Сегодня темнеет рано

Первое, что он увидел, придя в себя, — бледно-жёлтый потолок, напоминавший застиранную простынь энурезника. Второе — прекрасное лицо Маги, склонившегося над ним. Он почувствовал его пальцы на своей шее и понял, что лежит на полу в чужой квартире. — Жить будешь, — резюмировал Мага, отстранившись от него и скрестив руки на груди. Елисей захлёбывался кашлем, горло ломило, перед глазами плавали всё те же бензиновые круги. Запах горелой пластмассы миллионом иголок вонзался в слизистую носа, но в голове потихоньку прояснялось. Мага на какое-то время исчез из видимости, вскоре вернувшись с запотевшим прямоугольным пакетом «Изабеллы» в руке. Шаги были такие, будто он вообще ничего не весит. Они снова смотрели друг на друга. Это напоминало детскую игру — кто кого переглядит. Забавно, но всё надо когда-нибудь заканчивать. — Да ты достойный противник, вижу, — лишённым интонации голосом признал Мага, отхлебнув вина из пакета и несильно пнув Елисея мыском кроссовка в бок. — Встать можешь, или так и будешь валяться, как мешок с говном? — Мне пора? — у Елисея тоже возникли проблемы с интонацией. Понять, утвердительная она или вопросительная, не представлялось возможным. — Ну, я тебя не гоню, — Мага почему-то отвёл взгляд. — Тогда ещё полежу. Дома меня всё равно видеть не хотят. Даже были бы рады, честно говоря, если бы ты меня добил. — Ты меня с психотерапевтом своим перепутал? Мне это неинтересно. — Ну да, ну да. Простите, — Елисей криво улыбнулся. — Это твоя хата? — Нет. — А чья? — Не твоё дело. — Но ты здесь один? — Да. Разговор зашёл в тупик. Несмотря на неразговорчивость собеседника, впечатления, что от него хотят отделаться, у Елисея не возникало. Мага ещё какое-то время помялся и неожиданно приблизился к нему, сев на пол совсем рядом. Елисей, снова откашлявшись, приподнялся на руках и тоже сел, облокотившись на стену. Рядом с ним больно было дышать — воздух становился густым и раскалённым, как кипящая патока. На него было больно смотреть — почти как на солнце: глаза так же резало, и точно так же на них наворачивались слёзы. Руки и колени мелко дрожали, челюсти судорожно сжимались, мысли путались, лицо и уши были пунцовыми, язык как будто распух и занял весь рот, отказываясь подчиняться хозяину. — Кстати, у меня шпек есть, — зачем-то сообщил Елисей севшим голосом. — Это хорошо, — Мага ухмыльнулся. — Ты меня узнал? — теперь он, снова непонятно зачем, задал вопрос, ответ на который был очевиден. — Ой, тебя забудешь, — Мага хмыкнул, но как-то беззлобно, совсем по-доброму, и Елисею окончательно расхотелось уходить. Елисей воспользовался случаем и рассмотрел его поближе: он был удивительно строен и гармонично сложен, каждое его движение было таким лёгким и плавным, словно и не требовало никаких прилагаемых человеческих усилий, а происходило само собой, как шелест листвы от дуновения ветра. И одет в тот же самый красный спортивный костюм, в котором Елисей увидел его впервые: странно тонкая для нынешних холодов куртка, потемневшие от воды кроссовки, мокрые настолько, что под ними уже собрались крошечные лужицы. — Ты реально сейчас в кроссовках ходишь? В конце ноября? — поинтересовался он у Маги, заглянув ему в лицо. Тот неопределённо повёл плечом, избегая почему-то смотреть ему в глаза. Сердце Елисея поднялось высоко, к горлу, и тут же упало, разбившись на тысячу быстрых, коротких толчков, от которых потемнело в глазах и запершило в горле. Поддавшись секундному порыву, он расшнуровал и стянул с его ноги кроссовок вместе с носком, как слой омертвевшей кожи. Это получилось до странного легко. Мага это позволил. Елисей не знал почему, но поспешил перейти ко второму кроссовку. У Маги оказались узкие ступни с