уроки английского

      они познакомились летом 2000 года, когда Юля приехала в венгерское поместье Александровых, чтобы подготовить Марину к экзамену по английскому языку. девчонка была непослушной, взбалмошной, хохотливой; поначалу её непоседливость надоедала. английский она действительно знала плохо; зато восхитительно умела играть на арфе.       было в Марине какое-то природное очарование, какая-то непривычная и непонятная для Юли весёлость; она же привыкла всегда быть твёрдой, холодной, привыкла прятать свои эмоции, но с ней в этом не было нужды — она понимала и принимала её полностью, несмотря на разницу в возрасте, в положении, в характерах. они были будто из разных миров, но точку соприкосновения всё же нашли: сошлись на искусстве — поэзии, музыке, скульптуре.       Юля сама не заметила, как стала привязываться. «девчонка… чем она могла меня зацепить?» — думала она, подкуривая сигарету на балконе, а между тем вспоминала лукавый блеск серо-голубых глаз. — Юлия Викторовна?.. вы курите? — женщина вздрогнула от неожиданности и обернулась. — кхм… вообще-то нет… только во времена особой тоски или влюблённости… — вы нынче тоскуете? — или влюблена… — Юля обронила эту фразу и сразу же мысленно себя одёрнула, смущённо отвела взгляд куда-то вдаль. — или влюблена… — задумчиво повторила Марина и удалилась.       «и л и влюблена» — пожалуй, всю последующую ночь эта фраза безустанно крутилась в головах у обеих. особенно переживала Юля: «какая же я дура, нужно же хоть иногда быть осторожной со своими словами… что она подумает?». а она наутро принесла букет полевых цветов и томик Есенина. на закладке неряшливым почерком было выведено: «не влюбляйся, красавица, он картёжник и пьяница».       с этого момента время полетело как сумасшедшее. днём они занимались английским, ездили на велосипедах в городские музеи или на пикник, а ночами курили и разговаривали обо всём на свете. когда такая хрупкая, но вместе с тем такая сильная и ни от кого не зависимая девочка — когда она затягивалась с юлиных рук, та никак не могла избавиться от горького чувства вины, ещё более едкого, чем сигаретный дым; но затем, когда маленькая М. покрывала её бледные изящные пальцы торопливыми поцелуями, это чувство растворялось в воздухе. вместо него приходило непреодолимое желание целовать в ответ — её щёки, её вздёрнутый нос, горящие глаза.       в одну из таких ночей, нарушив комфортную для обеих тишину, Марина спросила: — Юлия Викторовна, а как спросить «любишь ли ты меня» на английском? — лёжа на траве, девочка повернула голову в сторону любовницы и по привычке закусила губу. — я думала, мы давно на "ты", Марина Андреевна. — женщина смутилась, тем более что вопрос показался ей подозрительно простым. и всё же, она ответила: — do you love me? — yes… — девичьи глаза загорелись от азарта и волнения. спустя минуту молчаливого взгляда Юля звонко засмеялась, придвинулась к девочке ближе и уткнулась носом в её густые волосы, аккуратно взяв за руку. это было признание, хоть и такое полусмешное, полунемое… в этот момент она как никогда боялась потерять своё маленькое счастье, столь внезапное и столь неизбежное, неприкосновенное.       как ни странно, но робость, пробирающая до дрожи, как во время первой влюблённости, была присуща старшей из них. Марина была бойкой, звонкой, она не прятала и не желала прятать свою симпатию; она играла Юле на арфе, плела ей венки, срывала персики, целовала в людных местах. Юля боялась. боялась, что кто-то узнает, боялась, что может навредить ей, что это всё неправильно; что в конце лета им всё же придётся расстаться, скорее всего, навсегда.       в последнюю ночь Юля жадно целовала залитое слезами и раскрасневшееся лицо Марины, пока та трясущимися руками гладила её спину и волосы. Юлия Викторовна позволила себе это только потому, что от осознания, что завтра она уедет, и больше никогда не увидит свою маленькую М., щемило где-то в груди. щемило так, что хотелось умереть. невыносимо. они подарили друг другу безумных 92 дня, пролетевших как одно мгновение, подарили друг другу море, знойные вечера, велосипедные прогулки, звуки арфы, стихи, и чувства, такие большие для юного марининого сердца, и такие неожиданные для юлиного. они распрощались, но договорились иногда звонить друг другу, и даже пообещались когда-то встретиться вновь. когда в октябре Марина позвонила по записанному номеру, оказалось, что Юля помолвлена. шёпот в трубке, такой родной, что бросает в дрожь: — Юля, Юля, Юля… — Марина…