***
Идате находился в комнате для допросов, ожидая своего часа. Его обманули все. Сначала он пошел на поводу у брата, потом подкатил этот Рокуши Аои, будь он трижды неладен! И как его только угораздило влезть во все это? Рядом сидел секретарь и заполнял какие-то бумаги. У Идате давно взяли все показания, и больше его пока никто ни о чем не спрашивал. Никто даже не обращал на него внимания. И хотя он вовсе не был связан, да и никто его не охранял, мысли о побеге как-то не возникали. В конце концов, он вовсе не чувствовал себя виноватым. Да и доказал уже это всем. Чего еще братец от него хочет? Когда Идате уже был совершенно утомлен ожиданием, на пороге мрачным силуэтом возник его брат. Ибики молча кивнул головой, показывая ему следовать за ним. Парень слез со стула и нехотя поплелся. Не то чтобы младший такого совсем не ожидал, но он не думал, что брат собирается тащить его в камеру пыток. Представшая его взору после темного коридора, та производила незабываемое впечатление. Идате был наслышан о его работе, но в очень общих чертах. Ибики никогда не болтал лишнего и не считал нужным посвящать родню в нелицеприятные подробности своей профессии. И вот теперь он воочию видел, чем занимается старший брат. Орудия пыток могли поразить даже человека с абсолютно железными нервами. Особенно живописно торчащие ржавеющие шипы, на некоторых из которых недвусмысленно виднелись засохшие следы крови. Запах тоже впечатлял. Смесь металла, дерева, пота и слез, запах отчаяния и подземелья. Невообразимый коктейль. Все эти виды и запахи вызывали пренеприятное нытье в желудке, от них начинало слегка тошнить. Идате стало совсем не по себе, он уже не чувствовал себя таким смелым и абсолютно уверенным в своей правоте. Он думал о том, хочет ли брат его только напугать или он решил взяться за него серьезно. — Садись, — отрывисто кивнул Ибики на жесткий неудобный стул, а сам устроился напротив. — Чего тебе от меня надо? — буркнул недовольно Идате, всячески стараясь скрыть сильное волнение. — Сейчас все скажу, — Морино-старший был абсолютно невозмутим и непроницаем для глаза простого смертного. — Жду с нетерпением, — съязвил Идате, уже понимая, что все, что он сейчас скажет, будет для брата равносильно пустому звуку. — Я хочу, чтобы ты сам признал свою вину и раскаялся в содеянном. — Да я уже признался во всем, в чем только мог! — Признаться и признать — это разные вещи, — философски заметил начальник отдела пыток и дознаний. — Самый умный тут… — фыркнул младший. — Я хочу, чтобы ты был порядочным человеком, — Ибики убеждающе смотрел ему прямо в глаза. — И я не могу допустить, чтобы ты, однажды став преступником, продолжал и дальше ступать по этой кривой дорожке. Даже если мне придется сделать тебе больно. (Последнее слово он как-то особенно выделил, и это оставляло весьма неприятное чувство.) Идате было страшно. Не столько потому, что он сидел сейчас на жестком неудобном стуле посреди ужасной камеры пыток, а скорее потому, что его брат — единственный родной для него во всем мире человек, что находился прямо перед ним, был сейчас совершенно чужим, каменным, жестоким существом, готовым хладнокровно причинять ему боль и страдания. — Я понимаю, что слишком много от тебя хочу, но ты подумай, — Ибики поднялся со своего места, отставив стул, на котором сидел, в сторону. — Здесь обстановка как раз располагает, — он схватил брата за шиворот и бесцеремонно оттащил к стене, на которой крепились особые кандалы в виде эдакой длинной железной защелки с выпуклостями для тела. «Защелка» захлопнулась на том мертвой хваткой так, что едва ли не было трудно дышать. — Это чтобы тебя ничего не отвлекало, — сказал Морино-старший и вышел, оставив его одного размышлять.***
