любовь

      хенджин смотрит, как сынмин заходит к себе домой, и задергивает плотные шторы. он не появлялся в школе уже неделю, будучи полностью здоровым и наблюдая за тем, как ким возвращается к себе каждый день. можно ли назвать хенджина здоровым? вряд ли.       хенджин рвет волосы в попытках утихомирить бушующие внутри чувства, собирает дрожащими пальцами кровавые лепестки и падает на колени.       смотреть на сынмина спокойно не получается.       хенджин смотрит на него во время урока, тот улыбается очаровательно-невинно и мимолётно, потому что не хочет, чтобы учитель заметил их переглядки. у хвана сердце заходится в бешеном ритме, к щекам приливает краска, и чувствует он сотни бабочек в животе.       сынмин однажды подкладывает ему полароид с фотографией глоксинии.       хенджин тогда не придает этому значения, радуясь безумно его подарку, думая, почему он это сделал. на следующий день сынмин ходил грустный как-то по особенному, хван не решился спросить, в чем дело.       узнав, что цветок на фотографии выбран не просто так, хенджин не набрался смелости рассказать сынмину о том, что не знал.       с тех пор прошла уже неделя. неделя без ким сынмина оказалась самой мучительной в его жизни.       безумно не хватает его тихого смеха, шутливых придирок в роде «хватит сидеть в телефоне на уроке, хван», тонких пальцев, что почти случайно касались его, тут же одергиваясь.       безумно не хватает ким сынмина.       хенджин скучает, прекращает собирать лепестки, что разбросаны по всему полу, и слезы вытирает не салфетками, как в начале, а ладонями, потому что первые закончились спустя пару дней.       хенджин игнорирует все сообщения друзей, думает, что справится в одиночку, нужно всего лишь забыть о существовании ким сынмина.       сынмина, который живёт напротив, и окно его видно из хенджинова; который сидит за соседней партой и делится стеркой, потому что у хенджина она теряется на дне бездонного рюкзака; который даёт отпить четыре (хенджин делает шесть) глотка своего любимого коктейля только хвану, смотря на остальных просящих с непониманием, мол, нормально у вас все?       хван подскакивает, когда видит на экране заряжающегося телефона уведомление о сообщении от сынмина. тот спрашивает, что случилось, почему он не пришел. и было это в первый день его прогулов, когда хенджин решил выключить звук, побыть в тишине и разобраться с роем мыслей о своей глупой влюбленности.       стоило включить телефон раньше.       он отвечает сынмину, извиняется, что так долго, говорит, чувствовал себя не очень. ким предлагает навестить, а хенджин так сильно соскучился, что отказать не в силах.       на ватных ногах он ходит по комнате, собирая лепестки, открывает окно, впуская холодный ветер, чтобы проветрить комнату от запаха крови, смешанного с цветочным. хенджин успевает убрать все, что могло намекнуть младшему о его недуге и слышит звонок в дверь. родителей дома нет, придется спускаться самому.       — привет, — в руках у него пакет со сладостями и фруктами, как хван узнал позднее. когда он успел за ними сходить? — надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.       — вроде как, — он усмехнулся, понимая, что сейчас нагло лжет.       хенджин надеется, что приступ кашля не сразит его в ближайшие пару часов, пусть и знал, что это очень маловероятно.       сынмин аккуратно проходит в его комнату и, ругая за открытое окно, закрывает его. хенджин предлагает присесть на кровать, а сам идёт за соком.       ким, возможно, рассматривает его слишком внимательно. у хвана синяки под глазами, губы совсем потресканные, привычного румянца на щеках нет, и улыбается он словно вымученно, не превращая свои красивые глаза в полумесяцы.       сынмин любит его улыбку.       младший замечает цветок, выросший на ухе хвана и осторожно касается его. хенджин замирает на месте.       — из-за кого это? почему ты не сказал мне?       хенджин думает, они не настолько близки, чтобы он говорил ему о своей безответной влюбленности, которая, к тому же, в самого сынмина. он никогда не думал, что сынмин будет спрашивать его об этом.       возможно, хенджин вовсе не думал, потому что ким куда более заботливый и милый, чем ему казалось раньше.       — не хотел напрягать тебя своими проблемами, — он пьет сок через розовую трубочку и смотрит на младшего из-под длинных ресниц, — прости.       — не извиняйся, — поглаживания стали настойчивее, ладонь переместилась на щеку, а большой палец мягко коснулся хенджиновой родинки, — так скажешь, из-за кого…?       сынмин не хочет сильно нажимать, но хочет помочь.       хенджин притягивает, как магнит, своим светлым, невинным взглядом, своим вкусом в одежде и розовым чехлом на телефоне.       — из-за тебя.       хенджин не знает, откуда берется смелость говорить это, но он говорит, жмурится, и чувствует сынминовы губы на своих. тот второй рукой берет его и тоже поглаживает. он успокаивает, говорит своими касаниями «не переживай, все хорошо, я люблю тебя».       сынмин отстраняется и смотрит так влюбленно, что хвану не верится.       — я люблю тебя, — снова целует. и снова. и снова.       хенджин теряется, думает, что сон все это, сынмин, сидящий перед ним сейчас — воображение. не заслужил он сынмина, поймал горячку из-за своей идиотской любви и напридумывал себе счастливый исход.       хенджин чувствует, как глаза становятся влажными, а слезы скатываются по сухим щекам, ведь за кожей он не ухаживал все это время. сынмин стирает каждую, целует все лицо, говорит не волноваться, пытается развеять наваждение хенджина, помочь поверить в то, что это реальность.       хенджину лучше, он гладит сынминову ладонь своей в ответ, и смотрит, наконец, без слез на глазах. у сынмина в объятиях тепло и уютно, и даже происходящее не кажется нереальным. тот по спине рукой водит, пальцами круги рисует и целует в макушку.       — та фотография… ты признался мне, а я ничего не понял, — ким прикрывает глаза и улыбается, кивая, — все могло быть куда проще, скажи я тебе о том, что не смыслю в языке цветов от слова вообще.       — ничего страшного, но ты должен был сказать мне о своем состоянии.       — не думал, что тебя оно волнует.       рука сынмина остановилась, и хенджин глаза распахнул.       — идиот, хван. ты такой идиот, — он берет хенджиново лицо в ладони и бегает глазами по его, — как ты можешь меня не волновать, такой очаровательный? — и целует его ещё десятки раз, пока сам хенджин силится не заплакать снова.       — я люблю тебя, — старший шмыгает, усиленно закутываясь в теплые руки.       — и я тебя.