***
— Ты снова пропустил последнее собрание клана, — сурово сказал отец. — Прости, ты же знаешь, я был на миссии, — спокойно ответил Итачи, глядя вскользь через его плечо. — И задержался на ней дольше, чем все остальные, — Фугаку не мог знать этого наверняка, он откровенно блефовал, имея некоторые подозрения в адрес сына. — Меня задержал господин Данзо. Мне пришлось ждать, пока он освободится, чтобы представить подробный отчет о миссии, — Итачи не врал, он просто умело не договаривал о том, что после отчета у Шимуры отправился сразу не на собрание, на которое вполне успевал, а к своему другу. Скажите, ну кто в своем уме захочет после выполнения трудного задания идти на собрание с уже больной головой? — Слышал, что господин Данзо неравнодушен к молоденьким шиноби вроде тебя, — неожиданно изрек старший Учиха. — Ревнуешь? — невозмутимо спросил Итачи. Его хладнокровию и выдержке мог позавидовать кто угодно, начиная с его собственного отца и заканчивая тем же господином Данзо или стариком Третьим. — Дерзишь отцу? — Нет, просто спрашиваю. — А что если так? — снова ответил вопросом на вопрос Фугаку. — Ничего. — Совсем? — отец обошел его сзади и наклонился к услужливо подставленной шее сына, щекотно обдав ее горячим дыханием, которое было особенно горячим у их клана, поддерживающего своей чакрой элемент огня. — Да, отец. Совсем. — Дерзкий мальчишка… — Фугаку был не в силах договорить: он принялся целовать его в шею, соскучившись по близости с сыном. Итачи только прикрыл глаза и молча позволял ему все, что тот захочет. Он облокотился спиной об отца и запрокинул голову ему на плечо. Ему было ясно как божий день, что тот решил устроить ему пытку постелью, чтобы убедиться в своих подозрениях, которые мог иметь чисто теоретически, так как у него нет и не может быть никаких доказательств относительно того, что он действует в интересах правительства против своего же клана. Наивный. А еще глава клана. Итачи сейчас готов был переспать с кем угодно и сделать что угодно, лишь бы эта чертова бочка с порохом, в которую превратилась его жизнь, не рванула, унося вместе с ним всех, кто ему дорог. Ведь стоит одной из сторон хоть чуточку взбрыкнуть, и начнется настоящая резня. Правительство Конохи не ограничится только правящей верхушкой клана. Они не пожалеют ни стариков, ни женщин, ни детей. Итачи тут же представил Саске, и что-то внутри болезненно сжалось, нахлынуло предчувствие скорой беды. От него здесь мало что зависит, но он сделает все, что в его силах и возможностях, чтобы не допустить этого. Но сейчас ему самому нужна передышка, нужно забыться хоть на несколько минут, чтобы выдержать весь ужас и притворство этой дьявольской игры. Отец прижал его к себе крепче одной рукой и просунул под рубашку другую, продолжая с голодным наслаждением целовать и покусывать шею сына, облизывая за ухом и прикусывая мочку. Он изводил парня ласками, пока тот не начал томно вздыхать, и тогда Фугаку решил, что можно начинать выпытывать у него все. Но тут Итачи сам развернулся к нему, ища долгого страстного поцелуя, и завладел его губами и вниманием так, что тот чуть не забыл, что собирался сделать. Сын оторвался от него, тяжело дыша и глядя прямо в глаза, так, что у отца внутри все перевернулось, нанес решающий удар: — Свяжешь меня сегодня? — спросил он.***
В молодости Фугаку был очень привлекательным мужчиной, да он и сейчас был весьма неплох. И даже складки у носа, все больше походящие на две глубокие морщины, и те, что под нижней губой, придававшие его лицу вечно недовольное выражение, совершенно его не портили. Только родные и близкие знали, каков на самом деле глава семьи. Но особенно хорошо это знал Итачи. Фугаку потихоньку отцветал, отдавая силы и молодость своему делу. Ведь у главы клана очень много забот. Фугаку Учиха был еще довольно силен и энергичен в постели. Жена Микото его по-прежнему любила, всегда охотно разделяя с ним супружеское ложе. Однако Итачи при всем его уме и способностях оставалось только гадать, что же отвратило того с «пути истинного» и заставило охладеть к собственной жене и обратить страсть к сыну. Сейчас же глава клана Учиха и уважаемый отец семейства, попросив заранее его никому не беспокоить, занимался тем, что в который уже раз совращал собственного сына. Итачи любил его исключительно как отца. Однако, его не покидало ощущение, что эта интимная связь каким-то странным магическим образом укрепляет их семейные узы. Он и сам не мог объяснить, почему ему так казалось. В этот раз отец имел его с особым пристрастием. Итачи был не только связан, но и выпорот отцовским поясом (правда это было не особенно больно). После распалившийся Фугаку страстно мял и кусал его, пока не овладел, перевернув на живот, и снова кусал в порыве страсти за шею. Он так яростно вбивался в этот раз, что у Итачи потемнело в глазах. Он едва сдерживался, чтобы не вскрикнуть и мысленно молил об одном: только чтобы мать об этом не узнала — она такого не переживет. А еще Саске…***