небольшими аккуратными пальцами. Почти синие от холода и со сморщившейся от воды кожей. Елисей положил на них ладони и слегка сжал, растирая одеревеневшие пальцы. — Ты хоть моешься? — вдруг цинично-деловито спросил он. — Да я ноги мою чаще, чем ты лицо, свинья руснявая! — обиженно прошипел Мага. — Хорошо, если так. А то кто вас знает? — Елисей вернулся к своему занятию, периодически поднимая глаза на лицо Маги. Тот молча, не мигая, наблюдал за его действиями. — Ты ведь заболеть можешь. Ледяной весь. Ему никогда так сильно не хотелось к кому-то прикоснуться. Даже больше: врасти своей кожей в его, навечно сплавиться с ним в единое целое. — Тебе какая печаль? — он всё норовил отвернуться куда-то в сторону при первой же попытке Елисея заговорить с ним лицом к лицу. — Страшная, — проговорил он, сняв с него олимпийку и отложив её в сторону. — Если бы ты знал, какая, то сделал бы мне одолжение и додушил до конца. — Это надо понимать, как призыв к действию? — Мага иронично вскинул бровь. — А ты хочешь? — Елисей просунул пальцы под мокрые насквозь, как и куртка, рукава его футболки и взялся за холодные голые плечи. Его как будто пронзил электрический заряд. — Не хочу, — буркнул Мага и съёжился, выворачиваясь из непрошеных объятий. — Доставай шмаль, раз уж принёс. — Успеем ещё, — Елисей осторожно дотронулся до его разбитого носа и неожиданно ласково улыбнулся. — Что с тобой всё время происходит? Мага пожал плечами. На его щеке багровели засохшей кровью глубокие царапины, оставленные явно не кошкой, нижняя губа была почти разорвана, левая бровь рассечена… Но красоты его лицо не утратило. Даже это ему шло, создавая романтический флёр «бандита-бродяги с большой дороги». — А вот это узнаю. Это я тебя, — Елисей коснулся ногтем звездообразной ссадины в паре миллиметров от его линии волос и вспомнил, как приложил его головой об перила. — Прости. — Нормально всё. Око за око, — безразлично отозвался Мага. — У тебя есть хотя бы перекись или что-то вроде того? — Тебе нужнее. Ты рожу свою видел вообще? Если бы я был ментом, я бы тебя в метро не пустил. — Есть или нет? — Ну есть, — как-то напряжённо-недоверчиво проговорил Мага. Когда он у него на глазах протёр ладони антисептическими салфетками и принялся обрабатывать ссадины на его лице, взгляд Маги изменился на непонимающе-подозрительный. Елисей поймал себя на мысли, что никогда и ни о ком так не заботился. — Знаешь, — Елисей бережно взял его за подбородок, — ты как бриллиант на помойке. Даже странно. В тебе вообще ничего некрасивого нет. Как же ты здесь оказался? — Чего, блядь? — Мага отшатнулся, поймав ответный взгляд Елисея, исполненный совершенно искреннего трепета и обожания. Стерев с губы кровавую корку, Елисей прижёг, как оказалось, совсем небольшую ранку. И, обхватив Магу за бока, он прильнул к нему, ткнувшись лицом в его нежную шею. От него едва ощутимо пахло эвкалиптом, какими-то специями и совершенно непередаваемым запахом мужчины. Ну и «Изабеллой», конечно, которую даже бомжи не пьют сейчас. Мага не отреагировал, только пару раз вздохнул, глубоко и тяжело. — Ну всё, хватит. Шмаль доставай. Резко отпихнув Елисея, он легко поднялся на ноги и кивком головы позвал его за собой. Елисей разулся и, подумав, снял куртку. А не найдя, куда её повесить, швырнул на пол. — Пол ледяной, — констатировал он. — А ты босиком ходишь. У тебя почки ещё не отвалились? — Пока нет! — донеслось в ответ. В дверном проёме мелькнули очертания фигуры Маги, стянувшего мокрую футболку и закатавшего штаны выше колен. Так его ноги казались ещё стройнее. Елисея пронзило острое, как ожог, желание. Он сжал кулаки, до крови продавив кожу ладоней ногтями. Чувство жгучего стыда смешалось с возбуждением, но