***
— А если об этом узнают? — сбивчиво произнесла Андреа, дрожащими пальцами, сминая край футболки. — Ты придумаешь, что сказать остальным? — Раньше же не узнавали, — хрипло произнес Мёрфи, запуская руку под мягкую чашку спортивного белья. — Да и пусть узнают, нам-то что? Она согласно промычала, поддаваясь таким желанным ласкам, по которым тело успело соскучиться за каких-то пару дней, проведенных порознь. Было ли так раньше? В нетерпении ерзая по простыни, ей хотелось испытать это мимолетное чувство удовольствия, сладкой удовлетворенности, пожирающее изнутри. Поцелуи становились развязнее, слюнявее, точно на каком-нибудь балу в средней школе (от одного упоминания сердце пронзил укол ревности), руки блуждали по оголенной мужской спине, аккуратными ногтями, очерчивая продольные линии, полные желания и нежности. Ее холодные ноги обвили горячее мужское тело, сокращая дистанцию до минимума. Дыхание — хриплое и беспорядочное. Роль одалиски, сладкой обольстительницы как-то никогда не удавалась, выглядела скорее нелепой и забавной, но Андреа всеми силами пыталась придать неуместному образу серьезности. Отсутствие секса раньше никак не влияло на ее жизнь. Секс это ничего, просто фрикции, порой вымученные стоны, поиск эрогенных зон друг у друга, про которые забудешь чуть ли не сразу. Это было обычно — миссионерская поза, хриплое дыхание в ухо, а потом предстояло быть сверху, надеясь, что несимметричная грудь не выглядит безобразно во время монотонных движений. А потом… Глупые статьи из «Космополитен» о несовместимости партнеров в сексуальном плане оказались в одночасье правдивыми. Кэмпбелл стало нравиться чувствовать себя желанной во всех смыслах. Такое неподходящее для нее трепетное ощущение чужой похоти скрытой в коротком «х-о-ч-у», направленного по отношению к ней. И в этом моменте можно было раствориться. Мёрфи входил в нее грубо каждый раз. Конечно, впоследствие движения становились аккуратнее, плавнее, набирали темп, но первый же толчок выбивал из нее мучительно сладкий стон, который хотелось утаить. Прикусить чужую светлую кожу, впиться в пересохшие губы, касающиеся мочки ее уха. У него был какой-то необычный дар, некий припрятанный в ряде талантов взгляд, которого следовало удостоиться только во время секса. В этом взгляде таилась вся гамма эмоций, на которые он был только способен. От немого обожания, восхищения женским телом до внутренней борьбы преклониться перед ней, сгорая от всего переизбытка чувств. Оказываясь сверху, насаживаясь на пульсирующий орган, двигая бедрами, точно хотелось растолочь в ступке корицу и гвоздику, добавить еще больше пряности в происходящее, в восхищенном взгляде больше не приходилось думать о безобразной асимметричности грудей, как выглядит лицо с этого ракурса, когда полуоткрытые губы издают стон за стоном. То, что раньше казалось странным — вошло в привычку. Заканчивать сзади, удерживаясь липкими ладонями о край матраса или изголовье кровати. Зеркальная дверь полуоткрытого шкафа, покачивалась, отказываясь сопротивляться сквозняку. В этой глади она улавливала свое к-р-а-с-и-в-о-е отражение, впервые понравившееся наверняка. Заалевшие щеки, приоткрытый рот, спадающие на лицо несколько прядей, вырвавшихся из цепких чужих рук, намотавших на пальцы остальную распушившуюся длину. Зеркальное отражение повторяло каждое движение. Без тени смущения насаживалось на чужой член, запрокидывало голову назад, а потом… подмигнуло. Как это уже было раньше, вытягивая губы в притворной улыбке. Андреа прикрыла глаза, отгоняя наваждение, которое вторгалось слишком много в ее жизнь, но «Зеркальная Она» порождала интерес, создавала некую интригу в происходящем, желала показать настоящую картинку жизни. Кэмпбелл приоткрыла глаза, стараясь держать собственный темп, не всматриваясь в то, как это выглядит со стороны, но это оказалось невозможным. Отражение во всю посылало ей знаки внимания — то воздушные поцелуи, то кокетливые подмигивания. Сдавшись, Андреа уставилась в собственное отражение, мол, что ты хочешь от меня, прямо сейчас, в такой-то, блять, момент. Довольно