— Ну что, надумал? — Ибики освобождал брата от оков. — Не дождешься, — упрямый Идате решил пойти на принцип на горе себе. — Как знаешь. После этого Идате был прикручен к толстенному бревну, лежащему на двух подпорках. Ибики задрал ему до головы рубашку и приспустил штаны. Затем он скинул свой излюбленный кожаный плащ и взял в руки розги. — Точно не передумал? — уточнил он, наклонившись к брату. Тот только отрицательно дернул головой. — Жаль, — совершенно искренне заметил «инквизитор», и взмахнул рукой. Тонкие, безобидные на вид прутья свистели и впивались в кожу так, что Идате проклинал про себя все на свете. Удары приходились на спину и на зад, но особенно болезненно отдавали на пояснице. Он пытался сдержаться, но из глаз сами выступали слезы. Идате сейчас чувствовал себя абсолютно жалким и беспомощным, полностью во власти своего мучителя. Это угнетало, как никакая физическая боль. Но самое ужасное во всем этом было то, что это делал с ним его собственный брат. Идате был весь на эмоциях, и ему было скорее больней оттого, что он был просто смертельно обижен на старшего брата. Ему весь мир и вся его жалкая жизнь сейчас казались такими несправедливыми, что хотелось зареветь в голос. Вот только он никак не мог такого себе позволить. Нет, он не доставит этому умнику такого удовольствия, не даст себя сломать. Так что он только сильнее стискивал зубы и мрачно зыркал на того исподлобья. Ибики сейчас тоже был взвинчен, но не подавал вида. Его действия были выверены и отточены годами практики. Как говорится, мастерство не пропьешь. На самом деле Хокаге давно уже замяла это дело, справедливо полагая, что нечего взять с глупого парня, которого обманул преступник, предавший деревню. Однако Ибики принципиально настоял на том, что он должен выбить из пацана чистосердечное признание своей вины и раскаяние в содеянном. В тот момент госпожа Пятая искренне посочувствовала глупому младшему брату начальника отдела пыток и дознаний, которому так «повезло» с родственником. Она мысленно попросила всех богов помочь шалопаю Идате в этом нелегком испытании. Хотя это их семейное дело, так что Хокаге сочла неуместным в него вмешиваться, хоть ей и было жалко мальчишку.***
Младший оказался крепким орешком, вопреки ожиданиям. «Наша порода», — не без гордости думал Ибики. Он мог сломать кого угодно (причем это можно понимать и в буквальном смысле этого слова), но если идти дальше, это означало принятие серьезных мер, которые искалечат парня. Морино-старшему хотелось этого избежать, но при этом как следует проучить своенравного дурня. Он уже опробовал на нем помимо розг несколько разных видов экзекуций, но братец достойно держался. Начальник отдела пыток и дознаний подержал его в кандалах вверх ногами, порастягивал немного на дыбе (так для роста даже полезно, если не увлекаться), поокунал головой в бадью, попугал слегка раскаленными щипцами и даже пощекотал перышком. Думая, что надо отдать тому должное, он решил немного отдохнуть, так как порядком притомился. Идате упорно не хотел признавать своей вины и ни в чем раскаиваться. Надо было сделать передышку. Засунув любимого братика на часок-другой в «железную деву», так, чтобы шипы едва до него доставали, Ибики отправился перевести дух и выпить чаю, чтобы успокоиться и серьезно обдумать наилучший вариант дальнейших действий. — А где ваш брат? — поинтересовался Иноичи, зашедший по очередному делу, учуяв запах любимого зеленого чая с жасмином. — В «железной деве» сидит. — Ибики-сан, это, конечно, не мое дело… — начал прифигевший Яманака. — Да, ты прав, совершенно не твое, — согласился с ним тот. — Чай будешь?***
