это ведь всё объясняет: и почему Чонгук знал о премьере заранее, и почему знаком с Казухой, и почему у него был доступ к дополнительным билетам, и почему он наблюдает за происходящим на сцене с затаённым волнением. Они не встречаются — Чонгук всего лишь один из постановщиков шоу. Полтора часа пролетают незаметно, и когда артисты выходят на поклон, и за ними закрывается занавес, девушки, не сговариваясь, встают со своих мест, как и весь зрительный зал. Театр заполняется оглушительными аплодисментами, поклонники с первых рядов несут к сцене цветы. Лилит боковым зрением замечает, как Юки быстрыми движениями смахивает с лица слёзы. Казуха обнимает своего партнёра и они, взявшись за руки, выходят вперёд и низко кланяются, вызывая этим ещё больший шквал оваций. Наконец сцена пустеет, и зрители начинают расходиться. Чонгук, находя девушек глазами, идёт к ним навстречу. — Леди, — улыбается он. — Добрый вечер. — Сонсэнним, — кланяются они дружно. — Как вам балет? — интересуется Чонгук. — Понравился? — Очень! — восклицает Юки. — Казуха такая талантливая! Это было восхитительно! Даже Джихё понравилось, а она поначалу была настроена скептично. — Рад это слышать. — Чонгук отступает в сторону, пропуская пожилую пару, двигающуюся в направлении выхода. — Если хотите, могу провести вас за кулисы. Познакомитесь с Казухой ближе, скажете ей всё это лично. — Можно?! — едва ли не взвизгивает Лилит, прикрывая ладошкой рот. — Мы хотим! Мы хотим? Она переглядывается с подругами и те кивают, подтверждая её слова. — Тогда идёмте. — Сонсэнним! — Минни равняется с Чонгуком. — Почему вы не рассказали нам, что участвовали в постановке балета? Девушки настораживаются в ожидании ответа. — Потому что моё участие было незначительным. — А мы сразу заметили, — гордо сообщает Минни. — Влияние вашего уникального стиля. Чонгук улыбается: — Едва ли это был он, но спасибо. — А я не поняла один момент, — говорит Джихё, догнав их. — Когда свет софита сужался на сцене, и Казуха отползала от него в середину. Почему она это делала? Она боялась оказаться в темноте? — Это был не свет! — поражённо восклицает Юки. — Казуха была лебедем, а сцена — её озером. У неё были обрезаны крылья, поэтому, когда наступила зима, она не смогла улететь с другими лебедями туда, где тепло. И когда свет вокруг неё начал сужаться — это вода в озере начала замерзать! Она поняла, что умрёт, но ничего не могла сделать, ей оставалось только оттягивать момент гибели. И её возлюбленный остался с ней и замёрз тоже, хотя мог улететь и спастись. Вот. — Да, всё верно, — улыбается Чонгук. — Правда? — переспрашивает Джихё, опешив. — Я думала, она была ангелом. — И поэтому балет называется «Зимнее озеро»? — ехидничает Юки. — И вы тоже всё это поняли? — обращается Джихё к подругам. Минни растерянно пожимает плечами и вопрошающе смотрит на Лилит, которой нечего сказать: большую часть выступления она провела в своих раздумьях и не особо вникала в сюжет. — Почему все истории о любви такие грустные? — вздыхает Юки. — Потому что настоящую любовь нужно доказывать поступками, — отвечает Лилит. Чонгук останавливается и стучится в белую дверь, на табличке которой под надписью «гримёрка» изображен силуэт безликой балерины в пышной пачке и неестественно длинными ногами. Дверь открывает Казуха. — Чонгук! — широко улыбается она. — Ты не один, — добавляет она удивлённо. — Это мои подопечные, о которых я тебе рассказывал. Девушки уважительно кланяются. — Здравствуйте, — говорит Джихё. — Мы хотели выразить вам своё восхищение. Ваше выступление произвело на нас огромное впечатление. — Господи, какие вы милые, — ласково