улыбнувшись зеркальное отражение сменило позицию, не разрывая зрительного контакта с оригиналом, подставляя свою шею для поцелуев. Только чьих? Это больше походило на Нечто, что однажды уже привиделось в наполированном чужом мотоциклетном шлеме, проносилось в мутном отражении, стало частью еще одного большого кошмара. Это не человек. Не Мёрфи. Завороженная увиденным, Андреа была не в силах обернуться в своей реальности, увидеть истинное лицо того, кому она почти что отдала свое сердце и душу. Но больше в этом не было нужды. Уродливая, похожая на когтистую лапу, ладонь прикоснулась к ее горлу, вырывая последний вздох, смешанный со страстью и страхом, наполнявшим изнутри. Во всех смыслах. Холодное влажное полотенце упало ей на лоб. Кэмпбелл тревожно осмотрелась по сторонам. Всего лишь сон. В съемной пыльной студии Мёрфи даже зеркальных дверей не было, как и самого шкафа, уступая гардеробной. Она посмотрела на часы, а после на зашторенное окно. Или утро, или вечер. — Ты сначала так забавно стонала, — усмехнулся вполне реальный Мёрфи, держа в руке стакан с водой. — А потом начала кричать. Я решил, что у тебя жар, поэтому, вот. Не придумал ничего лучше, извини. — Сколько времени? — она благодарственно переняла дрожащими руками стакан, надеясь, что не расплещет больше половины на кровать. — Да, сон глупый приснился. Очень. — Вечер. Это хорошо, что ты проснулась, мне следует отвезти тебя к Ньюманам. Сегодня у меня много работы, а оставлять тебя в одиночестве здесь… Пусть лучше за тобой присматривают. Андреа покорно согласилась. Во рту пересохло. За прошедшие выходные она не притронулась к домашней работе, не открыла ни одной книги, не попыталась поучаствовать в очередном университетском проекте. Она даже тренировку пропустила. Ну и дела. — Ты точно в порядке? — заботливо произнес Мёрфи, присаживаясь на край кровати. — Тебя что-то беспокоит? Что-то болит? Кэмпбелл довольно промычала. Сейчас он точно вызовет психиатров, а заодно и в полицейский участок. Но… Мёрфи же сам сказал, что ему можно доверять. Или не говорил? Может, встреча с Маршаллом тоже привиделась? — Хм, Мёрфи? Можно вопрос. Очень странный, но, правда, не сочти меня сумасшедшей, просто мне нужно знать правду. — М? — Кто ты? Он недоуменно посмотрел на нее, тень уязвимости проскользнула на его лице, а после сменилась кривой усмешкой. Театрально покопавшись по карманам, Мёрфи вынул водительское удостоверение и протянул со словами: — За неимением паспорта с собой. На прыщи не смотри, заменить получится только через пару лет. Андреа криво улыбнулась, покрутила кусок пластика в руках и вернула обратно владельцу. Все-таки промолчать? Она резко вспомнила про дневник брата и рюкзак, подорвалась на месте, оглядываясь по сторонам. — Где мой рюкзак? — На двери, — Мёрфи скрылся в дверном проеме и вернулся с потрепанным рюкзаком. — Точно все в порядке? Он прислонил горячую ладонь к ее еще влажному лбу и хмуро покачал головой. Ситуация его немножко пугала, особенно, учитывая последние события, которые еще больше нагнетали обстановку. — Понимаешь, — Андреа крепко прижала к груди рюкзак, ощущая сквозь материю очертания дневника. — Мой брат верил… Нет, не так. В общем, это все прозвучит как сумасшествие, но происходят странные вещи. Мой брат, Рамона, Шейн… Они втроем писали этот проект, а теперь… Это словно проклятье! Шейн сказал Рамоне, что стоит обращаться ко мне за помощью, а я никак не могу помочь даже Тому. Они что-то нашли. Маршалл сказал, что я подвергну опасности любого, кому расскажу об этом. Мёрфи заметно напрягся, сжал губы в тонкую линию и чуть склонил голову. Говорят, в такой позиции можно разговорить собеседника, расположить к себе. Глупые теоретические лекции по психологии должны начать работать. — Маршалл рассказал мне о новых Богах, — чуть ли не шепотом произнесла Кэмпбелл, подавшись вперед, точно раскрывала самый заветный секрет. — Это все звучит просто невероятно, но это правда. Новые Боги не питаются человеческой верой, а книжки по мифологии спустя века стали своеобразными сказками. — Стой, подожди, — Мёрфи старался сохранять