Вообще, пытать собственного брата — это примерно то же самое, что хирургу оперировать родственника. Так что Ибики был небеспристрастен. Поэтому его нервишки показали живую сущность под слоями железобетона, и мальчишка смог его задеть. Идате сегодня совершил невозможное: он вывел брата из себя. Никому не удавалось, а ему удалось. Видимо, семейная черта. — Да не боюсь я ни тебя, ни твоих чертовых штуковин! — кричал он, дерзко сверля глазами мрачное лицо начальника. — Да какой ты мне брат после этого! Это ты толкнул меня на этот путь! — Я всего лишь хочу, чтобы ты признал свою вину и одумался. Я должен быть уверен, что ты не ступишь вновь на скользкую дорожку. — Благодетель нашелся! Тоже мне! Ни за что я не признаю, что ты прав! Да хоть задницу мне натяни! — Раз ты так настаиваешь! — Ибики сам не понял, как такое произошло, но железное правило гласит: «Делай то, что обещал». Если бы кто-то иной попытался сделать нечто подобное с его братом, Морино-старший самолично порвал бы его на мелкие куски, но если это сделает он сам… Никто не имеет права на это, кроме него. Он быстро вышел куда-то буквально на пару минут, затем вернулся, схватил наглеца Идате, перегнул через ложе дыбы и спустил с него штаны. — Эй, ты что творишь?! — не на шутку перепугался тот. — То, что сам просил, — грубо ответил Ибики, которого это уже все окончательно достало. — Ты сможешь сделать это с собственным братом?! — А ты сомневаешься? Может, поспорим? — Да не хочу я с тобой спорить! Пожалуйста, не надо! — Идате стало по-настоящему страшно, так как он понял, что старший не шутит. — Надо, Идате, надо! — с этими словами тот придавил его голову вниз и вошел. Раздался истошный вопль парня, который было слышно даже за стенкой застенка (каламбур, хе-хе). Люди, работающие здесь, были наслышаны всякого и ко всему, казалось, привычны, но тут пробрало даже их. На крик, хоть и не сразу, прибежал из соседней комнаты секретарь — помощник начальника отдела пыток. Парень лежал без сознания. Руки его были по-прежнему связаны, а вот штаны братец успел натянуть ему обратно. Помощник долго приводил его в чувство какой-то нюхательной солью. «Ну и ну, — думал он, — что за семейка!»***
P. S. — Не подходи ко мне, извращенец! — Идате, сидевший третий день под домашним арестом, в панике забился в угол. — Ну, прости, я переборщил, — Ибики неловко почесал в затылке. — Ты… ты… собственного брата… — из глаз Идате катились слезы. — Да, я перегнул палку, — признал старший. — Ты ее не перегнул, ты ее загнал! — Ну если ты об этом, — Ибики достал из кармана плаща какой-то инструмент, похожий на бутон цветка, только металлический, — то твой нежный зад потревожил вовсе не я, а вот эта штука. Если интересно, она называется «груша». В наше время такие вещи уже не используют, — он засмеялся, — так что я извел на тебя музейный антиквариат. Глаза Идате вытаращились на предмет. — Да ты не волнуйся, если винт не поворачивать, она неопасна, — зачем-то уточнил Ибики. — Хочешь сказать, что я не отличил эту хрень от… — Ну я ее подогрел слегка, — братец сделал невинные глаза, — так что нет. Да и с чего ты взял, что отличишь? Опыт, что ли, есть? — он уже откровенно хохотал. — Да, и если ты не помнишь, ты дальше в обмороке провалялся. Красный и злой Идате уставился на старшего брата, он одним только взглядом говорил: «Я убью тебя!»***
P. P. S. — Ибики-сан, я вот не понимаю, зачем вам понадобилось применять к брату такие суровые меры? — недоумевал Иноичи. — Не лучше ли было использовать мою технику воздействия на разум? Это и мягко, и в плане внушения более эффективно. Ибики посмотрел на него как-то странно-удивленно. — Черт, Иноичи, и где вот раньше ты такой умный был? — спросил он. © Irokez.