Don't go wasting your emotion Не трать попусту чувства, Lay all your love on me Отдай всю свою любовь мне… Don't go sharing your devotion Не дели свою преданность, Lay all your love on me Отдай всю свою любовь мне.*
Андреа равнодушно ковыряла палочками китайскую еду. Ни горячая лапша, ни присутствие Мёрфи, ни его откровения не поднимали настроение. Согнув ногу в колене, ребячески умещая на стул, Кэмпбелл ощущала себя лишней в собственном доме. — Хуевая лапша, — сменил тему Мёрфи, рассматривая одинокую креветку, зарытую в тонкие нити теста. Ему нечего было сказать, а хмурое, отрешенное лицо Андреа вынуждало себя чувствовать редкостным куском дерьма. Пару раз он предлагал вызвать «клининг», прокатиться по вечернему Нью-Йорку, а после выдумал историю про случай в клубе, опутанный десятком аллюзий. — Хочешь что-то другое? Андреа отрицательно покачала головой. В сотый раз за последние несколько часов. Напряжение витало в воздухе, подобно табачному дыму, без которого нервная система давала сбой похлеще, чем девичьи слезы. — Знаешь, я думаю, что мне лучше уйти, — превозмогая себя, произнес Мёрфи, убежденный, что «второго шанса» уже не будет.***
Они стояли в комнате Тома, оценивая повреждения. Снова. Сбросив свой яркий сарафан, возвращаясь к прежнему виду и застиранным серым футболкам, Андреа с тяжелым вздохом нажала на дверную ручку и пригласила в чужую комнату. — Да уж, неплохо, — едко ответил Мёрфи, всматриваясь в трещины на мониторе. — Хороший компьютер. Не думала спасти его, эм, внутренности? Думаю, замена матрицы обойдется в менее круглую сумму. Андреа развела руками, продолжая завороженно скользить взглядом по пробковой доске. Она так хотела понять все, что скрывалось за этими вырезками, что связывали между собой красные нити, но всякая теория теряла свой смысл. — Это тот самый проект? — почти шепотом спросил Мёрфи, кладя руки на девичьи плечи. Ответ ему давно был известен. Фраза «То, что от него осталось» была не уместной. Андреа молча согласилась, протягивая руку к доске, касаясь каждого отверстия, где была металлическая кнопка. Что ж за сестра она, если не интересовалась ни одного дня проектом брата, прикрываясь завалами в учебе? Почему не знала, кто был куратором и помогал со сбором материалов? «Придет день и все это окупится. Ты обязательно поймешь». Младшая Кэмпбелл прикрыла глаза, сдерживаясь, чтобы снова не разреветься. Разве этому учила семья? Сдаваться и плакать? Том из воспоминаний уткнулся подбородком в макушку, слегка раскачивался из стороны в сторону, пытаясь подбодрить. От него зачастую пахло алкоголем, но почему-то не приходило в голову бить тревогу или упрекать в чрезмерно употреблении спиртных напитков. Брат говорил, что это его собственное успокоительное, в этом кроется его муза. «Никому не верь». Андреа нервно дернулась, взгляд только сейчас упал на чужие руки на плечах. Недоразумение на поле, такой же жест в унылых стенах спортивного комплекса, почти ссора с Хизер, слишком много вопросов. Что если. — Мне следовало не ходить на вечеринку, — вполголоса прохрипела Андреа, разворачиваясь к своему, на удивление, молчаливому собеседнику. — Тогда бы я смогла защитить Тома, его проект, семейные, кхех, скрижали. Мёрфи натянуто улыбнулся и отрицательно покачал головой. Все немножко не так, но все любят ошибаться, пока у некоторых это не входит в привычку. — С кем он писал проект? — Я уже, кажется, говорила. С Рамоной, до которой невозможно дозвониться. — Ты не поняла, — Мёрфи протянул руку к одному из оборванных листков на доске. Ксерокопия очередного древнегреческого текста хранила только название, а самое ценное осталось похищенным. — Кто был его Ментор? ** С кем он писал это все? Просто количество использованных источников восхищает, сложно отыскать все в научной