хладнокровие до последнего. С остальными он разберется самостоятельно, без лишних глаз и ушей. — Ты хочешь сказать, что поверила во всю эту чушь с олимпийцами и новыми, как ты там сказала, богами? — он изобразил пальцами кавычки и недоуменно посмотрел на нее, унимая предательскую дрожь в голосе. — Ты думаешь, что твоего брата похитили… Боги? Андреа покачала головой, сдерживая глупую улыбку. Ебаный ты нахуй, Маршалл. Недооценил. — Я знаю, что это звучит безумно, но… Вчера ночью, когда ты уехал… Маршалл пришел совсем скоро, я сначала думала, что это ты, поэтому и открыла не задумываясь. Мне сначала все показалось очень странным, пусть и поводов поверить в чудеса было достаточно. Но он отвез меня вчера за город, я сначала испугалась… Подумала, что он чокнутый коп, который словил с десяток кислотных флешбеков, но Маршалл был так убедителен в том, что человеческому глазу не доступно божественное начало. В этих словах было так много смысла, что я потом почувствовала эту сферу… Как он сказал, «эфир», да, точно, эфир, скрывающий все, от чего человек бы сошел с ума. — Еще немного, и сойду с ума я, — перебил ее пылкую речь Мёрфи, подперев щеку ладонью. Для него не было ничего нового в этих словах, ничего, что открыло бы своеобразную завесу тайны. Ну кроме той, что Маршалл — конченный мудак. А так все было прекрасно. — Принцесса, мы все о тебе беспокоимся, а ты добираешься в ночи с малознакомым человеком? — Его же знает Аида. Он тяжело выдохнул. Ну, конечно. Еще один человек, которому стоит довериться — Аида Ньюман. Андреа принялась в красках рассказывать о щите ручной работы, первой попыткой увидеть сквозь «эфир» и то, как следовало узнать обо всем раньше, но желательно от тех, кому бы она доверяла, от близких. — Ты знал все это, Мёрфи? — неожиданно задала она вопрос, заставив сердце пропустить удар. Он усмехнулся, зачесал волосы назад и пожал плечами. Как будет болеть ее сердце. Ты подумал об этом, уродец Гефест? — Я знал то, что следует мне, Андреа. Прости, я должен был сказать раньше, но Маршалл прав. Это бы подвергло тебя опасности, еще большей опасности, поэтому лучшая позиция, которую я только смог найти — нейтралитет. Со всеми. — Ты Бог? Один из олимпийцев? — завороженно прошептала Кэмпбелл, вызвав неуместную улыбку и отрицательный кивок головы. Если бы, моя прекрасная Андреа. Если бы. Возможно, будь он кем-то еще, кем-то интересным и полезным, то эта участь не была бы такой… Омерзительной и позорной. — Ты можешь мне пообещать кое-что? Я расскажу тебе свою правду, когда пойму, что это не будет нести за собой угрозу. Но до этого момента ты, Андреа, не будешь пытаться искать «эфир», «сферу» и любое проявление божественности рядом со мной. Ладно? Ты оставишь за мной некую… анонимность в данном вопросе. Лучше узнать это лично от меня, нежели так, не находишь? Кэмпбелл согласно кивнула. Догадки только укреплялись.Она подумала о том, что хотело донести собственное зеркальное отражение и о том, как бы обсудить с Маршаллом все происходящее. Ей не терпелось узнать правду обо всем и всех, а еще перечитать весь дневник Тома и найти в этом какой-то тайный ключ. В памяти всплыло старое выражение о тайнах, которые должны быть забытыми. В неловком молчании они спустились до автомобиля, припаркованного аккурат возле типовых высоток назло другим, и в той же тишине продолжили путь. Не то, чтобы Кэмпбелл жутко хотелось обсудить все снова, попытаться вытащить информацию, ощущая себя третьесортной журналисткой захудалой газетенки, но и обсудить-то было нечего. Мёрфи включил громче радио, заполняя салон старым и никудышным, на первый взгляд, рок-н-роллом. — А снилось тебе что? — подъезжая к дому Ньюманов, спросил Мёрфи, вынув из бардачка запечатанную пачку сигарет. — Боги и олимпийцы? Кэмпбелл криво улыбнулась. Перепады собственного настроения, внезапная и несвойственная прямолинейность, очевидно, перенятая у «зеркальной себя», твердила сказать правду. Что она и сделала. — Надо же, — засмеялся Мёрфи, ребячески заправив сигарету за ухо. — На мотоцикле? Жаль, я бы посмотрел и поучаствовал. Ну что