каким-то странным, нездоровым. — Ну где ты там? — недовольно проворчал Мага. У него в голосе иногда прорезался мягкий южный акцент, и речь его тогда звучала, будто он что-то ест и пытается говорить, не дожевав до конца. Они оказались в единственной из комнат, имеющей вид классического «бабушкиного варианта»: на полу и стенах ковры, узоры которых, видимо, будучи творениями рук таджикских ткачей, в художественной форме изображали героиновый приход, широкий раскладной диван с клетчатой обивкой, телевизор «РУБИН» в углу на тумбочке, плотные занавески цвета знамени марксизма-ленинизма, абсолютно пустой книжный шкаф. На полу возле дивана валялась засаленная книжка Хантера Томпсона. Полуголый Мага сидел на краешке этого самого дивана и возился с пустой бутылкой из-под «Святого источника», туго закручивая с трудом найденную под диваном крышку, вытирая пыль и прожигая в тонком пластике ровную дырочку оранжевым сигаретным огоньком. Елисей невольно залюбовался: Магу уж точно нельзя было назвать качком, однако у него были, при кажущейся худощавости, очень широкие плечи, хищный разлёт грудных мышц, плоский живот с заметными очертаниями кубиков пресса, узкие, но чётко обозначенные на руках бицепсы. Он был не то чтобы сильно волосатым, и негустая чёрная поросль на груди и ногах совсем не казалась безобразной. — Ты чуть не убил Назифа, — как бы между делом сказал Мага, побарабанив пальцами по обшивке дивана. — Он твой друг? Мага, секунду поразмыслив, помотал головой. — Ну и хуй с ним тогда. — Правда почти убил. Ладно, проехали, — он прижался губами к отверстию в полной дыма бутылке и, спустя несколько секунд, красиво выпустил дым через ноздри. — Ты вообще курил когда-нибудь? — Один раз только. Мага с сомнением посмотрел на него, но бутылку протянул, не убирая с продырявленного дна пальца. — Короче, если за раз не всё вдыхаешь, — было видно, что ему дало в голову, он перестал следить за речью и характерный акцент стал настолько заметнее, что резал слух, — то закрывай эту дырку, чтобы зря не тратить… эээ… ну ты понял. — А я вот думал, разве можно табак и каннабиоиды мешать? У табака же стимулирующее воздействие, а у конопли наоборот, угнетающее, — сейчас это получалось полегче, а то в прошлый раз, у Вики, горло обожгло так, что слёзы выступили. — Не знаю таких тонкостей, но если ты думаешь, что в плюхах чистая конопля — ты долбоёб. Там синтетики больше, чем в спайсе, — теперь пришла очередь Маги. Он сел по-турецки совсем рядом с Елисеем, так, что можно было даже ощутить щекотание кожи от его горячего дыхания. — Давненько я не курил. Назиф-то мне тут больше не помощник, блядь. — Слушай, вот мы тут сидим, значит… а квартира не дяди, случайно? — вдруг развеселился Елисей. — Сказал же, что не твоё дело. — Он тебя сюда привёз из аула, чтобы ты в ларьке работал. — Не угадал, — сухо отозвался Мага. — На рынке овощами торговал? — Не дядя, а брат, — со вздохом проговорил он, — и не в ларьке, и не на рынке, а охранником в магазине. И я сам приехал, никто меня не привозил. — Не моё же дело? — Не твоё, но не отъебёшься ведь со своими догадками. — Скажи хоть, что за магазин. Буду приходить, любоваться на тебя. — Придурок, — фыркнул Мага. По его лицу было видно, что он смутился. — Только попробуй. — И попробую. Я бы вечно на тебя смотрел, — серьёзно сказал Елисей, разглядывая его через пелену дыма. — А твой брат, он кто? — Человек, — снова ушёл от прямого ответа Мага. — Он как ты, да? — Почему сразу как я? Нет. Нормальный. — А сколько их всего у тебя? — Пять. — Мага, скажи, а твои братья, они отомстят, если я тебя убью? Елисей ожидал какой угодно реакции, но не такой: Мага звонко рассмеялся, запрокинув голову и сверкнув двумя рядами ровных