тянет Казуха. — Подписать вам? — указывает она на программку. — Да, пожалуйста, если можно. — Конечно можно. Заходите, у меня есть новые. Минни опускает глаза на свою потрёпанную программку с помятыми углами и следом от помады стыдливо убирает её за спину. Гримёрка оказывается общей для всей женской части коллектива. Везде беспорядок, на столах и стульях лежат букеты цветов, на полу валяются разбросанные вещи. Никто из балерин не торопится переодеваться в удобную одежду, избавляться от пуантов или смывать тяжёлый яркий макияж: они общаются на повышенных тонах, делятся эмоциями. Счастливые и перевозбуждённые. На одном из столов стоят высокие бокалы и несколько пока ещё закупоренных бутылок шампанского. — Странно, мне казалось, вы будете ломиться в другую дверь, — хихикает Казуха, на что Чонгук, следуя за ней вглубь гримёрки, угрожающе прищуривается. Она забирается на стул с ногами и берёт стопочку рассыпанных по столешнице программок. — Так вы, получается, будущие айдолы? — спрашивает она с интересом, без стеснения разглядывая девушек. — Да, — отвечает за всех Юки. — Мы дебютируем в мае. — Искренне вас поздравляю. И кто из вас главный танцор? — Казуха снимает колпачок с маркера и неотрывным размашистым движением расписывается на обложке. — Или как это у вас принято? — Я, — скромно поднимает руку Джихё. — Но я даже близко не так хорошо танцую, как вы. — Перестань, — хихикает Казуха. — С таким учителем как Чонгук, не поверю. — А ваш партнёр? — осторожно спрашивает Юки, бережно открывая подписанный буклет. — Почему его имя не указано ни на главной странице, ни на афишах? Он ведь тоже ведущий танцор? — Он не совсем танцор, — отвечает Казуха. — Точнее, он не только танцор, поэтому его имя указано в другом месте. — Где? — Среди постановщиков. Он режиссёр. — Казуха закрывает маркер и передаёт последнюю программку задумчивой Лилит. — Если хотите, можем сделать общее фото.*****
На улице темно и валит снег. Мраморные ступеньки, запорошенные белым покрывалом, опасно скользят под тонкими, не предназначенными для суровой зимы подошвами. Девушки кутаются в пальто, стоя на тротуаре в ожидании такси, которое наверняка задерживается из-за погоды. Этот вечер они определённо запомнят надолго. — Вы тоже это заметили? — спрашивает Джихё, накидывая на голову капюшон. Юки прячет телефон в карман, Лилит выдыхает в ладони, грея руки. Минни, притопывая на месте, выглядывает нужную машину. — Что мы должны были заметить? — спрашивает Юки. — Что в гримёрке Казухи не было красных роз. Лилит задумчиво трёт переносицу: — И что это значит? — Ну, что цветы, скорее всего в другом месте, — отвечает Юки. — Логично. Джихё пожимает плечами: — Или что они предназначались другому человеку. — Кому? — тут же спрашивает Минни. — Я откуда знаю? — хмурится Джихё. — У тебя далеко программка? — Зачем тебе? — Хочу узнать имя этого танцора. — Что, понравился? — Минни прищуривается с насмешливым злорадством. — Думаешь, у тебя есть шанс? Джихё изображает презрительную гримасу: — Уж точно не меньше, чем у тебя с Чонгуком. Возле них останавливается такси, и Лилит, дрожа от холода, первой садится в автомобиль. Минни и Джихё, не переставая пререкаться, залазят следом. Юки медлит, и перед тем как сесть, достаёт из сумочки программу и пробегает глазами по последней странице. Дверца мягко хлопает и автомобиль медленно трогается с места. — Ты чего так долго? — с укором спрашивает Джихё. — Я уже пальцев на ногах не чувствую. — Смотрела как зовут твоего режиссёра, — Юки прячет озябшие пальцы в рукавах куртки, наслаждаясь долгожданным теплом. — Его зовут Ким Тэхён.⋞ Конец ⋟