ж, принцесса, обращайся, если вдруг захочешь воплотить в реальность. Увидимся завтра на экскурсии. Экскурсия… Она совсем забыла о дополнительной работе у мисс Блэк и этих поручениях. Прошлая неделя стала напоминать один большой и бесконечный кошмарный сон, а завтра все начнется по новой. Занудные лекции, недочитанный Гомер, проекты, проекты, проекты. Андреа грузно выбралась с пассажирского сидения и уже собиралась захлопнуть дверь, как Мёрфи протянул руку сквозь опущенное стекло. — Не только то, что вчера сказал Маршалл — правда. Подумай над моими словами, но, пожалуйста, не делай из меня запасной выход. Я буду для тебя всем, если ты захочешь. Ты можешь мне верить. «А могу ли я тебе довериться?» Этот вопрос так и повис в воздухе, оставаясь немым укором для обоих, без верного ответа.***
Щурясь от яркого солнца, браня все и вся, что солнцезащитные очки остались где-то на дне сумочки, благополучно оставленной в родном доме, Андреа поглядывала на «Метрополитен-музей», окруженного дюжиной-другой студентов, смиренно ожидая своего рокового часа, когда мисс Блэк спустит на нее всех собак. Хотелось, чтобы фигурально. Она молча покосилась на Хизер, не поскупившуюся сегодня на аксессуарах и сияющую похлеще витрин после заката. С момента как Кэмпбелл поднялась по знаменитым ступеням, они не обмолвились ни словом, разве что приветственными кивками. Хизер была обижена вчерашним разговором и всем своим нарочито-отстраненным видом, кричала о том, что делать первый шаг должен провинившийся. Порывистая жестикуляция, наигранная улыбка и обсуждение повседневной ерунды с Тео, на которую ему было наплевать — ни больше, ни меньше. Андреа уставилась в экран мобильного телефона, точно в ожидании спасительного сообщения или э-мейла. Надежда, что в один момент все в этом мире сойдется пра-виль-но, пресловутые бабочки ударят крыльями в такт, в каком-нибудь отдаленном регионе разразится гроза и Том перезвонит спустя череду гудков, покинула раз и навсегда. Она подумала о том, что Мёрфи опаздывал на добрые полчаса, которые Блэк так любезно предоставила для тех, «кому университетская деятельность, очевидно, не интересна», и уже планировала поискать в телефонной книге его номер, который следовало бы поставить на какой-нибудь «быстрый» набор. — Неужели, — саркастично протянула преподавательница, поправляя полы неизменного бежевого тренча. — Мёрфи, вы не улизнули на очередную, разумеется, внеплановую тренировку, на которую вызвали только одного человека? И у вас не умер никто из родственников? Или… — она запнулась и повысила тон. — Мне стоит припомнить все ваши отговорки, чтобы в этот раз обошлось без повторений. — Проспал, — равнодушно хмыкнул он, покачивая в правой руке жестяную банку с очередным энергетическим напитком. — Как видите. Мисс Блэк сжала губы в тонкую линию и недовольно прищурила глаза. От нее все еще веяло непоколебимой уверенностью и властью, желанием питаться страхом, которого почему-то не было в глазах остальных, но с лихвой хватало у Кэмпбелл. — И сколько же вашей бодрости и вашего внимания хватит? На одну экспозицию? — На целых пять часов,* — не раздумывая, бросил Мёрфи, демонстративно делая еще один глоток. Одним взмахом остановив пререкания, подрывающие авторитет преподавателя, Блэк указала в сторону входа. Не сталкиваясь с ней взглядами, Андреа в том же молчании последовала за остальными, все больше и больше погружаясь в собственные мысли. Один из постоянных отделов истории древнегреческого и римского искусства, она посетила еще лет пять назад, во время первой поездки в Нью-Йорк с родителями. По правде говоря, они посетили абсолютно все, что было доступно, и потратили в стенах «Метрополитен-музея» не меньше двух дней и двух сотен долларов на четверых. Андреа цинично-равнодушно посмотрела на то, что раньше захватывало дух и вызывало восхищение. Как-то и отдавать двадцать пять баксов ради одобрения невзлюбившего преподавателя не хотелось.