белых зубов. В его чёрных, как маленькие колодцы, глазах заплясали чертенята. — Всё убивать меня рвёшься? — улыбающийся, он казался совсем юным. — Теперь нет, — придвинувшись к нему вплотную, Елисей передвинул ладонь, лежавшую все это время на коленке Маги, повыше. Тот не возражал. — А если твой брат узнал бы, что ты кого попало домой водишь и шпек здесь ебашишь? — Ну, побил бы немножко, — Мага лениво прикрыл воспалённо-красные глаза. — Поругал. Сказал, что у меня собачья сперма вместо мозгов. Мне не привыкать. — У меня с братом тоже плохие отношения, — Елисею почему-то жутко хотелось об этом поговорить. Как будто выбило некий внутренний барьер, дамбу, сдерживавшую огромный поток мыслей и слов. — Они не плохие, — так же сонно возразил Мага. — Хотя это не брат, это сестра какая-то. Он меня ненавидит, — в целом на смех его не пробивало, но едва он позволил себе лёгкий смешок, как не смог уже остановиться, крючась в судорогах, смеясь до болезненных спазмов в животе и саднящего пересохшего горла. — Меня все ненавидят, и хотят, чтоб я сдох как можно скорее. — Да ты заебал меня уже своими родственниками, слушай! — злости в голосе Маги не было, он был горячий и как-то даже разрумянился, ну, насколько это возможно при его тоне кожи. — Я тебе, блядь, не психотерапевт. Ещё бы про первую любовь свою рассказал, долбоёб… — А что тут рассказывать, если это ты? — сквозь смех ответил Елисей. Слюни были густые, вязкие, будто он набрал в рот киселя, а горло от каждого слова болело всё сильнее, но ему было наплевать. Желание, как боль глубоко в кишках, разрасталось всё сильнее и сильнее, и это было больше, чем желание секса или чего-то такого, с этим человеком хотелось сплавиться в одно целое, зарыться в его внутренности и стать их частью, дышать с ним одними лёгкими… — Придурок, — Мага снова смутился и потешно сморщил нос. — Похоже, тебе уже хватит. — Ну бля, ну дай ещё. Ты же хач, а не жид, чего жадный-то такой? — Ладно, — смилостивился он. — Ща ещё забью. Мне брат, кстати, моросил тут, типа, это очень опасный район. Не то что никого сюда не водить, а вообще особо не гулять, ну типа переживает за меня. Пиздец смешно. — Да не сказал бы. Убогий скорее. Я тут всю жизнь живу. А как у вас в чуркестане живется? — Хуёво. Работы нихуя нет, жарко, пыльно, грязно, вокруг одно говно, молодёжь вся сторчалась, почти всё население за чертой бедности. — А здесь лучше? — Нет… — Мага на секунду растерялся. — Не знаю. Ну так вот, байка есть, что тут скинявых много, и типа они бомжей в подвале сожгли и негра отпиздили почти что в моём подъезде. — Это я был, — спокойно и как-то почти с облегчением сказал ему Елисей. Он никогда и ни с кем это не обсуждал. — Серьёзно? — Мага с сомнением и как-то оценивающе, прямо как Вика давеча в магазине, окинул его взглядом. — Не в подвале, а во дворе в машине. И не бомжей, а двух бомжих, это важно. И не то чтобы сожгли, — передразнив Магу, в той же манере ответил он. — Так ты скин, что ли? — А не догадаться было? — Чё, прям настоящий? — Мага заливисто расхохотался, как ребёнок, и ткнул его пальцем в плечо. — Игрушечный. Такой правый, что, узнав в первом классе, что левша, с тех пор не написал ни строчки. — Прикольно, — протянул Мага. — А расскажи про негра? — Зачем? — ему вдруг, несмотря на наркотический дурман, стало так грустно, что защипало в носу. — Хоть раз что-то интересное расскажешь. Ну расскажи, расскажи, расскажи про негра! — Мага снова несколько раз ткнул его пальцем в плечо, и даже один в грудь. — Ну, с чего бы начать… — Елисей попытался выдохнуть дым через нос и закашлялся. — Он был самая настоящая черножопая обезьяна. Я не знаю, откуда точно он понаехал, да это и не важно. Явно не для того, чтобы