Когда заговорят деревья

Голос долго не появлялся. Такое и раньше случалось, но именно сегодня это было как-то необъяснимо по-другому, неправильно и пугающе. «Где же ты, мой бестелесный друг?», — печально размышляла я, наблюдая за гонкой мелких капель по стеклу. Из приоткрытой форточки немного дуло, но всегда можно закутаться в пушистое одеяло. А если ещё притащить на широкий подоконник подушки с кровати и закрыться в импровизированом «домике» шторами, станет совсем хорошо. Моя маленькая личная крепость. И ладно, что люди с улицы видят, у меня-то обзор побольше будет. Крепость пахла выстиранным бельем, пыльными синими шторами и чуть-чуть оконным утеплителем. А ещё свежим утренним ветром и открывшейся напротив булочной. Комнату кое-как освещал старенький ночник — пора уже выключить, но ужасно неохота выпутываться из одеяла и шлепать босиком до стола по холодному паркету. Над столом изогнулись под тяжестью полки, лишь наполовину заставленные учебниками, бо́льшую их часть занимали плотно прижавшиеся, как птицы на ветке в холода, книги. Иначе мою богатую библиотеку было не разместить на виду. Думаю, понятно, что читать я любила. Раннее утро субботы, а мне не спалось от странного предвкушения и волнения. Мне двенадцать. Однако, высокая для своих лет, я выглядела гораздо старше. Короткие рыжие, до середины шеи, волосы ещё по-взрослому не потемнели в медный каштан, а на носу и щеках горели веснушки. Во всей внешности именно они мне нравились больше всего, остальное (папин квадратный подбородок, мамины серые глаза, да нос с горбинкой) по отдельности смотрелось вполне красиво, но объединялись в лицо, которое можно было лишь с натяжкой назвать «симпатичным» и «миловидным». Время от времени приходилось сдувать непослушную прядь со лба и я не могла не хмуриться. Надо бы сходить в другую комнату за резинкой, но я нахмурилась ещё сильнее, отцепила от штор подхват с кисточкой и кое-как собрала им волосы, ведь чтобы пройти в комнату пришлось бы пробираться по скрипящему полу рядом с кухней. Оттуда слышался звон посуды и крики: один высокий и визгливый — это мама, а второй глухой и как бы жалостливый — отец. В последнее время ссоры гремели в нашей семье всё чаще. Сквозь тяжёлую дверь было не разобрать слова, но я догадывалась. Отца уволили с работы. Он теперь пил не только по праздникам и совсем не чуть-чуть, перестал бриться и пах всё время чем-то горьким. Обнимать его не хотелось ещё сильнее, хотя мама время от времени заставляла это делать. Она серьёзно думала, что я смогла бы его разжалобить? — Элис, детка, папа тебя любит и послушает только тебя. Ты же не любишь, когда он пьёт? Пожалуйста, детка, уговори его. Скажи, как сильно ты любишь его и поплачь немного. Папа не захочет, чтобы ты плакала, вот увидишь! Мама моя вся была похожа на комнатного паучка — маленькая, худая, верткая, но при этом могущая часами сидеть за швейной машинкой. В такие моменты она цепко, иногда до боли хватала меня острыми пальцами за плечи и даже легонько встряхивала, просила посмотреть в слезящиеся глаза, но я все равно не верила её заискивающему тону. Мне не хотелось плакать перед отцом. Голос говорил, что он жалкий человек и когда-нибудь обязательно скатится на дно социальной лестницы. Если алкоголизм это и есть дно, значит, я не буду мешать. Он выбрал свой путь, верно? Хотя маму было немножко жалко. Зато в крепости безопасно и хорошо. Пока я сидела в относительно теплой комнате, в такую рань куда-то торопились прохожие. Кто-то с зонтиком, а кому-то морось совсем не мешала: вот идет девушка в легкой накидке на плечах, рядом вышагивает закутанный по самые уши