Они лежали обнявшись, тесно прижавшись друг к другу, несмотря на то, что и так было безумно душно. Фугаку, полуприкрыв глаза, с какой-то особенной нежностью и грустью глядел на сонного, измученного сына. Он гладил его по волосам и задумчиво перебирал пальцами пряди распущенного хвоста. Видя, что тот уже засыпает, наконец собрался с духом и сказал: — Ты точно ничего не хочешь мне сказать? Я же вижу, что тебя что-то беспокоит. (Конечно же, он имел в виду проблемы, связанные с работой на правительство.) — Есть одна вещь, которая меня действительно волнует, — Итачи приподнялся и пронзительно уставился на отца. — Меня интересует, не делал ли ты подобного с Саске? — Что?! — Фугаку был так поражен таким вопросом, да еще так внезапно. — Ты понимаешь, о чем я. — Нет, — Фугаку тоже приподнялся и покачал головой. — Я только тебя люблю так, по-особому, — добавил он, а сам подумал: «К тому же я уже сломал жизнь одному сыну…» Итачи молча кивнул, но по его взгляду отец понял, что тот убьет любого, кто посягнет на его младшего брата. Даже его, собственного отца. Итачи же был полон решимости сделать все, чтобы защитить Саске. Он хотел мира и готовился к войне. Войне за лучшую жизнь для тех, кто тебе дорог. Однако такую ношу невозможно было нести одному, даже такому сильному человеку, каким был Итачи. К счастью, у него все-таки был тот, с кем он мог поделиться подобным. Его лучший друг Шисуи. Вернее даже сказать, единственный друг.***
Они сидели с Шисуи на своем излюбленном месте: на высоком берегу над рекой Накано, и негромко переговаривались. Вокруг поднимались высокие жесткие травы. Солнце уже было совсем высоко и изрядно припекало, отчего мысли начинали течь слишком медленно, и разговаривать было не особенно охота. — Как ты позволяешь ему с собой такое делать? — не выдержал Шисуи. — Но он же мой отец, и я его люблю. Наверное… — Итачи смотрел куда-то себе под ноги. — Да его убить за такое мало! Ты это понимаешь? — Понимаю. Они оба замолчали, и так было слишком жарко чтобы спорить. Даже неугомонные птицы и назойливые мухи вокруг притихли, явно перегревшись. Шисуи стянул с себя сетчатую майку, и та полетела к валявшейся на траве форме. — Прости меня, — сказал он. — За что? — Итачи посмотрел на друга удивленно и как-то рассеянно. — Вот за это, — Шисуи приблизился, несколько странно на него взглянул, вдруг припал к нему в горячем, полном страстной нежности поцелуе и повалил в высокую сухую траву. «Мне не за что тебя прощать», — подумал Итачи, отвечая на его ласки. Светило жаркое полуденное солнце, лениво стрекотали цикады, пряные ароматы сохнущих на солнце трав и цветов раздирали ноздри. Но эти двое не чувствовали полуденного зноя, они ощущали только жар друг друга.***
P. S. Итачи почтительно склонил голову, пропуская господина Данзо и пожилых советников, выходивших из кабинета Хокаге и чинно удаляющихся прочь по коридору. — Заходи, — кивнул в его сторону старик Третий. — Для тебя есть задание, — он помедлил, — очень непростое. По лицу Третьего Хокаге нельзя было сказать ничего определенного, но зоркие глаза юноши уловили легкую дрожь в пальцах старика, когда тот раскуривал трубку, жадно затягиваясь. Итачи знал, что этот день настанет, и уже был к этому готов. Готов? Ну насколько это вообще было возможно — быть готовым к чему-то подобному. Ведь это означало заранее смириться с такой чудовищной вещью. — Отказаться я не смогу, — он утверждал. — Ты умный парень и прекрасно все понимаешь, — в глазах Третьего были боль и сострадание. Ему было тяжело это говорить, возможно, даже тяжелее, чем Итачи сейчас это слышать. — Ты знаешь, что будет в случае отказа. Я вовсе не пытаюсь тебе угрожать. Да ты и сам видишь, — старик тяжело вздохнул. — Я хотел решить это дело миром. Мы оба сделали все, что возможно. Прости, но решение уже принято. Учиха молча кивнул. Отказаться он и, правда, не может, или они погибнут все, или он использует этот шанс, чтобы выкупить жизнь себе и Саске. Простая бездушная арифметика. Если бы речь шла только о его собственной жизни, он бы скорее согласился умереть, чем сотворить такое. Но брат был достоин того, чтобы жить, больше, чем они все вместе взятые. К тому же кому-то придется потом возрождать клан. Это его шанс вырваться из его собственного замкнутого круга. Вырваться из одного замкнутого круга, чтобы тут же погрузиться с головой в другой. Он остается один против всего мира и будет принесен в жертву ради него. Их с братом ждут нелегкие времена. Но меньшее, что он может для него сейчас сделать — согласиться. — Я согласен, — твердо сказал Итачи. И даже старика Третьего передернуло от такой решительности. © Irokez.