учиться, я тебе скажу. Я с физруком как-то разговорился, он мне рассказал, что у Джозефа, — так эту макаку звали, — долги по всем предметам, он нихуя никуда не ходит, только шатается по коридорам, читает рэп и громко пиздит с кем-то по телефону. Для меня это было как китайская пытка водой, когда тебе сначала плевать на эти капельки, а потом хочется скальп с себя снять, лишь бы они прекратили на тебя падать. Однажды к Лене Захаровой, это моя одногруппница, подваливает этот пидор и говорит, за дословность ручаюсь: «Ты очень красивая, можно оплачивать тебе обеды в столовой?». Тут Мага смеялся так, что в его смехе прорезались визгливые нотки. — Ты его побил, ахах… потому что, аха… потому что завидовал, что все тёлки были его, да? — А у тебя была тёлка? Хотя бы в твоём чуркестане? — Нет. А вообще-то не твоё дело, — Мага снова наморщил нос. — А у тебя? А? — Ну, так… Короче, Лена согласилась (тут Мага снова согнулся в приступе хохота), а я узнал потом, что она такая не одна. Он ещё обещал ей пятьдесят тысяч, если она с ним переспит, но и дураку понятно, что таких денег у него не было. И как-то мы говорили с ней после пары, а она мне рассказала, что он девочку изнасиловал, которая в колледже училась, ей шестнадцать лет было. — Вау… — по-ребячески отреагировал Мага. — Ну потом оказалось, что не совсем так: они потрахались вроде бы полюбовно, но он снял это на телефон и выложил на всеобщее обозрение, и вот только после этого девочка заявила про изнасилование, и обезьяну чуть не депортировали обратно к пальмам и кокосам. Но это я узнал, когда уже его отпиздил. Да и это тоже не так важно. — Придурок, — в который раз повторил Мага. — Ты же с ним в одном универе учишься, спалиться — как нехуй делать. Чё, не спалился? Елисей помотал головой. — А что тебе вообще за это всё было? — Да так-то почти ничего. Условка. — У тебя чё, папа — президент? — Мага округлил глаза. — Почти. Доказательств не было вменяемых, к тому же срок давности достаточно большой, да и хватило тех, на кого перевалить можно. Одному из нас пожизненное впаяли, например. — Пиздец. Первый раз вижу живого скина. — А до этого только мёртвых? — тухло пошутил Елисей. — Хотя нет… я пиздился тут недавно с двумя скинами. Или офниками, я не вижу разницы. Один был здоровый пиздец, а другой так себе… — Задушил обоих? — Не, зачем? — искренне удивился Мага. — Мне похуй было на них. — А где связь? — тут пришла очередь Елисея недоумевать. — Ты душишь только тех, кто тебе импонирует? — Ну, меня ещё давно так тренер учил, — сконфуженно пояснил Мага. — Если не хочешь сильно вредить, лучше придуши слегка, пусть подуспокоится. — Слегка? — Переборщил чуть-чуть, — вид у него сделался виноватый. — Но извиняться не буду. — На самом деле я тебе тоже не хотел навредить, — кривовато и слабо улыбнувшись, признался Елисей. — Правда. Несмотря на всё. Мага снова иронически приподнял бровь и покачал головой. — Не оправдывайся. Мне это противно. — Хорошо, не буду. А тебе ничего, что я тебя хачом называю? — Хоть горшком назови, только в печь не сажай. — А Магой можно называть? — Откуда ты знаешь, что я Мага? — он с подозрением нахмурился. — Я не знал. Тебе подходит. Ну посмотри на себя — типичный Мага! — А тебе… — мстительно прищурился он. — А тебе… Бля, а вот ты точно не Васёк и не Ванёк. Тебе подходит что-то странное… Ну там Архип, Орфей, Епифаний… Елеазар… Дортмунд… Как там ещё больные люди сейчас детей называют… — Хоть горшком назови, только в печь не сажай, — повторил за ним Елисей. — Забей ещё плюху? — Позже. Только не смотри на меня так, — Мага поёжился. — Как? — эхом переспросил Елисей. — Так, как сейчас. Мне не по себе. — Тебе-то? — усомнился Елисей. Ему казалось, что этого человека ничем