библиотеке Нью-Йоркского университета. — Я хуевая сестра, — заключила она. — Я не была рядом, когда это было нужно, пошла на вечеринку, не интересовалась проектом, кураторством, масштабом работы… Мне казалось, что это обычная писанина для университета, в которой важна оригинальность текста и правдивость источников, а не это… — Андреа скользнула рукой по уцелевшим книгам на полке. — Переводы с древнегреческого языка на английский и расшифровка текстов. Мёрфи отвернулся к картине на стене, точно старался не смотреть в глаза. Большая трещина на защитном стекле тянулась от одного края к центру, да и это все-таки сложно было назвать картиной, скорее мотивационным посланием, которое продают в разделе «товары для дома». «В этой семье мы упорно работаем, выполняем обещания, говорим правду, благодарим судьбу, чаще смеёмся, любим друг друга». Сложно было бы представить подобное уютное дерьмо в собственном доме. — Не вини себя, — сдавленно произнес Мёрфи. — Ты уверена, что справишься с уборкой здесь? — Может, если я буду это делать сама, то увижу больше Нью-Йоркской полиции, — Андреа вяло улыбнулась и опустилась на колени. Еще одна древнегреческая ваза превратилась в груду черепков. Еще один подарок Эдриана, разумеется.***
Ежась в кожаном кресле, Андреа сжимала в руках чашку горячего шоколада. Свежий порез давал о себе знать. Ее не хватило и на четверть комнаты брата — осколок из рамы впился в руку, стоило опереться на пол. Странно, что она и не заметила его до этого момента, до того пока из ладони не потекла горячая кровь. Уборку пришлось «свернуть». Мёрфи заботливо ринулся за подобием бинтов или пластыря, то и дело, спрашивая, не больно ли. К своему стыду Андреа только этого и ждала — повода, чтобы закрыть чертову дверь и не появляться там еще тысячу лет. Каждая минута в этой разрушенной комнате, каждый осколок, обрывок черновиков резал по сердцу, надавливая на щемящее чувство вины. Теперь же они сидели в ее комнате, храня неловкое молчание от такой неправильной заботы со стороны Мёрфи, и загадочной души Андреа Кэмпбелл, то сдерживающей очередной поток, то сохранявшей мертвецкое спокойствие, точно происходящее вокруг, не имело к ней никакого отношения. — Никогда не был у тебя в комнате. Мёрфи специально сказал глупость, чтобы завязать разговор, построить хилый диалог о десятках медалей, синих ленточек победителя или о ряде фотографий, с которых улыбались пожилые люди. Он бывал во многих девичьих покоях — увешанных рюшами, розовыми обоями в нелепые сердечки, пушистыми коврами и нелепыми балдахинами. В комнате Андреа пресловутая «женская рука» значилась только в отброшенном на стул бюстгальтере и несколькими флаконами популярных ароматов. — Разве? — она отставила кружку на широкий подоконник. — Знаю, здесь уныло. Хизер предлагала перекрасить стены и добавить чего-то еще, ну, для какой-то особой атмосферы. Но мне и так нравится. Поднявшись с кресла, Андреа подошла к ряду тех самых фотографий и вынула одну из них. — Родители очень расстроятся, когда узнают правду, — Кэмпбелл протянула ему снимок и устремила взгляд в окно. Сумерки уже плотно окутали Нью-Йорк, пропуская только устрашающие красные огни неоновой вывески про л-ю-б-о-в-ь. — Но я не могу набраться сил и позвонить им. Копы скинули на меня и это. Мёрфи криво усмехнулся. Их общение превратилось в сплошной поток мимики и передачу своих мыслей путем невербальных коммуникаций. Он с деланным интересом посмотрел на снимок, отмечая, как родные люди не похожи друг на друга, пусть и одинаково широко улыбались. Приемные родители Андреа были, кхм, старыми, а Том, очевидно, поздний ребенок. Тем не менее, они выглядели счастливыми. Такие родители громче остальных хлопают на вручении аттестатов или еще каких-то заслуг перед школой или университетом, крепко