карапуз. Интересно, куда они идут и зачем? Каждому прохожему можно придумать историю. Например, во-о-он тот мужчина в темном, облокотившийся на стену напротив. На голову накинут капюшон, пол лица закрывает белый в чёрную полоску шарф. А стена-то недавно заштукатурена и ещё не крашена, наверняка отмокла от сырости и оставляет следы. На темной одёжке особенно. А может, это секретный шпион? Договорился с заказчиком, вот, стоит марается. Попросит помочь стереть пятна салфеткой «случайного прохожего», а тот хвать потом эту салфетку с важной информацией и бегом в штаб. Или куда там бегают шпионы? А я всё-всё видела и приметила. Вот придут полицейские к нам (зачем им именно к нам заглядывать, я ещё не придумала), а я бац — и расскажу им. " — Какая внимательная девочка, — скажет сам полковник. — Благодаря тебе важные сведения не успели достаться врагам!» Понятно, что мечтала я ужасно много и порой об откровенной чуши, но Голосу это нравилось. Он любил рассказывать мне о необычных странах и животных, о чем угодно, звуча при этом лучше и интереснее любой книги на моих полках. Даже шипение в такие моменты пропадало, сменяясь глубоким чистым звуком. Я называла его «синий» звук, шипение было белым, а шепот — серым. Я отодвинулась поправить подушки поудобнее, повернулась и отметила, что улица, вместо того чтобы наполняться людьми, постепенно пустела. Вскоре на ней не осталось никого, даже пекарь оставил лавку, скрывшись в здании, даже «шпион» исчез без следа. Жаль, а мне так хотелось поглядеть, как он стирает со спины штукатурку… Неужели стало так холодно? И с Голосом не посоветоваться, вот что действительно грустно. Я отвернулась от окошка, раздвинула тяжелые шторы и хотела спрыгнуть на кровать за любимой книжкой «Шпионка Гарриет», как вдруг в форточку сзади влетело что-то мелкое и, глухо отрикошетив от комода, приземлилось прямо передо мной, затерявшись между подушек. Резкий разворот — кто это кинул? — но на улице по-прежнему никого. Таким маленьким камешком стекло не разбить, значит, целились в форточку? Любопытство быстро победило недоумение и я сунула руку в подушки. Пальцы мгновенно коснулись мягкой поверхности, а на свету оказалось, что это маленький чёрный мешочек из бархата с завязками. Ошиблись окном? Я осторожно пощупала его и почувствовала внутри крохотный прямоугольный предмет. Любопытство росло. Раскрыла, перевернула… на подушку выскользнул красивый полупрозрачный камешек бирюзово-голубого цвета, ограненный по всем правилам ювелирного искусства. Я задержала дыхание. Одна часть меня кричала: это не твоё! А вторая шептала: дотронься! Нетрудно догадаться, какая из них победила. Поддавшись смутному влечению, я схватила камень и сжала его в ладони. В тот же миг весь мир вокруг, казалось, вздрогнул и потемнел. В следующее мгновение внутри меня будто взорвался маленький фейерверк. Мощная волна тепла прокатилась от солнечного сплетения по всему телу, ставшим настолько легким, что, казалось, чтобы взлететь в воздух, хватило бы легкого толчка. Сердце суматошно заколотилось где-то в горле, и я даже поднесла к нему ладонь — а ну выпрыгнет? В груди нарастала приятная дрожь, я отчего-то громко засмеялась сама себе, встав на подоконнике в полный рост. Вдох. Выдох. Как же хорошо! Вскоре стало совсем горячо и я непослушными пальцами распахнула оконную створку. Вдох! " — Элис, друг мой, я уже рядом», — знакомый шёпот отозвался внутри ещё одной вспышкой радости. — Где ты? Скажи, где ты?! " — Иди. И найдешь.» Да. Он зовет меня. Я подчиняюсь Ему. Я иду к Нему. Шаг. Второй. Третьего не было. Под ногами ждал мокрый асфальт. А над ним — пустота высотой в четыре этажа.