не прошибёшь, но, поняв, что Мага, похоже, не шутит на этот раз, он, нервно прикусив нижнюю губу, опустил взгляд. — Ну чего ты? — он положил ладонь на загривок Маги, чувствуя его нервное, сбивчивое дыхание, бьющийся под челюстью пульс и жар разгоряченного тела. — Я тебе ничего не сделаю. Даже в ответ. Он сам не знал, зачем сказал это, прекрасно понимая, насколько жалко и смехотворно прозвучит. — Ты хуже скина, ты маньяк какой-то, — насмешливо сощурив глаза, пробурчал Мага. Было в нём что-то вольное и весёлое, чего он не видел в других людях. Елисей осторожно привлёк его к себе за шею и поцеловал в горячий влажный лоб. Его вторая ладонь, всё это время лежавшая у Маги на бедре, будто сама, без ведома хозяина, поднялась повыше, но он тут же её отдёрнул. — Чё, зассал, да? — вдруг издевательски спросил Мага. Взгляд у него теперь был какой-то недружелюбный и тяжёлый. — Нет, — с ненавистью спросил Елисей, вернув ладонь на место и даже подняв её выше, прямо на промежность, и слегка сжав. — Нравится тебе, блядь? — Да, — спокойно ответил ему Мага. Елисей судорожно сглотнул, но комок слюны будто застрял в горле, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Последний раз он так себя чувствовал много лет назад, когда у бабушки в Крыму подцепил какой-то особенный южный грипп и валялся в лихорадке с температурой под сорок, чувствуя, как плавится кожа, ссыхаются губы и отключается словно разваренный мозг. Внизу живота потяжелело и сладко потянуло. — Ты ко мне не приставай, — продолжил Мага, придвинувшись к нему вплотную. — Я люблю мужчин, но ты ёбнутый какой-то... Едва он успел договорить, Елисей притянул его к себе и впился своими губами в его обветренные губы, заключив их в жаркий поцелуй. А потом неумело и судорожно, как школьник, тыкался губами в его подбородок, нос, щёки, брови, подрагивающие веки закрытых глаз… — Мага… — прошелестел он, как только они оторвались друг от друга. — А ты на родине, в чуркестане своём, этим занимался? А, знаю, не отвечай, не моё дело. — Не твоё, — так же тихо повторил за ним Мага. — Ебать ты зверь, — Елисей легонько потянул его за чёрные завитки волос на груди. — Тебя напрягает? — буднично, словно речь шла о чём-то бытовом, спросил Мага в ответ. — Нет, — признался Елисей, не отрывая глаз от его лица. — Ты мне очень нравишься. — Ты мне тоже. Иначе не сидел бы здесь сейчас, — ответил Мага, но как-то сухо и покровительственно, без эмоций. — Ладно, давай уже. — Давай что? — Ты понимаешь, о чём я. Теперь от него так несло шмалью, что пощипывало глаза, как возле костра. И дешёвым вином. И тот самый изумительный «природный» запах никуда не делся. Елисей подумал, что можно было бы создать такие духи. И назвать их «Аромат хача». — Не очень. — Ты что, совсем тупой? — горячее дыхание Маги обожгло ему щёку. — Весь вечер меня облизываешь, и не понимаешь, о чём я? Ты уже показал, что ты мужчина, а не слизняк. Ну чего ты тормозишь? В этот момент Елисей резко толкнул его в грудь и навалился сверху, придавливая его к мягкой поверхности дивана. Это действие неожиданно показалось ему вполне естественным и само собой разумеющимся. Мага молча смотрел ему в глаза и дышал сбивчиво, нервно. Но не сопротивлялся. Елисей повернул его на живот и одним резким движением содрал с него штаны вместе с бельем. Его колотило, кровь стучала в висках, руки онемели и тряслись. Ничего не получится. Его просто обсмеют и будут правы. Он слизняк. Елисей так и сидел рядом, сведённой судорогой рукой гладя его по спине. Кожа у него была бархатной на ощупь и абсолютно чистой, будто он тоже, подобно Елисею, с упорством маньяка избавлялся от прыщей и черных точек. Их просто не было, что даже странно при таком-то образе жизни. Он заметил на ляжках Маги чёрные синяки странной формы. — Кто тебя так? — почти не шевеля губами, спросил он. Как же мучительно было горячо в паху… Как будто утюг прижали. — Никто, — огрызнулся Мага. — На хуйню не отвлекайся. — Менты? — Какое твоё собачье дело? — Мага закатил глаза. — Не знаю. Ты всё-таки очень красивый, — он поплевал на ладонь. — Как будто не из этого мира.  — Ой, бля… — Мага ахнул и прикусил и так истерзанную нижнюю губу. — Ты точно больной маньяк и придурок. Елисею вспомнилась знаменитая сцена из фильма «Необратимость», и он ответил почти дословной цитатой. — И задница у тебя отличная. Красивая, — он расстегнул штаны. — Астагфируллах, да заткнешься ты или нет! — не выдержал Мага. — Это же невозможно. — Ладно-ладно. Иди-ка сюда, — он снова навалился на него сверху и притянул к себе за бёдра. Давняя мечта из воспалённых бессонных ночей сбылась: он всё-таки заставил его вскрикнуть. Правда, как-то задушенно и скуляще, да и непонятно, от боли или чего-то ещё. Елисей жадно стиснул его в объятиях и прижался щекой к его затылку. Было очень узко и туго, как в деревянной бабе, но оттого только приятнее. Он подумал, что никогда и никому ещё не засаживал в очко. Особенно уроженцам консервативных мусульманских республик Северного Кавказа. Ему показалось, что это всё и есть очередной плод его больного воображения во время одной из таких ночей, и сейчас он проснётся с пятном кончи на трусах, — но нет. Мага еле слышно что-то промычал. — Больно? — он в ответ помотал головой. Елисей поцеловал его в затылок. Он как-то весь подобрался, всё тело было напряжено, даже пальцы ног поджаты. — Давай ещё, — хрипло произнёс Мага и слегка выгнулся в спине, чтобы ему было удобнее. Глаза у него влажно блестели. Все чувства обострились до предела, он очень ярко чувствовал это удовольствие, так сильно похожее на боль, какое-то раскалённое, будто его черти жарят в аду на сковороде, тело Маги, лежащее под ним, его приглушенные, как сквозь подушку, стоны… — Бля… дай я… дай… повернусь, — сбиваясь, прошептал Мага. Акцент теперь был совсем карикатурным, как у персонажей-гастарбайтеров из Нашей Раши. — Долбоёб, блядь, кому говорю! Магу всего потрясывало, между лопатками проступили капельки пота. Когда Елисей почти вытащил, он как-то особенно громко, зычно застонал и вцепился в обивку дивана так, что кончики пальцев побелели. — Подожди, сначала сделай так ещё раз. Ааах… Да не так, долбоёб ты! — А как ты повернёшься-то? — Всё, пусти, отпусти, слезь с меня, дай повернуться, я хочу так, — как будто захлёбываясь воздухом, проговорил Мага, довольно болезненно ткнув его в бок. Он отстранился, и, как только они оказались лицом к лицу, Мага с силой притянул его к себе за плечи, снова затаскивая на себя. Глаза у него были бешеные, как у душевнобольного. — Хочу тебя видеть, — так же гортанно и на выдохе, как то злосчастное «спасибо», произнёс он, крепче обхватив его шею и приникая губами к его губам. Они снова целовались и жались друг к другу, но с ещё большей одержимостью, яростно, с искажёнными лицами, и, как собаки неистово роются в земле, так зарывались они в души друг друга и беспомощно, разочарованно, чтобы извлечь хоть последний остаток радости, пробегали языками друг другу по лицу. Потекли минуты общего дыхания, сердцебиения… — Давай, блядь, выеби меня! — Мага сдавил его в своих богатырских объятиях так, что затрещали рёбра. — Давай! Ааах… Ещё быстрее! Но было не больно. Даже совсем наоборот. *** Елисей проснулся от ноющей головной боли, отдающей в зубы. Во рту першило, слезились глаза, саднил глубокий след от зубов на плече, и много таких же, но чуть менее заметных, на шее. Хотя он не мог сказать, что вообще спал. Ему казалось, что ночь он