обнимают и стирают неподдельные слезы, говоря, что их дети — самые удивительные. Он отдал снимок и перевел тему на занятия лакроссом. Если бы не все обстоятельства, то мог ли он, Мёрфи, стать для нее кем-то важным? Сдвинуть одного рыцаря с выдуманного пьедестала и занять его место? Мёрфи устроился в кожаное кресло, точно теперь настала его очередь быть великим рассказчиком. Жизнь у него была не то, чтобы больно интересная, скорее заурядная, напичканная демократией, непринятием самого себя и семейных устоев. Он попытался вспомнить что-то хорошее, что-то, что могло бы пробудить и в нем самом забытые светлые чувства, поглощенные мраком. Осознание, что те или иные моменты окутаны тьмой, Мёрфи стал придумывать то, что могло быть, но никогда не станет правдой. Андреа засмеялась. Не так громко, искренне и заливисто как в пыльной университетской кладовке, но что-то в этом смехе было приятным. Она слушала его истории — нелепые, приукрашенные, сдобренным не самым культурным словцом, но веселящие до колик в животе. И именно в этот момент чувствовала себя живой. Потерянное время и возможности сковывали дыхание, застревали где-то внутри нее, не находя воплощения. Может, Мёрфи и был «тем самым», имел значение больше, чем остальные и… любил ее? Андреа вспомнила глупые сказочные рассуждения о принадлежности одного человека другому и верный аргумент, что людей слишком много, чтобы кто-то один предназначался для тебя одного. — Ты меня не слушаешь, принцесса. Андреа усмехнулась, точно пыталась показаться глупее, чем она была. Ей так много хотелось сказать, спросить, но это теперь казалось лишним, больной идеей надломленного воображения. — Почему ты должен меня потерять? — Андреа Кэмпбелл, порой мне кажется, что ты в силах запомнить каждую реплику, — отшутился Мёрфи, ощущая, как еще несколько подобных вопросов загонят его в своеобразную клетку, в которой он окажется наедине с чем-то ядовитым. — Ты снова уходишь от ответа. Это как-то связано с деятельностью в клубе? Ты делаешь что-то, что мне не понравится? Что должно произойти, чтобы я отвернулась от тебя? Навсегда? Прежняя ухмылка заправского мудака дала трещину. Мёрфи тяжело выдохнул, лицо стало серьезным. Он подбирал слова, которые бы имели смысл в данный момент, обелили бы его репутацию, и больше всего его пугала вовсе не цена правды, которая непременно всплывет. Его пугала цена лжи.***
Глубоко за полночь, рассевшись по кругу в нелепой белой гостиной, каждой клеточкой тела ощущалось напряжение. Аида была готова уподобиться брату (еще одному нежелательному родственнику) и метать молнии, пока собравшимся оставалось уповать, что раскаты грома за окном вызваны природой. Она уже высказала свои предположения, что все складывается им на пользу. Пока что. Просто следует придерживаться строго намеченного плана, не устраивать самодеятельности и всегда оставаться на связи. Ведь это так просто! Ее пугала смена власти, небольшой семейный раскол и то, что последнее время внимание неугодных лиц было приковано к клубу. — Я не хочу участвовать в этом, — взъерошив черные волосы, Мёрфи скрестил руки на груди. — Не хочу, не интересно. — А кто тебя спрашивает? — воскликнула Кора. Мартини в левой руке облизнул хрустальные стенки бокала. — Ты в долгу перед нашей семьей. Ему любили указывать на некие обязательства, точно провинившейся собаке, тыча в лицо снова и снова. Мёрфи покачал головой, сдерживаясь, чтобы не разлить мартини в извечно обиженное личико Коры, непоколебимость в принятом решении крепла день ото дня. — Перед моей семьей, — вмешалась Аида, делая упор на «моей». На лице Эдриана проскользнула горькая улыбка, скрывавшая в себе не то сочувствие, не то желание продемонстрировать семейный оскал победителя. — Хорошо, отказывайся. Как известно, незаменимых