Плоть

Джулиан быстро заглядывает в окно лавки, тут же пряча нос в поднятом вороте плаща. Озираясь вокруг, подступает к входной двери и нерешительно стучится. Здесь, под черным северным небом, ни черта не видно дальше вытянутой руки. Где-то позади слышатся голоса, но не за дверью. Там только тишина. – Азра, пожалуйста, открой. Я же знаю, что ты там. Джулиан прикладывается ухом к дереву и считает про себя до десяти. Как только доходит до восмерки, срывается: – Азра! Прошу тебя. Очень сильно прошу тебя. Конечно же, никакого ответа. Джулиан не знает, чего он ждёт. Он переминается с ноги на ногу и не может оторвать от дверной ручки свою ладонь. Когда-то Везувия пылала чумой. Её залитые красным улицы глотали изуродованные тела, чтобы разыграться жаждой ещё больше. Люди гибли словно мухи: убого и много, вытекая кровавой жижей по водосточным каналам. Вместо того, чтобы расправиться с жизнью быстро, чума пробовала на свой гнилой зуб каждую косточку. Болезнь была безжалостна и жестока; она забиралась крюками под кожу так, что ту хотелось заживо разорвать, лишь бы высвободиться от невыносимого зуда. И люди рвали. Они срезали с себя лоскуты кожи и мяса, ещё больше покрываясь красным. В бреду, умереть от этого казалось желаннее, чем прожить ещё несколько дней. Прежде чем окончательно раствориться в пульсирующих розовых наростах. Джулиан до сих пор не может поверить, что это происходило на самом деле. В свои 17 лет отрезал руку Люцио. Был врачом на поле боя. Он видел, как пираты вырывали голыми руками друг у друга кишки и как человеческая кровь ведрами выплескивалась с борта в пасть акулам. Но звук истошных воплей, проникающих в самые глубины подземелья, – вот, что Джулиан до сих пор забыть не может. Во что он не может поверить. Из каморки-операционной Деворак поэтому и не выходил. Он резал и резал, и переставал слышать безумные крики, и когда поднимал голову над трупом, то начинал всё слышать снова. Забирался ладонями глубже под искромсанные рёбра и считал собственное дыхание: раз – резать, два – дробить, три – тащить, четыре – ... До десяти он никогда не досчитывал. Кажется, как раз в это время к нему привели из дворца мага. Джулиан не запомнил лица и вида, потому что не поднимал головы, но голос был удивительно ласковым и успокаивающим. Когда маг был рядом, крики ненадолго стихали, уносились куда-то далеко из стен города, из мыслей Деворака. Так случалось несколько раз. Несколько раз они вместе проводили операцию и расчищали подземелье от трупов. Что-то Джулиан всё-таки запомнил: маг интересовался мертвецами, подолгу стоял около них и спрашивал жуткие вопросы. Как они умерли? Когда? Все ли от чумы? Сколько им было лет, с семьёй или без, из Везувии ли, первое ли заражение. И внезапно: считают ли трупы? Джулиан тогда отмахнулся, даже огрызнулся, и снова спрятался в операционной. Больше мага он не видел. Служащие подземелья никогда в нём не задерживались. Джулиан думает, что Азра любил того мага. Наверное, от этой мысли становится немного больно. Деворак отталкивается от двери и закрывает глаза. – Он тебе нравился, да? Я знаю. Азра, этот человек... Он бы не хотел, чтобы ты сейчас так себя чувствовал. Это очень глупые и бессмысленные слова. Они не несут за собой ничего, кроме попытки сказать хоть что-то. Азра Альназар – человек, которым Джулиан восхищается. Азра Альназар красив, умён, наделён чувством юмора и талантом магии. Азра никогда не показывал ни одну из своих слабостей, и Джулиан убедился, что их у него нет. Во чтобы Азра не вляпался, он всегда выходил сухим из воды. Даже чума не тронула его: Альназар сбежал из города и не появлялся в нём до тех пор, пока всё не утихло. Джулиан помнит его счастливое лицо и громкий голос, когда они встретились после разлуки. Он поднял руки вверх и широко улыбнулся: – Я скучал, Илья. Ну и видок у тебя. Конечно, вид чумного доктора, не спящего уже трое суток, был несколько подавленным. Но Джулиан был рад услышать этот голос снова. А потом Азра пошёл в свой магазин. Прошло несколько дней, прежде чем Деворак увидел шатающегося по рынку мага. Тот блуждал от одного прилавка к другому и выпытывал что-то у прохожих, на что те подозрительно морщились. Взгляд у Азры был пустой и потерянный. Джулиан не мог пошевелиться, наблюдая за тем, как Азра Альназар – красивый, умный, талантливый Азра Альназар – похож на бродячую шавку, ищущую своего хозяина. Пустой взгляд остановился на докторе, и тот вздрогнул. Взгляд внезапно стал светлее и вместе с тем безумнее. Азра широко зашагал навстречу Илье, не отрывая взгляда и, ещё не подойдя, уже открыв рот: – Я-ян... Его нигде нет. Его никто не видел. Почему? Где мой Ян? Джулиан не мог разобрать ни слова. Почему-то он знал, что они несут какой-то смысл, но фразы сливались между собой и на секунду – как один сплошной звук: как истошный крик в подземелье. Джулиан снова спрятал голову. Азра разозлился и обхватил Илью, сжимая его рыжие волосы в кулаках. Джулиан начинал хныкать. – Пожа-алуйста, скажи, где он? Вы ведь работали вместе? Он должен был быть с тобой. Его зовут Ян – Ян. Высокий, длинные волосы... Ты должен был запомнить его. – Я помню голос... Азра взвыл и потащил за клочки волос голову Джулиана вверх, и тот заплакал ещё громче. И когда его глаза встретились с суженными зрачками в огромной сиреневой радужке, он остановился. Азра тяжело дышал и мотал головой из стороны в сторону. Кажется, его щеки и лоб покраснели и покрылись испаринами, но слёзы из глаз не текли. Когда Альназар снова заговорил, Джулиан его не слушал. Он все думал о засохших слезах по краям глаз. – Ян ничего без меня не может. Он сейчас в опасности. Он может умереть – ты понимаешь? Вспоминай или я тебя заставлю это сделать. – Разве он не поехал с тобой в Напал? – не отводя взгляда от красных щек пусто ответил Джулиан. Азра на секунду остановился, а Деворак почувствовал, как руки, держащие за голову, задрожали. Потом его ударили в челюсть. С этого момента Джулиан не запоминал ничего – но Азра кричал. Он должен был поехать со мной в Напал! Дурак! Непроходимый идиот! Нужно было взять его за шкирку и потащить с собой. Я – дурак! Ян никогда не думал о ком-то кроме себя. Где он сейчас? Что с ним? О Аллах, пожалей этого глупца. Он ни на что не способен. Нет, нет, нет, нет...