провёл, разглядывая потолок, стены и спящего Магу, когда отблески света и тени скользили по его лицу, осторожно сжимая и гладя его ладони, слушая грохот автострады за окном, душераздирающие крики чаек и скрежет ветки об оконное стекло. А потом на секунду закрыл глаза и понял, что не может разлепить веки, будто кто-то смазал их клеем. Когда это наконец ему удалось, он понял, что уже почти рассвело. Первым, что он увидел после пробуждения, была согнутая голая спина Маги. Он сидел на краю дивана, так же, как и вчера, полуголый, в тех же самых штанах, закатанных по колено. Вид у него был хмурый. Он повернулся к Елисею, глаза были колючие, брови сдвинуты, губы поджаты. Елисей широко улыбнулся в ответ. Ситуация забавляла его настолько, что он даже представил себя персонажем комедии в духе «Остина Пауэрса» или «Голого пистолета». — Проснулся? — угрожающим тоном поинтересовался Мага, сверля его разъярённым взглядом чёрных глаз. — Ага. — Вот и уёбывай, — прошипел он, напоминая сытого домашнего кота, которого глупые дети дёргают за хвост. Иными словами, серьёзным это не выглядело. — И забудь сюда дорогу вообще! — Хорошо, — легко согласился Елисей. Елисей обратил внимание на то, что пальцы ног у Маги поджимались, а руки слегка дрожали, как у старика. — Даже не поцелуешь на прощание? — он натянул куртку, с трудом сдерживая рвущиеся из горла смешки. — Пошёл в жопу, — огрызнулся Мага, продолжая пытаться прожечь в нём дыру силой своего взгляда. — А я там уже был. — Уёбывай отсюда, пидор! — он вскочил на ноги и дрожь его стала заметна ещё больше. Теперь для сходства с разозлённым котом не хватало только вздыбленного загривка. — Хорошо-хорошо… — Елисей в три прыжка подскочил к нему, притянул его к себе и поцеловал в губы, шепнув: — Я к тебе ещё зайду, Магомедхан Гаджиев. — Ты… ты… — глаза Маги налились кровью. Елисей, не дожидаясь, пока до него дойдёт, рванул к двери. — Ты охуел, что ли, блядь?! Ты… ты… ты мой паспорт посмотрел?! ТЫ ХУИЛА! СУКА! Я ЕБАЛ ТВОЮ МАТЬ, Я УБЬЮ ТЕБЯ! — разносилось по подъезду, резонируя от стен каждого из этажей, пока Елисей вприпрыжку спускался по лестницам, от количества которых уже рябило в глазах. Морозный воздух обжёг неприкрытое лицо и руки. Небо на глазах из чёрного превращалось в серое; медленно, один за другим, гасли фонари. Под ногами чавкала грязь и раскалывался подтаявший лёд. В выбоинах асфальта, заполненных водой, дробились и покачивались на мелкой ряби блики света из окон, неоновых вывесок и рекламных табло, фар проезжающих автомобилей… Выпавший за ночь снег ещё не успел подтаять и теперь серебрился на травинках, пожухлых листьях и железных колышках турника, вбитых в землю. Вдоль дороги к улице Композиторов тянулся бесконечный бетонный забор, покрытый потёками грязи. Лес казался трафаретно-чёрным на фоне сиреневого беззвёздного неба, жутким и непостижимо далёким. Он зашел в только-только открывшийся магазин с неразборчивым французским названием, привалился спиной к камерам хранения и улыбнулся, поймав себя на том, что и у него самого слегка подрагивают колени. Но это было не от страха или чего-то подобного. Взгляд был чистым и ясным, как никогда, а режущая боль из груди ушла, уступив место чему-то тёплому, щемящему до слёз, но оттого не менее приятному. — Мааам, я хот…бурбмнамб, ммям! — прочавкало где-то в стороне. — Сначала прожуй, потом говори! — строго припечатал «учительский» женский голос. — Ну ммбурбналлллм! Елисей огляделся. Чумазый ребёнок в жизнерадостном салатовом комбинезоне, пересекшись с ним взглядом, улыбнулся своим перемазанным в шоколаде и полным недожёванной пищи ртом. Елисей искренне улыбнулся ему в ответ. Ну как же он может забыть дорогу в дом 24 по проспекту Культуры?