Посещение оставалось бесплатным для тех, кто родился в Нью-Йорке и решил умереть здесь же. Выудив помятые купюры, пока однокурсники «прикладывали» смартфоны к терминалу, Кэмпбелл в очередной раз почувствовала себя не в своей тарелке. «С напитками, пожалуйста, не входите», — нравоучительно раздалось откуда-то сбоку. «Сделайте исключение», — ехидно произнес знакомый голос. «Он и час не протянет без очередной химии, чтобы скрыть следы похмелья». В толпе кто-то засмеялся. Андреа обернулась на Хизер, буравившую ее взглядом, точно ожидавшую именно этого — эмоций. Это было еще со времен школы: важно оставаться среди тех, кому все еще смешно, а не объектом всеобщего веселья. «Тео, а ты не мог бы напомнить с-в-о-е-й подруге, что это университетская экскурсия, а не ежегодный бал института костюмов». Снова послышался смех, недовольное хмыкание Хизер и удар жестяной банки об пустое дно мусорного бака. Мисс Блэк давала какие-то указания молодой девушке, любезно позаботившейся о том, чтобы у каждого была возможность «полного погружения» с использованием аудио-гида. — Я думаю, что мы обойдемся и без этого, — перебила преподаватель, брезгливо отдавая наушники обратно. — У нас достаточно одаренных студентов, которые смогут рассказать лучше любого гида, не так ли? Ее взгляд остановился на Андреа, которой хватило одного мига, чтобы зардеться, борясь с желанием спрятаться за чью-то спину. Кажется, эта поездка будет ее последней «активностью», связанной с университетом. Выдавив жалкое подобие улыбки, Кэмпбелл кивнула, представляя, как будет мычать, стоя перед каждым мраморным гигантом. — Воспользуетесь гидом? — все с той же неиссякаемой любезностью спросила девушка. Очевидно, что эта работа ей нравилась, и в повторении одних и тех же вопросов из часа в час не приносили неудобств. Андреа мгновенно ей позавидовала. С плохо скрываемой самодовольной ухмылкой, Блэк согласилась и отвела взгляд в сторону, всматриваясь в переполненные людьми залы. — Повезло, принцесса, — хмыкнул Мёрфи, скрестив руки на груди. — Предлагаю делать вид, что тебе очень интересно смотреть на мраморного Калигулу. — Это римский император, — слабо улыбнулась Кэмпбелл, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании гида. Мёрфи равнодушно отмахнулся. — Я фильм только смотрел, там много трахались. Если это, конечно, тот фильм. — Иногда ты бываешь чертовски невыносим. — Я знаю, — невесело усмехнулся он и чиркнул колесиком зажигалки. Ради мнимого успокоения. Под монотонный рассказ гида, вызывавший у большинства случайный зевок, группа студентов перемещалась от одной мраморной статуи к другому «чудом уцелевшему произведению искусства», коих набралось, как казалось Мёрфи, больше трех сотен. Он смотрел на идеально выкрашенные стены, на плотную краску цвета морской волны (отчаяние близилось к тому, что цвета стали приобретать изысканные названия), а еще поверх остальных голов, считая минуты до окончания. Прислонившись к одной из колонн виском, справляясь с мыслями о Ньюмановском, блять, ампире, Мёрфи старательно игнорировал услышанное. Обрывки слов о Плутоне**, которому придумывали различные прозвища, и его домашней зверушке доносились, точно музей оправдывал свое название и находился где-то глубоко, между Адом и ближайшей станции метро. Он проскользнул взглядом по бронзовому телу повелителя самой преисподней и криво хмыкнул, оборачиваясь назад, в надежде, что где-то поблизости окажется Ньюман собственной персоной. — У Аиды точно такое же кольцо, — вдруг прошептала Андреа, схватив его за локоть. — Ну, ты видел? Мёрфи с деланным удивлением завертел головой по сторонам. Кажется, кому-то не интересно слушать про того, кто водит людей. Андреа указала на один из планшетов за стеклом. На бархате торжественно поблескивала группа украшений. Маленькая карточка внизу утверждала, что это привезено из гробницы в Мадитосе. Дионис, его жена Ариадна, изобретение вина и пива, и все в таком духе. Они могли бы подружиться. — Я точно уверена, — настаивала Кэмпбелл, указывая на нижнее сложное кольцо со змеей. — Вот точно такое же было у Аиды. Она еще говорила, что купила его в антикварном магазине. Мёрфи пожал плечами. Скорее у «Метрополитен-музея» в коллекции украшение из антикварного магазинчика, самого