le fantola

первыми словами кей к нему стало: не бойтесь. болотные глазки и ножевая рана на тыльной стороне ладони. пистолет у колен и где-то в мутном речном береге труп в чёрных кроссовках. — ну, это было стрёмно, наверняка. типа, бррр. второй даже убежал: не ожидал, что я не обоссусь от страха и выбью пушку. а вас, мистер ле детектив, избегала, потому что вы свидетель и я не совсем бессердечная, чтобы подчищать за собой следы. — ты просто не умеешь их подчищать, признай, — алауди чаем запивает совсем не поэтичное объяснение ситуации из уст кей. скоро джотто должен закончить со своим кое-каким делом, а они никуда не спешат. разве что кей на почту приходят угрозы, но их он кидает в корзину, закатывая глаза. в лучшем случае отсосёшь, в худшем сдохнешь в канаве или тюрьме, бла, бла, бла и сучка в конце, выделенная курсивом. детский сад. кей спокойно хиккует, заходит в соц. сети с фейковых аккаунтов и скроллит ленту. в почту заходит, только чтобы скинуть ему мемы и какие-то статьи, потому что кроме почты у него ничего нет. алауди сохраняет мемы в папку «фото с котами. кей.» к рабочим документам, а статьи оставляет в закладках и читает на выходных. по сравнению с месяцем в бегах от ущемлённого мальчика, кей совсем успокоилась и одомашнилась. даже один раз сходила с ним к терапевту, чтобы труп в памяти и тридцать дней бомжевания отошли совсем далеко и больше не трогали. алауди отбивает пальцами по столешнице, читая почту кей и новое полотно о том, что ей стоит сделать, чтобы перестать быть шлюхой. она, всё-таки, тогда была права, когда послала его. такой занудный хер — постоянно повторяется и не выдаёт ничего оригинального. у кей нет ни шиша, чтобы её шантажировать. с её семьёй какие-то совсем глухие дела, раз она не вернулась в родной город и продолжает жить у него на квартире. ни за кого из родных и друзей потянуть, видимо, тоже не вышло. а все основные аккаунты она удалила ещё тогда-тогда, чтобы взламывать было нечего. кей почти призрак: о её существовании тут помнят разве что комендантка, сохранившая её вещи на чердаке, и этот хер с гневными текстами. и всё из-за шахмат на деньги, серьёзно? чёртов сюр. он закрывает ноутбук, потирая веки, и отпивает из стакана с виски. такие полотна на светлую голову читать — насилие над личностью, какой-то извращённый метод разочарования в золотой молодёжи. бомжевавшая кей хотя бы начитанная и может выйграть у него в скраббл. это показатель. — я ненавижу чёртовы срачи в твиттере, — говорит она, удаляя аккаунт и хлопает крышкой. интернета на сегодня хватит. — всегда знал, что ничего хорошего в соц. сетях нет. они же социальные. название говорит само за себя. документалка про серийные убийства мужчин среднего возраста в калифорнии кажется отличной терапией. особенно под вино и колу. где-то в днях теряется двадцатилетие кей, на почту ей приходят открытки и мейл от матери. их он не читает, лишь проверив наличие полотен от хера. кей подпирает кулаком щеку, просматривает отправленные людьми из прошлой жизни сообщения. ей вообще нормально, кажется. будто ничего не изменилось с тех пор. — до мамы наконец дозвонился деканат. пишет, что я могу вернуться, если хочу. по выражению её лица очевидно, что она не хочет. настолько, что осталась там, где убила человека, где один хер не прочь убить её, где менты продались и алауди допивает купленную ей газировку. кхм, где живёт у левого мужика. ну это так, по мелочи. кей печатает быстро, набирает явно не очень радостный ответ. хер, оказывается, не главная причина её пошедшей под откос жизни. она трёт шею, сползая с дивана на пол, откидывается головой туда, где сидела, и хмурится: — с днём рождения, блин. алауди не самая поддерживающая фигура из возможных. но он садится рядом, тычет виском в её макушку и говорит севшим голосом: — с днём рождения. рука у неё всё такая же холодная и сухая, со шрамом на тыльной стороне ладони. алауди берётся за неё, вяло скрещивая пальцы. кей подминает губы с вечной заживающей корочкой и немного улыбается. — мб, торт попробовать испечь? хотите торт? — а ты хочешь торт? — слипнется. — ну вот и ответ. если она не хочет возвращаться, то, в принципе, может остаться. алауди всё равно способен осилить лишь последний глоток.