нет, но тогда ты обязуешься вернуть долг за кратчайшие сроки и навсегда забываешь нас, возможность получения подачек и все остальное, — она обвела рукой помещение, — к чему ты привык. Людям намного труднее расставаться с этим, как вы говорите, «выходить из зоны комфорта». Мёрфи закатил глаза. Миссурийский простак Маршалл крепко сжимал стакан с виски. Два кубика льда бились друг об друга, точно схватились в смертельной схватке. Бедняга Маршалл тоже не бился в конвульсиях восторга и не хлопал радостно в ладоши. Вот уж не повезло работать с таким мудаком, который боится за свою задницу, но готов ставить все на кон. Про Мёрфи сделали неверный вывод с самого начала. Пусть ему, почти беженцу на американской земле, нечего было поставить на чашу весов Фемиды, но и переступить собственные убеждения и личные гра-ни-цы, как учили на лекциях, не хотелось. Не в его интересах. — Послушайте, чем больше он, грубо говоря, копает, — властный женский голос прервал тишину. — Тем выше цена. А вы уж сами думайте, кто будет расплачиваться. Я свою работу выполняла тщательно, проект расписан лучше любой энциклопедии, вся информация в его руках. А вы в чем преуспели? Мёрфи? — Мы не на контрольной, мисс Блэк, — съязвил он. Ненависть к происходящему крепла, первобытными инстинктами затуманивала разум. Дело уже было не в покушении на человеческую жизнь, не в его некогда чувствах к Андреа Кэмпбелл — любительнице побеждать на спортивных соревнованиях и исторических олимпиадах. Мёрфи не хотел убить единственного главного человека – самого себя. — Я не хочу в этом участвовать. Эдриан прокашлялся, перенимая внимание на себя. Опираясь на одну из колонн Богов, он казался настоящим спасителем, к таким невозмутимым, самоуверенным парням прибегают девочки, а младшие сестры отыскивают утешение. — Мёрфи, можно тебя? Я бы хотел поговорить наедине. Он нехотя поднялся, стараясь не смотреть на раздраженное лицо Коры, следуя за лучшим другом в неосвещенную столовую. — Мне тоже это не нравится, — начал свою почти лебезящую речь Эдриан. — Это никому не нравится, но давай согласимся, что Том сейчас вызывает большую опасность. Мы не можем никак контролировать его действия и сейчас ситуация зависит только от нас, от тебя. Или он сам инсценирует похищение, или мы попробуем найти компромисс, придем к общему решению и не допустим, м-м-м, войны. — Войны, — усмехнулся Мёрфи. Отсвет молнии озарил мертвецки бледное лицо. — Тебе легко говорить, тебя не душит… веревка. — Много ты знаешь, — ядовито проговорил Ньюмановский отпрыск. — Если ты, в самом деле, боишься за Андреа, что-то испытывал к ней, хотя бы в средней школе, то ты сделаешь правильный выбор. Спасешь ее, окажешься настоящим героем. Мёрфи рассмеялся, и смех его смешался с раскатом грома, теряясь в природной стихии. Сукин сын, пошел с лучших карт, как будто вся их жизнь была одной большой игрой. Сначала в глупый футбол, а теперь в карточные игры. — Как показывает практика, Эдди, утешение ищут в твоих объятиях, — он театрально похлопал его по рельефной руке. — Уверен, что этот раз не станет исключением. — Решай, как знаешь, — Эдриан поднял обе ладони в акте смирения. — Незаменимых нет. Ньюман развернулся в сторону освещенной гостиной, как почувствовал крепкую ладонь на своем запястье. Предсказуемый старина Мёрфи, не привыкший отвечать за чьи-то действия, не любитель последствий. «Что я получу взамен?» Эдриан подавил довольную усмешку.Black bird, black moon, black sky, black light Чёрная птица, чёрная луна, чёрное небо, чёрный свет… Black, everything black Чёрное, всё чёрное! Black heart, black keys, black diamonds Чёрное сердце, чёрные ключи, чёрные бриллианты, Blackout, black, everything black Это затмение, тьма, всё чёрное, Black, everything, everything Чёрное, всё, всё.***