захудалого, из какой-то глубинки. Если вообще представляет ценность. — Принцесса, тебе вообще не интересно слушать про, — он театрально замялся, будто бы впервые решил уловить нить разговора гида, а потом низким голосом добавил, — м-м-м, цербера? — Если честно, то не очень, — призналась Андреа, вглядываясь в соседнюю залу, посвященную украшениям и костюмам. — Я же была в этом музее. — Как интересно, — протянул Мёрфи и кивнул в противоположную сторону. — Пошли, прогуляемся. — Ты представляешь, что с нами сделает Блэк? — шепотом произнесла она. — Она добьется моего исключения. — И кто ее слушать будет? Мраморная Афина? Не смеши, принцесса, нас слишком много, а Блэк — одна. Тем более, я давно ее не видел. Наверняка, сидит и поджидает твоего провала, — и заметив как Кэмпбелл изменилась в лице, покосившись на софу для отдыха, он засмеялся и покачал головой. — Боже, Андреа, я пошутил. Пойдем. Воровато оборачиваясь, подобно нерадивым студентам, решившим сбежать с занудной лекции, Андреа проскользнула в соседнюю залу и принялась рассматривать остальные планшеты за стеклом. Коллекция этрусков и полуразрушенных бюстов — занятна, но все внимание перенимали группы украшений, найденных в самых разных местах. — Впечатляющая парюра, не правда ли, — уловив заинтересованность во взгляде, произнесла неизвестная работница музея, — эта часть была найдены до тысяча девятьсот тринадцатого года. Вся коллекция датируется трехсотым годом до нашей эры, но это только предположения. Мёрфи пристально следил за выражением девичьего лица, менявшегося от планшета к планшету, очарованность теми или иными побрякушками, золотыми переплетениями и красивой историей сверху. В том, чтобы думать о прошлом, кому это раньше принадлежало, кто любил облачаться в золото и поправлять на голове диадему… — А это? — Андреа кивнула на центральный стеклянный куб. — Диадема? *** — Эта вещь уникальна, — отрезала женщина, не решаясь испачкать наполированное стекло отпечатками пальцев. — По легенде это принадлежало богине Луны, той, что могла затмить Солнце; покровительнице преисподней и всего таинственного. Внучка титанов, кажется. Кэмпбелл завороженно присела на колени перед кубом, кончиками пальцев, очерчивая линию полумесяца, поблескивающего в центре. «И в чем уникальность?» — заметив перемену в настроении, произнес Мёрфи, подойдя ближе. «Техника создания. Она почти близка к средневековью, если не позднее, но к тому времени уже никого не интересовала вера в древнегреческих божеств. Стиль всех украшений, созданных в трех сотых годах до нашей эры, немного отличается. Больше золота, массивности. Просто сравните то, что нашли неподалеку от Салоники…» — Сколько? — перебила Андреа, приподняв голову. — Сколько это будет стоить. — Это уникальная собственность «Метрополитен-музея», пришедшая в дар. Это не продается. Андреа поджала губы и с немой мольбой посмотрела на своего спутника. Ей определенно была необходима эта вещь. Она чувствовала это. — Ну, — уловив взгляд, решил подыграть Мёрфи, предвкушая, какую сумму потребует с ебаной Аиды за новую информацию. — У всего есть своя цена? Приблизительно. Ему предстоит продать весь гребанный мир с потрохами, чтобы купить эту железку. — Нет, — взвизгнула женщина и отрицательно закачала головой. — Это не продается. — А можно примерить? — настаивала на своем Андреа, не узнавая в этом поступке саму себя. Какое ей дело до куска драгоценного металла, пылящегося под стеклянным колпаком не один десяток лет? — Боюсь, что нет, но… Я могу уточнить. Да, я могу уточнить, — в ее словах не было ни капли правды, скорее невероятный страх, что эти двое вчерашних подростков совершат акт вандализма. Сейчас она позовет охрану и следом полицию. Когда ее худощавая фигура скрылась, Мёрфи грубо дернул подругу за руку, потеряв и манеры, и предложение выпрямиться. — Что на тебя нашло, принцесса? Кэмпбелл молча пожала плечами. Ей нужна была эта диадема больше всего на свете. Больше возвращения брата, окончания бакалавра, всех денег мира и вечной жизни. Мёрфи только хмыкнул. Аида будет чертовски рада такому повороту.