Вино из роз

За окнами облетала старая яблоня. Мустафа смотрел на нее, прижавшись плечом к стене, позади него с треском догорали свечи, бросая тени на узорчатые ковры. Устав за день, полный забот и подспудной тревоги, шехзаде невольно залюбовался танцующими на ветру лепестками, тающими в ночной тиши, словно первый снег. Когда-то окна в его покоях были большими, с цветными витражами, за которыми цвели и засыпали султанские сады, но вскоре их сменили знакомые ему с детства арочные окна дворца в Манисе, у которых одиноко стояла его мать, высматривая в дали чей-то силуэт. Теперь же его окружали высокие и узкие зарешеченные окна провинциального дворца, затерянного в горном ущелье среди цветущих яблонь, живущих в своем мире, далеком от дворцовых интриг. Наверное, о таком месте говорил ему покойный Ибрагим, мечтая унять порывы своей мятежной души, с грустной улыбкой подумал Мустафа и тихо вздохнул. Ему не хватало их долгих и вдумчивых бесед, благодаря которым он чувствовал себя спокойнее и решительнее, как и не хватало ребяческих игр с Мехмедом, смерть которого шехзаде до сих пор не мог принять. «Аллах, за что ты так рано забрал их у меня?». Сейчас Мустафу не отпускали мысли о недомогании матери. Он горячо молился за нее, ведь она не раз спасала его от гибели. «Я не прощу себя, если с ней что-то случится». Михринису, верную спутницу и мать своих детей, он оберегал как мог, пусть и не испытывал к ней пылких чувств, ведь теперь шехзаде знал, на что готовы пойти наложницы ради своей выгоды, поэтому к новым увлечениям относился с осторожностью. «Я верю ей». В это непростое время он собрал вокруг себя отважных людей, готовых отдать за него свои жизни. Закаленный в битвах меч шехзаде держал уверенно, врагов он не боялся, чем восхищал янычар. «С ними моя сила». И только Ташлыджалы шел отдельно от всех. Мустафа знал, откуда он был родом, чем занимался до поступления на службу, какими талантами обладал и за какие заслуги был приближен к Ибрагиму, но подобные мелочи мало волновали его, так как он относился к человеку исходя из собственных суждений, поэтому держал Ташлыджалы рядом с собой почти все время, наблюдая за ним и, к своему удивлению, находя в нем качества близких людей — живость ума Ибрагима, скромность Мехмеда, отвагу своей матери и горячность отца. «Он пугает меня… Сколько тайн кроется в его душе?». «Хочу увидеть его глаза… О, Аллах, о чем я только думаю?». Мустафа резко очнулся, услышав дверной стук. — Яхья-бей просит вас к столу, — с порога кабинета раздался голос стражника. Шехзаде еле заметно улыбнулся. Впервые кто-то, кроме его матери, занялся ужином, и не кто-нибудь, а именно Яхья. Его руки слегка задрожали и он быстро спрятал их за спиной. — Скажи Михринисе Султан, чтобы зашла ко мне, — отпустив слугу, Мустафа прошелся пару раз по комнате. Ему стоит быть начеку с Ташлыджалы. Он вышел из кабинета и твердым шагом направился в свои покои. За окнами белел дворцовый сад. Ветвистые яблони шумели на ветру и вихрь из лепестков пролетал мимо шехзаде, словно рой ночных мотыльков, летящих на пламя свечи. Тускло освещенный коридор казался бесконечно длинным, идя по нему, Мустафа невольно вздрагивал, представляя себе, как он войдет внутрь покоев и увидит по-кошачьи вкрадчивые глаза Яхьи, горящие зеленым огнем в полумраке. Он будет недоволен приходом Михринисы, и, скорее всего, поспешит уйти. Мустафа уверял себя в том, что делает все правильно. — Дорогу! Шехзаде Мустафа Хазретлери! Двери перед ним открылись. Сделав вдох поглубже, Мустафа резвой и гордой поступью вошел в покои, будто с разбега нырнул в глубокую трясину. — Шехзаде, — Ташлыджалы склонил голову, на его лице мелькнула тревожная улыбка. — Яхья, — произнесенное вслух имя прокатилось по спине мелкой дрожью и Мустафа вымученно улыбнулся. — Мне сказали, что матушка все еще плохо себя чувствует и поэтому приказала тебе заняться сегодняшним ужином. Ташлыджалы взглянул на него так, что ему пришлось быстро отвести глаза в сторону. — Да, так и есть. Я благодарен Махидевран Султан за оказанную мне честь и все же я удивлен ее решением, ведь обычно такое поручение дают главной наложнице. — Я тоже удивился, когда услышал это. Думаю, матушка решила таким образом проверить Михринису. — Как к этому отнеслась сама Михриниса Султан? — Весьма спокойно. Итак, чем ты сегодня удивишь меня? — Знаете, шехзаде… Я не хотел огорчать вас своей неопытностью, поэтому поручил более искусному в этих делах Рашиду-аге заняться списком блюд. — Вот как, — слегка разочарованно выдохнул Мустафа. — Но вино он выбрал по моему совету, надеюсь, оно вам… — Ташлыджалы осекся, услышав голос стражника, оповещающий о приходе Михринисы. Мустафа, боясь встретиться с ним взглядом, сел на одну из подушек и, помыв руки в чаше с водой, жестом пригласил наложницу сесть рядом. — Яхья, поешь с нами, — он с трудом посмотрел на него. Михриниса замерла на месте, удивленная внезапным приглашением. — Прошу простить меня, шехзаде, — Ташлыджалы сжал руки в замок и учтиво поклонился. — Мне нужно вернуться к делам. — Тогда иди, — спокойно произнес Мустафа. — С вашего позволения, — глухо проговорил Ташлыджалы и быстро вышел из покоев. — Разве ему не хочется узнать, понравился тебе ужин или нет? — удивилась Михриниса. — Я бы на его месте осталась. — Он бы не стал врать, если бы у него не было никаких дел, — Мустафа равнодушно посмотрел на стоявшую у дверей служанку. — Налей мне вина. Михриниса взяла кувшин и розовато-красное вино заструилось по червленому серебру. Мустафа вдохнул душистый запах роз и мир на какой-то миг покачнулся, испугавшись, он моргнул пару раз, прогоняя странное ощущение. — Необычное вино, — задумчиво отозвалась Михриниса. — На вкус как дамасская роза. — Яхья сказал, что посоветовал его дворцовому повару, — заметил Мустафа. — Мне нравится. Завтра спрошу у него, откуда оно, ведь здесь, насколько я помню, таких вин не делают.